Семья

– Не выдумывай. Мы не в Москве с тобой. Да и телевизор поменьше смотри. А если страшно, переезжай из Лопушков ко мне. Квартира есть, места всем хватит.

– Нет уж, я с Татьяной не уживусь. Тут мой дом, тут и помру.

В марте 1992 года Татьяна и Владимир поженились. Праздничный банкет отгремел в арендованной столовой Политехнического института. Местные просторные интерьеры не видели ремонта больше десяти лет, но облупившуюся на стенах краску искусно закрыли торжественными плакатами с пожеланиями счастья молодым и разноцветными воздушными шарами. Гармонично тому времени атмосферу важному событию добавлял свисающий с люстры зеркальный шар. Слепленный из осколков он эффектно запускал по залу красивые лучики при каждом попадании на него света. Свадебный наряд невесты заказали в ателье по картинке из модного журнала. Жених удачно поместился в костюм со школьного выпускного. В качестве музыкального сопровождения задействовали старый кассетный магнитофон с парой усилительных колонок и десяток популярных аудиокассет с мелодиями о двух кусочеках колбаски и девочке Ксюше в юбочке из плюша. Не обошлось и без полной подборки душераздирающих мелодий Татьяны Булановой, группы «Любэ» и Ирины Аллегровой. Тематическая «Хуторянка» Софии Ротару и песня про младшего лейтенанта одинаково быстро запускали плясовой механизм как у пожилой соседки тети Зины с ее тремя подбородками, так и у Вовкиного приятеля Вадима, не мыслящего свой танец без известных сальто Газманова.

На память о том дне у молодоженов остались пять строгих фотографий из ЗАГСа и десяток смазанных фото от гостей с пленочными фотоаппаратами. Видеосопровождение торжественного дня обеспечивал специально приглашенный из Рязани родной дядя Татьяны. За месяц до праздника он вышел на пенсию и в качестве подарка от коллег получил импортную камеру. Это автоматически делало его не просто родственником, а желанным гостем. Изображая из себя профессионала, он включал режим «запись», зачастую не снимая крышку с объектива, или наоборот, забывал нажать «стоп» и лихо отплясывал с ней в руках. Конечный видеорепортаж, записанный на кассету и подаренный участникам, безусловно, оставлял желать лучшего, но пересматривался всей родней десятки раз. В этом маленьком фильме сливались лица, судьбы и семейная драма оператора, случайно попавшая в кадр, в виде пары звонких оплеух от супруги. Причиной семейной сцены послужило излишне разгульное поведение рязанского пижона и внимание к нему одной гостьи. А именно – строгой начальницы ателье, в котором трудилась невеста. К слову, скандал был не на пустом месте. Не пропуская ни одного тоста, от души веселящийся Петр Николаевич выбрал непростой путь саморазрушения и упорно с него не сворачивал. А произнесенное женой десяток раз «Петя, мы же договаривались… Петя, тебе хватит» и прочие «Петя, не надо», с которыми он был категорически несогласен, лишь разжигали задор гуляки.

Справедливо будет отметить, что и разлучница не имела отношения к робкому десятку. Та самая начальница пришла одна и была единственным гостем, попавшим на все фото, потому как в глубине ее одинокого и немолодого декольте тонули не только нетрезвые мужские взгляды, но и завистливые женские. Яркие синие тени, эффектная перламутровая помада, аккуратно собранные в улитку волосы с выпущенными у висков кудрявыми прядями и платье с декольте прекрасно справлялись с поставленной задачей прекратить предпенсионное женское одиночество прямо здесь и сейчас. Да, ее девичья свежесть увяла лет 20 назад, но сверкающие переливами два золотых зуба подчеркивали финансовую состоятельность, одновременно характеризуя как достойную партию для любого мужчины. Не вдаваясь в детали, не пригласи Татьяна ее на свадьбу, не получил бы дядя Петя прилюдных тумаков от своей жены, Вовкин приятель Вадим остался бы без партнерши в танцах, способной исполнить всё, от низкого прогиба в спине до покачивания бедрами в стиле ламбады, а фильм получился бы менее живым.

Что касается так называемого свадебного кортежа молодых, то он был наспех слеплен из старого служебного автобуса ПАЗ, предоставленного Владимиру директором завода, и черной «волги» отца Татьяны. Кукла на капоте, ящик советского шампанского в багажнике, бокалы, разбитые на счастье о центральный памятник, то, как аккуратно жених носил невесту на руках, и искренняя вера во все добрые пожелания делали свадьбу трогательной, веселой и запоминающейся. Идеально белый снег, выпавший накануне, друзья жениха в нарядных свитерах и широких пиджаках, да и подруги невесты в платьях с большими плечами из щелкающих синтетических тканей, прилипающих к колготкам, красиво раскрасили помпезное событие. В качестве подарков гости вручали конверты, обязательно сопровождая их длинными стихами с поздравлениями. От родителей дорогой хрусталь и большой набор столовых приборов. Просто. Небогато. Но в то же самое время уютно, тепло и душевно – в духе того времени и соответственно событию. Без гламура, иллюзий, но на всю катушку.

После свадьбы Татьяна сразу переехала в квартиру Владимира и стремительно навела там свои порядки. Повесила новые шторы, красиво расставила книги, купила несколько цветочков в горшках, сшила красивое покрывало на диван, скатерть на стол и ежедневно поддерживала чистоту. В некогда холостяцкой квартире появился красивый чайник, вазочка с конфетами и отдельная полка с подаренным на свадьбу хрусталем для праздничного стола. Вовке это нравилось. По утрам они дружно завтракали, вечерами ужинали. Пожалуй, это были единственные два часа в день, когда они разговаривали. И то не всегда. Бывало, что Владимир до ночи задерживался на заводе или Татьяна уставала так, что хотела просто лежать. Молча. Несколько лет спустя вспоминая тот их первый год, Вовка поймал себя на мысли, что это был один из самых счастливых периодов их семейной жизни. Ни одного скандала. Ни одной ссоры. Просто некогда.

В конце 1993 года родилась Марина. Вовка был счастлив. В суетливых приготовлениях к пополнению в семье он перекроил пространство в их однокомнатной квартире таким образом, что получилась небольшая детская с уютно обустроенной кроваткой и столиком для пеленания. А за неделю до родов подарил жене стиральную машинку, что казалось тогда верхом цивилизации. Он очень переживал за роды и здоровье супруги. Ежедневно приходил к окнам роддома, чтобы увидеть любимую, приносил ей передачки и шоколадки медсестрам, чтобы помогали Тане и уделяли больше внимания. В семье был мир и взаимопонимание. За исключением одного нерешенного, но важного вопроса – выбор имени первенца.

По форме живота и внешним изменениям лица Татьяны знакомые твердили, что будет девочка. Сама она заранее пол не узнавала, но интуитивно чувствовала, что приметы не врут, будет дочь. И как-то вечером за ужином, на последних неделях беременности, Татьяна налила супругу суп, села напротив и завела непростой разговор:

– Мне скоро рожать, а мы как-то про имя-то и не поговорили с тобой. Мы назовем нашу девочку Леонсией, – начала она с улыбкой и полностью уверенная в поддержке мужа.

Вовка поперхнулся.

– Тань, ты в своем уме? Ну какая Леонсия? Откуда ты вообще взяла это имя?

– У Джека Лондона. Читать больше надо, – обидчивым тоном огрызнулась жена.

– Какой Джек Лондон? Она поедет на лето к бабушке в Лопушки или ваше Лядино, там ведь дразнить будут.

– Не будут. Знаешь, какая она красивая вырастет! Как в фильме «Сердца трех». Там Леонсия просто невероятная красавица. У нас такая же будет.

– Что красавица родится, я согласен. Иначе и быть не может. Но не Леонсия! – строго отрезал муж. – Тоже мне придумала, Леонсия. В Лопушках ей сразу кликуху дадут – Леонид. А то и еще хуже что придумают.

– Ну, значит, Белла, – быстро среагировала жена, как козырь доставая резервный вариант.

– Еще круче! Белла. Обалдела, что ли? Беллу Беляшом обзывать будут. Как нашего библиотекаря. Белла Сергеевна Иванова, как сейчас помню, до гробовой доски была Беляш. Вот и наша с чьей-нибудь легкой руки будет Беляш из Лядино. Или Лядский Беляш. Нет уж. Я против. Тань, мы в России живем, а не с Джеком Лондоном. Ты головой-то думай. С моей фамилией надо как-то попроще имя подобрать.

– Ну и что теперь, из-за твоей дурацкой фамилии и лопушковских гопников мне ее Наташей называть или Катей? Не хочу! Их вон пруд пруди. Машки, Аньки да Ленки. А Леонсия красиво и звучно. Леонсией будет, – обиделась Татьяна, гордо покинула кухню и вот тогда уже впервые замолчала на неделю. А потом роды, заботы и довольно скорая выписка. Вручая отцу дочь, красиво завернутую в белое одеяло, перевязанное розовой лентой, грузная медсестра громко брякнула:

– Ну, папаша, поздравляю с рождением дочки! Держи Леонсию!

У Вовки подкосились ноги. Он криво улыбнулся в ответ и строго посмотрел на довольную улыбку Татьяны. Стало понятно, что если не подсуетиться, то со дня на день в его паспорте появится Леонсия Владимировна Шапкина. Поэтому в тот же день он задействовал всю энергию и природное обаяние, сбегал в ЗАГС и без участия супруги записал дочь Мариной. Безусловно, он предполагал последствия своего поступка, но, оценив все за и против, решил, что неделя – ну или месяц – молчания супруги – не такая уж большая для этого цена.

Вместо праздника дома вечером был скандал. Мощный. С угрозами развода и разбитой посудой.

– Да как ты посмел? – орала Татьяна. – Марина! Это ж надо было такое выдумать! Жуткое имя!

– Нормальное имя, – ровным тоном оправдывался Вовка.

– Да чем нормальное-то? Как ту вертихвостку с вашего курса, за которой половина института бегала?!

– Не передергивай. Она тут ни при чем.

– Ишь, ни при чем она! А кто при чем? Джек Лондон? – бранилась Татьяна.

– Хорошее имя. Марина Владимировна. Послушай, как звучит, – всё так же ровным тоном настаивал муж.

– Да хреново звучит, – хлопнула дверью жена и снова отомстила молчанием.

Она не знала, как можно исправить ситуацию, но больше месяца не могла смириться с поступком мужа и продолжала называть дочь Леонсией.

Глава 3

В 1995 году стабильность машиностроительного завода заметно пошатнулась. Равно как и на паре соседних производств. Город постепенно стал превращаться в один большой рынок. Невероятное количество разнообразных вещей низкого качества, упакованных в большие клетчатые баулы тоннами, прибывало в город из Турции или шилось ровно с такими же бирками на местных подпольных производствах. Частная торговля во многом опережала развитие науки и промышленности. Для людей, уставших от перешиваний старого и некрасивого советского нового, покупка любой вещи с биркой «Made in Turkey» перекрывала все связанные с этим неудобства, как, например, отсутствие на рынке нормальных человеческих примерочных. Молоденьких модниц и статных дам не смущало зимой оголяться, пока тебя от глаз покупателей прикрывают покрывалом, стоять без обуви на тонкой грязной картонке и рассматривать себя в осколок зеркала в руках продавца. Тем более что адаптированные к новым условиям торгашки, именуемые в те времена челночницами, всегда подбадривали комплиментом относительно твоей фигуры и посадкой на эту фигуру понравившейся вещи. Врали, конечно, безбожно, но население было не избаловано ассортиментом и фактурой ткани, поэтому уровень развития рынка шел семимильными шагами. Там покупали всё, от нижнего белья до свадебного платья. Довольно быстро городские жители облачились в футболки с цветной надписью Paris во всю грудь, кроссовки abibas и помпезные костюмы из щелкающей синтетики. Поэтому по утрам обычный рейсовый автобус со спешащими на работу горожанами выглядел как пестрая цыганская свадьба.

Текущая обстановка, конечно же, сразу сказалась и на количестве клиентов Татьяны Семеновны, и на зарплате Владимира. Потому как в отрасли промышленности, равно как и в науке, было еще грустнее. Некогда уважаемая профессия инженер стремительно растеряла былой почет. Работу по специальности стало найти почти невозможно, а если и была, то платили копейки. Из уважаемого человека с высшим образованием Вовка в одночасье стал инженеришкой вшивым. В кругу бизнесменов, новых русских и прохиндеев наличие диплома не давало никаких преимуществ. И если еще пару лет назад сравнивая, занятость и заработок, Вовка любил пошутить фразой «здоровый сон не только продлевает жизнь, но сокращает рабочий день, да, Тань?», то теперь и сам оказался в ситуации безденежья и отсутствия работы. При этом в семье росла дочь, надо было выживать.

– Может, в Москву поехать? Там возможностей больше, – как-то раз предложил Вовка.

– Да ну, куда нам? Я швея, ты инженер, кому мы там нужны? Там и своих безработных хватает. Если уж совсем плохо станет, в Лядино у моих большой огород, проживем на подножном корме. Будем возить продукты, ну или, на худой конец, переедем туда. А в Москве кто поможет? Нет, Вов, я так рисковать не могу. У нас всё-таки Маринка совсем еще маленькая.

– Согласен. Риск большой. Но, Танюш, о переезде в Лядино или Лопушки речи быть не может. Не для того я пять лет учился в институте, чтобы снова вернуться к «ихним», «евонному», «велисяпеду» и «семь бед – один ответ, дай на бутылочку». Не вернусь туда. Нет там будущего.

Тем временем ситуация на машиностроительном заводе с каждым месяцем лишь ухудшалась. Сначала урезали зарплату и сократили работу до трех дней в неделю, а потом и вовсе перестали платить. Вовка устроился на подработку электриком в жилконтору. Ведущий инженер в области электродвигателей и тракторостроения теперь вешал люстры, чинил розетки и подхалтуривал ремонтом утюгов. Так продолжалось почти целый год. А потом совершенно неожиданно для всех, когда, по слухам, завод вот-вот должны были окончательно закрыть, его выкупил амбициозный бизнесмен. И вместо ожидаемого всеми преобразования здания в молодежную дискотеку или торговый комплекс решил дать производству вторую жизнь. Свою продукцию он планировал продавать в том числе и за пределы родины, но для этого имеющимся кадрам и оборудованию требовалось глобальное обновление.

Новый директор, или, как его тогда называли, хозяин, выглядел забавно. Низкий рост, худощавость, бессменный широкий темно-зеленый пиджак, висящий на нем, как на вешалке, и суетливость в комплекте с невыговариваемой буквой «р» стали объектом язвительных шуток. Да и его невыразительные ораторские способности не манили на трудовые подвиги. Даже наоборот. Уже после первого собрания у опытных сотрудников осталось четкое ощущение, что он больше говорит, чем соображает. Бегло перескакивает с темы на тему, да и в целом не по делу. В попытках заполнить паузы на подбор заумных терминов его речь пестрила эканьем и нелогичным «таким образом», что в свою очередь еще больше убеждало окружающих в том, что он не знает, о чем говорит, но очень хочет казаться умнее и профессиональнее. Образ нового директора никак не складывался в спасателя, способного поднять завод с колен, а скорее вызывал много шуток. Особенно после второго всеобщего собрания коллектива, на котором новый лидер, стуча кулачком по трибуне, громко заявил, что электродвигатель должен стать тише, а трактор – красивее. Однако основательный подход к делу хозяина и его искреннее желание изменить ситуацию в лучшую сторону Вовка разглядел почти сразу.

– Да, он не лидер. Да и оратор так себе. Сумбурной трепотни много, но просто, похоже, раньше он не имел дело с производством. За это его наши и недолюбливают. Но в целом у него ведь может всё получиться. Не знаю, откуда у него деньги на завод, но раз смог, значит, есть в нем жилка авантюризма. А как мы, Танюш, помним из курса истории, именно наглость и самоуверенность берут города, – как-то вечером на кухне делился Вовка с Татьяной своими впечатлениями.

Как бы там ни было, но со вступлением в должность нового директора восстановился порядок регулярной выплаты зарплаты, и не гайками и болтами, а настоящими рублями. К тому же, на удивление многим, новый директор довольно долго демонстрировал реальную заинтересованность в развитии своего бизнеса, частенько ходил по цеху, общался с рабочими и любил проводить собрания, на которых зачитывал финансовые результаты, маленькие победы и большие провалы. Спустя два года битвы за процветание как раз на таком очередном собрании он и рассказал о запланированной поездке в Италию на известный в отрасли тракторный завод. Цель поездки была обозначена как заимствование опыта, ну и чтобы на положительном примере буржуазного Запада досконально узнать, какие нововведения в бизнесе помогут поставить производство на режим постоянного дохода. В число счастливчиков, которых директор брал с собой, конечно, попал ведущий инженер Владимир Шапкин. К 1998 году он уже имел достаточно опыта, пользовался уважением коллег и очень хорошо разбирался в нюансах промышленности.

В тот же день после собрания в отделе кадров Вовка получил список документов, необходимых для оформления деловой поездки, и брошюру с краткой информацией об Итальянском заводе. На глянцевых фотографиях красовались чистейшие интерьеры заводских цехов, аккуратный и яркий трактор в полях, но более всего впечатляли картинки с потрясающим видом на город с высоты птичьего полета. Уютный, немного сказочный компактный городок низких желто-оранжевых домиков с контрастными ставнями и бордово-коричневыми крышами. Итальянская благоустроенность смотрелась чересчур не по-советски. От атмосферы, точно пойманной в объектив фотокамеры, неприлично пахло не только красотой Средневековья, но и красивой буржуазной жизнью. На фото не было ни многоэтажек, ни современных зданий, ни частного сектора за накренившимся забором. Зато немного по-сказочному виднелась башня с колоколом, узкие улочки и площади. На оборотной стороне буклета присутствовал фрагмент карты местности, обозначающий расположение производства относительно аэропорта. Завод, обозначенный на карте большой жирной точкой, находился в маленьком городке Тревильо, примерно в тридцати километрах от ближайшего аэропорта в Бергамо. И Вовке это не говорило ровным счетом ни о чем. Зато Татьяна, как любительница отечественного кинематографа, очень оживилась.

– Там всего неделя, – словно оправдываясь, тихим голосом продолжал Вовка, протягивая Татьяне буклет и список необходимых документов.

– Жить будем в маленькой гостинице недалеко от завода. Вроде нас там должны встретить, и экскурсию по городу обещали. Кстати, сказали, что и жену с собой можно взять. Правда, уже за свой счет, – робко добавил он, пока Татьяна внимательно рассматривала брошюру.

– Вов, да ты что! Так это ж здорово! Да, я знаю, что денег нет. Но я поеду! Обязательно поеду! Маринку к твоей маме отправим. Перекрутимся. Я пару своих золотых колечек продам или в ломбард отнесу. Всё равно их не ношу. Вов, такой шанс раз в жизни выпадает. Ну когда еще-то? – затараторила Татьяна, хотя Владимир совсем не сопротивлялся.

На подготовку отводилось три месяца. За это время Татьяна запланировала успеть не только оформить загранпаспорт и визу, но и обязательно отремонтировать зубы и сшить костюм, в котором не стыдно поехать в чужую страну. Она стала активнее набирать заказы, и если раньше ей были интересны только крупные проекты, в которых она чувствовала себя искусным творцом, то теперь она бралась за любую мелочевку: вшивала молнии, заклепки, подшивала брюки и ушивала юбки. Допоздна засиживалась в ателье, работала дома и с придыханием рассказывала коллегам, как будет ходить по улицам Бергамо и обязательно купит себе итальянские сапоги. Само слово «Бергамо» она произносила с особым удовольствием по десять раз на дню и с ударением на «а». Ровно как в засмотренном до дыр советском фильме «Труффальдино из Бергамо» с Константином Райкиным, который в восьмидесятые-девяностые не сходил с телеэкранов. Это, кстати, было единственное, что она знала об этом городе. Знания об Италии, конечно же, были объемнее:

Первое, из школьных уроков географии она помнила, что контур Италии похож на сапог.

Второе – и оно явно вытекает из первого, – там делают самую лучшую в мире обувь. Одна ее клиентка как-то хвасталась, что ее родственница или какая-то подруга подруги недавно привезла из заграничной поездки божественно красивые туфли итальянского производства. Татьяна, конечно же, их не видела, но рассказ о качестве материалов и идеальной колодке занозой зависти торчал из щелей памяти.

Ну и, разумеется, третье: в Италии живут и трудятся обожаемые русскими женщинами Челентано и Тото Кутуньо. И этого уже достаточно, чтобы поехать в страну солнца и виноградников.

– Откуда мы возьмем деньги тебе на сапоги, это, конечно, Танюш, вопрос вопросов… Но обязательно купим, раз хочется, – уверенно прокомментировал размышления жены Владимир, взял ее за руку и, аккуратно накрыв сверху второй ладонью, поднес к своим губам.

Забегая вперед, отметим, что из той поездки двадцатидевятилетняя Татьяна привезла не только эмоции и сапоги, но и первую свою настоящую итальянскую кожаную сумку. Она была настолько счастлива, что первые месяцы даже ночью просыпалась на нее посмотреть. А иначе и быть не могло. Спать после недели в Италии не хотелось вообще. Столь ярких впечатлений в ее однообразной жизни еще не было. Поездка захватила с момента входа в здание аэропорта. Она никогда не летала на самолете и сейчас, своими глазами наблюдая за слаженной работой иностранного экипажа, внимательно рассматривала всё, от макияжа и манер стюардесс до миниатюрных бутылочек с вином, предлагаемых к обеду. Ну а дальше – больше. У них дома вот только недавно появился телевизор с пультом дистанционного управления, а тут на тебе – в итальянской гостинице кран в туалете срабатывает от поднесения к нему рук.

– Поди разберись, как это работает. Сразу-то и не сообразить. Сломан, наверное, – сетовала Татьяна Семеновна на это чудо техники. Не остались без внимания и отсутствие в магазинах камер хранения, куда в обязательном порядке по сложившейся в СССР традиции следует сдать свои пакеты с уже имеющимся товаром, иначе не миновать унизительного досмотра и подозрений в воровстве. А уж обеденный перерыв длиною в четыре часа, именуемый у них сиестой, поначалу был воспринят как глобальная лень, а не процесс наслаждения жизнью. Увиденное там, в далекой Италии, очень разнилось с действительностью ее родины и порой вызывало противоречивые чувства. Равно как и новые блюда, в которых всего за неделю она стала мнить себя экспертом.

– Не макароны, а паста, – делала она замечания мужу. – Не церквушка, а базилика, не жареный хлеб с чесноком, а брускетта, Вов, помнишь? Да? Внимательно экскурсию слушал? – засыпала она вопросами супруга, и сама же следом на них ответила. – Ой, ладно тебе, точно всё равно. Главное, я теперь всё знаю. И про то, как правильно кофе пить, и про брускетту. Ох, какая же это оказалась вкуснятина. А какие они начинки туда придумывают. Это ж язык проглотить можно! Вов, мы в раю, – довольным голосом подытожила она, лежа на аккуратном диване в маленьком номере отеля после трехчасовой пешей экскурсии по старинным улочкам Бергамо. Она положила уставшие ноги на сидящего рядом мужа и восторженно, почти без пауз, глядя в потолок, делилась впечатлениями.

– А ты заметила, что правильно говорить Бергамо? Ударение на первый слог, – едва успел вставить вопрос муж.

– Ага, – в ответ смеялась Татьяна.

– А то ты всё Бергамо да Бергамо. А вон оно как оказалось, – съязвил Вовка.

– Ой, не начинай свои шуточки. Я-то хоть Бергамо, а ты всю жизнь не можешь выучить элементарное словосочетание «разделочная доска». Всё у него досточка да досточка. Село ты неасфальтированное, – огрызнулась Татьяна.

– Ну куда уж нам, из Лопушков-то до вашей лядинской грамотности, – отшутился муж и громко засмеялся, намеренно сглаживая конфликт.

– И не говори, – улыбнулась в ответ жена, на удивление мягко среагировав на юмор мужа. – Приеду, девчонкам на работе расскажу. Бергамо, паста, брускетта, капучино, какое-то несчитанное разнообразие сыров. Но с плесенью сыр мне не понравился. А тебе, Вов?

– И мне не понравился. Не понял я его. Носками грязными пахнет. Да и есть его как-то неприятно. Плесень – она и в Африке плесень. Неаппетитно выглядит, – равнодушно ответил муж.

– А климат какой! – тут же задала новую тему восторженная супруга. – А шумные они какие! И как будто без комплексов. Вов, заметил? Простые абсолютно, кричат свое «чао» через всю улицу. Улыбаются, словно я им близкая родня, – покачивая головой задумчиво делилась впечатлениями уставшая Татьяна Семеновна. – А как красиво они вино в обед пьют! Загляденье! И ведь выпили, поболтали с официантом и дальше пошли, никто по обочинам не валяется. Удивительная нация. Не живут, а отдыхают, – с завистью в голосе многозначительно закончила она.

– Да, мне тоже многое понравилось. Но, знаешь, на заводе – вот там вообще красота. Видела бы ты их производство! Это ж не станки, а органы. Вместо привычного гула изысканное шуршание. Тань, я захожу в цех, а они там без наушников ходят. Ты такое можешь себе представить? Цех производства пашет на полную катушку, а рабочие без наушников. Мистика просто, – поделился муж, но Татьяна Семеновна была увлечена совсем другими темами.