Инструктор. Пока горит звезда

Забродов, прежде чем выйти из машины, посмотрел по сторонам, нет ли за ним хвоста. Но все было чисто. Припаркованные машины стояли пустые, ожидая своих владельцев, пока те опустошат свои кошельки в бутиках. Илларион вышел из «бьюика» и сел в «кадиллак».

В салоне за рулем сидел на вид совсем молодой парнишка, в черных брюках и белой рубашке, сверху было наброшено пальто. Он несколько дней не брился, и от него пахло парфюмом.

Илларион никогда бы в жизни не подумал, увидев такого франта на улице, что он решает какие-то серьезные вопросы.

– Будем знакомы. Илларион.

Ильгар крепко пожал протянутую руку, чем еще больше расположил к себе Иллариона. Забродов уже знал по личному опыту, что от тех людей, у которых рукопожатие слабое или вялое, а рука как слизкая рыба, которая так и норовит выскочить, ждать хорошего не приходится, при первом же удобном случае они сделают тебе подлянку.

– Ильгар, у меня несколько вопросов. Первое, нужно узнать, где сейчас эта машина.

Забродов протянул листок с номером.

– Черный «мерседес». На нем в последний раз видели одного чиновника. Я подозреваю, что он до сих пор околачивается в Москве, но засел где-то на дне и не высовывается. Его нужно найти. Он связан с той резней в Багратионовском проезде.

– Наверно, это были какие-то внутренние армянские разборки. Там сейчас идет передел. Кого-то из высших чинов подмазывают, чтобы он закрыл на все глаза. Я могу узнать больше, но мне нужна страховка.

– Какого рода?

– У азербайджанцев можно подняться. Мне нужен толчок, чтобы я стал правой рукой нашего лидера. У меня тогда появятся ребята, и я буду посвящен во все секреты.

– Что я могу сделать, Ильгар?

– В три часа главари встречаются в «Праге». Устрой там облаву.

– Я должен буду там что-то найти?

– Ни хера. Я предупрежу их до того, как ты появишься. Скажу, что у меня есть связи в ментовке.

– Будет сделано, – пообещал Забродов. – Как узнаешь, кому принадлежит машина или где этот чинуша, сразу звони.

Ильгар кивнул.

– Илларион, я не доверяю Борынцу, – неожиданно признался Габиб.

– Вот те раз! Он же твой непосредственный начальник? – удивился Забродов.

– Он ловит рыбку в мутной воде, – жестко сказал Габиб и выразительно посмотрел на Забродова. – Будь с ним аккуратен.

– Буду.

«Тут со всеми надо быть аккуратными, – подумал Забродов. – И не заметишь, как засосет болото этих разборок. Как влезешь, так и не выберешься».

Илларион попрощался с Ильгаром и вернулся в свою машину. У него созрел план. Он позвонит Сорокину и сольет ему информацию, и пусть менты нагрянут в «Прагу». Ничего страшного, скажет потом полковнику, что в ментовке есть крысы, которые заранее предупредили азербайджанцев.

Глава 5

У Артура Орбели выдался удачный день. Все шло как по маслу. Ему удалось получить два долгожданных разрешения на строительство торгово-развлекательного центра и жилого дома эконом-класса. Разумеется, что Орбели пришлось раскошелиться. Но он не жалел этих денег, понимая, что в будущем, когда Коротков еще чуть-чуть поднимется, он будет спокойно получать любые разрешения, какие только захочет, и, конечно же, они не будут столько стоить.

Орбели никогда не понимал Москву с ее бешеным ритмом и псевдоделовой жизнью. Согласитесь, разве это нормально, когда чиновник, получив взятку в два миллиона долларов, становится миллионером, когда он, Орбели, чтобы заработать эти деньги, вкалывал как проклятый несколько лет. А потом ты, заработавший деньги, встречаешься в одном и том же ресторане с идиотами-бюрократами. Орбели пожал плечами. Дураки! Страна дураков. Ему было не понять русскую душу, да и не особенно он стремился. Его карьера складывалась в общем-то удачно, и грех было жаловаться. Если бы не покровители, то он так бы и торчал в Ереване. Конечно, и там бы проявились его предпринимательские способности, но он не взлетел бы так высоко, как в Москве.

Он с самого утра сидел в кабинете и сам с собой играл в шахматы. Кабинет у Орбели был просторный. Он любил роскошь. Стол из красного дерева, ковры из тончайшей шерсти, шелковые шторы, зонт-трость с золотой ручкой у кресла и дорогие коньяки в шкафу. Ему нет никакого дела до того, как живут другие, важно, что он может позволить себе все что хочет. Большие окна открывали панораму на закопченные трубы и грязные многоэтажки. Москва была похожа на огромный завод, где работают в три смены.

Орбели давно пообещал себе, что как только достигнет намеченных целей, обязательно как следует отдохнет. И все бы хорошо, но это убийство его беспокоило. Во-первых, приставали менты, его допрашивали все кому не лень, как будто он взял нож и зарезал одиннадцать человек, а двенадцатому отрубил руку. Во-вторых, Сукиасян потерялся. Мобильный не отвечает, и до сих пор он не появлялся. Может, он мертв? Или просто боится? Орбели волновался и за пропавшие деньги, и в то же время беспокоился, что Сукиасяна могут взять менты и вытрясти из него информацию.

Орбели не успел развить свою мысль, потому что в кабинет заглянула секретарша.

– К вам посетитель.

– Кто?

– Коротков Владимир Петрович.

– Пускай заходит, – болезненно поморщился Орбели.

Меньше всего Орбели хотел сейчас общаться с Коротковым. Ему не нравился этот самоуверенный выскочка, который все норовит прыгнуть выше головы, воображая, по всей видимости, что у него есть власть. Как раз у него нет никакой власти, потому-то он им управляет, командует, как рядовым, а тот носится со своей предвыборной кампанией, высунув язык, совсем как дворовая шавка. Что ж, за все надо платить, и он подбросит ему работенку, чтобы не думал, что деньги достаются даром.

Коротков снова изобразил приторно-радушную улыбку, от которой Орбели уже порядком подташнивало.

– Здравствуй, здравствуй, друг. Присаживайся. У меня есть новые данные по той резне на стройплощадке. То происшествие разозлило многих людей и здесь, и в Армении.

– Ты разобрался с тем главарем азеров?

– Его можно исключить.

Коротков закашлялся, прикрыв рот ладонью.

– Мне дали имя другого главаря, я хочу, чтобы ты его проверил. Он сейчас сидит в тюрьме. Его зовут Джамил Бадалбейли.

Орбели не любил, когда ему указывали, что делать. Неужели этот придурок вообразил, что он главный?

– Кто твой источник?

– Он не хочет светиться.

– Мы свои люди, и ты должен мне доверять, если хочешь, чтобы мы работали вместе и дальше. Я понятно выразился?

– Я все понял, Артур.

Коротков едва сдерживал ненависть. Ему хотелось наброситься на Орбели и как следует его отдубасить, чтобы он знал свое место и не совал нос, куда не надо. Но вместо этого он вяло улыбнулся.

* * *

Забродов для пущей безопасности позвонил Сорокину из телефонной будки. Связь была дрянной, потому тот не сразу понял, кто ему звонит, перебрав с добрый десяток имен, прежде чем сам Илларион сердито не представился.

– Купи себе лекарство для улучшения памяти и разгадывай кроссворды!

– Остроумно, Забродов, очень! Посмотрел бы я на тебя, что бы ты делал, если бы оказался на моем месте.

– Рынок, где похозяйничали армяне, по крайней мере, я в этом уверен, спонсировали азербайджанцы. Я знаю, что азербайджанцы не имеют никакого отношения к резне на стройплощадке. Это какие-то внутренние разборки армян.

– Твой источник ошибся, – перебил его Сорокин.

– То есть? – удивился Илларион и в то же время восхитился про себя Сорокиным. Молодец, не ждет, когда его удавкой придушат, а борется, что-то делает.

– Все сводится к тому, что это – межэтнический конфликт. Вопрос в том, что они там не поделили. По моим сведениям, армяне крышевали наркоторговлю азеров, и все мирно уживались. Поговори со своим информатором.

– Этот информатор близок к тому, чтобы подняться среди азеров. Если он поднимется, нам это поможет. Он пробовал, кстати говоря, выйти на след однорукого чиновника, но ему посоветовали успокоиться и обо всем забыть.

Сорокин хмыкнул.

– Похоже, кто-то заинтересован, чтобы спустить все на тормозах. Кажется, теперь я понимаю, почему тогда мы никого не взяли в «Праге».

– Его кто-то слил. Будь осторожен, полковник. Тебя могут окружать враги.

– Так недолго и параноиком стать, Илларион.

– Можно и шизофреником, если неудачно вляпаешься, – философски заметил Забродов и добавил: – Полковник, у меня есть еще одна новость.

– Выкладывай без этих театральных пауз. Или ты мечтаешь, чтобы меня хватил удар прямо на рабочем месте?

– Он дал мне адреса главарей азеров.

– И что это нам даст? Будет одной грустной мордой больше в СИЗО, и все равно придется всех отпустить. У меня ничего на них нет.

– Мы возьмем всех, и этого информатора тоже. Он, кстати говоря, работает под прикрытием ФСБ, так что ты с ним поделикатнее. Там поговорим с ним. Заодно и выясним, почему он соврал.

– Забродов, объясни мне, как ты умеешь получать нужную информацию? Ты что, их пытаешь?

– Раскаленными щипцами, потом в воду на десять секунд и в гараже знакомого сдавливаю голову тисками, что-то типа испанских сапог, только для головы. Я же не такой нежный, как ты, Сорокин.

– На твоей совести, Забродов, десятки статей Уголовного кодекса!

– Спишь и видишь меня за решеткой?

– Типун тебе на язык, – отмахнулся Сорокин. – Никакой совести и морали! И почему ты пошел в ГРУ? Тебе в КВН надо было идти!

– Если мне в КВН, то тебе в цирк, Сорокин. Значит, будем брать всех завтра. Я тебя предварительно наберу.

– Вдвоем что ли? Ты сдурел Забродов? Хочешь, чтобы нас перестреляли?

– Лиха беда начало! – усмехнулся Илларион и прекратил разговор с Сорокиным на самом интригующем моменте. – До завтра!

Заодно будет полковнику занятие на грядущую ночь. Пускай займется переоценкой ценностей и осмыслит прожитую жизнь, что бывает весьма полезно.

Илларион не беспокоился о будущем дне, исходя из тех соображений, что он договорился с ребятами – своими бывшими учениками, так что волноваться было нечего. Он их учил уму-разуму и прекрасно знал, на что они были способны.

* * *

Задержание главарей азербайджанских бандформирований происходило в обычном многоквартирном доме на окраине Москвы. Рядовой обыватель, пожалуй, и не подозревал, что живет на одном этаже с криминальными авторитетами, чьи имена приводят в трепет даже бывалых бандитов.

Вначале Сорокин предложил побеспокоить соседей, чтобы их чего доброго не задели при задержании. Но, как подозревал Илларион, он боялся, что соседи могут пожаловаться, что следователь в компании с какими-то неустановленными лицами занимался самоуправством.

– Не бойся, Сорокин. Знаешь, как говорят? Надейся на лучшее, готовься к худшему, – сказал Илларион и поправил под рубашкой бронежилет.

– Тебе хорошо шуточки отпускать, когда ты уже на пенсии! А мне еще надо ее получить!

– С твоими навыками можно подрабатывать наемным киллером. Конфиденциально и, между прочим, платят хорошие деньги.

– Ага, а потом меня прибьют такие вот пенсионеры, вроде тебя! Завидую я тебе, Забродов, белой завистью! Ты уже закон столько раз нарушал, что меня десятки раз бы уже посадили, а тебе хоть бы хны!

Одного бывшего ученика Илларион оставил около входа в подъезд, чтобы тот сигнализировал в случае опасности. Бывают разные ситуации. Вдруг еще не все в сборе? Забродову не очень-то хотелось, чтобы его с тыла нашпиговали свинцом как поросенка. Второму ученику Забродов приказал оставаться около лифтов этажом ниже. Сорокин, наблюдая за этими манипуляциями, ужаснулся:

– Ты в своем уме? Это ты что, собрался вдвоем штурмовать осиное гнездо?

– Двум смертям не бывать, одной не миновать, – оптимистично ответил Илларион и вежливо постучал в дверь.

Можно было подумать, что в этой квартире проходила дискотека каких-то подростков, у которых родители уехали на дачу. Звуки музыки разносились на весь подъезд.

– Шансон любишь? – и, не дожидаясь ответа Сорокина, Илларион сам же ответил: – Я недолюбливаю.

Дверь никто не открывал.

– Естественно, тут ничего не услышишь, – и Забродов властно застучал кулаком.

Его стук возымел эффект, и ровно через минуту дверь открылась, оттуда высунулась нахально-невозмутимая рожа. На Забродова, как на врага народа, не уничтоженного по недосмотру советской власти, смотрел парень лет тридцати, смуглый, небритый, эдакий красавчик, любимчик русских дам.

– Не могли бы вы сделать музыку потише? – вкрадчиво произнес Илларион.

Парень явно хотел ответить что-то нецензурное, но, заметив пистолет Сорокина, направленный прямо ему в живот, притих и попятился. Забродов резко схватил парня за руку и вытащил его на лестничную площадку. Тут же повернул его лицом к стене и достал пистолет из кармана его куртки.

– Ого! С каких это пор законопослушные граждане пользуются пистолетом «ТТ»?

– Это статья, – добавил Сорокин. – Состав преступления налицо.

– Отпустите! – взмолился азербайджанец.

Илларион, переглянувшись с Сорокиным, мягким ударом в затылок вырубил азербайджанца.

– Ты что делаешь? – возмутился Сорокин.

– Извини, – усмехнулся Илларион. – Я тебя неправильно понял. Я вбегаю первым, ты за мной. Этот еще очнется нескоро, а если и очнется раньше, то оружия у него нет и телефона тоже. Из подъезда ему не выйти.

Квартира была двухкомнатной, с небогатой обстановкой. Илларион, зайдя в коридор, первым делом закрыл за собой дверь. Не любил он, чтобы соседи подглядывали. Вызовут еще милицию, и разбирайся потом, кто прав, кто виноват, теряя драгоценное время. Азербайджанцам только это и надо: свяжутся потом со своими покровителями из правоохранительных органов, и их придется сразу же отпустить. Не станет же Сорокин ради каких-то азербайджанцев, пускай и серьезных преступников, рисковать дальнейшей карьерой.

– Всем на пол! Лежать, суки! – Сорокин залетел в зал, где вился ароматный дымок марихуаны.

Полковник Сорокин был похож на героя боевика – полицейского, который, отчаявшись от вселенской несправедливости, решил вершить правосудие самостоятельно по законам совести и чести. Его позицию весомо подкрепляли два пистолета, которые он направил на троих азербайджанцев, которые, словно по команде, рухнули на пол.

Забродов тем временем проверил кухню. Там никого не было. Тогда он, быстро метнувшись по коридору, вылетел из-за угла и наставил пистолет на дверной проем в спальню, чтобы его не задела шальная пуля. Там, на двуспальной кровати, укутавшись одеялом, лежал Габиб вместе с какой-то девкой.

– Извини, что прервал на самом интересном. Теперь аккуратно подними руки, без резких движений отбрось одеяло и встань.

«Придется извиниться потом перед Габибом, – виновато подумал Забродов. – Все-таки нехорошо это, портить такое ответственное и интересное мероприятие. Третий в таких делах всегда лишний. А я тут ворвался».

Габиб послушно поднялся с кровати, отпустив одеяло, и предстал перед Забродовым в костюме Адама. Девушка затравленно смотрела на Иллариона, не понимая, что ей делать, то ли закатить истерику, то ли лежать смирно и ждать, пока все образуется.

– Оденься и выходи из комнаты. Ты арестован, – важно сказал Илларион и обратился к девушке. – Он серьезный преступник, мадемуазель.

Девушка начала плакать от страха. Илларион поморщился, уж если он что-то не любил, так это женские слезы. Забродов терялся и не знал, как ему быть. С одной стороны, ему становилось неловко, но с другой стороны, он испытывал раздражение.

Угрюмый Габиб натянул джинсы и надел майку, подняв руки, вышел из комнаты. Забродов показал глазами на туалет и ванную. Габиб помотал головой.

– Пошевеливайся, урод! – прикрикнул Забродов на Габиба и втолкнул его в зал к остальным азербайджанским главарям. – Это у вас что, кружок по интересам?

– Интересы у них специфические, – ухмыльнулся Сорокин. – Незарегистрированное оружие, я в этом стопроцентно уверен, и еще травка. Уголовное дело можно считать возбужденным.

– У тебя будут серьезные проблемы, придурок, – процедил среднего роста азербайджанец, блеснув золотой коронкой.

– Не будь кретином, – посоветовал Забродов. – У тебя они уже появились. А если ты этого не понял, то я могу тебе объяснить.

И он угрожающе поднял пистолет, как будто прицеливался. Сорокин смотрел на Забродова, ожидая дальнейших команд.

Илларион раздумывал: «В ментовку мы их точно не повезем. Сорокина по голове не погладят, если узнают, каким способом он повышает статистику раскрываемости преступлений. Габиба отдельно не уведешь, так мы его подставим и потом найдем его труп на следующий день в каком-нибудь мусорном ящике, если его не закопают в лесу или не утопят в реке. Остается очень простой вариант. Вырубить троих ненужных свидетелей и ту девушку, чтобы поговорить с Габибом».

– Я сейчас, – сказал Илларион удивленному Сорокину и вышел из зала.

Девушка, по всей видимости, находилась в состоянии ступора, так как она все еще лежала на кровати, завернувшись в одеяло, и смотрела перед собой пустым взглядом. При появлении Забродова она вздрогнула. Он, чтобы не поднимать лишних криков и визгов, броском упал на кровать, зажал ей рот рукой и надавил на несколько точек на шее, после чего девушка, словно под воздействием снотворного, тут же заснула.

С главарями покончили так же быстро. Для этого их пришлось поодиночке выводить на кухню.

Забродов допрашивал Габиба в зале. Сорокин дежурил на кухне, чтобы азербайджанцы не очнулись раньше времени.

Посреди комнаты Забродов поставил два стула, отставив журнальный столик в сторону. В пепельнице все еще дымился косяк, который Забродов притушил, чтобы сладковатый дым не лез в ноздри.

– Габиб, на этот раз мне бы хотелось услышать правду.

– Армяне затевают какое-то крупное дело. Они работают на мафию за пределами Москвы. Азербайджанцы хотят получить свою долю. То, что утворили армяшки, было намеком, что нужно делиться.

– Делиться чем?

– Я этого не знаю. Это знают главари. Вот почему мне нужна услуга, чтобы я поднялся.

– Как насчет отрезанной конечности?

– Я не знаю, – решительно сказал Габиб.

Илларион, внимательно посмотрев на Габиба, поверил ему. И вправду, откуда ему все знать, если он пока в азербайджанской банде никто? Так, скорее перспективный, подающий надежды. И вряд ли ему будут доверять строго секретную информацию. Никто не хочет ставить себе капкан.

– Ты пойми, Габиб, мы не можем допустить мести за стрельбу на рынке. Развяжется бойня. Ты должен быть посредником в мирном процессе.

– Мира не будет, – ухмыльнулся Габиб. – Те армяшки должны заплатить за стрельбу. Это не мои правила.

– Ты знаешь, сколько людей поработало на стройплощадке?

– Я не знаю. Если начну спрашивать, то моему прикрытию конец.

– Азербайджанцы смыкают ряды. Тебе опасно оставаться.

– Я провел шесть месяцев в тюрьме и два года здесь с этими животными. Вы не можете меня вывести из игры.

– Я постараюсь тебе помочь, – пообещал Забродов.

– Избей меня.

– Это что за мазохизм? – нахмурился Илларион.

– Ты прикроешь мою шкуру. Я скажу им, что ты избил меня за то, что я тебе ничего не сказал. Это повысит мой рейтинг.

Илларион размахнулся и, стараясь бить несильно, ударил Габиба в нос, затем посильнее под левый глаз, чтобы появился фингал. После чего врезал ему еще несколько раз по лицу, чтобы появились кровоподтеки.

Габиб стойко молчал. Лицо у него сочилось кровью. Забродов чувствовал себя настоящим подонком.

Из кухни прибежал Сорокин. Его глаза округлись от изумления.

– Вот уж не думал, что ты умеешь пытать, Илларион! Да ты настоящий палач! Ты хоть понимаешь…

– Не сыпь мне соль на рану, – рявкнул Забродов, нанеся последний удар Габибу, после чего тот потерял сознание.

Поверженный Габиб лежал на ковре, раскинув руки в стороны.

– Пойдем, Сорокин. Гадостно на душе.

– За такое садят, Забродов.

– Оставь свои ментовские шуточки при себе. И без тебя паршиво, полковник.

Они вышли из квартиры, у порога которой до сих пор лежал вырубленный азербайджанец. Забродов с помощью полковника затянул тело в квартиру, после чего закрыл дверь на кнопочный замок.

Поблагодарив учеников за поддержку, Забродов остался наедине с полковником. От греха подальше Сорокин выехал из двора.

– У меня новости, Забродов.

– Это ты про погоду?

– Именно, – иронично ответил Сорокин. – Завтра ожидается похолодание, град…

– Не ерничай.

– Звонили ребята. Кажется, они вышли на этого однорукого. Черный мерседес с такими же номерами припаркован около захудалой гостиницы на севере Москвы.

– Однорукий бандит, – пробормотал Забродов. – Ну что, тряхнем стариной? Он наша путеводная звездочка. Надо брать его.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, Забродов.

В Москве снова заморосил мелкий дождь. Дул холодный ветер, и несмотря на отсутствие снега казалось, что пришла зима. Скоро начнутся заморозки, и асфальт, пешеходные дорожки покроются ледяной коркой, по которой невозможно будет ходить.

Сорокин ловко вклинился в транспортный поток, нарушив при этом несколько правил дорожного движения, на что не преминул указать ему Забродов.

– Кто бы говорил! С твоей законопослушностью в Америке три пожизненных можно получить.

– Можно подумать, что ты, полковник, чистюля. Думаю, что если хорошенько покопаться в твоей биографии, то можно обнаружить немало интересных фактов.

– Это можно расценивать как угрозу?

– Был бы человек, а уголовное дело всегда найдется, Сорокин. И тебе это знать как никому другому.

Полковник Сорокин ничего не ответил и только поддал газу. Ему уже надоело это уголовное дело и хотелось разобраться с ним поскорее. Сколько можно терпеть это напряжение? Так и недолго до того, что он сляжет, а потом, чтобы оклематься, будет ездить по больницам и санаториям.

Глава 6

Эдисон Багиров знал: чтобы дела шли хорошо и под ногами не путалась всякая шушера, нужно себя изначально грамотно поставить. Эдисон жил в Москве давно. Лет двадцать. Когда началась перестройка и в поисках лучшей жизни в Москву хлынули тысячи таджиков, казахов, азербайджанцев и представители прочих национальностей, поехал и он, Багиров…

Багиров спокойно ехал на своем «порше». По распорядку у него значился выходной, а это означало, что он может прошвырнуться по магазинам, чтобы обновить свой гардероб, да и прикупить пару золотых цепочек, после чего пообедает или поужинает в своем ресторане, и еще для отличного завершения дня поедет в ночной клуб, где снимет, а потом и трахнет практически за бесплатно молоденькую москвичку.

Жизнь его не была такой сладкой. По приезду в Москву Багиров на личном примере узнал, что такое голод, когда ты слоняешься, не жравши целый день, что такое беготня от ментов, которые нещадно маслают тебя дубинками, что такое холод, когда спишь в каком-то подвале, лежа на картонке и набросав на себя газет, и что такое расовая вражда, когда где ты ни появишься, сразу вызываешь ненависть. Те годы слишком хорошо отпечатались в памяти Эдисона Багирова, поэтому он и ценил свою нынешнюю жизнь, брал от нее все и вообще-то не гнушался никакими средствами, понимая, что если не заберешь свой кусок, никто тебе его не подарит.

Совесть Багирова не мучила. У него было оправдание: раз его избили какие-то русские националисты, просто так, ни за что, когда он просто шел по улице. Тогда Эдисон впервые в жизни подумал, что умирает. Он валялся на асфальте, истекая кровью в проулке. Немногочисленные прохожие шарахались и проходили мимо. А он, Эдисон, тщетно пытался подняться, понимая, что если его заберет милиция или скорая помощь, то вышвырнут его ко всем чертям из России.

И тогда он озлобился, понял, что если не начнет действовать, то его просто разорвут на куски. Оказалось, что не одного Багирова мучили подобные мысли. Он нашел своих единомышленников на рынке, где работали азербайджанские торговцы. Как водится, на рынке были и рэкетиры, которые вели свой бизнес. Эдисон за неплохую мзду пообещал своим соотечественникам, что избавит их от рэкета и наездов. Со своим первым делом он справился успешно. Вооружившись ржавой арматурой, он и еще четверо знакомых до смерти забили троих рэкетиров на устрашение другим. После этого случая Багирова начали уважать и бояться, и он, чтобы не отойти в лучший мир, вскорости обзавелся оружием. Со временем Багиров, обросши огромным числом соплеменников, также недовольных притеснениями со стороны коренного населения, организовал сильную бригаду. Через кооператив взял под свой контроль торговлю фруктами и цветами, вытеснил из рынков прибалтов и украинцев, держал Центральный, Ленинградский и Черемушкинский рынки, вышел на связь с преступными группировками из Турции, Пакистана и Ирака, специализируясь на торговле валютой и наркотиками. Правда, не все складывалось так гладко, как того хотелось бы. Случались и промахи, и довелось пропустить парочку серьезных ударов, когда однажды менты погромили его торговые точки в ходе спецоперации. Он, как руководитель азербайджанского землячества в Москве, на встречах с представителями власти высказал ряд претензий. Представители грузинской и армянской общин позорно молчали. Понятно, что менты их почти не тронули, но могли бы вступиться хотя бы в знак солидарности. Тогда еще министр внутренних дел Азербайджана сказал, что рейды московского ОМОНа могут спровоцировать «вспышки народного гнева» против многочисленного русскоязычного населения Баку.