Ошибка леди Эвелин

– Мужчину, Эви, – герцогиня поморщилась, словно это слово причиняло ей боль.

– Нет, миледи. Я не видела никакого мужчину, – покачала головой и для пущей убедительности смущенно вздохнула и посмотрела на солдат. Как бы намекая, что предположение о том, что под окнами молодой девушки может находиться мужчина – просто оскорбительно. И они не смеют задавать мне такие вопросы.

Стражники неловко замялись.

– А что случилось? – дождавшись, пока они сполна проникнутся осознанием собственной вины, повторила свой недавний вопрос.

– Простите, Ваша светлость, но мы вынуждены будем осмотреть дом, – не отвечая на мой вопрос, нахмурился один из стражников. Высокий, крупный, с длинным горбатым носом и с красными нашивками на черном мундире, он, видимо, был тут главным и во что бы то ни стало хотел найти беглеца.

У меня внутри все сжалось. Если обыщут конюшню – мне конец! Надо что-то делать. Но что я могу? Как отвлечь стражей? Упасть в обморок? Скорчиться от боли? Устроить пожар? Или…

Я из-под ресниц посмотрела на тетушку. Неужели она позволит собой командовать?

– Исключено, – оправдывая мои ожидания, холодно произнесла леди Шарлотта. – В моем доме нет никаких висельников. И ни один из моих людей не посмел бы укрывать преступника.

Она голосом выделила эти «моих» и «в моем», как бы давая понять всю абсурдность подобного предположения. Все-таки я не ошиблась в оценке тетушкиного характера. Герцогиня не терпела, когда кто-то пытался диктовать ей условия, и именно это могло спасти моего подопечного.

– И все же, – не отставал носатый. – У нас есть полномочия проводить обыск в любом доме Амвьена.

– Тер Мерден, я потратила на вас достаточно времени. Если вы не знаете, мой покойный супруг был дипломатом, и на наш дом не распространяются законы о досмотрах и обысках. Предлагаю вам немедленно удалиться, – тон герцогини стал нестерпимо-ледяным. – И людей своих заберите.

Она поднялась, отставила руку с тростью и надменно посмотрела на стражников.

– Ваша светлость, вы не понимаете, – попытался уговорить ее Мерден. – Сбежал важный государственный преступник, от поимки которого зависит благополучие всей империи. Если мы его не найдем…

– Я не намерена повторять дважды, – процедила герцогиня и посмотрела на замершего у дверей дворецкого. – Гроу, проводи теров за ворота и убедись, что никого из них не осталось в доме.

Она высокомерно посмотрела на застывших мужчин.

– Эвелин, а ты иди к себе, – достался мне чуть более мягкий взгляд. – Доброй ночи, дитя.

– Доброй ночи, леди Шарлотта, – поторопилась проститься я и торопливо выскользнула за дверь.

***

После ухода стражников в особняке еще долго было шумно. В коридоре первого этажа шептались слуги, по лестнице, вызываемые герцогиней, то и дело бегали горничные, слышался звон стекла и звяканье посуды – видимо, леди Шарлотта посылала девушек за нюхательными солями и шайской настойкой.

Я тоже не могла успокоиться и расхаживала по комнате, выжидая, пока переполох, вызванный вторжением солдат, сойдет на нет. Душа была не на месте. Как там мой подопечный? Только бы он не надумал выйти из конюшни! Только бы никто из конюхов не зашел в карантинную половину! Только бы стража убралась подальше от дома! Как много этих «только бы»…

Наконец, когда я уже извелась от волнения, слуги разошлись, и все звуки за дверью стихли. Выждав еще немного для страховки, я прокралась на кухню, достала из буфета оставшийся от ужина пирог с зайчатиной, отрезала большой кусок, прихватила бутыль с молоком и осторожно выскользнула из дома. Что ж, годы жизни в семье леди Вонк не прошли даром. Я умела передвигаться быстро и бесшумно, а если было необходимо – то и совершенно незаметно. Еще бы! Когда леди Вонк была не в духе – а она была не в духе пять из семи вечеров в неделю, – мне приходилось буквально сливаться со стенами, чтобы не попасться ей на глаза. Весь день леди Амалия проводила наверху, в своей спальне, а как только на Аухвайне опускалась темнота, моя «благодетельница» – как она сама себя называла – спускалась вниз и норовила излить дурное настроение на всех, кто попадался под руку. А кто под нее мог попасться? Либо я, либо кухарка, либо несчастный лорд Вонк. Вот мы и норовили сбежать куда подальше: лорд Вонк – в портерную, Милли – на кухню, а я – к себе в комнату.

Воспоминания заставили поморщиться. Нет, каким бы непонятным ни было мое настоящее, это все же лучше, чем терпеть бесконечные тычки и попреки.

Я дошла до угла, свернула на каменную дорожку и, оглядевшись по сторонам, припустила к конюшне. Мимо густых зарослей орешника, мимо одноэтажного домика, где жили работники, мимо большой каменной поилки для лошадей. Запыхавшись, добежала до дверей, юркнула в приоткрытую щель и остановилась, пытаясь разглядеть в свете магического светлячка своего подопечного.

– Эй? Вы здесь? – шепотом спросила у настороженно притихшей темноты.

В углу послышался шорох. Куча сена дрогнула. Из нее появилась рука, потом – голова, и на меня уставились настороженные глаза. Увидев, что я одна, беглец шумно выдохнул, отер со лба пот и без сил облокотился на беленую стену. Он был в измазанной кровью сорочке и неловко прижимал к груди ладонь.

– Не бойтесь. Я вам еды принесла. Вот, поешьте.

Я достала из кармана сверток с пирогом и сделала шаг вперед.

– Вот, поешьте

В то же мгновение в углу что-то ярко вспыхнуло, раздался громкий треск, и я зажмурилась. А когда открыла глаза, мужчины уже не было. Только на каменном полу валялся его перепачканный грязью сюртук.

Я смотрела на серые тряпки и сама не понимала, что чувствую. Страх? Немного. Удивление? Да, пожалуй. А еще – растерянность. Куда он делся? Это что – какая-то магия? Но ведь у незнакомца были голубые глаза, а это верный признак отсутствия дара.

В Кроненгауде существовала простая шкала одаренности, по которой легко определялся уровень магии – цвет глаз. Самыми сильными были черноглазые аристократы, входящие в Первую когорту магов и занимающие наиболее высокое положение в королевстве; сразу за ними шли обладатели карих глаз, принадлежащие ко Второй когорте. Как правило, все они были уважаемыми людьми, имеющими вес и влияние в обществе. Следом шли те, кто, как и я, имел зеленые глаза, – этакие середнячки, владеющие обычной бытовой магией. А вот те, чей цвет колебался от серого до голубого, не обладали даже зачатками магии. У нас, в Кроненгауде, таких было большинство. Но, в отличие от соседнего Дартштейна, отсутствие дара не слишком влияло на положение в обществе. Нулевики или схельды встречались и среди дворян, и среди торгового люда, и среди духовенства. Правда, высшая аристократия, к которой принадлежала леди Шарлотта, состояла исключительно из тех, кто смотрел на мир черными, как смола, очами.

Я зажгла огонек поярче и огляделась по сторонам. Как же незнакомцу удалось исчезнуть? Что это за магия такая? И почему он просил помощи, если мог сразу вот так исчезнуть? Непонятно. Но если его привезли в Саухвайне, тюрьму для магов, значит, он все-таки маг? Или нет?

Я подняла с пола сюртук и внимательно его осмотрела. Ткань дорогая, сразу видно, что сшито на заказ, а не в магазине куплено. Да вот же и бирка мастера – «Гаэр Рошельи». Один из модных остенских кутюрье, у него вся золотая молодежь Остенбрюге одевается, я сама слышала, как леди Вонк рассказывала об этом заглянувшая к ней в гости подруга. Та как раз вернулась из столицы Остена – Вассау, и спешила похвастаться полученными впечатлениями, ну а я, как всегда подслушивала за дверью. Это был единственный способ узнать, что происходит за пределами Аухвайне.

Пальцы мяли тонкое сукно, а я глядела на тонкую шелковую подкладку, на ровные стежки, на фигурные накладки и размышляла. Выходит, до того, как попасть в тюрьму, незнакомец жил в Остене и вел довольно обеспеченную жизнь? Очень интересно. Надо бы карманы проверить. Так, и что тут? Давно потерявший белизну батистовый платок, обломок булавки и тускло блеснувшая монетка. Полрена.

Я повертела потертый медяк и усмехнулась.

Что ж, буду считать это благодарностью за спасение. В моем положении даже эта мелкая монетка лишней не будет. Нет, я ни в чем не нуждалась, но леди Шарлотта никогда не давала мне наличных, а своих у меня не было. Впрочем, когда я жила у леди Вонк, у меня их тоже не было, так что сейчас я чувствовала себя едва ли не богачкой. На полрена можно купить большой кроненский леденец. Или кулек пармских орешков. Или… Нет, я потом придумаю. Сначала нужно от одежды избавиться. Кем бы ни был незнакомец и куда бы он ни испарился, лучше сделать все, чтобы от него не осталось никаких следов.

Я зажгла огонек поярче, переворошила сено, проверяя, нет ли там еще каких вещей, а потом придала ему прежний вид, выскользнула за двери и припустила к дому, молясь про себя, чтобы никто не заметил моих передвижений. Не хватало еще попасться!

Мокрая брусчатка скользила под легкими домашними туфельками, как каток в Аухвайне, с веток растущих вдоль дорожки кленов за шиворот падали холодные капли, теплая шерстяная шаль покрылась мельчайшей водяной пылью.

Мне повезло. Никем не замеченная, я прошмыгнула в дом и настороженно огляделась. Все тихо. В холле и в коридоре ни души. Дверь в комнату открылась бесшумно – все-таки недаром раз в неделю петли маслом смазывала, как чувствовала, что пригодится! Вот уж действительно, старые привычки так легко не исчезают.

Я достала из-под плаща бутыль с молоком и пирог, спрятала их на подоконнике, за шторой, а потом вытащила туго свернутый сюртук, кинула его в камин и замерла напротив, наблюдая, как неохотно принял тряпичное подношение огонь. Он лизнул влажный рукав и тут же отпрянул, пробежался по испачканному грязью воротнику и сердито чихнул яркими искрами.

– Ну чего ты? Не упрямься. Ешь скорее!

Наверное, кто-то скажет, что разговаривать с огнем глупо, но за годы жизни у леди Вонк я привыкла к жаркому собеседнику и даже научилась его понимать. Эта способность появилась у меня сразу после болезни. Правда, я никогда и никому о ней не говорила.

– Не хочешь? – посмотрела на свернувшееся клубком пламя. – Невкусно?

Сверкающий рыжий комок торопливо закивал и отполз к кирпичной стене.

– Ты хотя бы попробуй, – продолжала уговаривать упрямца.

Да, это вам не дом леди Вонк, где в каждом камине жил дружелюбный огонек.

– Ну?

Оранжевый язычок дрогнул, коснулся полы сюртука, недовольно фыркнул и перескочил на крупное полено.

– Ладно, тогда придется по-другому. Проэрти, – прошептала заклинание усиления и начертила рукой полукруг.

Вообще-то, огненная стихия неохотно подчиняется чужому давлению, но меня обычно слушает. Правда, здесь, в тетушкином доме, мне еще ни разу не приходилось использовать свои способности к подобным переговорам.

– Ксано, – добавила просьбу-приказ.

Пламя немного подумало, коротко рыкнуло, взмыло под самый дымоход, а потом обрушилось на творение Рошельи и проглотило его без остатка, сыто икнув напоследок.

– Молодчина! – радостно выкрикнула я, но тут же прикрыла рот рукой.

Не хватало еще, чтобы кто-то услышал.

Огонь пыхнул искрами, загудел, зашумел, подкатился к самой решетке и с любопытством выглянул сквозь ее прутья.

Я протянула руку и провела над пляшущими язычками.

– Спасибо. Ты мне очень помог, – шепнула новому огненному другу, разворошила угли, проверяя, не осталось ли где следов серой ткани, и довольная пошла спать.

***

Утро снова выдалось пасмурным. Тучи, нависшие над столицей, со вчерашнего дня так никуда и не делись. Неповоротливая карета герцогини медленно ехала по лужам Ахвен-штрассе, а ее на скорости обгоняли огромные мобили и крытые механические пролетки, из-под колес которых летели грязные брызги.

Я смотрела в окошко на хищные очертания мобов, и представляла, каково это – сидеть в большом комфортабельном салоне и наблюдать за миром сквозь узкие стекла его окон. У нас в Аухвайне современных мобилей было немного. Точнее, всего три: один принадлежал мэру, второй – главному магу, ну а третий был у городского богача лорда Сиверса. А вот в Амвьене мобами пользовались и дворяне, и зажиточные торговцы, и даже кое-кто из духовенства. Правда, большая часть служителей Единого, как и высшая аристократия, все же придерживалась старых традиций, и не признавала никаких новшеств. Старомодные упрямцы, что с них взять?

А вот я мечтала, что когда-нибудь однажды мне повезет прокатиться с ветерком на самом новом, самом быстром из всех существующих – «Эшлице». Эх, и почему леди Шарлотта так настойчиво цепляется за прошлое? С ее деньгами можно было бы купить сразу несколько мобилей, и менять их хоть каждый день. В понедельник, например, ездить на огромном «Ашвице», во вторник – на юрком «Броке», в среду…

Я так замечталась, что не заметила, как мы доехали до Аустер-вайне – улицы, где располагались самые известные Кроненгаудские Дома мод и магазины для богатых. Мы уже были здесь три месяца назад, когда я только переехала в Амвьен. Тетушка тогда заказывала для меня несколько платьев в известном на всю империю Доме Вандербау, но сейчас мы остановились рядом с другим зданием, помпезным и вызывающим, с импозантным швейцаром на входе и с изящными манекенами в витрине. И это не считая четырех этажей, красного мраморного фасада, черных колонн при входе и позолоты на портике. А завершала бьющее в глаза великолепие сверкающая надпись, скользящая по фронтону магическими огоньками – «Модный Дом Ривери».

– Эвелин, – посмотрела на меня леди Шарлотта, и я поторопилась подать ей руку. – Не спеши, моя дорогая, – спускаясь на залитую водой мостовую, напомнила тетушка. – Иди медленно, не забывай об осанке и о своем высоком происхождении.

Она отпустила мою ладонь и, держа трость немного на отлете, пошла к украшенным позолоченной ковкой дверям Модного Дома. Я двинулась следом, с иронией размышляя, о каком высоком происхождении может идти речь. Моя семья принадлежала к захудалому дворянскому роду, в котором, как в той поговорке, младший сын у младшего сына наследовал дырку от калача. И я слишком хорошо знала собственную родословную, чтобы проникнуться тетушкиными словами. Правда, спину все же выпрямила.

– Ваша светлость.

Высокий пожилой швейцар торопливо распахнул перед нами дверь и согнулся в подобострастном поклоне. Пуговицы на форменном сюртуке блеснули тусклой бронзой, напомнив мне о лежащей в кармане монетке.

– Добро пожаловать в Ривери, миледи! – разогнувшись, пробасил старик.

Леди Шарлотта даже не заметила этого приветствия. Тетушка королевой вошла в полукруглый холл, а я в который раз поразилась тому, насколько величественно она выглядит. Изящная, с идеальной осанкой и с такой же идеально уложенной прической, герцогиня казалась невероятно красивой, даже несмотря на возраст.

Стоило нам войти в просторный, отделанный черным мрамором холл, как тут же раздался высокий, похожий на женский голос.

– Леди Штолль, какая честь! Несказанно рад видеть вас в стенах Дома Ривери!

Из-за колонны нам навстречу кинулся невысокий человечек в сверкающем синем костюме. Интересно, он всех своих клиентов тут поджидает, или это только нам так повезло?

– А эта очаровательная молодая леди…

Он не договорил. Взгляд ярко-зеленых глаз пробежался по мне с ног до головы и замер на лице, впиваясь в него так цепко, что мне даже показалось, будто я чувствую прикосновение тонких паучьих лапок.

– Леди Эвелин Браге, – представила меня герцогиня. – Моя племянница. Эви, это мэтр Ривери, главный модельер Дома.

– Рад, очень рад! – снова повторил человечек и ловко облобызал ручку леди Шарлотты, а потом так же ловко склонился над моей.

На меня пахнуло сладкими духами с отчетливыми нотками пачулей. Помню, матушка как-то обмолвилась, что пачулями благоухают только падшие женщины, и я задумалась, что можно сказать об использующем столь «яркие» духи мужчине.

– Мэтр Ривери, леди Браге нужно подобрать несколько платьев, – тихо сказала герцогиня.

– Разумеется, миледи, – подхватился человечек.

Его лысая яйцеобразная голова блестела почти также ярко, как и бесчисленные бусинки, нашитые на ярко-синюю ткань сюртука, а маленькие, похожие на женские, ручки беспокойно дергались. Так, будто тянули невидимую нить. Да мэтр и сам напоминал паука, беспрерывно ткущего свою паутину.

– Вы же знаете, наши коллекции пользуются неизменным спросом и считаются одними из лучших в империи. Сюда, пожалуйста, – суетился Ривери, забегая вперед и распахивая двери в большой выставочный зал. – Анна! – негромко позвал он, и «нить» в его пальцах забегала еще быстрее. – У нас посетительницы.

На его зов из-за тяжелого бархатного занавеса появилась немолодая, но очень ухоженная тера. Светло-синий костюм сидел на ней, как влитой, приоткрывая ноги в дорогих шелковых чулках. Прическа была уложена волосок к волоску, кожа на лице сияла, и только мелкие, едва заметные морщинки в уголках глаз и на лбу выдавали истинный возраст женщины.

– Анна Варде, старшая продавщица, – представил теру Ривери, обращаясь исключительно ко мне.

Да оно и понятно. Герцогиня, судя по всему, была здесь частым гостем.

– Миледи, – коротко поклонилась тера Варде.

– Коллекцию «Бре-а-дорен», – посмотрел на нее Ривери. – Живо! Присаживайтесь, леди Штолль, – обратился он к герцогине, указывая на стоящие вдоль стены кресла. – И вы, леди Браге. Демонстрация моделей начнется через минуту.

Мы уселись в мягкие, удивительно удобные кресла, на маленьких столиках рядом с ними тут же появились поданые слугами прохладительные напитки и легкие воздушные печенья, а спустя несколько минут занавес поехал в сторону, и на подиум вышли девушки в невероятных нарядах. Юные теры проплывали мимо нас, останавливались, томно смотрели из-под полей шляпок, а я глядела на них во все глаза, от восхищения забыв, как дышать.

Разноцветный струящийся шелк, мягкий, глубоких синих оттенков бархат, шуршащая бордовая и золотая тафта, воздушная белая кисея – все это великолепие принимало самые причудливые формы, превращаясь то в вечерние платья со шлейфом, то в смелые, длиной чуть ниже колена балахоны, какие носили певицы из кабаре «Зордакс», то в легкие утренние наряды, поражающие воображение своей изысканной красотой. А потом появилось оно. Платье. Белое вечернее платье, глядя на которое хотелось задержать дыхание и любоваться, любоваться, любоваться… Маленькие рукава-фонарики, приталенный лиф, небольшой кружевной воротничок. Наряд был невероятно изящным и беззащитно-милым, если подобное выражение можно применить к одежде.

Я смотрела на него и понимала, что оно идеально. И даже представляла, как выглядела бы в этом нежно-зефирном великолепии. Эх, если бы у меня были собственные деньги! Пальцы снова нащупали монетку, и та показалась мне удивительно теплой, даже горячей. Интересно, отчего она нагрелась?

– Тебе что-нибудь понравилось, Эви? – негромко спросила тетушка, когда все девушки выстроились на подиуме.

Я молча кивнула, все еще раздумывая над странным «поведением» монетки.

– Назови номера, – не отставала герцогиня, и мне пришлось переключиться на происходящее.

Это что, какой-то экзамен? В прошлый раз леди Шарлотта ни о чем меня не спрашивала, просто выбрала несколько нарядов и заставила их примерить.

– Первое, третье, четвертое и седьмое.

– Отнесите в примерочную, – кивнула старшей продавщице герцогиня.

Та записала что-то в блокнот и исчезла, вслед за ней исчезли и демонстрировавшие модели девушки, а вскоре нас пригласили за ширму, где уже ждали отобранные мной наряды.

– У тебя неплохой вкус, Эви, – одобрительно сказала герцогиня, когда я примерила все платья, и в ее голосе я расслышала удивление. – Даже странно, учитывая, в каких условиях ты росла. И ты точно чувствуешь, что тебе пойдет, а что – нет. Большая редкость. Вот это белое особенно хорошо, – расправив посаженную на шелковую подкладку кисею, – добавила герцогиня. – Прекрасный выбор.

Она задумчиво посмотрела на меня, словно решая что-то в уме, и перевела взгляд на старшую продавщицу.

– Скажите мэтру, что мы возьмем все.

– Да, миледи, – улыбнулась та и после маленькой паузы добавила: – Могу я предложить леди Браге еще одно платье? Оно не выставляется для показов, но, мне кажется, вы должны его увидеть.

– Платье?

Леди Шарлотта чуть нахмурилась.

– Думаю, леди Эвелин вполне хватит тех четырех, что мы отобрали.

– Но это – совершенно особенное, оно будто создано для леди Браге, – не отступала Анна. – Тем более что оно идеально подойдет для бала по случаю приезда нового наместника. Вы не слышали? – видя мое недоумение, спросила она. – Лорд Скорса вчера подал в отставку, и на его место из столицы империи нового наместника назначили, лорда Дантера. А вот и платье, – отвлеклась она и взяла из рук помощницы невесомый серебристый наряд. Он напоминал крылья стрекозы – такой же воздушный, переливающийся и словно бы трепещущий от малейшего дуновения.

– Значит, об этом уже всем известно, – разглядывая каскадами спускающиеся воланы, задумчиво сказала герцогиня.

Она выглядела странно отрешенной, как будто мысли ее были далеки и от платьев, и от нас с терой Варде.

– И что говорят?

– Леди Шторм обмолвилась, что он из дартов и прислан к нам в Амвьен, чтобы навести порядок. А леди Сильвия Броде сказала, что лорд Дантер занимал высокое положение при дартском дворе. Да-да, это сюда, – поправила она оборку. – И пояс чуть передвинуть.

Анна ловко застегнула ряд маленьких пуговиц и отошла в сторону, позволяя мне увидеть свое отражение, а герцогиня нахмурилась и с силой оперлась на трость.

– Как вам, миледи? – спросила меня тера Варде.

– Очень красиво, – прошептала, глядя на нежный шелк, окруживший меня невесомым облаком.

Что ж, Анна была права. Платье действительно оказалось особенным и невероятно мне шло. Леди Шарлотта тоже это увидела.

В глазах ее мелькнул опасный огонек, тонкие губы плотно сжались, и герцогиня стала похожа на хищную птицу, выслеживающую в поле свой «обед».

– Хорошо. Мы его берем, – рассматривая мое отражение в зеркале, сказала она. А потом тихо добавила: – Возможно, это именно то, что нужно.

И мне почему-то почудился в ее словах какой-то двойной смысл. И сердце неприятно заныло, совсем как в тот день, когда герцогиня Авенау приехала за мной в дом леди Вонк.

***

Обратно возвращались по одной из центральных улиц. Тучи висели так низко, что, казалось, еще немного, и они попросту раздавят город. Что сказать? Весна, как и всегда в Кроненгауде, не задалась. Вместо ожидаемого тепла и буйного цветения – бесконечные дожди и сырость. И даже свежая зелень листвы смотрится темной и неприветливой, словно сама до конца не верит в скорое наступление лета.

– Эви, тебе понравилось у мэтра Ривери?

Леди Шарлотта посмотрела на меня и едва заметно нахмурилась. Я уже давно заметила, что герцогиня не любит излишне проявлять эмоции. У нее все сводится к полутонам и недосказанности – что в одежде, что в мимике, что в поведении.

– Да, тетушка, – быстро ответила на простой, казалось бы, вопрос.

Вот только расслабляться было рано.

– А сам мэтр? Что ты о нем думаешь?

Острый взгляд впился мне в лицо. И снова этот хищный блеск, и снова чернота кажется опасной.

– По-моему, он настоящий гений, – изображая простодушное восхищение, ответила тетушке. – Его наряды удивительны. Они такие… Такие…

Я замолчала, словно не в силах подобрать слова, и герцогиня удовлетворенно кивнула.

На самом деле мне хотелось сказать намного больше. О том, что за каждой вещью я вижу историю, которую вложил в нее мастер, чувствую флюиды его вдохновения, ощущаю настроение и свет. Но я не рискнула. По тому, что и как говорит человек, всегда можно распознать, что у него внутри. А мне совсем не хотелось обнажать душу перед непонятно откуда появившейся в моей жизни опекуншей.

– Гений, – кивнула тетушка и отпустила меня из-под прицела холодных глаз. – Только вот старшую продавщицу я бы заменила. Слишком разговорчивая.

– Разве это плохо? При ее профессии…

Договорить я не успела.

– Это еще что? – перебила меня герцогиня.

Карета как раз свернула на Оллен-брау, и впереди показался невысокий кованый забор. К слову, в Кроненгауде, в отличие от Дартштейна, ограды всегда делались небольшими и прозрачными. Так повелось еще со времен короля Густава, который предписывал своим подданным не скрывать личную жизнь от взглядов Черной стражи. По той же причине у нас до сих пор не принято плотно закрывать шторы.

– Что тут происходит? – тихо, словно про себя, спросила герцогиня, и я выглянула в окно, пытаясь понять, о чем она говорит.

Рядом с воротами стоял большой черный мобиль, во дворе было полно солдат, а в распахнутых настежь дверях растерянно застыл тер Гроу. Он смотрел на обыскивающих каждый куст стражников безумным взглядом, и губы его беззвучно шевелились.