
Полная версия
Земля незнаемая. Сборник
– Палыч, давай сюда!
Тот же самый раздраженный голос спросил:
– Господи, ну какие еще могут быть морально-этические проблемы? Мы несчастные, полумертвые скитальцы, не представляющие для планеты никакой опасности. Везде принято оказывать помощь попавшим в беду путешественникам, здесь, кстати, тоже.
Альфа какое-то время пристально смотрел на говорившего. Взгляд его стал жестким, голос резким и отрывистым:
– Любезные мои, я понимаю, что все вы измотаны до предела, однако перестаньте ныть и уподобляться примитивным дикарям. Хочу напомнить вам, что вы люди широко образованные и стоящие на неизмеримо высокой ступени развития по сравнению со здешним населением. Посему, пораскиньте-ка мозгами…
Он потер глаза, несколько секунд помолчал, собираясь.
– Это молодая планета и молодая цивилизация. Достаточно высокий уровень технического прогресса соседствует с полным отсутствием какой-либо философии общения с представителями инопланетных рас. Впрочем, они и между собой еще не умеют общаться. Здесь господствует внутривидовая борьба, причем в самых диких, на наш взгляд, формах. Тому подтверждением результаты исследования наших историков. Войны здесь испокон веков считаются весьма почтенным занятием. Причем государственные идеологии построены таким образом, что находится оправдание для любых войн, и захватнических, и оборонительных. Но это, как я уже сказал, внутривидовая борьба. Перед лицом инопланетной опасности они мгновенно объединятся – для любой жизни самое главное сохранить самое себя. Десять тысяч лет назад мы вели себя точно также.
Слева поднялся тощий человек со впалыми щеками и глубокими залысинами – представитель группы объективного контроля видеосистем:
– Но мы в свое время бредили встречей с инопланетянами, как же, братья по разуму. Неужели их миновала чаша сия?
Альфа помягчел лицом, засмеялся:
– Как же, как же, процентах в трех произведений их беллетристов от фантастики провозглашается хвала братьям по разуму, и описываются трогательные встречи с оными. В остальных девяноста семи они с наслаждением уничтожают гнусных инопланетных завоевателей.
Он стал серьезным:
– Друзья мои, лично я вижу вот какие перспективы нашего контакта. Первая: мы объявляем о себе и официально запрашиваем разрешение на посадку. Если нас не уничтожат на орбите, значит, это произойдет на планете. Причем, вовсе не обязательно применять по отношению к нам ядерное оружие. Нас приветливо встретят, изолируют в комфортном месте, будут изучать наш язык и впитывать наши знания. Когда станет известно о том, что на борту «Пришельца» имеется такое оружие, с помощью которого легко можно снести один из горных хребтов, на планете начнется ряд вооруженных конфликтов за обладание этим оружием. Подозреваю, это закончится кровавым хаосом.
Альфа вылез из-за стола и, сгорбившись, заложив руки за спину, стал расхаживать по невысокой эстраде. В зале повисло напряженное молчание.
– Можно потерпеть какое-то время и наполнить хранилища горючим полностью. Выбрать малонаселенную, пустынную зону, на десантных судах перебросить три четверти нашего населения. Отстроить комплексы жизнеобеспечения, закутать их защитным полем и жить себе, будто никого рядом не существует. Но вся эта возня рано или поздно будет раскрыта, и разъяренные аборигены объявят нам войну. Воевать с целой планетой – что может быть глупее?
– Еще одна схема: предыдущий вариант, растянутый на долгое время в обстановке максимальной секретности. Слава Создателю, мы почти не отличаемся от местного населения внешне, разница лишь в физиологии. Но нас несколько тысяч, невозможно всех сделать закаленными секретными агентами, да и пожить по-человечески хочется. Кроме того, перспективы в этом случае невеселые, нам грозит ассимиляция. Эта планета поглотит нас полностью.
Альфа неловко забрался за стол.
– Ну-с, выслушиваем ваши предложения.
В зале довольно оживленно завозились, начали разговаривать в полный голос, даже покрикивать.
Оживился, оживился амфитеатр, с нелепыми деревянными креслами – дань традиции. Сбросили меховые куртки, разгорячились. Машут руками, возятся с карманными информаторами, уставились на полупрозрачный шар, внутри которого мелькали кадры перехвата телепрограмм. Давненько Альфа не видел их такими. Он откинулся в кресле, закрыл глаза. Из сеток обогревателей потянулись вялые, но вполне ощутимые струйки тепла: запустили реактор собственных нужд. Полчаса назад это вызвало бы космическую эйфорию, сейчас никто и внимания не обратил.
Обсуждение продолжалось минут пятнадцать – Альфа не торопил. Наконец поднялся рослый красавец Борат, командир разведывательно-десантной группы, сильно отощавший, но не потерявший привлекательности.
– Экселенц, все, что здесь предлагается, абсолютно нереально. Но мы вас знаем, наверняка у вас в запасе есть какая-то идея. Так что выкладывайте, не будем терять времени.
Альфа встал, спустился с эстрады.
– Идея есть. На первый взгляд она совершенно фантастическая, но я прошу вас не торопиться с оценками.
Он походил вдоль первого ряда, сцепив руки за спиной.
– Мы можем выжить на этой планете только в том случае, если заручимся поддержкой местного населения. Для этого вовсе не обязательно объединяться с какой-то группой аборигенов против другой. Мы обречены в любом случае действовать в обстановке глубочайшей секретности. Идея же вот в чем.
Вам известны наши колоссальные успехи в области изучения мозговой деятельности и практических результатов этого… гм… дела. Естественно, что нормальные здоровые люди испытывают глубокое отвращение к такого рода практическим действиям: никто не хочет вмешательства в самые потаенные глубины своей личности. Но, то, что я сказал, относится к здоровым людям. Кому из вас известна статистика психиатров? Ведь высоты цивилизации даются огромным напряжением душевных сил. Реакция подсознания известна – прочь от всякого давления. Результат – уход куда угодно, только бы избавить мозг от непосильной ноши. Так вот, вы знаете, скольким миллионам людей было возвращено нормальное самочувствие, радость бытия с помощью так сильно нелюбимых вами D-технологий?
В зале удивились:
– К чему бы это, экселенц?
Альфа невесело засмеялся:
– Простите, коллеги. Вероятно, сработала защитная реакция, ибо то, что я сообщу, не понравится многим.
– Я предлагаю провести D-перестройку мозговой деятельности аборигенов, чтобы хоть как-то подтянуть их к нашему мироощущению. Естественно, мы не можем переделать всех людей, да в этом и нет никакой необходимости. Наша задача состоит в том, чтобы создать очаги нового мироощущения, этого достаточно.
Раздраженный голос уже взвыл:
– Вот они, ваши планы! Всепланетная промывка мозгов. Мы не можем здесь закрепиться, посему, получайте, ребята, всеобщее счастье.
Теперь уже разъярился и Альфа:
– Перестаньте, Солти! Вы нытик и трус, вы болячка и ничего более. Вас в Совет включили именно по этой причине – с болячками надо считаться. Чтобы мы помнили о том, что мы не абсолютно здоровы. Другой роли у вас нет и быть не может. У вас нет ни объективных, ни, тем более, субъективных возражений – вы слишком ничтожны как личность. Меня осудят за такие мысли, но будь моя воля, я бы с вами проделал такой эксперимент: дал бы вам сознание местного аборигена с его алчностью, чудовищной жаждой власти и одновременно со всеми мыслимыми комплексами: страхом, ненавистью, недоверием и прочими прелестями. Денек вы бы побыли в своей шкуре, денек в чужой. Любопытно, какое мироощущение вы бы в итоге выбрали?
Альфа даже зашипел от злости. Взглянул на свою сжатую в кулак руку, она заметно тряслась. Подумал мельком: плохо дело, старый пень, не контролируешь себя. Тут же, однако, проскочила тщеславная мыслишка: ого, брат, на какие эмоции ты еще способен.
Пригладил остатки волос, набычился:
– Что в этом, скажите, плохого, если мы дадим части земных людей полное, радостное ощущение бытия, понимание тончайших взаимодействий окружающего мира, которое и здесь зовется интеллектом? Что плохого, если мы пригасим немотивированную алчность, бесконечную жажду власти местных лидеров? Внушим им чувство ответственности за судьбы людей, которыми они управляют. А тем, кем управляют, дадим понимание того, что их лидеры не стайные вожаки, а просто нанятые работники, которые в силу своих способностей, должны все делать для их блага.
Несколько секунд помолчал.
– Разве это не является содержанием их многочисленных религий? Разве это противоречит их общественным идеалам? Тысячу раз нет. Под моими словами подпишется, не задумываясь ни на секунду, любой из простых людей, обитающих на этой планете. Мы избавим их от одного, хотя бы, кровавого цикла их истории. А дальше видно будет.
Неряшливый, заросший по самую макушку диким волосом, историк Труб проворчал:
– Экселенц, это вызовет многочисленные конфликты. Подвергшихся перестройке будут преследовать – здесь не любят тех, кто особенно выделяется.
– Вы правы, Труб. Чтобы избежать этого, мы поступим вот как. Можно ненавидеть умного и талантливого соседа, но если ваш ребенок умен и талантлив – его можно только любить. Первыми субъектами перестройки станут дети. Во-первых, это не вызовет внутренних конфликтов, во-вторых, мироощущение детей наиболее близко нашему: свобода мышления в тех пределах, которые им отпущены. Полная свобода в творчестве, отсутствие взрослых комплексов, словом, самая активная пора познания окружающего мира.
– Экселенц, вы уже поняли, что представляют собой аборигены: кто-то из них непременно обеспокоится тем, что его ребенок слишком умен.
– А вот это уже проблемы наших D-специалистов – пусть создадут разновидность некоего психического вируса – чтобы дети смогли передать взрослым часть перестроечного комплекса. Программистам необходимо самым тщательным образом спланировать поведение взрослых, чтобы избежать паники и лишней болтовни. Все должно происходить само собой.
***
…Вслед за Палычем легко вошел начальник поисково-спасательной службы – рослый красавец с умным и интеллигентным лицом, отставной каперанг с Тихоокеанского флота, Иосиф Эйзер.
Стали осторожно подниматься в музыкальный зал на втором этаже, оттуда доносились необыкновенно звонкие и веселые голоса.
Алексей споткнулся о какой-то кабель и неряшливо ввалился в просторное, с застекленной стеной, светлое помещение. Все оно было залито радостным золотым светом – дрожали, переливались пятна на паркете, косые солнечные лучи мощно лились сквозь стекла, освещали ужасный кавардак. Дорогая вещь – компьютер, притащенный из бухгалтерии, был безжалостно раскурочен, выпотрошенные сложнейшие платы безмятежно переливались в солнечных лучах всеми красками. Печально топорщил свой остов древний телевизор, его начинка была разбросана по полу.
Двое серьезных умненьких мальчиков, поджав ноги, сидели на паркете. Сдвинули белобрысые одинаковые головенки, большеглазые лица розово светились мягкими пятнами в тени угла. Они водили пальцами по небрежно склеенным по краям зеленым пластилином стеклам. Стекла были вынуты из оконных рам – по залу гулял легкий сквознячок. Стеклянный бутерброд был прислонен к стулу, от него к электронной мешанине процессора тянулись тонкие проводки. На самодельном зеленоватом экране (пустые флаконы из-под хозяйственного геля валялись рядом) разворачивались меж тем удивительные картины: потрясающей красоты космические пейзажи раскручивали спирали и облака галактик. Их сменяли невероятно реальные и отчетливые изображения нездешних людей, города странной архитектуры, столбцы знаков необычайного рисунка. Из наскоро приспособленного динамика старого проигрывателя доносились то аккорды гармоничной музыки, то жесткий четкий голос, произносивший небывалое, то жуткий вой и хрип.
Мальчонка покрупнее с досадой сказал своему партнеру:
– Я же тебе говорил, неряха, сбегай домой за паяльником. Видишь, какие помехи.
Напарник задумчиво пощелкал себя по надутой щеке, отчего получился булькающий звук, сказал:
– Наплюй. Главное мы поняли: их философию, их историю, их беду. Их потребность в помощи, которую им оказать можем только мы. Ну, подумаешь, домен Вселенной не определили – какое это имеет значение. Люди нуждаются в помощи и надеются на нас – это главное.
Палыч негромко проговорил:
– Мать моя женщина. Теперь понятно, отчего уборщица ревела как белуга.
В центре зала творилось уж вовсе невероятное. Десятка три девчонок и мальчишек в спортивных костюмчиках сидели, завернув ножонки – чистые йоги. Заведующая, Нина Андреевна, посмеиваясь, странно-доверительно говорила ребятишкам:
– Сейчас Александра Ивановна нам подыграет, и мы, наконец, полетаем наяву так, как мы с вами летаем во сне.
Веселая толстуха Александра Ивановна заиграла на пианино (блистательно заиграла!) странную, скачущую и плетущуюся, словно вьюнок на заборе, мелодию. Гармония ее была нездешней, но она доподлинно была и оставляла впечатление цыплячьей радости и взрослой грусти одновременно.
Нина Андреевна глубоким и звонким голосом сказала:
– Сосредоточились? Теперь скажем «ах!» и полетим.
Ребятня дружно сказала «ах!» и медленно оторвалась от пола. Девочки стали аккуратно плавать вдоль стен, мальчишки, как всегда, не проявляя никакого терпения, заносились, словно вьюны, в разных направлениях.
Нина Андреевна, всплыв, словно большая рыба из мультфильма, под потолок, пристроилась в воздухе, будто на диване. Подперла голову рукой и благожелательно сказала:
– Дети, осторожно, не ушибите друг друга.
Ошалевший вконец Палыч тоскливо пробормотал:
– Мужики, выйдем покурить, что-то мне хреново.
Эйзер, взиравший на все происходящее с острым интересом, ответил:
– Давайте-ка, Александр Павлович, все помещение осмотрим, авось чего еще любопытного увидим.
Палыч проворчал:
– С меня до конца дней моих любопытного хватит. И ведь что обидно, сказать никому нельзя – живо в дурдоме окажешься.
Вышли тихонько из зала, стали спускаться в полуподвал. На нижней площадке трое девчонок, став в круг, звонко орали частушку:
– …Говорит: потом, потом.
Я пришла, а он на печке
Тренируется с котом.
Из взметенных кверху рук выплывал огромный фиолетовый кот. Он весь струился и переливался, неодинаковые глаза его ярко сияли желтым. Это был странный оживший детский рисунок, несовершенный, кривобокий, но живой. Кот открыл здоровенную пасть и свесил красный язык. Девчонки восторженно заверещали. Потом у фиолетового чудовища нос вытянулся в хобот. Одна из девчонок гневно закричала:
– Всегда ты, Натаха, игру испортишь! Где ты видала кота с хоботом?
Палыч простонал:
– Чудны дела твои, господи, – вся его предельно реалистичная натура активно восставала против увиденного.
На троих мужчин никто не обращал ни малейшего внимания. Эйзер безмятежно мурлыкал:
– То ли еще будет, то ли еще будет…
Алексей прислушался к себе: наплывало ощущение невероятного Нечто, колоссального явления всепланетного масштаба. В истории Земли таких вещей не наблюдалось никогда. Всякие религиозные чудеса в расчет принимать не приходилось – никогда не сталкивался с ними.
Здесь же все было абсолютно реально. Алексей ни на секунду не утратил природного скепсиса, но совершенно доверял собственным глазам: это было, это происходило сейчас, на его глазах. Это можно было потрогать и с явлением приходилось считаться.
Острый, тренированный глаз отмечал привычную игру светотени, фактуру поверхностей, выражение лиц, пятна побелки на одежде летающих пацанов – в реальности происходившего не было ни малейших сомнений.
С детьми что-то происходит и это что-то, совершенно ясно, не земного происхождения. Наплывающее Нечто не носит агрессивного и опасного начала: кроме естественного шока не возникало ни страха, ни чувства опасности – охранительные механизмы находились в полном покое.
***
В огромном ангаре царил полумрак, с трудом разгоняемый осточертевшими люминофорами. Ярко освещена была только средняя часть: огромная сигара десантного бота улеглась поперек бесконечного зала. Мягко сиявшее серебристое тело было полускрыто многочисленными блоками контрольных и ремонтных агрегатов, громоздящихся на операционном каркасе. Гулко перекатывались звуки: голоса техников, инженеров, программистов, резкие трехтонные звуки аварийной сигнализации – увы, очередная неисправность.
Группа специалистов толпилась на плавающей площадке у экранов контрольной системы. Десантники, под руководством здорово повеселевшего, чисто выбритого и благоухающего каким-то необыкновенным ароматом, Бората, укладывала снаряжение.
Альфа стоял у опущенной аппарели бота со старшим энергетиком Руфой. Пергаментная кожа, обтянувшая скулы, измученное лицо – крайняя степень утомления человека. Он тер щеки ладонями:
– Простите, экселенц, чертова уйма работы. Все системы разлажены, в том числе и контролирующие. Персонал потерял навыки, с трудом справляемся даже с паршивым ботом. А впереди пуск заводов, запуск основных генераторов – не представляю, как мы с этим справимся.
Альфа потрепал его по плечу:
– Не впадайте в уныние, дружище! Главное, мы запустили вот эти системы,– он постучал себя по залысому лбу.
– Экселенц, мне придется пойти с десантниками.
– Нет, это исключено. Там может случиться все, что угодно, а мы не можем рисковать энергетиками.
– И случится все, что угодно, если я не пойду с ними. Запас топлива на этой лоханке ограничен, а энергетические траты предстоят огромные – режим полного глайдера в воздушной и водной средах. Отражающие и защитные поля будут работать с полной нагрузкой. Никакой программы действий нет, поэтому, в процессе работы придется просчитывать каждый шаг. Бортовой энергетик с этим просто не справится. К тому же, он подчиняется Борату, а если учесть его непредсказуемую десантную натуру… Ну, вы сами понимаете о чем я.
– Вы меня убедили, Руфа. Но вы вконец измотаны.
– Ничего, я выдержу. Потом, кто знает, может смена впечатлений меня приободрит.
Пропел гармоничный аккорд, веселый голос дежурного инженера произнес скороговоркой:
– Все системы и агрегаты в порядке. Экипажу занять места согласно штатному расписанию.
Запели сервоприводы, операционный каркас сложился и исчез под потолком.
Десантники построились у кормовой аппарели. Альфа посмотрел на оживленные лица, подобрался и жестко сказал:
– Перед вами ставится самая важная на сегодняшний день задача – добыть пищу для двадцати тысяч человек. Поэтому запомните: неудачи быть не может.
Затем – Борату:
– На суше мы нигде эту пищу взять не сможем, не привлекая внимания местного населения. Нам остается одно – океан. Да это и к лучшему – там колоссальное количество животных и растений. Наши кулинары, наконец, проснутся и изготовят нам сотни вкуснейших блюд. Но всю эту благодать надо еще добыть.
– Рабочие зоны определены. Будьте осторожны, в верхних слоях шныряют субмарины аборигенов, водная поверхность сканируется спутниковыми системами.
Он засмеялся:
– На время вам придется стать рыбаками – на судне есть приличный трал. Берите все – рыбу, моллюсков, водоросли, здесь разберемся. Проблема в том, что сублимационных установок на судне нет. Улов подвергнуть глубокой заморозке. Придется на орбиту поднимать процентов шестьдесят, не меньше, океанской воды, которая, в общем, нам не нужна, разве что планетологам. Но это неизбежные издержки. Еще раз повторяю, будьте крайне осторожны. По местам.
Загромыхали ботинки по металлу аппарели, цепочка людей втянулась внутрь корпуса. Заурчали сервоприводы, створки люка закрылись.
Механический голос произнес:
– Десятый к старту готов. Судно подать во второй коллектор. Первичная тяга – химическими ускорителями, маршевый двигатель находится в автоматическом режиме.
Завыли моторы, гидравлика подала огромную сигару во входной люк коллектора. Сегменты его бесшумно закрылись, зашипели вакуум-насосы, ангар вздрогнул – заработали стартовые химические ракеты.
Легкий толчок, бот сошел с направляющих. Полыхнула, уменьшаясь, на экранах серебряная звездочка – бот растаял на поверхности сияющего голубого шара.
Слабенький желтый свет заливал середину недлинного коридора, в углах лежали густые тени. Воздух был пропитан устоявшимся запахом прачечной: пахло несвежим бельем, мокрым деревом и хлоркой.
Из полуоткрытой двери доносилось журчание воды и странные, ухающие, вроде бы не человеческие, звуки.
Под раскрытым окном, на табуретке, уставив подбородок в колени, сидела девочка в зеленом ситцевом платьице. Голова ее была хозяйственно повязана косынкой. Сквознячок шевелил выбившиеся из-под платочка мягкие волосы. Грустными глазами она следила за мальчиком из старшей группы в большом, наскоро приспособленном, клеенчатом фартуке.
Мальчик держал в руках шланг, из которого лениво текла толстая струя горячей воды.
В большой оцинкованной ванне, в клубах пара переваливалось, приплясывало на коротких ногах странное существо. Грязно-желтого цвета, толстое, с маленькой лысой головой и коротенькими руками. Однако оно не только не было отталкивающим, но хранило в себе своеобразную прелесть пластилиновой фигурки, вылепленной детскими руками.
Существо таращило сверкающие черные глазки, хлопало себя по объемистому животу и довольно ухало, нежась под горячей водой.
Девочка грустно говорила:
– Я просила, чтобы ты мне Барби сделал, а ты какого-то уродца слепил.
Мальчишка легкомысленно присвистнул:
– Подумаешь, Барби! Глупая кукла. Ее и оживить-то нельзя. Смотри, какой чудный гомункул получился. Он добрый и услужливый. Я тебе ошейник подарю, будешь с ним гулять, ни у кого такого нет.
Девочка в сомнении рассматривала гомункула.
Под ногой у Алексея что-то пронзительно пискнуло. Чертыхнувшись, он отскочил в сторону, изумленно посмотрел под ноги. На истертых плитках лежал толстый пласт чего-то, напоминающего слоновью кожу. В углу куска болезненно перекосилось маленькое личико, крошечные черные бусинки глаз гневно сверкали.
– Твою…– едва сдержался он, – это даже для меня слишком.
Мальчик рассеянно сказал:
– Извините, неудачная проба. Помогите, пожалуйста.
Алексей с натугой поднял эластичный тяжелый пласт. Он явственно пульсировал. По указанию юного алхимика кинул его в ванну – там глухо зашипело, поднялся едкий бурый дым.
Девочка крикнула:
– Ему же больно!
Мальчишка равнодушно пожал плечами:
– Ничего не поделаешь, издержки эксперимента.
На заплетающихся ногах мужчины выбрались во двор.
Палыч жадно затянулся сигаретой. Народу заметно прибавилось. Стояли, тихонько пока еще, переговаривались. В первом ряду, с улыбкой идиота, за происходящим наблюдал Витенька – в прошлом солдат, получивший в Чечне тяжелое ранение и контузию. С тех пор он превратился в полного дурачка. Его жалели – был услужлив и безобиден. Отец умер, убитый горем. Витенька находился на попечении матери, которой, похоже, тоже долго не протянуть.
Палыч, отшвырнув окурок, решительно сказал:
– Все, сворачиваемся к чертовой матери. Пусть здесь психологи и ученые разбираются – не наши дела.
Алексей, озаренный сумасшедшей мыслишкой, сказал:
– Погоди минутку, Палыч.
Рысью понесся к входу, нашел трех девчонок, которые лепили теперь странного белого зверя, и сказал:
– Девчонки, надо помочь очень хорошему человеку. Он тяжело болен после ранения, потерял разум. Кроме вас, его никто не спасет.
Одна из девочек задумчиво сказала:
– Это трудно, надо Толика из подвала позвать. Без него мы не справимся.
– Беги, солнышко, беги, зови его, – заторопился Алексей.
Дети вышли, щурясь от яркого света. Безошибочно определили своего пациента. Толик негромко сказал спасателям:
– Разверните, пожалуйста, носилки. Его нужно уложить.
Странно, взрослые дяди безропотно подчинились пацану и развернули носилки.
Витенька, безмятежно улыбаясь, улегся на них и почти сразу заснул. Ребятишки встали у изголовья, сомкнули развернутые ладони, образовав кольцо. Толик заговорил:
– Сосредоточились, зондируем. Глубже, подкорку.
Натаха быстро сказала:
– Есть пораженная зона. Не очень обширная. Нарушены моторные функции.
– Ерунда, моторные функции. Ищите главную причину.
Маленькая белобрысая девочка, с капельками пота на облупившемся носу, напряженно заговорила:
– Есть. Инородное тело в левой лобной доле. Очень маленькое, скорее всего металл. На черепной кости заросшее входное отверстие.
– Выводим, Катя!
– Нельзя, оно закапсулировалось. Повредим капсулу, гной растечется. Надо расширить отверстие.
Мальчик сказал спасателям:
– Принесите хирургическую укладку.
Те, засомневавшись, посмотрели на начальника. Палыч угрюмо кивнул.
Толик быстро открыл металлический чемоданчик, порылся. Извлек хромированный коловорот, надорвал стерильную полиэтиленовую упаковку.