Очерки истории и культуры Обдорского Севера Березовского края XVIII – начало XX вв. II том

Очерки истории и культуры Обдорского Севера Березовского края XVIII – начало XX вв.

II том

Валентина Вануйто

© Валентина Вануйто, 2020

ISBN 978-5-4498-9380-2 (т. 2)

ISBN 978-5-4498-9378-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава VIII

Семейные ценности населения

Обдорского Севера

Семейные ценности – целомудрие

У народов, проживающих на севере, сложилось твердое убеждение в непреложной ценности семейной жизни, статуса семейного человека, который считается человеком большой родни, уважаемым основателем и продолжателем рода. Лишь после женитьбы взрослый человек выступал как лицо самостоятельное. В суровых условиях севера в супруге видели товарища по борьбе за выживание. Мужчину и женщину объединяла жесткая необходимость вести хозяйство. Женщина, став женой и хозяйкой дома, в какой-то мере приобретала социальный статус и определенную степень свободы, становилась равной среди равных. Положение женщины в семье нельзя оценить однозначно как у коренных народов, так и у русско-зырянского населения.

В истории существовали культуры, в которых девственность не имела социальной значимости. Девственность – отсутствие у лица в прошлом и настоящем половых сношений; синоним целомудрия. Христианство возвело в культ девственность и целомудрие женщины, считало половые контакты допустимыми лишь в рамках официального брака и с единственной целью деторождения. Сохранение девушкой «чистоты» до брака, видимо, первоначально ценилось лишь верхушкой общества. Среди крестьянства, по многочисленным свидетельствам источников, на добрачные половые связи на Руси смотрели снисходительно.

В частности, вплоть до XVII в. общество русского населения вполне терпимо относилось к посещению девицами весенне-летних «игрищ», предоставлявших возможность до- и внебрачных сексуальных контактов. На Русском Севере в конце XIX— начале XX вв. сохранялись «яровуха» и «скакание». «Скакание» происходило накануне венчания в доме жениха. «Яровуха» состояла в том, что после вечеринки в доме невесты вся молодежь оставалась спать вповалку, что было утрачено русским населением Обдорского Севера. В русских селениях добрачные сексуальные контакты как юношей, так и девушек считались едва ли не нормой. Тем не менее, даже по церковным законам это не могло служить препятствием для вступления в брак. Исключение составляли только браки со священниками.1

У русских Обдорского края родители и старшие не были строги к поведению молодых людей, но лишь до свадьбы. Но и до свадьбы свобода отношений вовсе не означала сексуальной свободы. Существовали вполне четкие границы дозволенного, и преступались они весьма редко. Старались строго относиться к девственности невесты, что отражено в специфике свадебного обряда. По сведениям исследователей, у коренных народов чистоте девушки не придавалось особого значения: «Девственности новобрачной не придается у остяков никакого значения».2 Ю. Кушелевский отмечает, что «за нарушение девичьего целомудрия не подвергают наказанию и не вменяют в стыд им порочную жизнь».3 А. Г. Воронов подтверждает, что целомудрие не оценивалось хантами высоко: «девице не ставился в упрек отсутствие невинности, предосудительным считается наличие добротных детей, но некоторые мужья бывают этому рады».4

Исследователи считали, что нарушение происходило из-за ранних и неравных браков: «неравные браки у остяков дело самое обыкновенное. У них нередко увидите жениха девяти или десяти лет, а невесту 19—20».5 Действительно, как можно было сохранить чистоту, если дочь выдавали замуж в возрасте 10 и ранее лет, мальчика женили на взрослой женщине, а после смерти старшего брата, младший должен был жениться на снохе, после смерти отца – на мачехе и т.д.6Это подтверждают архивные материалы. Жена Афанасия Чалтымова, которых женили в малолетстве, жила с отцом своего мужа, с которым «прижила» двух детей. Муж ее находился во власти своего отца, и не имел с ней супружеских контактов.7 Таких примеров можно привести много. Одиннадцатилетний сын Ивана Алмина был женат на 17-летней Федосье Семеновой, Сюгли Тонин своего восьмилетнего сына женил на 10-летней дочери Ети Еакилева, Анне Воропаевой было 60 лет, когда она выходила замуж за Ивана Менду.8 А. А. Дунин-Горкавич приводит пример, когда «старуха 70 лет», имевшая правнуков, вступает в брак с 30-летним мужчиной.9

В результате контактов с русскими и коми-зырянами у крещенных хантов сталоотмечаться заимствование соблюдения невинности девушек, обряда целомудрия: «остяки не остаются равнодушными к вопросу о сохранении девства невестою до установления обычаем момента передачи ее жениху».10 Ханты «в невесте, как и в жене, нравственную чистоту считают первым достоинством».11 Если девушка у ненцев была чиста, то наутро супруг был «доволен своей женой, отдаривал тещу новым платьем и оленем».12 В случае если невеста имела контакты до брака, то отец отдавал жениху из калыма 2—3 оленей. У хантов демонстрировалась рубашка новобрачной или изрезалась постель, на которой спали молодые.13

Целомудрие – прочная нравственная основа благополучного брака. Существуют записи современников, наблюдавших быт коренных народов в исследуемые периоды, а также многочисленные и разнообразные этнографические материалы, по которым можно судить о целомудрии супружеских пар, о чистоте невест. У ненцев строго соблюдались принципы целомудрия супружеских отношений.14 Для ненцев характерна естественность – здесь не увидишь в семейном кругу вызывающее поведение, кокетство. Женщина до такой степени прочно замыкала кольцо своего внутреннего мира вокруг мужа, его жизни, его интересов, что для нее просто переставали существовать все другие мужчины. Несмотря на то что существовалиопределенные нормы супружеской верности, большинство мужчин легко прощали нарушение этих норм. Относительно мягкое отношение к женщине наблюдалось у ненцев: «мужья всегда стараются им угождать богатыми нарядами и лучшими оленями».15 Если муж у хантов заподозрит какую-либо из своих «жен в измене ему с другим мужчиной, он срезает с медвежьей шкуры шерсть и несет ее тому, кто, по его предположению, является любовником его жены. Если тот невиновен, то он примет шерсть. Если же виновен, то, по их обычаю, он не должен ее тронуть, а обязан сознаться в том, что было. После этого они дружелюбно мирятся на том, что продают неверную жену».16

У русских обе стороны, и мужская и женская, старались соблюдать целомудрие. Честь женщины настолько связана с честью мужа, что она должна была хранить супружескую верность, особенно во время его долгих отлучек. Длительные командировки мужчин были поводом клеветы, сплетен, которые приводили к нарушению отношений супругов. Донос о «непотребных» поступках жены Ильи Сверчкова послужил поводом для развода. Н. А. Миненко отмечает, что русское население старалось сохранить семейные узы, т.к. в создании новой семьи возникали большие трудности. Тем более, семьи испытывали постоянный недостаток в рабочих руках. Мужчины и женщины старались отнестись к любовным похождениям снисходительно. Детей незаконнорожденных старались усыновить, а неразрушать семью.17 У коми-зырян «разврата» и любовных похождений не замечалось. В женах ценилась верность.18

В обрядах хантов постепенно произошло переплетение языческих и христианских элементов. Исследователи, неглубоко знающие народ, часто удивлялись «неконтактности» здешних женщин, которые, вроде бы, совсем не реагируют на присутствие незнакомых мужчин. У хантов женщина должна избегать, даже показываться чужим мужчинам. Для хантыйской женщины важно, чтоб муж был жив и здоров; если он был предан семье, то она была счастлива. Но, отмечалось нарушение супружеской верности во время празднества: «Мужья не ставят себе в вину таких нарушений, но жен подвергают за это побоям и истязаниям, нередко прогоняют их совсем из дома, а иногда жалуются старшинам».19 Бывали случаи, что родственники мужа во времяего отсутствии пытались овладеть женой, которая старалась соблюсти целомудрие. Об этом свидетельствует архивные материалы, где описывается о том, что в период отсутствия мужа, крещеная Екатерина Никифорова «не знавши его умыслу без всякой опасности» разрешила остаться на ночь дядю Семена Лелятова – Михайло Холодилова. Михайло Холодилов воспользовавшись отсутствием племенника, ночью «когда она уснула, … напал на нее спящую. …и, сколько бы она из его рук не вырывалась и ни кричала, но не смогла из рук его вырваться, который свалил ее на пол, учинил с нею усильно беззаконное дело».20 Архивные данные свидетельствует и о том, что «бывали случаи, хотя очень редко, что жена покидала своего мужа ради увлечения другим остяком».21 З. Козлов отмечает, что «незаконнорожденность вся падает на инородцев остяков».22 Надо сказать, что случаи нарушения традиционных правил поведения в обществе были крайне редки.

Одна из основных задач любого общества – воспроизводство новых поколений его членов. При этом важно, чтобы дети были физически и психически здоровыми и впоследствии имели способности к обучению и социализации. Вместе с тем, важным условием существования общества является регулирование рождаемости, избежание демографических спадов или взрывов.

Морально-этические традиции

Каждый народ имеет свою, присущую только ему, культуру и историю, стремление определить свое место в потоке исторических событий. У всех народов существовала высокоценная и полезная система и принципы хозяйственного, эстетического и этического, нравственного отношения к природе, существовали традиции и обычаи, исторический опыт и мудрость. Если условно представить морально-этические традиции населения Обдорского Севера в иерархии ценностей, на первом месте будут стоять традиции, тесно связанные с природой и трудовой деятельностью людей. Дело в том, что эта традиция одна из самых древних, и ее «область действия» охватывает всю жизнь человека от рождения: будь то сын – будущий кормилец или дочь.

Ролевая структура традиционной семьи русскоязычного и коренного населения Обдорского Севера, проявляющаяся в отношениях, была основана на почитании старших, в первую очередь, отца. Отношение к главе семьи также регулировалось определенными нормами этикета: его указания выслушивали, молча, в его присутствии детям нельзя было громко разговаривать, смеяться, младший обязан выслушивать старшего и не прерывать его речь. Мужчина был не только главой семьи, но и распорядителем всего семейного имущества. У ненцев «глава семьи пользовался неограниченной властью и уважением; без его позволения, не только ребенок, но даже жена не решится принять подарок за свою услугу от постороннего человека».23 Взаимоотношения хантов основывались на том, что «отец в семье считался старшим лицом, и если взрослые его сыновья еще не отделены, то он распоряжался всем имуществом. Кроме этой имущественной власти отец имел и личную власть, так что члены семьи находились у него в послушании. В случае же непослушания малолетних детей в семье отец наказывал их сам. На совершеннолетних же жалуется старшинам, которые или делают неповинующимся внушение, или, в крайнем случае, наказывают розгами».24

Муж в семьях воспринимался женой как старший, ее обязанность – слушаться его во всем, угождать, заботиться. Его обязанность – материально обеспечивать женщину. Аналогично отношение и к детям, которые понимаются как собственность родителей. Подчиненное положение женщины, характерное для традиций коренных народов, восходит к культу предков, в соответствии с которым назначение человека на земле – продолжать род. Покорность, покорность и еще раз покорность – такова была главная добродетель женщины. Важнейшими и лучшими качествами женщин считались робость, сдержанность, умение приспосабливаться к характеру мужа. У ненцев, например, существовал запрет говорить с женой в присутствии старых людей и называть ее по имени. Во время каслания мужчина старался говорить с женой жестами, если была в этом необходимость. Женщина же обращалась к мужчине осторожно, выбирая выражения. Обращение было привязано к имени младшего брата или ее старшего сына. На практике это звучало так: «старший брат Таборчи» («Таборчи нека»), «отец моего старшего сына» («Нгарка нюн нися»). Если супруги были преклонного возраста, то женщина использовала в разговоре такую форму обращения как «отец моих детей и внуков» («ири невэ»). К старым людям обращались: «дедушка» («ири»), «бабушка» («хада»). Если хотели сказать о взрослом человеке, то называли его по имени старшего ребенка.

Традиционной нормой поведения хантыйской женщины был обычай избегания («емлты»). В обряде «избегания» находились женщина и родители мужа, мужчина и родители жены, жены двух братьев, женщина и муж дочери ее сестры. Ограничения общений касались в большей степени жен сыновей, снох – жен братьев, жен племянников. В отцовских неразделенных семьях сноха должна была избегать свекра, старших братьев мужа; в братских – старших братьев мужа, в семьях типа «дядя-племянники» – дядьев мужа, если муж жил в семье дяди с братьями – его старших братьев. А. А. Дунин-Горкавич описал запреты хантыйской женщины, которые сопровождали ее по жизни.25 Так, ввод в дом молодой невестки начинался с того, что она должна была прикрывать свое лицо в присутствии старших родственников мужа. Покрывало она переставала носить только после смерти отца своего мужа. Бывший инспектор Тобольской врачебной управы г. Алберт также отмечал, что в семье женщины «волосы завивают в косы, а на голове носят четырехугольные покрывала, так что редко можно видеть их в лицо. Если женщина вздумает на что-нибудь взглянуть, то поднимает покрывало перед одним только глазом»26 Молодая жена должна была избегать свекра, говорить в его присутствии только шепотом, ходить с закрытым лицом, не имела права вмешиваться в мужской разговор, хотя могла с интересом к нему прислушиваться. Обращаться по имени к мужу и его старшей родне строго запрещалось. Мужа она называла иносказательно.

До замужества девицу часто называли по отцу, а после вступления в брак – по мужу. Например: дочь Течеда (нен. – «Течеда не ню»), жена Вудычида (нен. – «Вудычида пухуца»), жена Хозена (нен. – «Хозена пухуца») и т. д. Женщины редко упоминались по имени. Они рассматриваются в литературных источниках, ревизских сказках как предикат мужчины, впрочем, как и дети.27 Она не называла мужа и других родственников по имени, используя вместо этого иносказание. Этот речевой этикет очень важен. У хантов и ненцев строго соблюдалось табу в период месячных «очищений» женщин. Ханты о такой женщине говорили: «за пределами дома находится» (хант. «Ким питс»), «за порогом находится» (хант. «ов шепа питс») или «в маленьком доме находится» (хант. «ай хота питс»). В дом она могла вернуться только после обряда очищения. Запрет в этот период лежал и на участие в приеме гостей, жертвоприношениях, праздниках. В течение этого периода ненецкая женщина спала отдельно от мужа, так как считалось, что женская нечистота (нен. «ся’мэй») лишает мужчину удачи в промысле, делает его слабым и больным. Существовал ряд запретов, связанных с питанием. Например, хантыйским женщинам запрещалось резать щуку, налима и осетра.28 А также во время месячных очищений и беременности им нельзя было естьмясо лося, медведя, осетра, стерлядь, уху из щуки и налима.29По сообщению К. Ф. Карьялайнена, «у северных остяков женщины (беременные или кормящие) не могут кушать то, что убито стрелой».30

Самым большим уважением в обдорском обществе пользовались старые люди. А. Ф. Миддендорф обратил также внимание на высокое уважение к старости и на кротость детей.31Они так же, как и дети, были окружены постоянным вниманием, заботой и уважением. Старому человеку в семье всегда было обеспечено почетное место, лучшая еда, уважительное отношение к его замечаниям и советам. Правила житейского поведения требовали, чтобы дети первыми здоровались со старшими, не утомляли их бесконечными вопросами, не садились прежде, чем займут место старшие, не входили в дом раньше их, наоборот, ждали, пока войдут взрослые или гости. В присутствии людей преклонного возраста не принято заниматься нравоучениями. Без участия старого человека не совершалось ни одно событие, ни обряды, ни праздники. Соблюдение традиционного этикета по отношению к старому человеку – дело чести каждого. У коренных народов супруги обращались друг к другу, используя специальные обращения. Нравственность русских, все нормы поведения требовали безусловного уважения родителей на протяжении всей их жизни. «Дети обязаны родителей во всем слушаться, покоить и кормить их во время болезни и старости» – эти наставления не раз можно услышать в русских семьях.

У ненцев люди, имеющие жизненный опыт, обращались к старому человеку «вэсоко» («вэсэй»), а к старой женщине – «хада». У хантов старших в семье называли «вун хоят» («пирщ хоят»). Обращение к жене у ненцев зависело от того, к какому возрасту, она принадлежала (к молодой, если у нее был ребенок – «невэ», старше 30 лет – «пуху», «пухуца»). В чуме во время беседы мужчина мог обратиться к жене такими словами – «мать моего ребенка» (нен. – «нюн небя»). В случае наличия нескольких жен «к именам их прибавляется нумерация: 1-я, 2-я жена»32 (первая жена – «пюды не», вторая – «таты не»).33 У хантов супруга обращалась к мужчине со словами – «мой муж», «мой хозяин» («икем хоем»), мужчина к своей жене – «моя жена» («неннем»). Когда супруги были уже в возрасте, то называли друг друга – отец, мать («таха», «анка»).34

Хантыйские дети взрослых величали по имени своих сверстников: «Колин дедушка» (хант. – «Микулин ащиращи») и т. д. Если в семье было несколько членов старшего поколения, то добавляли «старший» («вун»): «старшая бабушка» (по матери), («вун анканки»), «старший дедушка» (по отцу), («вун опращ»). Обращаясь к незнакомым или мало знакомым людям, а также к близким родственникам, дети использовали термины «дядя», «тетя» (хант. – «акем ики», нен. – «нися», «нинека», хант. – «имем ими», нен. – «неба»). Друг друга они называли по именам, которыми наделили их родители. Когда взрослые обращались к ребенку, чтобы он выполнил какое-нибудь поручение, например, сходил в соседний чум, чтоб пригласить кого-то, то употребляли иносказательную форму: «в соседнем чуме живущий старик» (нен. – «тенянгы мя’кна илена ири»). Мужчины младшие по возрасту обращались к старшим, обычно употребляя родственную или описательную терминологию: «отец мальчика Явлада» («Явлада неся»), «отец девочки Илне» («Илне неся»).

Население Обдорского края дорожило чувством дружбы, люди старались всегда сохранять добрые отношения с соседями. Существует большое количество пословиц на эту тему: «С хорошим соседом и беды не страшны», «Если соседу хорошо, то хорошо и тебе». Недостойным считается обидеть соседа или вмешаться в его личные дела. «Обижать своих соседей – то же, что дразнить медведей».35 Отношение к добрососедству у русского населения подчеркивалось в пословицах: «Не бери дом, а бери соседа», «У соседа есть, и у тебя будет». Очень много о человеческих пороках говорится в сказках. Они всегда помнили о том, что, прежде чем пуститься в путь, следует найти верного спутника, то есть друга: «Первую добычу раздели с друзьями, и станешь удачливым охотником».36 В семье обдорских северян вырабатывалось традиционно доброе отношение к окружающим. Общепринято было считать, что человек не один, и он всегда может полагаться на помощь других, особенно родственников; с другой стороны, он должен поддерживать добрые отношения с окружающими. Общение выступает как необходимое условие функционирования этноса. Концепция взаимной помощи довольно сильна среди обдорского населения: необходимо учитывать нужды окружающих и делиться преимуществами, оказывать гостеприимство и соблюдать доброжелательность и учтивость.

Особенно исследователи отмечали честность, порядочность коренных народов: «Наиболее выдающиеся из них – честность, миролюбие и гостеприимство».37М. А. Кастрен писал, что «в нравственном отношении все остяцкое племя отличается честностью и правдивостью, чрезвычайной услужливостью, благодушием и человеколюбием».38Подобное же мнение о ненцах говорил О. Финшу и обдорский священник.39М. А. Кастрен как и многие исследователи отметили, что в обиходе у ненцев не существовало слова благодарности «спасибо», «пожалуйста», «благодарю»: «в языке самоедов не существует слово „благодарю“, но дайте самоеду глоток водки, и он пойдет за вас на смерть. Я, в самом деле, начинаю думать, что слово это выдумано плутом с целью избавиться от обязательства дешевой ценой».40

Немаловажную роль во взаимоотношениях между человеком и обществом играли и понятия о долге. Важнейшее для делового этикета коренных народов требование – обязательность. Оно означает, что человек, давая слово, обещая сделать что-либо, должен быть хозяином своего слова и выполнить обещанное точно в срок. Точность и обязательность являются внешними проявлениями таких качеств личности, как умение анализировать обстоятельства, оценивать свои поступки, прогнозировать последующие действия. У ненцев общение между членами рода во многом зависит от соглашений, обязательных для договаривающихся сторон, и нарушение которых может привести к конфликту. Взятые на себя обязательства у русских подразумевали и умение держать слово: «Слово не стрела, а пуще стрелы». Вот почему репутация человека в обществе во многом зависела от того, как и каким языком выразился говорящий, а умеет ли он держать «язык за зубами». Надо заметить, что речь русских очень образна, выразительна, богата сравнениями и метафорами.

Если ты дал обещание, то должен выполнить его, а дал клятву сдержать ее. У хантов и ненцев самой страшной считалась клятва на медвежьей морде: «ибо самоеды, как некоторые другие северные инородцы, считают медведя священным животным».41 Клятвы на звере были различны. Некоторые были связаны с подозрением человека в краже, в измене, во лжи и т. д. Подозрение в воровстве можно было снять клятвой на шкуре, зубе, когте или на морде медведя, лапе волка. Обвиняемый выкусывал волос из шкуры медведя и проглатывал его, при этом говорили: «Пусть меня сожрет медведь так же, как я теперь ем его шкуру, если я скажу неправду или не выполню свое обещание». О клятвах на медвежьей лапе, на шерсти, или голове отметил и О. Финш: «Так как честность тесно связана с любовью к правде, то туземцам не знакомо клятвопреступление. Клятва, произнесенная над медвежьей лапой или куском шкуры в руках, на которой туземец делает надрез, говоря: „Пусть меня медведь съест, если я поклялся в неправде“, имеет полное значение даже на суде».42У хантов, если мужчина заподозрил свою жену в измене, то он предлагал ей принять шерсть медведя и дать клятву. Ханты верят, что если кто-то постарается солгать, то медведь, с чьей шкуры была вырезана шерсть, встанет из мертвых и съест клятвопреступника.43 Делом чести, у русских, особенно для мужчин, считалось не нарушить взятое на себя обещание: «Обещание не шуба, оно не греет».

Надо сказать, что случаи нарушения традиционных правил поведения на промысле, как и в обществе у обдорского населения, были крайне редки. Меры наказаний, регулирующие отношения между людьми, были часто основаны только на моральном воздействии, поскольку они считались не нарушением закона, а нарушением обычая. Здесь окружающая человека природа рассматривалась как нечто сотворенное богом. Вся природа в представлении северных народов одушевлена: у нее есть душа и с ней нужно общаться, как с человеком, относиться к ней с пониманием: Солнце, Вода, Земля, Небо, Олени – все это Жизнь и для Жизни: «мир наполнен бесчисленными духами как добрыми, так и злыми. Все имеет свое божество: вода, огонь, дерево, камень, местность, при чем божества имеют огромное влияние на судьбу человека».44

Запреты отражали бережное отношение ненцев и хантов к природе, которое имело рациональную основу, подтвержденную вековым опытом жизни многих поколений оленеводов, охотников и рыбаков. Например, на промысле зверя запрещено кричать, свистеть, громко разговаривать или смеяться. Нельзя загрязнять воду в реках или озерах, иначе хозяин воды (нен. «Ид’Ерв») рассердится и нашлет на человека страшную болезнь. Ненцы ни за что не вырвут траву с корнем. Трава – это волосы земли, а хозяин земли (нен. «Я’Ерв») за причиняемую боль обязательно разгневается и жестоко покарает грешников.45 Ханты расшалившихся детей останавливали словами: «Лес подняли! Разве так можно?» («Вунт нох алумса! Щиты хун рахал?»). Нормы промысловой морали у коми-зырян, русских и северных народов предусматривали строгий запрет мусорить в местах промысла: как в лесу, так и на берегах водоемов. Подразумевалось, что нарушителям этого правила перестанет попадаться добыча.

У обдорских северян в экологическом воспитании детей принимали активное участие старые люди. Они ежедневно в непринужденной беседе объсняли, почему и как все это делается, на что рассчитан тот или иной предмет, какие могут быть обстоятельства в пути или на месте промысловой деятельности. На месте промысла старые люди в доступной форме преподносили детям практические уроки об окружающем мире, знакомили их с особенностями данной местности и т. д. Беседы с молодежью они сопровождали показом приемов изготовления орудий промысла. Все это они делали, связывая с рассказом о характере и повадках диких животных, птиц и рыб [Лар 1994: 86; Лапина 1998: 24]. И это пробуждало у детей и молодежи интерес и любовь к окружающему миру.