Там, где меня нет

Евгения Козачок

ТАМ, ГДЕ МЕНЯ НЕТ

Запоздалая месть

Что же сегодня за утро такое? Почему так обострились одиночество, тревожность? Может, у детей какие-то проблемы? Звонить не стала. Зачем лишний раз беспокоить. Приедут, сами расскажут. Хорошо хоть внуки делятся со мной своими переживаниями, радостью, успехами. Они счастливы, и мне прекрасно. Отдыхаю душой, умиротворяюсь. Дети все устроены. Ради этого приходилось кроме основной работы подрабатывать: шить, и подменной в почтовом отделении служить. Спать всегда хотелось до онемения. Выдержала.

В 75 лет – отдых и хобби. А детки, слава Богу, окончили университеты, институты. Работой довольны. У них и своя ребятня подрастает.

А только у старшей дочери Ольги, нет детей. С мужем живут ладненько, в согласии, доброте и понимании. По сорок лет уже, а детей нет.

Оля, в детстве была молчаливая. В разговоры-рассказы не бросалась. Спросишь: «Может что болит?»

– Нет.

– Пойди, поиграй. К подругам сходи.

– Не хочу.

Да и подруг близких не было. А с мальчишками вообще отказывалась разговаривать. И только на последнем курсе Университета вышла замуж за Антона

Когда отца не стало, дети наперебой зовут к себе жить. В гостях бываю, а навсегда не могу. Укоренилась, как старое дерево, ни пересадить, ни выкорчевать. Умрет.

Да и подружки еще не все ушли в мир иной. Без них никак, это же источник памяти и оплот дружбы.

С Екатериной и в магазин, и в пенсионный сходили. Почаевничали. Обменялись поселковой информацией, и разошлись до вечерней встречи у телевизора.

А телевизор-то ни в нынешний вечер, ни через полгода так и не пришлось посмотреть.

Вспомнила, что обещала женщине из соседнего дома отдать вещи дочерей. Взобралась по лестнице к антресоли, чтобы снять картонные коробки с одеждой. Передвигая их, услышала, как что-то упало. Это была коробка от детских сандалий. Открыв, увидела толстый, узкий блокнот – дневник Оли, о существовании которого не только не знала, но и предположить не могла, что кто-то из моих детей ведет дневник.

Не знала до этого дня, не знать бы о нем до конца дней моих. Его содержание было шокирующим!!!

Сказать, что я онемела, значить ничего не сказать. У меня каждый атом каждой клеточки организма прекратил движение. Бренное мое тело не двигалось, не мыслило, не существовало. Буквы сливались, строчки расползались, портрет молодого мужчины, нарисованный Олей, виделся в тумане. Все, о чем читала до и после этой страницы, в один миг стерлось из памяти. Извилины мозга распрямились и остались без информации. Только одна закрутилась в жесткую, болезненную, раскаленную спираль, превратив мою голову в расплавленную вулканическую магму. Словесное эхо стучало в виски:

«Мама, сегодня меня не станет. Я не могу больше жить, дышать, ходить. Я просто не могу видеть людей, слышать их голоса, видеть улыбки, чье то счастье. Мамочка, родная, меня изнасиловал мужчина. Купив хлеб, шла мимо соседнего дома. На скамейке сидел мужчина. Было еще светло, и я, не боясь, прошла мимо. Вдруг почувствовала удар по голове, кто-то закрыл рот рукой и потащил в подвал. Пыталась вырваться, кричать, но он пьяный с вытаращенными глазами шипел мне: «Замолчи, а то убью». И натягивал мне на голову платье. Вероятно, потеряла сознание, потому что дальше ничего не помню. Ощутила боль, холод, ног и рук не чувствовала, будто это не я. В подвале сыро, грязно, мерзко. И на сердце также мерзко, только во стократ гаже. В подвале темно, на улице немного светлее. Дома никто не заметил, в какое время я пришла домой потому, что сразу же направилась в ванную. Я страдала, но никто этого не видел. По ночам плакала, но никто не слышал и не догадывался, почему плачу и где мое новое платье. А его, изорванное и грязное, пришлось выбросить. Сердце сжалось в комочек, а душа (я теперь знаю где она) так болела, что сил не было противостоять ей. Меня только спросили:

«Почему грустная?», и ушли по своим комнатам спать. А я боялась рассказать кому-либо из вас об этом ужасе. Не знала, что делать в таких случаях.

В школе не была несколько дней, ссылаясь на головную боль. Не могла я быть там. Ведь все равно ничего не слышала, не видела, не понимала. Была только одна мысль: «Найти, убить. И самой не жить!» Даже носила с собой нож, самый маленький из набора. Но нигде его не видела. И все-таки он появился. Стоял с парнями около магазина и хвастался, что прекрасно устроился на работу в Симферополе на приборостроительный завод, что у него все хорошо. Боялась, что узнает. Не узнал. Жаль, что был не один, подошла бы и ударила. Но я ведь маленькая, не смогла. Запомнила лицо. Дома нарисовала.

Мамочка, как ты могла не заметить, что мне плохо, что я изменилась? Мне страшно, больно, стыдно, а ты ничего не видела! Мамочка, родная моя, умоляю, найди этого Славку и плюнь ему в лицо. Ты ведь тоже не сможешь его победить. Найдешь по портрету.

Сестричка и братики простите и вы меня, что не поделилась с вами своей бедой. Пожалуйста, никому ничего не рассказывайте обо мне. Оля».

Дату и год не указала. Да они и без надобности. Я четко вспомнила крик Ани ночью: «Мама, Оля не дышит!» Скорая помощь, реанимация, психолог и три месяца летних каникул невыхода Оли из дома.

Ну, почему врачи мне ничего не сказали? Тоже не знали? Они ограничились объяснением: «Переходной возраст, депрессия, все наладится».

Господи! Оля права. Как я могла не почувствовать, что моей кровинушке плохо, нестерпимо больно, морально унизительно, гадко, и то, что девочка моя потеряла веру в меня, своих близких. Пережила и простила (а может, и не простила) невнимание родных ей людей.

И что жизнь для нее оказалась страшнее смерти!

Какая же я после этого мать? Я не просто плохая мать. Меня и матерью-то назвать невозможно.

Я поняла выражение: «Все делать на автомате». Мой «автомат» сработал целенаправленно: детям, не звонить, в поселке ничего не говорить, даже Екатерине.

Взяла первую попавшуюся летнюю одежду (конец апреля уже), и поехала в Симферополь. О том, где буду жить, как искать Славку, мысли не было. Знала только одно – я обязана найти его!

Ощущал ли кто течение времени, находясь на автомате? Я нет. Выходят с автобуса, и я за ними. Сумка в руке, значит не отпускала ее и в пути. Большую сумку – в камеру хранения, малую, с изображением Славки, с собой, к заводу.

Шла, чтобы найти, узнать, подойти и плюнуть в лицо. И при свидетелях. Убить, – глаза в глаза! Натянуть его свитер на физиономию и бить, бить ножом в сердце, прямо в сердце! А вдруг не попаду? Что если там пустота? Точно пусто. Надо бы пистолет – это проще. Раз, и все. Чтобы перед последним вздохом видел не свое счастливое детство, мамин поцелуй, новогодний праздник, а свою черную, паршивую жизнь, глаза моей доченьки, и слышал ее крик. Не свой, а ее крик, ее голос, ее маленькое, дрожащее от испуга, боли, отвращения, тело, счастливое, до встречи с ним, дитя.

Спросила у прохожих: «Далеко ли до завода?»

Оказалось три, четыре остановки. Дойду. Необходимо время, концентрация, не отступать.

Олин рисунок и нож, через кожу сумки, жгут бок. Мысль, казалось, вполне здравая, никому не показывать его портрет, ни у кого, ни о чем не спрашивать. Искать самой. Ожидать его появления.

Просидела на скамеечке с 11 до 17 часов. Голода не чувствовала. От жажды – вода в бутылке. Вышла первая смена. Вглядывалась в людской поток – искала иголку в стоге сена. Не нашла.

И так целый месяц: вокзал – в 7.00 завод, вокзал, – в 17.00 завод.

Конец второго месяца. Спать, есть, особо не хотелось. Достаточно было: «Шла через мосток, ухватила кленовый листок…» и далее по сказке. Зрение то ли улучшилось, то ли какая то внутренняя энергия осветляла, приближала лица проходящих мимо меня заводчан.

Многих узнавала по походке. Но ненавистного лица не было. На рисунок уже не смотрела. Он запекся в моих глазах так, как насекомое в янтаре. Если посмотреть в мои глаза, можно увидеть два миниатюрных портрета.

Уборщицы вокзала здоровались со мной. Дали адреса гостиниц, бани, магазинов. Но не только работники вокзала обратили внимание на меня. Две мои сверстницы из дома напротив завода, вероятно, предположили, что я новая их соседка, четко следующая определенному режиму.

Сидели втроем, беседовали обо всем: картинах, птицах, море, цветах. О семьях не говорили. Детям звонила еженедельно: «Отдых в Крыму прелестный. Солнце греет, вода освежает, и ваша мама силы пополняет». Верили.

Разговор о цветах, факт узнавания моей персоны и денежный минимум привели в движение извилины мозга.

Чтобы не обращали внимания на старушку, ежедневно тупо смотрящую в одну точку – проходная завода, закупила для продажи цветы. Покупали. Раньше, около завода, вероятно, ими не торговали. Все было бы хорошо, если бы не появилась проблема, которую пришлось решить покупкой памперсов для взрослых.

Теперь я больше времени проводила около завода, но не задумывалась о том, почему я до сих пор его не увидела. Может он, за двадцать шесть лет изменился до неузнаваемости, в отпуске, или уехал из города. Это же надо было быть полнейшим «автоматом», чтобы эта мысль залетела, в мою воспаленную голову, через три с половиной месяца?!

И я поняла. Не расспрашивая о нем – не найду. Портрет, немного, потерся. Сделала ксерокопию. Вначале показывала его заводчанам покупающим у меня цветы. Потом всем, кто выходили из проходной завода объясняя, что ищу родственника, о котором знаю только то, что он работает или работал на этом

заводе.

Пятый месяц…

Наконец – то узнали.

Мужчина, выходящий со второй смены сказал: «Так это же Славка. Он давно не работает на заводе. Ничего о нем не знаю, работали в разных цехах и сменах. Вот Гришка может знать, где живет Славка, они работали в одной смене».

Обрадовалась, что, наконец – то найду этого ненавистного Славку и сделаю то, ради чего приехала.

Но через день мужчина сказал, что Григорий в отпуске. Уехал к детям в Россию и будет через две недели на работе. Отдала оставшиеся три букета своему информатору, поблагодарила. Решила перевести дыхание, вернее дышать в другом ритме. Позвонила детям, сказала, что живу у знакомых и у меня все хорошо.

Впервые увидела Черное море. Посетила музеи, прогулялась по паркам. Короче, новый дыхательный ритм, чуть ли не по Бутейко. Надышалась, насмотрелась, дождалась Григория.

Подходила к нему с возвратившимся в прежнее русло дыханием, с бьющимся прямо в горле сердцем и мыслью: «Только бы Григорий не был другом этого не человека, иначе мне очень тяжело будет общаться с ним».

Ну, хоть в этом луч света – не друг, просто знакомый. Славку не видел несколько лет. Адрес знает, и даже порадовался, что его ищет родственница. Не спрашивала ничего о Славке. Мне необходим был только его адрес. Но Григорий сам рассказал, что Славка уже десять лет не работает, парализовало. Передвигается с помощью инвалидной коляски. И случилось это с ним после трагедии с его дочерью. Дочь изнасиловали и убили. Жена умерла через два года после смерти дочери. Сын в тюрьме, за воровство. Заводчане помогли Славке в организации похорон, добились о предоставлении ему социальной помощи и работника по уходу за ним и квартирой.

Благодарить Григория за помощь не было сил. Только головой кивала, как игрушка моих детей. Была у них такая собачка, если ее поставить на наклонной поверхности – зашагает вниз, и при этом двигаются голова и хвостик. Как живая. А я, наоборот, остолбенела от услышанного…

Дорога, с наклоном под девяносто градусов мне не помощник. Ноги и по наклонной не двигались. Провалилась в пропасть, в тартарары. Такого просто не может и не должно быть! Почти полное совпадение судеб наших дочерей! Это нереально!!! Вспомнил ли он в тот миг мою дочь, когда узнал, что случилось с его дочерью? ЧТО ЧУВСТВОВАЛ?

Ехала посмотреть в глаза этому поддонку, плюнуть в лицо, задушить, разорвать на части, убить. Форма мести не важна. Главное – уничтожить!

Четвертый день сижу у подъезда. Жду, когда социальный работник выкатит на прогулку, этот оставшийся клочок человеческой подлости. Мысли путаются. И такой четкий, намеченный несколько месяцев назад план, стал рассыпаться как песочный

замок. Он разрушался, и не было сил собрать его снова, руки – то ватные.

Открылась дверь подъезда. Я его сразу узнала. Вернее узнали его мои глаза с двумя миниатюрными портретами, которые как птички вылетели, воссоединились в один портрет и остановились в воздухе, рядом, с мало похожим оригиналом, с жидкими седыми волосами на склоненной голове, несвязной речью и висящей, как плеть, рукой.

На деревянных, оловянных, короче, нечувствительных ногах подошла, наклонилась, посмотрела ему в глаза и спросила: «Помнишь девочку четырнадцати лет, которую ты двадцать шесть лет назад изнасиловал в подвале?»

И плюнула в это ненавистное моей дочерью и мною лицо!!!

Отшатнулся, в глазах испуг, губы дрожат. Пренеприятное, мерзкое зрелище! Не человека я видела перед собой, а тело без сердца. Пустота. А значить и убивать то некого…

А нож в сумке жег теперь не бок, а мое сердце. Подумала: «Вот и нож в сердце, но только в мое»…

Врачу «Скорой помощи» успела сказать Олин номер телефона и попросила передать слово в слово: «Оля, доченька моя родная, я нашла Славку и плюнула ему в лицо!!! Прости, доченька».

август 2012

Рубиновый рай

Тишина. В водной глади, как в зеркале, отражение звезд. Слышу пение птиц, ощущаю легкий, нежный, как дыхание ребенка ветерок и душевное спокойствие – умиротворение. По библейским канонам – рай! Во сне понимаю, что сплю. Но, как в реальности, слышу запах разнотравья и прохладные капли, летящие от вёсел. И непреодолимое желание не просыпаться, а продлить миг счастья, блаженства… Этот сон с удивительной последовательностью вижу на протяжении сорока лет.

Прошлое… Сорок лет назад мне предложили работу в очень хорошей школе в небольшом поселке. Вернее сказать, дали направление в новую жизнь и помогли совершить побег от прошлого, в которое не хотелось возвращаться. Боль от измены человека, которого любила в школьные и студенческие годы, боль памяти – это казнь. Жгла непреодолимая потребность скорее забыть пережитое, забыть всё.

Мы всегда ждём чего-то не того, что существует в реальности. Но того, что преподнесла действительность, я не только предположить не могла, но и мысли не допускала, что такое может случиться, тем более со мной.

С соседкой по квартире и коллегой Светланой,

только что приехавшей, как и я, бродили по школе, осваивались и знакомились с новым местом работы. Последним объектом оказался спортивный зал, который, как спортсменку, меня интересовал не меньше, чем мой учебный кабинет. Рассматривая, почувствовала чей-то пристальный взгляд, шею обожгло как огнем. Оглянулась. У стены стояло несколько парней. Один из них смотрел в нашу сторону. Не поверила своим глазам. Напротив меня стоял Ромка. Вернее, очень похожий на него парень, только значительно выше и шире в плечах.

Светлана что-то спрашивает у меня, а я стою дура-дурой, хлопаю глазами, пытаясь прогнать наваждение. Как говориться, гром среди ясного неба! Уехала, называется, подальше от страданий и воспоминаний. Ну надо же такому случиться! И здесь вырисовался его образ! Развернулась и ушла из спортзала. Кто он? Судя по атлетическому телосложению, вероятно, учитель физкультуры.

В средине второй недели сентября с журналом 10-А класса вошла в свой кабинет и увидела ЕГО. Опешила от неожиданности. Назвав своё имя и отчество, протараторила: «С вами познакомлюсь позже», – и объявила тему урока. Пишу на доске и думаю: это же очень хорошо, что ОН ученик. Ребенок. Значит не будет тревожащих мыслей и сравнений с Ромкой.

Класс сильный, все отличники и хорошисты. И Валерий в их числе. Первоначальное чувство шока с

течением времени поутихло. Но проводить уроки в этом классе было тяжело. Постоянно чувствовала внимательный, изучающий взгляд.

В школе новеньким, как заведено, в нагрузку бесплатные кружки. Кто во что горазд. Светлане предложили «Умелые руки» в начальных классах. Мне – рисование, выжигание по дереву, шахматы. Классные руководители дали нам со Светланой списки желающих. Каково же было мое удивление, когда среди них я увидела и Валерия с одноклассниками.

И пошло-поехало. КВН, походы в кинотеатр, выставки, мероприятия. Уставали от непривычки до отупения. Приходили со школы – ужин, подготовка к занятиям, сон.

Октябрь выдался теплый и форточку мы не закрывали. Проснулись как-то утром и увидели на подоконнике букет цветов. Стали думать и гадать, кто автор икебаны. Татьяна, хозяюшка наша, знающая все поселковые и школьные новости (работала школьным лаборантом), заявила: «По поводу авторства сомнений нет. Моя крестница мне кое-что рассказала, так что я в курсе всех событий в их классе. Обещала не говорить вам. Так что, сами смотрите в оба». В общем, появилась информация к размышлению: кто? почему? зачем?

На первых каникулах планировали отдохнуть от кружков, но в спортзал со Светланой ходили. Необходима была подготовка по прыжкам в высоту,

стометровке. Но не тут-то было. Вдвоем нам не удавалось тренироваться. Ребята приходили и на каникулах. А Валерий бывал ежедневно и, как ниточка за иголочкой, ходил за нами. После очередного его сопровождения нас до калитки Светлана заявила: «Лорка, дело плохо. Валерий в тебя влюбился».

Я: «Да что ты такое говоришь?! Я ведь даже тебя на шесть лет старше и далеко не красавица. Какая может быть любовь у молодого, симпатичного, умного парня к учительнице?! Ведь он ученик. Это противоестественно, противозаконно и, в конце концов, аморально. Никакой любви быть не может». И говорила, и говорила… Защитная реакция. Защищала себя от будущего. Оправдывала Валерия. Не стоит желать невозможного. Следовательно, мысли Валерия необходимо нейтрализовать мыслью о бесперспективности подобного чувства. А свои действия ограничить так, чтобы Валерий приходил в мой кабинет только на занятия, не садился рядом со мной в кинотеатре, не приносил цветы и не вручал их мне в присутствии учителей и учащихся. И где он только покупал эти цветы? Особенно часто приносил в декабре- январе – гиацинты, ставил в вазочку на моем столе в кабинете. Аромат в классе был прелестно дурманящий. Говорили, что цветы ему привозит сестра из города.

Эта же сестра пришла ко мне в один из субботних вечеров и заявила: «Если от Валерки будешь прятаться и не разговаривать с ним – побью! Ты что не

заметила, что он вторую неделю не ходит в школу? Сказал, что вообще не будет ходить на занятия. Мать в шоке. Ругает Валерку и тебя. Больше тебя. Грозилась нагрянуть с претензиями. Её не пустили. Пришла я. Мы с отцом Валерке сочувствуем и пытаемся водрузить его потерянную голову на прежнее место. Говорим, что подобное со многими в детстве случается, но проходит. Пытаемся чаще говорить об Ире, которая неравнодушна к нему. Но он слушать ничего не хочет. Молчит и все».

О глубоких чувствах этой девочки к Валерию, я узнала от его одноклассниц. Пришли и рассказали всё и о страданиях, как они выразились, Иры, и о Валериной, по их мнению, любви ко мне.

А девочку эту отметило мое сердце еще в начале сентября. Ира отвечала на вопрос по теме, как вдруг у меня так сильно забилось сердце, что стало плохо. Говорить не могла. И позже при виде ее испытывала, непонятную, необъяснимую тревогу. Какое предчувствие сработало тогда? Ведь в то время ни о ней, ни о Валерии я ничего не знала. Да я вообще их не знала! Как же эта девочка, вероятно, меня ненавидела. Но моей вины в невнимании Валерия к ней не было.

Сказала сестре Валерия и его одноклассницам, что ничего не делала, чтобы привлечь внимание Валерия к себе, не собираюсь привечать его и впредь. Пообещала, что прятаться не стану и, как прежде, буду ходить в спортзал на тренировки. Сестру заверила, что по окончании учебного года навсегда уеду из их

поселка.

Неудобно было перед коллегами, в чьих кабинетах пряталась, пока Валерий оловянным солдатиком дежурил у моего кабинета. Часто приходилось уже после второго звонка торопиться в свой кабинет. Так что не только десятый класс и несколько коллег, но и школа была в курсе этих пряток. Друзья его как-то сказали: «Валерий очень изменился. С нами после занятий почти не общается. Боимся, чтобы не натворил чего-нибудь, не свойственное ему. Пытались вразумить его, но пока безуспешно».

Пыталась и я поговорить с Валерием об Ире, её красоте, молодости, и о том, что я – его учительница и намного старше, а поэтому никаких личных отношений у нас не может быть.

– А мне по барабану Иркина красота, и Ваш возраст. Я должен видеть Вас каждый час, а лучше – каждую минуту! Без Вас мне плохо.

Господи! И за что же мне такое счастье-горе?! Места себе не находила. О чувствах Валерия знали и в поселке. Им, вероятно, было любопытно наблюдать за нами. А мне-то каково? Чувствовала себя как карась на раскаленной докрасна сковороде. Все видят, что Валерий каждое утро стоит у наших ворот. Открываем калитку и сразу же слышим: «Доброе утро» и массу вопросов: «А это вы смотрели, а вы читали?…» Путь к школе превращался в клуб «Что? Где? Когда?»

По выходным ездили со Светланой в город. Валерий провожал и встречал нас у причала. Жизнь превратилась в сплошное ожидание. Он ждал меня, а я неприятностей на свою голову. В новогоднюю ночь торчал у нашего дома нас до часа ночи. Вручил Свете и мне цветы. Сказал добрые слова в счёт будущей нашей жизни. А мне:

– Лариса Ивановна, мне необходимо поговорить с Вами.

– Нам лучше поговорить завтра. Поздно уже, да и родители твои волнуются.

– Ничего они не волнуются. Знают где я. А поговорить необходимо сегодня.

Чтобы не замёрзнуть, бродили почти час. Я молчала, он говорил:

– Я хочу, чтобы в новом году у нас и отношения были новыми. Вы должны убедиться, что я очень серьёзно отношусь к своим чувствам и мне можно доверять. И счастливы будем только вместе, по отдельности – нет. Я спланировал нашу будущую жизнь.

Видя его эмоциональное состояние, я возражать – не решилась.

Света и Таня дождались меня: «Что он тебе сказал? А что ты ему ответила?»

Я: «Одно и то же». И разревелась, как белуга. Парень толковый, а я старая, непутёвая. Толку с того, что выгляжу намного моложе своих лет? Была бы хоть красивая. Свои чувства к нему загнала

поглубже, чтобы не проявились, как лакмусовая бумага. Добился своего, находясь постоянно рядом. Реву.

А Татьяна: «Не реви. Всё равно вы будете вместе. Вспомнишь мои слова».

Помним с Валерием её слова, сказанные в новогоднюю ночь. Как в воду глядела!

Было удивительным то, что ни директор, ни коллеги не осуждали меня. Не было сплетен, шушуканий, многозначительных взглядов. Вели себя так, словно создавшаяся ситуация в порядке вещей. Идём с завучем по коридору, и она так спокойно сообщает мне:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.