Экстергейзер

– Откуда все это? – спросил Брант у Тоби, на веснушчатом лице которого светилась довольная улыбка.

– «Адмирал Юрм» строился как корабль личного охранения для какого-то канцлера! На нем служила элита флота! – ответил механик с такой гордостью, словно крейсер принадлежал лично ему. – К счастью, при пожаре жилой блок почти не пострадал. Нравится?

– Да! – кивнул Виктор. – Впечатляет!

Роскоши в своей жизни Брант видел немного. Он никогда не ставил ее на первое место в списке своих приоритетов, но и сказать, что красивые вещи не поднимали ему настроение, было бы неправдой. С удовольствием обустраиваясь в своем новом личном пространстве, Брант очень скоро забыл про разговор с координатором Бадом. В конце концов, лучше строгий и немного странный координатор, чем полное отсутствие дисциплины, которое Виктор наблюдал на распределительном пункте.

Вечером того же дня, если вечером можно назвать условное время, по которому жил флот, крейсер «Адмирал Юрм» покинул орбиту Ниарты и отправился в поход к зоне боевых действий. Он был направлен для усиления суперкрейсеру «Сияние Лордсмара», который нес дежурство, занимая стратегическую позицию в некотором удалении от района главных боевых действий. Это было пространство между входами в два тоннеля[2], один из которых вел на сторону людей, другой же контролировался маграми. Первый вход и призваны были охранять суперкрейсер, несущий на своем борту сто истребителей, и спешивший ему на помощь «Адмирал Юрм» с сорока истребителями. Аналогичную миссию в полутора часах перелета выполняли два больших крейсера магров, каждый из которых, по данным разведки, имел семьдесят или восемьдесят истребителей.

За восемь дней, которые потребовались «Адмиралу Юрму», чтобы преодолеть расстояние от Ниарты до точки назначения, Брант вполне освоился на борту крейсера, ставшего для него временным домом. Многие однокурсники Виктора, получившие распределение на суперкрейсеры нового типа, скептически отнеслись бы к заявлению, что и на этом относительно небольшом и довольно устаревшем корабле можно сносно обустроиться. За исключением роскошных, но изрядно тронутых временем кают, «Адмирал Юрм» предоставлял своему экипажу не слишком много удобств. Кроме столовой и примыкающего к ней пилотского бара действовала лишь чрезвычайно убогого вида прачечная. Изначально предусмотренные на борту кают-компания, баня и оранжерея пришли в негодность и были упразднены, когда корабль потерял свой статус. Спортзал действовал намного дольше, но был повреждён недавним пожаром. О его восстановлении в условиях войны не могло быть и речи. За неимением иного выбора, пилоты-истребители проводили свой досуг либо в собственных каютах, либо в баре, где употребление алкоголя контролировал суровый, но справедливый бармен Гокус, пользующийся непререкаемым авторитетом.

Виктор в дневное время предпочитал возиться со своим истребителем, помогая Тоби. Механик оказался славным парнем. Его излишняя назойливость и неуёмное желание поговорить компенсировались младенческой искренностью и дружелюбием. А в своем деле Тоби разбирался если не прекрасно, то очень хорошо. Брант, который с малых лет возился с разными машинами на ферме отца, с удовольствием наблюдал за чёткими и уверенными действиями своего механика.

Нескладный и нерасторопный в жизни, тот словно преображался во время работы. Движения становились быстрыми и уверенными, а глаза горели азартом.

Вечером Брант отправлялся в бар, чтобы пропустить стаканчик-другой холодной и густой хильмы. В его родных краях признавали единственный алкогольный напиток – вино. И было это вполне заслуженно, ведь вино из выращенного на предгорье винограда получалось неизменно великолепным. Его пили и подростки, и старики, не помышляя о чём-то другом. Но в Академии Виктор столкнулся с рядом стереотипов, один из которых касался и алкогольного этикета пилотов-истребителей, который чётко определял, что людям этой профессии пристало употреблять виски или хильму. В крайнем случае, пиво, но никак не вино. До определённого момента это казалось Бранту полной глупостью, пока в присутствии Кристэль над ним не посмеялись за заказанный бокал благородного виноградного напитка, и та позволила себе улыбнуться, демонстрируя своё согласие с общим мнением. С тех пор Виктор пил только хильму и, очень редко, виски, градус которого для его непривыкшего к крепкому алкоголю организма был слишком высок.

Единственными официальными мероприятиями, где требовалось присутствие пилотов-истребителей, были утренние и вечерние построения, а также проникновенные ликбезы координатора Бада. Построения проводил капитан крейсера Бенко Олдман, и на них, разумеется, присутствовали не только пилоты-истребители, но и представители других подразделений корабля, непосредственно участвовавшие в военном процессе: управляющий экипаж, радарные наблюдатели, солдаты службы режима.

Впервые увидев капитана, Брант был удивлён. Немного полноватый, благодаря своей интеллигентной внешности похожий на школьного учителя, капитан Олдман явно проигрывал коренастому и жёсткому координатору Баду в убедительности своего образа. Словно в соответствии с внешностью, голос Олдмана был мягким и приятным, а речи витиеваты и больше наполнены философскими рассуждениями, чем конкретикой. Некоторые солдаты пытались следить за ходом мыслей капитана, остальные же откровенно скучали на построениях. Капитан этого, похоже, не замечал или делал вид, что не замечает, – опять-таки, как школьный учитель. Ходили слухи, что Бенко Олдман водит близкую дружбу с алкоголем, но Брант, сколько ни старался, не мог определить, трезвым ли тот является на построения.

По крайней мере, состояние Олдмана ему всегда казалось неизменным. Так что капитан был либо всегда трезв, либо всегда пьян.

Если речи капитана во время построения вполне можно было не слушать и думать о чём-то своём или вовсе дремать с полуоткрытыми глазами, то координатор Бад всегда следил за тем, кто и насколько внимательно слушает его. Он собирал всех на вахте, где для пилотов были предусмотрены специальные кресла, расположенные в пять рядов по десять штук в каждом. Часть вахты, выделенная для размещения пилотов, называлась нарветиль и внешне очень напоминала партер небольшого театра. Неизвестно, проводил ли эту аналогию Питер Бад, выступая перед истребителями, но определённые актерские задатки у него точно были. Долго и проникновенно координатор говорил о мужестве, патриотизме, необходимости всецело отдать свои жизни служению Конфедерации.

Реже он вспоминал о вопросах сугубо организационных, чему Брант был даже рад. Дело в том, что каждый раз касаясь материальной части, Бад не лишал себя удовольствия в той или иной форме уколоть Виктора.

– Коллеги, – говорил координатор, – что такое для нас истребитель? Машина, набор агрегатов? Тех из вас, кто думает подобным образом, я едва ли могу назвать настоящими пилотами. Истребитель – это наш друг, соратник, если хотите, живое существо! К нему нужно относиться с внимание, беречь, заботиться о его техническом состоянии, не отдавая эту обязанность всецело на откуп механику. Вот присутствующий здесь Брант… – Брант, встаньте! – сказал мне, что своим истребителем недоволен. Этот молодой человек считает, что оказывает большую честь Конфедерации, приняв решение за неё сражаться, и ему должны быть оказаны всяческие почести: новенький истребитель, полотенца с золочёными вензелями в душевой и бустрели на обед. Или, может быть, лососевая икра… о его вкусах я не интересовался. А теперь прошу встать тех из вас, кто, так же как Брант, недоволен своим истребителем.

Никто, разумеется, не поднимался со своих мест, и пунцовый от злости Виктор ещё какое-то время стоял в одиночестве, пока координатор продолжал свои нравоучения. К счастью, Бранту удавалось сдерживать свое негодование, хотя его уязвлённая гордость и требовала вступить с Питером Бадом в спор и указать ему, что он слишком передёргивает факты.

А координатор именно этого и добивался. Чем сильнее раздражался Виктор, тем довольнее становилось лицо Бада.

Как это всегда бывает, не обошлось без колких на язык коллег-пилотов. В столовой то и дело можно было услышать:

«Как, вы и сегодня не приготовили бустрели для Бранта? Это же безобразие, такого человека заставлять есть турпака! Он ведь может передумать, и тогда нам не одолеть магров!».

Брант держался несколько дней. Учитывая его болезненное отношение к любым проявлениям насмешек в свой адрес, это было очень непросто. Но конфликт всё-таки разразился, и причиной этому послужил человек по имени Тревес Смэдли.

Смэдли был возрастным пилотом, готовящимся через несколько лет принять отставку. То ли из-за отсутствия на «Адмирале Юрме» спортзала, то ли в результате чрезмерного пристрастия к еде и пиву, а может быть, просто в силу генетической предрасположенности, но чем ближе Смэдли приближался к своему сорокалетию, тем сильнее он полнел. На фоне облегающего фигуру пилотского комбинезона его живот выпирал так, словно внутри был спрятан рекордного размера арбуз.

Щёки Смэдли сначала надулись, а потом обвисли, как у бульдога. Количество подбородков и вовсе сложно было пересчитать.

Многие думают, что полные люди отличаются добрым и весёлым нравом. Применительно к Смэдли это утверждение едва ли можно считать справедливым. Он действительно слыл весельчаком и всегда собирал вокруг себя компанию пилотов, но шутки его очень часто были далеко не добрыми, а иногда и откровенно обидными.

В тот день Брант направился в столовую в хорошем расположении духа. С утра они с Тоби разобрали кабину истребителя и тщательно промыли специальным составом каждый её закуток, отчего неприятный застарелый запах практически полностью исчез. Механик по странной привычке, которую Виктор не понимал, остался обедать прямо в ангаре, приготовив самодельные сэндвичи с ветчиной и сыром. Брант не раз говорил ему: «Ты испортишь свой желудок, Тоби», но тот в ответ только скромно улыбался. Парень вырос в сиротском приюте и с детства ненавидел столовые, а вот сэндвичи были для него настоящим лакомством. Брант, напротив, рос в доме, где семейные ценности ставились очень высоко. Его мать замечательно готовила, и когда ароматные запахи начинали доноситься из кухни, никто уже не мог думать ни о чем другом. Все ждали приглашения к столу. Кому нужен сэндвич, если тебя ожидает горячая и удивительно вкусная пища?

«Адмирал Юрм» в некотором роде напомнил Виктору дом. Нет, конечно, не качеством еды, хотя и оно было довольно сносным, а тем, как запахи готовящегося обеда разносились по коридорам и даже проникали в вентиляцию.

Причиной тому были многочисленные неисправности, вызванные естественным износом оборудования и случившимся пожаром. Это было грубым нарушением, ведь нетрудно себе представить, что в случае пожара по коридорам крейсера также свободно будет распространяться ядовитые испарения от горящего пластика или изоляции. Хотя никто об этом не задумывался, идя в столовую и ловя носом манящие запахи горячего мяса, грибов, рыбы или овощей.

Как уже говорилось, настроение у Виктора было хорошим.

Он взял поднос и встал прямо за Смэдли, с удивлением наблюдая, как тому накладывают на тарелку гору картофельного пюре и четыре котлеты, обильно поливая это соусом. Смэдли тоже заметил Бранта и в его голове тут же родилась «удачная» шутка, но он медлил, ожидая, пока соберётся побольше народу.

Наконец Смэдли посчитал, что подходящий момент настал.

– Ну что, Брант, – доверительно спросил он, взяв Виктора за плечо, – скучаешь по бустрелям? Когда нам ожидать твою яхту?

– Какую яхту? – не понял Виктор, до этого погружённый в приятные размышления о гарнире, который следует попросить в дополнение к сочному стейку из турпака.

– Ту, которая прилетит за тобой и заберёт домой к мамочке! – торжественно обводя глазами присутствующих, сказал Смэдли, и в следующую секунду уже наслаждался всеобщим хохотом от своей «остроумной» шутки.

Виктор побагровел от гнева. Насмешки координатора он с трудом терпел, понимая, что пререкания могут стоить ему военной карьеры, но оставить без ответа такую дерзость стоявшего рядом пилота было выше его сил. Выдержав паузу, Виктор ответил подчёркнуто громко:

– Я был бы, конечно, рад навестить маму… но сейчас никак не могу. Кто тогда даст отпор маграм? Такие болтуны как ты? Боюсь, в этом случае наш флот будет драпать до самого Дивеса!

Повисла гробовая тишина. Стало слышно, как стучат ложки тех, кто уже сидел за столами и наслаждался обедом.

– Ты назвал меня болтуном, молокосос? – враз утратив шутливое настроение, с вызовом сказал Смэдли.

– Я назвал тебя болтуном, тупица! – ответил Виктор, уже не в силах остановиться. – Если у тебя проблемы со слухом, посети лазарет. Заодно сделаешь липосакцию, а то, наверное, живот мешает поместиться в истребителе?

– Это было грубо! – прокомментировал кто-то из присутствующих.

– Грубо? – подхватил Смэдли. – Да за такие слова я тебя…

Его рука потянулась к Бранту, но в следующее мгновение Смэдли вскрикнул и упал на колени в довольно странной позе. Виктор взял его кисть в захват и, не прилагая усилий, контролировал толстяка.

– Что ты мне сделаешь, скажи? – потребовал Брант. – Ты же ни на что не способен, кроме как болтать языком и набивать своё брюхо! Жалкое ничтожество!

Пилоты, толпой окружившие Бранта и Смэдли, сообразили, что дело приобретает серьёзный оборот, и поспешили вмешаться.

– Ладно, хватит вам! Отпусти его, – стало раздаваться со всех сторон, и Виктор послушно отпустил руку Смэдли.

Громко пыхтя, толстяк с трудом поднялся и, оттолкнув пилотов, пытающихся справиться о его самочувствии, бросился из столовой, совсем забыв об обеде. На Бранта все смотрели косо, но никто не пытался с ним спорить, что-то доказывать и объяснять. Лишь один пилот лет тридцати, явно не из бывших курсантов, спросил довольно тихо:

– Откуда в тебе столько злости, парень?

– Он заслужил это! – ответил ему Брант. – Нельзя подойти к тигру, пнуть его под хвост, а потом, когда он откусит тебе ногу, возмущаться какой тигр злой.

Возможно, пилоту было, что на это возразить, но он видел, как сильно разгорячен Брант, и посчитал излишним продолжать диалог. Виктор же, практически не глядя, набрал какой-то еды, сел за свободный стол и попытался проглотить хотя бы немного. Но кусок не лез в горло, и вскоре Брант тоже покинул столовую, посчитав, что лучше уж он потом одолжит сэндвич у Тоби.

История, случившаяся в столовой, имела и некоторое продолжение, о котором Виктор, впрочем, так и не узнал.

Смэдли был настолько оскорблён и унижен, что не нашёл ничего лучше, как немедленно отправиться к координатору Баду с жалобой на «обнаглевшего» Бранта. Координатор внимательно выслушал поведанную ему историю, в которой распоясавшийся наглец набросился на бедного Смэдли за абсолютно невинную шутку и едва не сломал ему руку. Она его совсем не удивила.

– Пожалуй, и мне нужно быть осторожней! – сказал Питер Бад с серьёзным выражением лица. – А то вместе с тобой получу за свои невинные шутки.

Смэдли вглядывался в орлиное лицо координатора, пытаясь найти отражение иронии – ведь это, несомненно, была ирония – но ничего не увидел. Лицо Бада оставалось непроницаемым.

– Так как же быть? – спросил Смэдли координатора, не дождавшись от того ничего более вразумительного.

– Не лезть на рожон, – спокойно ответил Бад.

– А Брант? Что вы с ним сделаете?

Координатор удивлённо посмотрел на пилота.

– Послушай меня, Смэдли, – заговорил он, растягивая слова, – я ничего не сделаю Бранту за этот инцидент, и вот почему. Во-первых, настоящий солдат не побежит жаловаться начальству по такому поводу. Я уверен, что Брант бы не побежал. А ты побежал! Во-вторых, Брант сильный, я это чувствую. Ты за свою службу не сбил ни одного истребителя, а он собьёт, и не один. Если у меня будет выбор, кого из вас оставить, я, не задумываясь, оставлю Бранта. Так что ещё раз говорю тебе: не лезь на рожон. И не вздумай идти со своими жалобами ещё к кому-то. Иначе сам об этом и пожалеешь!

Судя по тому, что ни у службы режима, ни у капитана вопросов к Бранту не возникло, Смэдли внял словам Питера Бада и свою обиду проглотил. Более того, сам координатор больше не трогал Виктора во время своих ликбезов, из чего наиболее умные пилоты догадались, что про ссору в столовой Бад знает. Так что единственным негативным последствием для Бранта стала некоторая настороженность по отношению к нему со стороны коллег-пилотов. Впрочем, и сам Виктор никогда не стремился слишком сильно вливаться в коллектив, предпочитая держать дистанцию с толпой, и близко подпускал лишь избранных.

Глава 3

Первый бой Бранта

Буквально через несколько дней после скоротечной ссоры между Брантом и Смэдли ситуация на крейсере резко изменилась. На утреннем построении капитан Олдман сообщил, что к вечеру «Адмирал Юрм» достигнет зоны боевых действий, в связи с чем все подразделения и службы на корабле переводятся в режим боевой готовности.

– От всех я требую максимальной бдительности и строжайшей дисциплины! – говорил капитан Олдман, стараясь придать своему мягкому голосу стальные нотки. – Основные силы Конфедерации находятся на значительном удалении от нас. Мы, так сказать, на задворках пространства фронта!

Здесь может произойти все, что угодно!

Чёткость, сменившая в речи капитана непонятные абстракции, недвусмысленно давала понять, что спокойная жизнь на борту «Адмирала Юрма» кончилась. Ощущение приближающейся опасности быстро прокатилось по кораблю, не минуя ни единого уголка. Но пилоты-истребители, эти представители особой касты людей в военной форме, несомненно, чувствовали всё глубже и острее, чем другие члены экипажа. Именно им предстояло быть в самом центре боя, среди вражеских истребителей и летящих с двух сторон ракет, когда смерть может настигнуть так быстро, что человек не успеет понять, что уже мёртв.

Бывалые пилоты, которым довелось поучаствовать в сражениях, уже ощутили на себе разрушительную мощь магрианской военной машины. Некоторые из них с радостью уступили бы своё место кому-нибудь другому. Оставаться в строю их заставляла суровость закона, предусматривающего пожизненное заключение за дезертирство в военное время.

Остальные же, и их было большинство, искренне считали своим долгом сражаться с захватчиками. Но ни те, ни другие в бой не рвались. Слишком слаба была вера в его благополучный исход.

Скепсис более опытных коллег передавался молодым пилотам.

Будучи ещё курсантами, они принимали участие в смоделированных боевых операциях, когда с довольно высокой точностью повторялась последовательность действий, совершаемых пилотами-истребителями перед боем, во время боя и после него. Но это всё равно было лишь игрой, а в роли противника выступали такие же курсанты. Настоящий же враг был силён и беспощаден, и хватит ли навыков, полученных в Академии, чтобы справиться с ним – никто не знал. Разве что Виктор Брант не сомневался в своём искусстве пилотажа, но это был отдельный, совсем не рядовой случай.

Режим боевой готовности, который объявил на утреннем построении капитан Бенко Олдман, предусматривал, что пилоты-истребители обязаны постоянно нести дежурство в помещении вахты на случай внезапного нападения. В ближайшее время «Адмирал Юрм» должен был войти в слот[3], где курсировали транспортные корабли Конфедерации и работала небольшая, всего на двести человек, но весьма нужная станция «Тирбис». Старшие офицеры крейсера предполагали, что это пространство они пройдут без проблем, и в следующем слоте присоединяться к суперкрейсеру «Сияние Лордсмара». Магры вели себя спокойно, и ничто не предвещало возможность столкновения. Координатор Бад распорядился, чтобы пилоты-истребители заступали на пост по десять человек и несли караул в течение восьми часов. Раньше времени изнурять своих подчинённых он не хотел, дав им возможность отдыхать между дежурствами целые условные сутки.

Бранта координатор определил во вторую десятку, которая заступала на дежурство поздним вечером. Впервые с момента прибытия на крейсер Виктор не находил себе места и целый день слонялся по кораблю, тщетно пытаясь чем-нибудь себя занять. Он прекрасно понимал, что неплохо было бы вздремнуть несколько часов, ведь на вахте предстояло провести всю ночь, но накрывшее его возбуждение никак не позволяло сделать это. Когда же, наконец, наступил вечер, и Брант, заступив на дежурство, устроился в одном из кресел нарветиля, то тут же почувствовал, что хочет спать.

В помещении вахты было многолюдно и довольно шумно.

Рядом с Виктором уселся моложавого вида темнокожий пилот, явно недавний курсант, назвавшийся Сапангой. Случайному соседу непременно хотелось поговорить и обсудить все, что только приходило ему в голову.

– А ещё мы с братом в детстве ловили раков, – словно откуда-то издалека доносилось до дремавшего Бранта, – огромных, на целых полтора фунта. Потом запекали их в золе. Тут, главное, нужна сноровка. Все привыкли раков варить, а мы запекали. Это брат у меня придумал. Он знаешь, какой! А у тебя, Виктор, есть брат?

– У меня брат и две сестры, – отвечал Брант, слегка приоткрывая глаза, и вновь погружался в полудрёму.

Смуглый, с черными кудрявыми волосами Сапанга абсолютно не обращал внимания на такое его состояние. Ему было достаточно редких ответов, чтобы Брант казался ему идеальным собеседником. Послушать словоохотливого парня желающих находилось немного, а если кто-то и вступал с ним в беседу, то обычно лишь для того, чтобы вставлять в его бесконечные рассказы свои острые реплики, вызывая всеобщий смех. В отличие от Виктора, Сапанга относился к этому спокойно. Его неукротимая жажда общения была многократно сильнее самолюбия. И он не обижался. Почти.

– А хорошо ты задал Смэдли, – уловил Брант очередную реплику. – Мой брат поступил бы точно так же. Толстяк слишком многое себе позволял!

– Нет, Сапанга, я сожалею о своем поступке, – ответил Виктор, к которому начала возвращаться бодрость. – Пусть Смэдли глупый наглец, но он один из нас. Я был непростительно груб с ним. Нужно уметь контролировать свои эмоции.

– Обед принесли! – словно не услышав ответа, восторженно сказал Сапанга, глядя, как в двери вахты протискивается сотрудник службы обеспечения, толкая перед собой большую тележку набитую термоизоляционными коробками.

«Ничего себе! – про себя изумился Брант. – Получается, я продремал целых четыре часа? Ну и ну!»

Дождавшись своей порции, Брант быстро расправился с салатом и открыл коробку с гамбургером. В это время вахту залил голубой свет и раздался звуковой сигнал с перебором из трёх нот. Секундой позже вернулось обычное освещение, а приятный женский голос сообщил: «Пять минут до перехода на гиперскорость».

– Сейчас будем в слоте Арадован+16[4], – промычал Сапанга, пытаясь прожевать не в меру большой кусок, откушенный им от гамбургера.

– И что там? – спросил Брант, потягивая через трубочку сладкий энергетический напиток.

– Ничего там нет, – вмешался кто-то из сидящих сзади пилотов. – Просто слот, через который идут караваны. Будем лететь дальше, как летели до этого…

Вскоре корабль еле ощутимо содрогнулся, совершив гиперпрыжок.

Какое-то время действительно всё было спокойно.

Пришёл сервисёр со своей тележкой и начал собирать оставшиеся после еды коробки и стаканы. Пилоты лениво болтали между собой, а те из них, кто предпочёл энергетическому напитку куриный бульон или минеральную воду, могли себе позволить немного вздремнуть. Сапангу тоже слегка разморило, и он молчал, давая возможность Бранту отдохнуть от своей болтовни и понаблюдать за тем, что происходит на вахте. Всё-таки это было первое в его жизни дежурство в качестве действующего пилота-истребителя.

Операторы радаров сидели, уткнувшись в свои мониторы, и Виктор подумал: «До чего же скучная у этих людей жизнь!» Действительно, после того как капитан объявил режим боевой готовности, наблюдатели должны были непрерывно контролировать ситуацию, невзирая на то, что никакого врага в слоте не было. Помощникам координатора жилось ненамного проще. По сути, большую часть времени они выполняли функции клерков, обеспечивая взаимодействие отряда истребителей с другими подразделениями крейсера, заполняли документы, составляли приказы, оформляли приёмку и списание запасных частей и расходных материалов.

Скучная, рутинная работа с множеством функций и не слишком высокой зарплатой. К примеру, диспетчеры зарабатывали на четверть больше, хотя основную часть времени откровенно бездельничали. В их обязанности входил контроль над взлётом и посадкой истребителей, а также передача пилотам, находящимся вне крейсера, приказов координатора. Но труд диспетчера считался ответственным и оценивался выше.

Сам координатор Бад мирно беседовал с кем-то по коммуникатору, пока к нему не подошёл один из помощников и что-то шепнул на ухо. От внимания Бранта не ускользнуло, как вмиг переменилось лицо координатора. Он кивнул, бросил беглый взгляд в сторону пилотов и едва не встретился с Брантом глазами.