Полная версия
Сила спокойствия
В самые напряженные моменты Кеннеди выходил из Овального кабинета прямо в свой любимый Розовый сад – впоследствии президент поблагодарит садовницу за важный вклад в разрешение Кубинского ракетного кризиса. Кеннеди совершал долгие заплывы: это помогало ему думать. Он сидел в Овальном кабинете в изготовленном по спецзаказу кресле-качалке, купаясь в свете гигантских окон, – так меньше болела спина. Телесная боль не должна была усугубить туман холодной войны, который так плотно накрыл Вашингтон и Москву.
Существует снимок: Кеннеди сгорбился, он стоит спиной к комнате, упершись кулаками в стол. Это поза человека, который держит на своих плечах судьбу мира. Человека вероломно спровоцировала ядерная сверхдержава. Критики оспаривают его мужество. Есть политические соображения, личные резоны; существует больше факторов, чем одновременно способен осмыслить один человек. Но он не дает никому поторопить себя. Ничто не омрачает его суждений и не мешает совершить правильные действия. Он самый спокойный человек в комнате.
Кеннеди следовало оставаться таким, поскольку решение о блокаде было всего лишь первым шагом. Затем последовало объявление о пятисотмильной запретной зоне вокруг Кубы (президент назвал ее «карантинной», блестяще смягчив агрессивное слово «блокада»). Потом были воинственные обвинения от русских и конфронтация в ООН. Лидеры Конгресса США выразили свои сомнения. Во Флориде в боевой готовности находились сто тысяч солдат – на всякий случай. Случались и провокации. Советский танкер подходил к карантинной зоне. Всплывали подводные лодки. Над Кубой сбили американский самолет-шпион U-2, пилот погиб.
Две крупнейшие и сильнейшие державы мира сошлись лицом к лицу. Сейчас известно, что ситуация была серьезнее, чем тогда считалось: некоторые из советских ракет были не частично, а полностью готовы к запуску. Даже если этого никто не знал, ужасная опасность ощущалась.
Могли ли эмоции взять верх над разумом президента? Мог ли он сломаться? Нет, ничего этого не могло случиться.
«Меня беспокоит не первый шаг, – говорил он своим советникам и себе самому, – а переход обеих сторон к четвертому и пятому. Шестой шаг сделать будет некому. Мы должны напоминать себе, что движемся крайне опасным курсом».
Время, которое Кеннеди дал Хрущеву на передышку и размышление, окупилось. Двадцать шестого октября, спустя одиннадцать дней кризиса, советский руководитель написал президенту США письмо: теперь он видит, как они вдвоем тянут канат с узлом посередине – узлом войны. Чем сильнее каждый тянет, тем меньше шансов, что они когда-либо смогут развязать его, и в конечном счете останется только разрубить узел мечом[12]. Затем Хрущев привел еще более яркую аналогию, которая настолько же справедлива в геополитике, насколько и в реальной жизни: «Если народы не проявят мудрости, – писал он, – они в конечном счете столкнутся, как слепые кроты, и начнется взаимное уничтожение».
Кризис закончился так же внезапно, как начался. Русские, поняв, что их позиция несостоятельна, а проверка решимости США провалилась, дали знак: они готовы к переговорам и могли бы убрать ракеты. Корабли остановились. Кеннеди тоже был готов. Он обещал, что Соединенные Штаты не станут вторгаться на Кубу, оставив победу за русскими и их союзниками.
По секрету Советскому Союзу дали понять: США готовы убрать американские ракеты из Турции, но только через несколько месяцев – чтобы не возникло впечатления, будто Америка может бросить союзника под давлением. Обладая четким мышлением, мудростью, терпением и острым взглядом на суть сложного провокационного конфликта, Кеннеди спас мир от ядерной катастрофы.
Мы можем сказать, что Кеннеди – пусть даже на короткий срок, менее двух недель, – достиг той стадии просветления, о которой говорится в китайском трактате «Дао дэ цзин». Когда он победил ядерную смерть, он был
Спокойный, как переходящий зимний поток.Внимательный, как воин на чужой территории.Вежливый, как гость.Жидкий, как тающий лед.Способный принимать форму, как кусок дерева.Восприимчивый, как долина.Прозрачный, как стакан воды[13].Даосы сказали бы, что он успокаивал мутную воду в разуме, пока не смог смотреть сквозь нее. Или, если позаимствовать образ у Марка Аврелия, философа-стоика, который сам преодолевал многочисленные кризисы, Кеннеди был «похож на утес, о который непрестанно бьется волна; он стоит – и разгоряченная влага затихает вокруг него»[14].
Каждый из нас на протяжении жизни сталкивается с кризисами. Ставки могут быть не столь высоки, но для нас и они имеют значение. Бизнес на грани краха. Решение о будущей карьере. Момент, когда от нас зависит вся игра. Эти ситуации потребуют всех наших ментальных ресурсов. Эмоциональный быстрый ответ – бездумный, недоделанный – не решит проблему. Не подойдет, если мы хотим сделать все правильно. Не подойдет, если мы хотим сделать все возможное.
И тогда нам понадобится такое же спокойствие, как у Кеннеди. Его хладнокровие и восприимчивость. Его умение поставить себя на место другого. Его понимание того, что на самом деле имеет значение.
В таких ситуациях мы должны:
• присутствовать целиком;
• очищать свой разум от предубеждений;
• не торопиться;
• спокойно сидеть и размышлять;
• не отвлекаться;
• сравнивать советы со своими убеждениями;
• размышлять, не впадая в ступор.
Мы должны культивировать ментальное спокойствие, чтобы преуспеть в жизни и благополучно преодолеть множество кризисов на своем пути.
Это будет нелегко. Но это важно.
Остаток короткой жизни Кеннеди беспокоился, что люди извлекут из его действий во время Карибского кризиса неверные уроки. Он не встал перед Советским Союзом и не угрожал оружием, пока тот не отступил. Над резкими безрассудными голосами превалировало спокойное и рациональное поведение. Кризис был разрешен благодаря умению мыслить – его собственному и нижестоящих, – и именно к этим качествам Америке приходилось раз за разом обращаться в последующие годы. Урок кризиса был не в применении силы, а в мощи терпения, чередования уверенности и смирения, предвидения и присутствия, эмпатии и непреклонности, сдержанности и стойкости, а также тихого уединения в сочетании с мудрым советом.
Насколько лучше был бы мир с таким поведением? Насколько лучше была бы ваша собственная жизнь?
Кеннеди, как и Линкольн, не родился со своим спокойствием. Он дерзко шкодил в школе, не был авторитетом ни в одной области в колледже и даже в качестве сенатора не пользовался большим уважением. У него хватало демонов, и он совершил множество ошибок. Но с помощью усердной работы – на которую способны и вы – он преодолел недостатки и развил в себе уравновешенность, которая так пригодилась ему в те ужасные тринадцать дней. Это была работа всего лишь в нескольких категориях, которой почти все прочие пренебрегают.
Сосредоточимся на освоении того, что мы будем называть областью разума, поскольку все, что мы делаем, зависит от правильного понимания.
Присутствуйте в настоящем
Не оплакивай Былого,О Грядущем не мечтай,Действуй только в НастоящемИ ему лишь доверяй[15].Генри Лонгфелло. «Псалом жизни»Четырехнедельный перформанс сербской художницы, «бабушки современного перформанса» Марины Абрамович в Музее современного искусства в Нью-Йорке назвали «В присутствии художника». Эти слова практически предопределили суть происходящего. Естественно, Марина должна была так или иначе присутствовать. Но никто не отважился бы подумать, что она будет там буквально… для всех.
Кто бы мог представить, что человек способен спокойно и совершенно неподвижно просидеть на стуле в течение семисот пятидесяти часов за семьдесят девять дней, лицом к лицу с 1545 незнакомцами, без помощи, не отвлекаясь, не отходя даже в туалет. Чего она пыталась добиться? Как она справилась? Вопросы задали ее бывшему любовнику, художнику и соратнику Улаю – Франку Лайсипену. Он ответил: «У меня нет идей – только уважение».
Перформанс был простым и незамысловатым. Шестидесятитрехлетняя Марина с заплетенными волосами входила в комнату, напоминающую пещеру, садилась на жесткий деревянный стул и просто смотрела на людей перед собой. Сменяя друг друга, они подходили по одному, один за другим, час за часом, день за днем – почти три месяца. Каждый раз она опускала глаза, сосредоточивалась, а затем обращалась к новому лицу. Как говорила Марина о своем искусстве, «здесь предлагается просто очистить себя. Чтобы суметь присутствовать».
Это действительно так сложно – присутствовать? Что в этом такого?
Никто из сидевших напротив художницы не задавал таких вопросов. Для тех, кому посчастливилось увидеть перформанс лично, это был почти религиозный опыт. Полностью воспринять другого человека в какой-то момент – большая редкость. Чувствовать, что он взаимодействует с вами, отдает свою энергию, как будто в мире больше нет ничего, имеющего какое-то значение, – еще большая редкость. Каково это – видеть, как они делают это так долго и так сильно?
Многие зрители плакали. Каждый говорил, что часы в очереди того стоили. Это было своеобразное зеркало, в котором они впервые могли ощутить свою жизнь.
Представьте себе: если бы сознание Марины отвлеклось, если бы она задумалась о чем-то, человек напротив немедленно почувствовал бы, что она где-то в другом месте. Если бы она слишком сильно затормозила свой разум и тело, то могла бы заснуть. Если бы она позволила себе обычные человеческие ощущения: голод, дискомфорт, боль, позывы в туалет, – ей было бы невозможно не пошевелиться и не встать. Если бы она начала думать, сколько времени осталось до окончания сегодняшнего перформанса, секунды поползли бы невыносимо медленно. Дисциплина, как у монахов, и сила, как у воинов, помогли ей игнорировать все отвлекающие факторы – чтобы существовать исключительно в настоящий момент. Она должна быть здесь, должна быть внимательной к человеку напротив и заботиться об опыте, которым он делится больше, чем кто-либо в мире.
«Люди не понимают, что самое трудное – делать что-то близкое к ничему, – сказала Абрамович о перформансе. – Это требует от тебя всего, и нет ничего, за чем можно спрятаться. Есть только ты».
Присутствие требует вас целиком. Это не ничто – это может быть самой сложной штукой в мире.
Когда мы поднимаемся на трибуну, чтобы произнести речь, наш разум сосредоточен не на решаемой задаче, а на том, что подумает о нас аудитория. И это влияет на наше выступление. Когда мы боремся с каким-нибудь кризисом, наш разум твердит, что это несправедливо, что творится безумие и что так продолжаться не может. Почему мы спускаем важную эмоциональную и ментальную энергию именно тогда, когда она нам особенно нужна?
Даже спокойным домашним вечером мы думаем о том, что еще необходимо сделать. Закат может быть чудесен, но вместо того, чтобы им наслаждаться, мы бросаемся его фотографировать.
Мы не присутствуем, и поэтому мы упускаем. В жизни. Во взгляде. Мы не делаем максимально возможного.
Многие из стоящих в очереди на перформанс Марины Абрамович ненамеренно иллюстрируют это явление. Торопясь войти в едва открывшиеся двери, они быстро проскакивали мимо таких же впечатляющих этапов ее карьеры, чтобы стать первыми для «особенного». В очереди они суетились и болтали, пытаясь убить время. Они дремали, прислонившись друг к другу. Проверяли свои телефоны, а потом проверяли их снова. Планировали, что будут делать, когда подойдет очередь, и размышляли, на что это будет похоже. Некоторые втайне разрабатывали мелкие проделки, которые, как они надеялись, принесут им пятнадцать секунд славы[16]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Стоя (стоа) (греч. στοά – портик) – галерея-портик в античной архитектуре. В расписной стое на афинской агоре преподавал Зенон Китийский, создатель стоической школы, основанной им в 308 году до нашей эры. Прим. пер.
2
Хедж-фонд – вид инвестиционного фонда, цель которого – максимизировать прибыли и устранить риски. По сути, партнерство между управляющим и инвесторами. Прим. пер.
3
Супербоул – в американском футболе: финальный матч сезона НФЛ. Прим. пер.
4
Битва при Геттисберге (1–3 июля 1863 года) – одно из важнейших сражений Гражданской войны. Прим. пер.
5
Марш Шермана к морю – поход армии под командованием Уильяма Шермана к побережью Атлантики в ноябре – декабре 1864 года. Прим. пер.
6
В немецком оригинале ganz stille – буквально «совсем тихо». Прим. ред.
7
Перевод С. В. Петрова. Прим. пер.
8
Лао-цзы – древнекитайский философ, основоположник даосизма. Историчность этой фигуры подвергается сомнению. Прим. пер.
9
Перевод В. Антонова. Прим. пер.
10
Болезнь Аддисона – гипокортицизм: заболевание надпочечников, при котором снижается производство гормона кортизола. Прим. ред.
11
Книга о предпосылках и начале Первой мировой войны. За это произведение Барбара Такман в 1963 году получила Пулитцеровскую премию. См.: Такман Б. Августовские пушки. М.: АСТ, 2014. Прим. ред.
12
В письме Хрущева было написано буквально следующее: «Мы с вами не должны тянуть за концы каната, на котором вы завязали узел войны, потому что чем крепче мы оба будем тянуть, тем сильнее стянется узел, и придет время, когда узел будет так туго стянут, что даже тот, кто завязал его, не в силах будет развязать, и придется разрубить… Давайте не только перестанем тянуть за концы каната, но и примем меры к тому, чтобы узел развязать. Мы к этому готовы». Прим. пер.
13
Исходный текст «Дао дэ цзин» написан на древнекитайском языке, что создает серьезные проблемы при переводе. Вариант перевода «Дао дэ цзин», который цитирует автор, отличается сильным искажением (вплоть до противоположного смысла последней строки). Ближе к оригиналу такой вариант: «Они были робкими, как будто переходили зимой поток; они были нерешительными, как будто боялись своих соседей; они были важными, как гости; они были осторожными, как будто переходили по тающему льду; они были простыми, подобно неотделанному дереву; они были необъятными, подобно долине; они были непроницаемыми, подобно мутной воде» (перевод Ян Хин-шун). Прим. пер.
14
«Размышления», книга четвертая. Перевод А. К. Гаврилова. Прим. пер.
15
Перевод И. Бунина. Прим. ред.
16
Отсылка к известной фразе Энди Уорхола: «В будущем каждый может стать всемирно известным на пятнадцать минут». Прим. пер.