13 дней

Очнувшись от раздумий, я посмотрел на часы, было почти два часа ночи. Неспешно убрав за собой, я выключил телевизор и пошел спать. Лежа на кровати, включил телефон и решил посмотреть веселое видео на ночь в надежде, хоть как-то улучшить себе настроение. Но тут зазвонил телефон. Это был мой сосед по лестничной площадке.

«Что ему нужно в такой поздний час, может случилось чего?» – подумал я и поднял трубку.

– Привет, не разбудил?

– Да, нет, только собираюсь ложиться, что-то случилось?

– Тут девочка на ступеньках сидит, плачет, говорит, что к тебе, зовут Аня, а консьерж наш ее не пускает… Знаешь ее?

– Айя, да, знаю, можешь ее провести ко мне?

– Ага, сейчас поднимемся, встречай!

Не могу описать своего состояния. Скорей всего, это было очень похоже на радость маленького мальчика, которому запретили играть на площадке с друзьями, а потом разрешили и еще дали мороженое.

Быстро надев черную футболку-поло и джинсы, я подбежал к двери и посмотрел в зеркало, чтобы усилием скрыть счастье на лице и не выдать своего состояния.

Звонок в дверь… Жду около пяти секунд и неспешно открываю.

– Доставка на дом, не теряйте больше своих вещей, – сказал сосед и ушел.

– Спасибо, Леша! – бросил я ему вдогонку и пристально уставился на Айю.

Она стояла, сведя носки ботинок друг к другу, как провинившийся ребенок. Тушь и губная помада были размазаны по всему лицу, джинсы и белая куртка-пуховик были полностью грязные, как будто она падала и каталась по земле. Глаза были опухшие, она не переставала плакать, закусывать губы и нервно сжимать руками сумку. В общем, присутствовал вид полного отчаяния.

– Ну, заходи, нечего сырость на площадке разводить, – холодно сказал я и повернулся боком, давая ей возможность пройти.

Она вошла в квартиру и стала в прихожей, боясь даже раздеться. Я закрыл двери и решил по максимуму использовать эту ситуацию, чтобы усмирить ее. Помимо этого, я был зол и мне нужно было выплеснуть это в какой-нибудь полезной форме, поэтому я решил начать прямо сейчас процесс воспитания. Я прошел мимо нее и пошел на кухню, включил чайник, достал чашку, открыл двери верхнего шкафчика сбоку от варочной поверхности, достал оттуда пакет заварного чая и засыпал его в заварник. Стоя у чайника, я услышал, что она начала снимать куртку, я быстро вышел в прихожую и спокойным голосом сказал:

– Раздеваться я тебе не разрешал!

– Но мне жарко, – сквозь слезы сказала она.

– Говорить я тебе тоже не разрешал! – сказал я спокойным тоном и пошел обратно на кухню.

Она принялась плакать еще больше, завывая на всю квартиру. Мне было жаль ее, но мое снисхождение ее бы ничему не научило.

– Хочешь плакать, стань вон в тот угол, повернись лицом к стене и плачь! – резко сказал я, снова подойдя в прихожую.

Она начала снимать ботинки:

– Говорю второй, последний раз, раздеваться я тебе не разрешал! Я разрешил тебе пойти в угол!

Айя неуверенно, виновато и с непониманием происходящего, пристально глядя мне в глаза, медленно пошла в сторону указанного ей угла, оставляя за собой грязные следы на паркете. Пока она шла, я не сводил с нее строгого взгляда, и как только она стала в угол, вернулся на кухню и залил вскипевшей водой заварник с чаем. Затем я открыл холодильник, достал подаренный рестораном шоколад, отломил чуть меньше от половины плитки, положил его на тарелку и сел в кресло. Включив телевизор, я начал пить чай с шоколадом и переключать каналы в поиске интересного фильма или передачи. Айя в это время всхлипывала в правом углу в нескольких метрах от меня. В зале был выключен свет, поэтому из-за телевизора я почти ее не видел, только очертания мокрого и грязного котенка, принесенного с улицы, плачущего в углу по пока непонятной мне причине.

Прошло около сорока минут молчаливого стояния и всхлипывания в углу. Я заметил, что она начала уставать – мялась с ноги на ногу, облокачивалась грязной головой на стену, выпрямляла и снова сутулила спину.

Усвоив утренний урок, я решил, что в первую очередь ее нужно научить перестать стесняться меня и "играть" в общении, она должна стать откровенной и открытой, и я решил научить ее этому, правда очень своеобразно.

Встав с кресла и выключив телевизор, я включил свет в гостиной. Затем я снова сел в кресло и сказал Айе:

– Подойди сюда и стань ко мне лицом!

Она сначала повернула голову и дрожа неспешно пошла в мою сторону. Стоя в углу, она вытирала слезы и сопли рукавами и руками, поэтому вся белая куртка была в характерных пятнах. Она подошла и стала в метре прямо передо мной.

– Раздевайся! – спокойно и строго сказал я, глядя прямо ей в глаза.

Не поднимая глаз, она сняла грязную куртку, затем принялась за ботинки, не выпуская куртку из рук. Сняв обувь, она положила куртку сверху и отставила все в сторону. Дальше она засунула ладошки рук в карманы джинсов и замерла.

– Я же сказал, раздевайся! – уже громче и резче сказал я.

Она подняла глаза и исподлобья нагло переспросила:

– В смысле?

– Я не разрешал тебе говорить, я сказал тебе раздеться. Когда нужно будет остановиться, я тебе скажу!

Она уткнулась глазами в пол, подбородок начал дрожать, глаза снова начали наливаться слезами, и она медленно начала поднимать руки и снимать с себя шерстяной свитер. Она положила его на пуховик и начала медленно расстёгивать пуговицы джинсов.

– Ты с утра ходила по квартире в трусах, а сейчас что поменялось? Ты можешь ответить!

– Я боюсь тебя! – промямлила Айя.

– Ты должна бояться только себя и того бардака, что у тебя в голове! Снимай с себя все, и быстрее! – настойчиво сказал я.

Она расстегнула все пуговицы и спустила джинсы до колен, а затем начала топтаться с ноги на ногу, снимая полностью джинсы ногами.

– Можно я скажу? – дрожащим голосом спросила Айя.

– Говори, только одним предложением!

– Я не хочу снимать футболку! – почти шепотом сказала она.

Я медленно и спокойно встал в кресла, резко схватился обеими руками за горловину футболки и разорвал ее прямо на ней. Она испугалась и руками закрыла грудь, приподняв одну ногу к животу.

– А я хочу! Продолжай, у тебя ровно двадцать секунд, чтобы снять носки, трусы и эту тряпку у тебя на груди, иначе я выставлю тебя на лестницу в таком виде, – произнес я спокойным голосом, не прекращая смотреть Айе в глаза, и сел назад в кресло.

Она медленно, по очереди сняла красные носки с нарисованными на них желтыми звездочками, которые снова подтверждали мою теорию, что ей нужно прекратить быть ребенком и что, скорей всего, она использует подобное поведение и образ, как защиту от внешнего мира, людей и, конечно же, мужчин. Явно, кроме ее последнего парня, в ее жизни были сильные негативные потрясения, связанные с мужчинами, о которых мне еще предстояло узнать.

На ней осталась порванная футболка и трусики чисто белого цвета без каких-либо рисунков, с легким кружевом на резинках. Засунув большие пальцы по бокам в трусики, она остановилась и посмотрела на меня. Ее взгляд был как последняя остановка перед прыжком со скалы. Я увидел это в ее глазах и сказал:

– Продолжай!

Она начала медленно тянуть трусики вниз, опустив взгляд к своему лобку, словно смотрела, пытаясь оценить, каким его увижу я, и понравиться ли он мне. У меня пробежались "мурашки в голове", словно покалывания в мозге, то ли предостерегающие от чего-то, то ли дающие понять, что пик эмоционального напряжения достигнут. Но я всеми силами старался не подавать вид присутствия хоть каких-то эмоций, так как это разрушило бы весь момент. Наконец, она спустила трусики до половины бедер, и они сами упали на пол. Айя отодвинула их, отступив ногами и от смущения слегка скрестила дрожащие ноги. Под не выбритым и сильно заросшим лобком хорошо виднелись массивные половые губы. Они были крайне непропорциональны телу Айи, и практически лежали на бедрах. У многих мужчин есть пунктики по отношению женской вагины, но моя основная слабость – большие половые губы, испещрённые морщинками и микроскопическими складочками. Они податливы и, по моему мнению, представляют из себя отдельный половой орган у очень небольшого числа женщин, разнообразные игры с которым могут доставить удовольствие обоим партнерам.

На моем лице появился легкий, едва заметный румянец, но мне казалось, что мое лицо просто горит ярким пламенем и этого едва не заметила Айя. Она явно комплексовала по поводу больших половых губ, хотя это было абсолютно глупо. Ее вагина напоминала, как ни банально, спелый розоватый персик, который хотелось вкусить прямо сейчас. Я осек себя и взглянул Айе в глаза, она сильно покраснела, одной рукой она закрывала грудь, а второй пыталась безуспешно прикрыть половые губы и лобок, отвернув голову к окну.

– Убери руки на бедра, я хочу на тебя посмотреть! – сказал я.

Она медленно, рывками, сильно напрягаясь от плеч до кистей, начала убирать руки с груди и вагины одновременно. Когда они достигли бедер, Айя посмотрела на меня, явно ища в моих глазах оценку своей внешности.

– Поставь ноги на ширину плеч, – решительно произнес я.

По неизвестной причине, она сделала это немного смелее, расставив ноги и обнажив всю прелесть своего влагалища.

– А теперь, возьми свою футболку и джинсы и вытри свои грязные следы на полу и стене. Тщательно, на коленях, а я прослежу за тобой!

Она слегка опешила и повернув голову начала искать глазами грязные следы на паркете и стенах. Айя присела, чтобы взять футболку и джинсы, и я заметил каплю, которая упала на пол и паутинку, растянувшуюся от ее половых губ. Ее возбуждение также выдавали набухшие соски. Она поднялась и медленно пошла в сторону прихожей, от стеснения пытаясь поворачиваться ко мне боком и периодически нервно поглядывая на меня все еще опухшими от слез глазами. Когда она подошла к входной двери, я встал с кресла и подошел к ней.

– Становить на четвереньки, и начинай убирать, – сказал я Айе и стал сзади в нескольких метрах от нее.

Она снова покраснела и медленно стала на четвереньки, боком ко мне и чуть сжимая ягодицы, пытаясь хотя бы как-то скрыть от моего взгляда свое влагалище. Она двигалась вперед, и вместе с ней шел я, пристально глядя на ее тело, молодое, подтянутое и еще нетронутое мужчинами, по крайней мере, по ее словам. Стуча коленями по паркету, она нелепо передвигалась и в некоторые моменты мне казалось, что даже специально меняла позу, чтобы мне было видно, как из нее прямо на пол течет ваниль. Это придавало моменту особенного волнения, так как я уже был на грани от желания трахнуть ее прямо там, одной рукой держа за волосы, а другой сильно сжимая задницу сбоку, чтобы фрикции были как можно более жесткими и глубокими. Она продолжала возить порванной футболкой по полу, а я то и дело отгонял от себя мысли, изнасиловать ее.

Когда она добралась к углу комнаты, то попыталась встать, но потом резко остановилась и вернулась на четвереньки. Слегка повернув ко мне голову, она спросила:

– Я хочу спросить?

– Спрашивай!

– Можно я встану, чтобы вытереть стену?

– Да, можно. – ответил я и подошел почти вплотную к ней.

Она встала и начала круговыми движениями быстро вытирать стену, ее попа ходила из стороны в сторону, и я был уже почти готов напасть, но сдержав себя, я развернулся к ней спиной и сказал:

– Все, хватит! Теперь собери всю одежду, забрось в стиральную машину и прими душ!

Она молча собрала по гостиной всю свою одежду, по пути вытирая грязь, которую оставила, когда шла из угла к креслу. Я стоял у входа в ванную, и когда она с вещами уже почти прошла мимо меня, я остановил ее, взяв за руку, посмотрел в глаза и сказал:

– Твои игры закончились, теперь ты моя игрушка!

Она не двинулась с места, а я развернулся и пошел в спальню, закрыв за собой двери.

День 2. Среда, 26 декабря

– Да хватит звонить, – сказал я вслух прямо в подушку и схватил рукой телефон, лежащий на прикроватной тумбочке. Звонила моя секретарша, которая напомнила о купленных билетах на самолет в Стамбул на мебельную выставку, где была запланирована встреча с владельцем сети гостиниц. Водитель должен был заехать за мной уже через три часа. Я совсем забыл про поездку, что вызвало во мне еще больше опасений по поводу стабильности моего бизнеса в следующие две недели. Как только я положил трубку, раздался еще один звонок.

– Ты в офисе появляться будешь или все на мои плечи решил возложить? Что-то случилось? – в обычной для себя манере начал разговор Андрей. Это был мой компаньон, с которым мы прошли многое и из ничего построили масштабный бизнес. Он знал о моих слабостях, влияние которых на работу его уже давно не раздражало. Он проявлял, как ему казалось, искреннюю заботу, но я давно заметил за ним попытки аккуратно прибрать мою долю к рукам, поэтому последние два года я вел себя с ним осторожно и старался не открывать перед ним подробностей своей личной жизни. Мне не раз докладывали сотрудники, что он безуспешно пытался склонить часть коллектива на свою сторону. Мне его попытки доставляли больше пользы, чем вреда, так как это была замечательная возможность поощрить сотрудников, вселяя в них ощущение собственной значимости и незаменимости.

– Ну кто-то же должен заниматься развитием, в офисе у нас есть кому сидеть!

– Я планирую отмечать Новый год у себя в загородном доме, ты, как всегда, приглашен, но мне нужно знать, ты будешь сам или с кем-то?

– Я буду с парнем или с двумя, – пошутил я спустя секундную паузу.

Андрей засмеялся и сказал:

– Ну хорошо, только, пожалуйста, бери парня без усов, а то меня вырвет, если я увижу, как вы целуетесь, – подхватил он мою шутку. – Ладно, я на тебя рассчитываю, Марина тоже тебя ждет, а уж после того, как я ей расскажу, что ты неожиданно стал геем, я думаю мы дорожку красную расстелем у входа и снимать твой приезд на камеру будем.

Марина была гражданской женой Андрея, они познакомились еще в институте, и она все это время пытается его женить на себе. Для него же это превратилось в соревнование – затащит в ЗАГС или не затащит. Детей он не хочет, а ей уже явно хочется превратить их двоих в троих, а может и в четверых. Я часто спрашивал у него, почему он мучает ее, и не лучше ли ее отпустить, чем постоянно поддерживать в ней надежду на семейное счастье. Но он только отшучивался. В доме же у них всегда было неспокойно. Я никогда не любил ходить к ним в гости, потому как в любой комнате их громадного дома чувствуется атмосфера постоянной борьбы даже в мелочах. Место для каждой вазы, картины и стула было с боем выбито Мариной у Андрея.

Необходимость поездки вносила коррективы в мои планы, но я решил использовать это время с максимальным "терапевтическим" эффектом для наших отношений с Айей. Я решил, что лучше показать свою натуру, привычки и применить методы воспитания как можно раньше, чтобы дать ей возможность смириться, вовлечься или отвергнуть такие отношения.

Звуки посуды и шагов в гостиной явно говорили о том, что она завтракает. Медленно поднявшись и сев на край кровати, глядя в окно, я стал собираться с мыслями и планировать сегодняшний день. Перед глазами все время возникали картины ее обнаженного тела, ползающего по полу на четвереньках и вытирающего грязь. Мне очень хотелось ее взять на руки, отнести в спальню и выплеснуть все свои чувства в прямом и переносном смыслах. Бурная фантазия рисовала образы нашего секса, ее стонов, вздымающегося тела и оргазма. Но я понимал и убеждал себя, что для этого было еще совсем рано. Ее нужно было подготовить, она должна понимать, что секс – это не просто акт совокупления, это нечто большее – слияние, эмоции, открытость, даже обнаженность душ друг перед другом. Это целая жизнь, и скучная она, обыденная и простая или наполненная эмоциями, яркая и незабываемая – зависит только от преодоления шаблонов в голове, отсутствия глубокого обдумывания поступков и вида со стороны своего тела.

В юности мне было очень трудно выйти за рамки шаблонов, навязанных обществом и строгими уроками жизни, преподанными детдомовскими воспитателями. Для того, чтобы держать «в узде» сотню «беспризорников» им приходилось строго ограничивать нас и рассказывать самые ужасные истории о сексе. Поэтому я подсознательно боялся своих желаний, считая их постыдными и неприличными. Виной тому также стала моя юношеская восприимчивость к мнению окружающих, друзей и первых сексуальных партнеров. Первый секс у меня был, когда мне было около семнадцати лет. Это была взрослая женщина, ей на тот момент было тридцать пять, она была самодостаточной бизнес-леди и нашла в моем лице симпатичного юношу, которого решила «слепить» под себя. Наши занятия сексом были больше похожи на воспитание непутевого мальчишки. Она любила указывать, как правильно двигать языком и губами, когда я вылизывал ее, корректировать интенсивность моих фрикций во время секса, их амплитуду и направление. Я служил живым вибратором, но тогда мне это казалось высшим наслаждением, так как другого опыта у меня не было.

Когда мне было двадцать пять лет я познакомился на работе с девушкой Линой, ставшей сначала для меня хорошим другом. Она знала обо мне практически все, включая, что от меня после рождения отказались родители и я воспитывался в детском доме. Стройная двадцатидвухлетняя блондинка, ростом около ста семидесяти пяти сантиметров, со светло-русыми от природы волосами и глубокими голубыми глазами, тугим круглым задом и небольшой грудью с постоянно торчащими крупными сосками. Она не была милой, ее поведение было не очень женственным, но в ней было какое-то дикое обаяние. Она была бы отличной «мамкой» в публичном доме, именно такая ассоциация сложилась у меня о ней. Лина была очень отчаянной. Мы много общались, шутили, она отличалась очень хорошим чувством юмора, и никак оба не проявляли сексуальной заинтересованность друг в друге. Я даже знакомил ее с несколькими моими друзьями, и она потом достаточно подробно рассказывала мне за бокалом пива, как у них и что было. В этот период встречался с другой девушкой, у нас складывались нормальные отношения и мне не хотелось ничего иного. Но летом меня и Лину отправили в командировку на производство нашей мебельной фабрики в Воронежскую область на три дня.

Ничего не предвещало беды. Приехав на вокзал, я с трудом нашел свой вагон на седьмом перроне, вошел в купе и засунув сумку в верхнюю нишу, сел на нижнюю полку. Я играл в змейку на своей, на то время, последней модели Нокии. Поезд тронулся точно по расписанию в 22:58, но Лины еще не было, поэтому я подумал, что она не поедет и стал готовиться ко сну. Тут на весь вагон раздался громкий голос и в дверях появилась Лина:

– Ага, думал без меня поедешь и уже обрадовался?

Она была в длинном бежевом драповом пальто, на голове была надета вязанная спортивная шапка сине-бело-красного цвета, напоминающая советские шапки "Спорт", в темно-синих джинсах и белых кроссовках. Одеваться она не умела, но ее стройная фигура и очень симпатичное лицо терпело такое издевательство и даже казалось, что это модно. Еле просунув свой огромный чемодан на колесиках в купе, она сказала:

– Так, я люблю спать на верхней полке, поэтому пусть чемодан стоит тут!

Поезд был полупустым, кроме нас в вагоне ехало буквально пять или шесть человек, что было нехарактерно для летнего периода, но мне это даже понравилось.

– Папа мне дал с собой свою фирменную наливку, но она опасная, с ног валит со ста грамм, поэтому если что, пообещай мне, что затащишь меня на верхнюю полку, чтобы я не говорила тебе по пьяни, – попросила она.

– Да в тебе пятьдесят килограмм веса, как в мешке картошки, закину, не переживай, – ответил я и открутил крышку с поллитровой бутылки из-под водки "Столичная", в которой томилась вишневая настойка.

По запаху в ней было градусов шестьдесят спирта, я даже немного скривился.

– Не нюхай, а наливай, пьется она как компот, но чур потом ко мне не приставать, друзья не трахаются друг с другом, – игриво сказала Лина.

– Ты что, я же занят, ты меня вообще, как женщина не привлекаешь, – сказав эту фразу я на секунду подумал, что поплачусь за нее, тем более что затем последовал от нее многозначительный взгляд и секундная пауза, что уже настораживало.

Я молча налил в пластиковые стаканы по половинке наливки, Лина достала два гамбургера из «МакДональдс» и мы принялись, медленно попивая наливку, разговаривать о работе, жизни и политике. Медленно, по мере осушения бутылки, разговоры перетекли к теме секса.

– В пятницу после клуба привела к себе парня из моего института, учились в одной группе когда-то, давно его хотела трахнуть, а тут такой случай. Так он мне сказал, что я бревно и вообще не умею сосать, представляешь! У меня было куча мужиков, а он мне говорит, что я сосать не умею! Дебил. Да я чемпион по минету, я с яйцами заглатываю, у меня даже рвотного рефлекса нет! – с изрядно заплетающимся языком возмутилась Лина.

– Может и не умеешь, не факт же, что все мужики, которые у тебя были, прямо бы в лоб тебе об этом сказали! – ответил я. У Лины глаза округлились, она была готова взорваться от злости.

– Бля, ну от кого я не ожидала такое услышать, так это от тебя, – не стесняясь в выражениях произнесла она. – Хочешь, я тебе докажу, что этот ублюдок был не прав, – добавила Лина и уставилась прямо на меня.

– Слушай, ну ты и я протрезвеем завтра, тебе будет стыдно, а я не буду знать, как себя вести, потому что мы вроде ж друзья, а ты мне отсосала. Плюс ко всему, я пьяный в щепки, у меня даже не встанет, – спокойно ответил я, пытаясь погасить ее ярость.

– Я так сосу, что у мертвого член встанет, давай!

Она быстро спустилась с полки на колени передо мной и начала расстегивать ширинку моих джинсов.

– Стоп, стоп, Лина! Ты пьяна и неадекватна, успокойся! – схватив ее за руки, сказал я.

Я встал, посадил ее на полку и вышел в тамбур перекурить. Она осталась сидеть в купе и ничего мне не сказала мне в след. Пока я курил в тамбуре я пытался найти слова, которыми ее придется успокаивать. Это был первый момент, когда я начал рассматривать ее как женщину. Да, она была пьяна, да и разговоры о всех ее мужиках за время нашего знакомства не добавляли мне прыти в ее соблазнении, но она была действительно сексуальной.

Идя по коридору до своего купе, я был морально готов к продолжению этого разговора. Открыв двери, я увидел, что она мирно спит, посапывая на нижней полке. Так как я пообещал ей, я взял ее на руки и не без труда положил на верхнюю полку, а сам лег на свою.

– Молодожен, вставай, через пятнадцать минут прибываем! – именно этой фразой меня разбудила проводница, открыв двери нашего купе. Лины в купе не было, выглянув в коридор я увидел ее в очереди в туалет. Я сел на полку, протер руками глаза, потянулся и уставился в окно. Я все думал, как свести "на нет" вчерашний разговор, понимая, что его последствия могут разрушить нашу дружбу, а я так не хотел терять ее как друга. Мне нравились наши разговоры, ведь общение с раскрепощенной и красивой девушкой – это совсем другое, нежели общение с друзьями.

– Привет, умываться идешь? – мои мыслительные процессы прервала Лина.

– Ага, – ответил я, взял полотенце и пошел в туалет.

Вернувшись, я обнаружил Лину уже полностью собранной, одетой и готовой к выходу.

С вокзала нас забрал сотрудник нашей фирмы Сергей, мы сели в микроавтобус и ехали всю дорогу молча, оба уставившись в окна и наблюдая за окружающими пейзажами. Производство располагалось в небольшом рабочем поселке в двухстах километрах от Воронежа. В нем же располагалась и наша гостиница, точнее целый гостиничный комплекс, построенный в чистом поле в двух километрах от ближайшей дороги. С виду он был похож на огромную трехэтажную деревянную избу из сруба с множеством небольших деревянных беседок по периметру. На территории было небольшое озеро с пляжем, здесь можно было купаться, загорать на шезлонгах и даже перекусить в пляжном баре. Комплекс был построен буквально год назад, в нем также была пара небольших магазинов с вещами и сувенирами, ночной бар с живой музыкой и даже относительно приличный ресторан.

На ресепшн наш сотрудник выдал нам ключи от номеров, находящихся через стену друг от друга на втором этаже отеля. Мы молча взяли ключи и поднялись каждый в свой номер, не проронив друг другу ни слова. Вдогонку Сергей сказал:

– Я заеду за вами в пол третьего, будьте готовы!

Мой номер был очень уютным, хоть и не очень большим. Зайдя в него, справа я увидел открытую дверь в снежно-белую ванную комнату с унитазом, биде и душевой кабиной с гидромассажем. Пройдя через небольшой коридор, я вошел в единственную комнату – спальню. Справа у стены стояла большая двуспальная кровать с белым постельным бельем, аккуратно застеленная темно-коричневым покрывалом. Слева в углу стояло кожаное кресло, а прямо напротив кровати стояла тумба, на ней стоял телефон, псевдо-серебряный поднос с графином воды и тремя гранеными стаканами. Над тумбой на стене висел большой плоский телевизор. Вроде бы ничего особенного, но темно-коричневые плотные шторы придавали номеру уюта. На небольшом балконе меня не ожидало сюрпризов, окна выходили на внешнюю сторону комплекса, поэтому из моего окна открывался вид на густой хвойный лес в нескольких сотнях метров.