Таисия, или Кукла московская

– Куда уж яснее! – отозвалась за всех Нина Ильинична.

Пожилая женщина стояла напротив него, облокотившись на свою палку, и очень переживала за все происходящее в селе.

Тополь протянул руку председателю, крепко пожал ее и уверенно сказал:

– Народ за вас, Николай Николаевич. Спите спокойно, совхоз развалить не дадим. Тогда все уйдем в кооператоры. Но думаю, до этого не дойдет.

– Тогда по рабочим местам. Утро в колхозе, как говорится, уже началось! – ответил Соколов весело и улыбнулся.

Народ стал шумно расходиться, обсуждая собрание, а Федор еще стоял и разговаривал с ним.

Нина Ильинична заспешила к председателю. Она с ходу извинилась и, глядя на главу правления, вежливо заговорила:

– Мне бы бочку привезти. А если можно две – под зерно и под воду. Мои-то совсем прохудились.

– Будут тебе бочки, – обнадежил её Николай Николаевич. – Вот Федор и привезет тебе их. Но новых не обещаю.

– Ой, – всплеснула рукой женщина, – да мне и старые сгодятся!

– Привезешь? – спросил председатель, глядя на водителя.

– Только после обеда, сейчас не могу.

– Хоть завтра! – радостно защебетала старушка, получив согласие Соколова. – Доброго вам здоровьечка! – пожелала она и не стала больше никому надоедать, а сразу заспешила домой.

Ильина знала, раз Соколов пообещал что-либо, то уж непременно выполнит, а если Тополь дал слово, то обязательно его сдержит.

В селе его называли по-разному, но чаще коротко по фамилии -Тополь или Тополек. Жил он один в своем доме, по соседству с братом. Дома строили вместе, когда он вернулся с армии. Брат к тому времени уже обзавелся семьей. Да и у Федора закрутилась любовь с одной из местных девушек, которая мгновенно переросла в бурные отношения. Вскоре молодые и свадьбу сыграли. Тогда и решились братья строить себе дома, да не какие-нибудь, а чтоб на века и на зависть людям.

Жили они с супругой дружно и счастливо. Федор носил Наталью на руках. Бывало схватит ее и закружит, никого не стесняясь, а она смеется, заливается заразительным смехом. И все было бы хорошо в их уютном гнездышке – дом полная чаша, хорошее хозяйство, любимая жена, работа, только вот деток Бог не дал. Прожив десять лет вместе, Наталья так и не смогла родить ему ребенка, о чем горько сожалела, считая себя виновной. Тогда женщина, по наущению своей лучшей «подружки», решилась на отчаянный шаг – измену. За что Федор никак не смог ее простить. Она плакала, вымаливая у него прощения, обвивалась вокруг его ног, умоляла, рыдая навзрыд, но он даже не крикнул на нее, а просто ушел, громко хлопнув дверью.

С того момента прошло четыре года. Наталья перешла жить к родителям, а сама сильно заболела, после того случая. Многие поговаривали, что она даже умом немного тронулась. Несчастная лечилась по врачам, бабкам, родители возили ее по батюшкам, да так и осталась она не совсем здоровой.

Федор остался один в своем большом и просторном доме. С тех пор охладело пылкое сердце мужчины ко всем женщинам. Он старался обходить их стороной, уходил от разговора с ними, но никогда не допускал, чтобы при нем говорил про слабый пол плохо. Да и вообще не любил, чтобы в его присутствии кого-то осуждали или рассказывали всю подноготную жизнь чужого человека, а тем более дамы.

Бывало, заведут мужики разговор, упомянут какую-нибудь красавицу нехорошим словом, а Тополь рявкнет, как отрежет:

– Все! Кончай базар! Вам впору юбки надевать!

Все мгновенно умолкнут и даже возражать не пытаются, потому что знают, что это бесполезная затея.

А вот представительницы прекрасного пола был от него, как говорится, просто без ума! Слишком смелые девицы пытались проникнуть к нему в машину, а самые отчаянные даже в дом, с целью стать его «женой».

Но Федор был неумолим, дамочек он молча выпроваживал за калитку, а вот несовершеннолетних девиц брал за руку и отводил к родителям. Он сдавал их с рук на руки и строго наказывал:

– Вразумите ваше чадо! Я не собираюсь за нее сидеть! – и уходил.

Слухи быстро распространились по селу, и местные красавицы поняли, что настроен он решительно и что с ним лучше не связываться, чтобы не нажить себе позора и осуждений со стороны односельчан.

Так и жил он один, благо брат рядом, да родители проживали недалеко по улице. Тут же Ксюха – любимая племяшка, дочка брата. Девчонка любила прибегать к дядьке и помогать ему по дому. То поможет прибраться в комнатах, то сварит ему что-нибудь на обед или к ужину, то блинов напечет, то свитер свяжет. А он ей за это из города привозил разные подарки и модные вещи.

Отец был недоволен таким баловством и часто ругался на брата.

– Это она из-за тебя от рук отбилась! – упрекнет Николай сердито.

– Ну, кого мне еще баловать? – отшучивался Федор. – Своих-то нет.

– У тебя другие родственники есть! – с обидой напомнит тот.

– Я и тех не обижаю, ты же знаешь. Куда мне деньги тратить, с собой ведь не заберешь.

– Ну тебя, – махнет на него Коля рукой, – говоришь, как дед старый! Словно помирать собрался. Вон, лучше б женился!

– Хватит, был там! Больше не хочу, – резко ответит Федор, вспоминая всю историю развода.

Он увлекся резьбой по дереву. И в длинные и одинокие вечера что-то стругал у себя на веранде, что-то вырезал, стараясь отвлечься от хмурых мыслей. Самые красивые наличники на окнах были у него. Резные двери, резные ставни, все это очень понравилось сельчанам, и ребятишки стали приходить к нему и просить, чтобы он научил и их такому мастерству. Конечно, не у всех хватало терпения и сноровки, а походив немного, многие мальчишки убегали и появлялись уже только чтобы посмотреть.

Чаще всего к нему заглядывал Иван Якимов, которого он потом взял к себе на машину в ученики. Да еще маленький Костик – сын его покойного друга. Так и жил он один в надежде, что время все залечит, и все как-нибудь в его жизни наладится. А приводить в дом нелюбимую женщину не хотел и был категорически против, душой и сердцем понимая, что для него спортивный интерес, а ей потом травма на всю оставшуюся жизнь. Но мужчина верил, что когда-нибудь он сможет вновь полюбить, а для этого нужно немного подождать. А сам очень надеялся, что обязательно обзаведется семьей. Но пока сердце Федора было закрыто для всех.

Глава 3. Знакомство

Тополь подъехал к мастерским, еще издали увидел Ивана, своего ученика и помощника, и сразу ему посигналил.

А тот скорый на ногу, не любил заставлять себя ждать, мгновенно метнулся к нему.

– Что, дядь Федь? – спросил Якимов, подбегая к машине.

– Бочки надо теть Нине привезти. Давай садись и поехали. Заберем их у тех ворот, погрузим вдвоем и доставим к её дому.

– Кто против, а я всегда за! – весело отозвался парень и уже бежал вокруг КамАЗа.

Он с ходу влетел в кабину, плюхнулся на сиденье, захлопнув за собой дверь, и громко спросил:

– Куда завтра?

– Куда Родина пошлет, Ваня, – ответил Тополь, и машина медленно покатилась вперед.

– Родина пошлет! Она так еще пошлет! – пошутил тот, но мгновенно понял, что шутка была не совсем удачной.

– Родина, Ваня, это святое! – грозно осек его Федор. – Куда пошлет, туда и надо идти! А иначе ты дезертир и предатель! А предателей и изменников Родины, Ваня, раньше расстреливали. Палач казнит изменника, и он перед Богом не убийца, потому что предатель Родины – это страшный грешник. Это им сейчас смертную казнь отменили, предавай сколько хочешь. Вот ты скоро в армию пойдешь, – напомнил мужчина, внимательно всматриваясь в лицо своего подопечного. – Ведь пойдешь? Косить не станешь?

– Ясное дело, пойду! – заверил его Якимов.

– Вот! И служи честно! И знай, что ты не просто там штаны протираешь, а Родину оберегаешь! Мать, отца охраняешь и меня, Ваня, тоже защищаешь. А я в это время буду спокойно лежать у себя на диванчике и курить сигарету, зная, что не одна гадина не пролезет на нашу землю. Потому что там, с автоматом, стоит мой надежный и верный друг Иван Якимов!

Парень улыбнулся, но промолчал, знал, что возражать в этом случае бесполезно, Федор сразу найдет, что ответить. Да и что тут возразить, если он, как всегда, прав.

КамАЗ остановился у ворот. Они разом спрыгнули на землю и заспешили в мастерские. Там у стены стояло несколько пустых бочек, они выбрали две понадежнее, проворно погрузили их в кузов, и машина вновь не спеша поехала по селу.

Проезжая мимо сельпо, они заметили Нину Ильиничну. Опираясь на клюку, женщина медленно шла из магазина и несла сумку с хлебом.

Тополь притормозил около неё и, выглядывая из окошка, спросил:

– Теть Нин, тебя подвезти?

– Что ты, милый, – махнула костылем та, – я со своими больными ногами и не влезу к тебе в кабину.

– А бочки куда разгружать?

– Скиньте их у дома. А если не трудно, то закатите за калитку. А то я пока доковыляю, еще стащит кто.

– Верить надо людям, баб Нин, – весело проговорил Ваня, глядя на нее сверху.

– Да верю я, езжайте! – отмахнулась от него женщина.

КамАЗ покатился по асфальту дальше, медленно пересекая деревенские улочки.

Федор не любил ездить по селу быстро. Знал, что ребятишки могут неожиданно выскочить на велосипеде из любого проулка, да так, что не знаешь куда деваться. Своих деток не было, а чужих берег.

Они подъехали к кирпичному дому, остановились напротив калитки и одновременно выпрыгнули из машины.

Иван лихо забрался в кузов, подкатил бочку к краю и стал подавать её Федору.

Тот принял ее как игрушку и понес на вытянутых руках над головой до самой калитки. Там лихо перемахнул посудину через штакетник и поставил её в огород, а сам шёл уже обратно.

Сзади послышался гул приближающегося автомобиля, и к соседнему дому подъехала красная иномарка.

Они разом обратили на нее внимание, а Иван с восхищением воскликнул:

– Вот это тачка!

– Давай работай, – подгонял его Тополь и уже протянул руки, чтобы принять вторую бочку.

Тая вышла из машины, уверенно подошла к калитке, но та оказалась закрытой. Девушка обратила внимание на замок, что висел на двери дома. «В магазин, наверное, ушла», – мелькнуло у нее в голове, а на душе было волнительно и в то же время радостно. А сама решила спросить у соседки: не видела ли она ее тетку, и куда та могла подеваться.

Пройдя по тропинке, Тася подошла к мужчинам и робко сказала:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – отозвались те разом.

– Вы не видели тетю Машу? – поинтересовалась она тихим голосом.

Иван в растерянности часто заморгал, лихо спрыгнул с КамАЗа, выростая перед девушкой во весь рост, а сам с непониманием переспросил:

– Какую тетю Машу?

– Никифорову, – пояснила Таисия, указав рукой на дом своей тетки.

Федор не успел и рта раскрыть, как Ваня выпалил:

– Так… она ж умерла!?

– Как умерла? – не поверила она его словам. – Когда?

Но враз побледнела и почувствовала, как похолодело все внутри, а на лице мелькнула зловещая улыбка.

– Этого не может быть… Нет… – мотнула головой Тая.

А глаза мгновенно стали наполняться слезами, губы задрожали, но в душе все еще надеялась и верила, что с ней или шутят так нехорошо, или молодой человек что-то спутал, и сам не знает, что сейчас говорит. И в то же время понимала, что врать этому приятному и симпатичному парню совсем незачем.

– Да… уж пятый день… как похоронили, – растерянно пожал плечами Якимов и перевел взгляд на Федора.

Тот с укором качнул головой, но слово не воробей, вылетело – не поймаешь.

В этот момент Тая пошатнулась и стала медленно падать, теряя сознание.

Иван мгновенно подхватил ее под руки, а сам громко закричал:

– Дядь Федь, что делать?

– Дурья твоя башка! – грозно рявкнул на него Федор и поспешил на помощь. – Кто ж так говорит такие вещи?

Уже вдвоем они усадили девчонку на лавку, что стояла тут же у калитки. А Ваня метнулся к КамАЗу, достал из кабины бутылку с водой и проворно вернулся обратно. Он с ходу передал ее Тополю, а тот быстро открыл воду, налил себе в ладонь и стал брызгать на лицо москвичке.

Новгородцева никак не отреагировала на это, а полулежала без чувств, прислонившись спиной к забору.

Тогда Федор похлопал ее по щекам, но результата не было.

Якимов торопливо принес из машины аптечку, нашел в ней нашатырь и передал его мужчине.

Тот вскрыл пузырек и, намочив кусок ваты, поднес девчонке под нос.

Таисия слегка поморщилась, следом качнула головой, потом медленно приоткрыла глаза и стала постепенно приходить в себя.

Сзади послышалось шарканье калош. Тополь и Ваня разом обернулись и увидели Нину Ильиничну.

Та шла по тропинке к дому, опираясь на костыль, а сама внимательно смотрела на них.

– Что тут у вас стряслось? – спросила женщина, подходя ближе.

Но заметив бледное лицо девушки, всплеснула рукой и громко ахнула:

– Тая приехала!

– Вот… сознание потеряла… – поведал взволнованно Иван. – Спросила, где тетя Маша, а я сказал, что… померла… Вот она и….

– А это все от того, что кто-то не умеет думать, прежде чем говорить! – вновь одернул его Федор.

Парень виновато замолчал, легонько вздохнул и только смотрел на девчонку, понимая, как ей сейчас плохо.

– Тася, касаточка моя, – склонилась над ней Ильина, – ты одна приехала или с мамой?

– Одна… Мама умерла… две недели назад, – ответила она дрожащим голосом.

– Как умерла?! – только и могла вымолвить Нина Ильинична и, прикрывая рот ладошкой, залилась горькими слезами.

– Теть Нин, вам нельзя плакать, – попытался успокоить ее Якимов, – у вас давление.

А сам взял у неё сумку, посмотрел на Федора и спросил:

– Что делать?

– Дуй за медичкой! – скомандовал тот, понимая, что сейчас придется отхаживать двоих.

Ваня поставил сумку на лавку и мгновенно скрылся за длинным КамАЗом, намереваясь сию же минуту разыскать медсестру.

Тополь предложил Нине Ильиничне воды. Та отмахнулась, заливаясь слезами, в сердцах качнула головой, медленно сунула руку в карман своей вязанной кофты и достала оттуда платок.

– Это что ж получается… – вновь заговорила она, вытирая слезы, – Люба померла и Машу с собой забрала?

– Как же так? – вымолвила Тая, все еще не веря в происходящее. – Почему? – вопрошала она с надрывом в голосе. – У меня же теперь… никого не осталось… Зачем они так все со мной? Как же я теперь одна жить буду?

– Люба, Люба! – молвила Ильина, а сама все смотрела на Таисию.

Что сказать несчастной девочке, как утешить её в таком горе? Да и сама она была слишком расстроена этой печальной новостью. Женщина не отошла еще от стресса, распрощавшись со своей любимой и доброй соседкой, а тут опять такая страшная весть.

Нина Ильинична погоревала немного и стала рассказывать, как умерла ее тетка и как ее похоронили.

Тася не плакала, а только слушала ее и молчала, глядя в одну точку опустошенными глазами.

Иногда Федору казалось, что девчонка вообще их не слышит, ее здесь нет, она где-то совсем далеко.

Медсестра подоспела вовремя. Она подошла размашистым шагом и с ходу спросила:

– Что тут у вас?

Следом за ней подтянулся и Ваня. Он остановился чуть в стороне, внимательно наблюдая за всем происходящим.

– Люд, – тихо обратился к ней Тополь, – мне на работу надо ехать. Я оставляю их на тебя. Не люблю я женские слезы!

– Разберемся, – отозвалась та спокойным тоном и шагнула мимо него.

Мужчина толкнул Ивана в плечо, и они вместе заспешили к машине. А сами проворно забрались в КамАЗ, Якимов сел на пассажирское сиденье и виновато молчал.

Федор завел двигатель и стал тихонько отъезжать от дома, бросив короткий взгляд на парня. Ему стало жаль своего подопечного, и он весело заговорил:

– Да ладно, Вань, все равно кто-нибудь, да сказал бы ей.

Погруженный в свои раздумья, тот ничего не ответил.

А Тополь задумчиво смотрел на дорогу, изредка вздыхая и приговаривая:

– Да-а, ну и дела…

– Жалко девчонку, – только и мог сказать Якимов.

– Еще как жалко! – отозвался он с сочувствием. – Такого горя, врагу не пожелаешь.

Тая сидела на веранде в доме Ильиной, куда перевели ее женщины. Медсестра дала ей понюхать нашатырного спирта, потом сделала укол, чтобы она быстрее успокоилась, а сама присела на стул, разглядывая ее с головы до ног.

Нина Ильинична расположилась напротив, сожалея и понимая, как ей сейчас тяжело.

Но фельдшера настораживало то, что девушка не плакала, а безразлично смотрела в пол.

Вскоре подействовало лекарство, и Тася тихо сказала:

– Спать хочу.

– Ложись, – бросилась к ней Ильина, подавая подушку, – ложись, касаточка моя! – засуетилась вокруг неё женщина, шаркая старыми стоптанными тапками по деревянному полу.

Новгородцеву уложили на диван, накрыли пледом, а Людмила Сергеевна стала собирать свой чемоданчик, изредка поглядывая в ее сторону. Потом еще раз проверила пульс, поняла, что тот в норме, сразу успокоилась и предупредила:

– Пойду я. А вечером еще зайду. Если что, сразу звоните мне. Только приглядывайте за ней.

– Хорошо, – пообещала Ильина и проводила ее до выхода.

А сама прикрыла за ней дверь, медленно вернулась и присела на стул. Но еще долго смотрела на спящую гостью, вспоминая ее мать добрыми словами.

Фельдшер, как и обещала, зашла к ним поздно вечером. Она проверила у Таисии пульс, успокоила Нину Ильиничну, заверив, что теперь девчонка проспит до самого утра, и отправилась обратно домой.

Следом появился Ваня. Он очень волновался за москвичку и решил узнать, как она себя чувствует.

Молодой человек вошел во двор и сразу же столкнулся с хозяйкой.

Та шла из дома по тропинке, держа в руке лейку. А завидев его, добродушно сказала:

– Ванюша пришел! А я уже все полила и иду закрывать калитку.

– Да… зашел спросить, как вы тут? – тихо поинтересовался он.

– Спит касаточка. Людмила ей укол сделала, она тут же и уснула. И пока не просыпалась бедняжка, – пояснила грустным голосом женщина и тяжко вздохнула.

– Надо ее машину посмотреть, закрыла она ее или нет, – заботливо предложил парень. – А то угонят еще.

– И то правда! – ахнула Ильина. – А я и не подумала!

Якимов повернулся и пошел через калитку обратно, намереваясь осуществить задуманное. Пройдя по тропинке, он очутился у дома Никифоровых, смело подошел к иномарке, тихонько дернул дверцу, и она мгновенно открылась. Он сразу обратил внимание на ключи, что торчали в замке зажигания.

– Садись и гони! – с усмешкой произнес Ваня и уверенно забрался в салон.

А сам огляделся, заметил дорогой телефон, лежащий на сиденье рядом, взял его в руки и изумленно воскликнул:

– Ни фига себе! Крутая тачка и такой крутой мобильник!

Он умело пощелкал клавиатурой, и тот сразу же включился. Молодой человек вновь усмехнулся и с упреком произнес:

– Вот растяпа! И блокировку не включила!

Но тут неожиданно и мелодично раздался звонок, а на экране высветилось имя «Саша».

– Кто-то звонит, – проговорил Якимов вслух, задумчиво наблюдая как жужжал дорогой айфон.

Но отвечать не стал, решил, что разберутся потом и сами. Он прихватил его с собой, спешно покинул «Инфинити», поставив машину на сигнализацию, и заторопился к Ильиной.

– Ну, что там? – спросила его женщина.

– Все открыто было, – поведал он, протягивая ей сотовый. – Вот, я его отключил, а то будут звонить, разбудят ещё.

– Правильно, – согласилась она.

– Еще ключи. Положите ей под подушку, только не забудьте.

– Ни-ни, Ванечка, – заверила его Нина Ильинична, принимая из его рук ключи от машины, – все сделаю, как ты сказал. Там утром и найдет их касаточка.

– Там еще вещи какие-то, но я не стал их трогать. Завтра придет в себя, и сама разберется со всем.

– Хорошо, – согласилась Ильина, провожая его за калиту.

Они распрощались. Женщина закрыла дверь на щеколду и, шаркая своими старыми тапками по тропинке, побрела к дому. Держась рукой за перила, она с трудом взобралась по ступенькам наверх, вошла на веранду и устало плюхнулась на стул. Так сидя, долго смотрела на Тасю, жалея ее и сострадая…

Новгородцева открыла глаза уже утром и не сразу поняла, где находится. Потом вспомнила, что с ней было, потерла ладошкой лоб и медленно откинула плед в сторону, опуская ноги на пол. Да так и застыла в тяжких раздумьях: «Как жить дальше? Что делать? К кому голову прислонить? Одна на всем белом свете», – неслось у нее в мыслях.

Послышались шаги, и из дома на веранду вышла Нина Ильинична. Заметив, что гостья проснулась, она всплеснула руками и радостно спросила:

– Касаточка, выспалась? Не замерзла ночью-то? А я тебя и будить не стала. Думаю, пусть спит, укрою потеплее, а то ночи еще холодные!

– А сколько времени? – спросила её Тая.

– Да… обед уже.

– Я так долго спала?

– И хорошо! – замахала на неё руками женщина. – И славненько! Выспалась, вылежалась, а теперь пора и покушать. Я там оладушек напекла.

– Я не хочу, – тихо отказалась она.

– Что значит, не хочу? – возмутилась Нина Ильинична. – Есть такое слово – надо! Щас же идешь в дом, и я буду тебя откармливать. А то глядеть совсем не на что. Кожа да кости остались.

Но заметив слезы на ее глазах, тут же приказала:

– А плакать будешь потом! Вот щас пообедаем с тобой и пойдем на кладбище, Марусю проведаем. А там и поплачем вместе. Пошли, – в приказном порядке махнула рукой Ильина и, не давая ей опомниться, потянула за руку.

Тася сразу повиновалась, встала с дивана и медленно поплелась за ней в дом.

Пройдя на кухню, хозяйка усадила гостью у открытого окошка и стала наливать ей чай. Оладушки уже стояли на столе, слегка прикрытые вышитым рушником.

– Я-то рано встаю, – заговорила женщина ласково, – привычка, никуда не денешься. Вот и напекла оладушек. Вспомнила, как ты маленькая ко мне прибегала, и мы с тобой чай пили. Ты-то помнишь?

– Помню, – тихо отозвалась она.

Нина Ильинична уселась на стул, подала ей чашку с ароматным чаем, внимательно всматриваясь в ее бледное лицо, и чуть сама не заплакала. Но сдержалась, понимая, что сейчас надо хоть как-то помочь этой несчастной девочке.

Худенькая, слабенькая, с большими зелеными глазами, но такими потухшими и безразлично смотрящими в одну точку, Таисия сидела за столом и, казалось, не было сил держать чашку.

Добрая соседка подавала ей оладушки, а она молча их ела, изредка посматривая в открытое окно.

А там пышно зацветала черемуха, и пел, заливаясь на все лады, звонкий соловей. Но даже и это не радовало бедную девушку.

Но тут она вспомнила про Сашу и поняла, как сильно он теперь за нее волнуется. Сразу отставила чашку на стол и бросилась на выход.

Но Ильина остановила ее своим вопросом:

– Ты куда?

– Надо позвонить.

– Телефон и ключи у тебя под подушкой.

Тася замерла у входа, вспоминая, как они там оказались.

– Там все было открыто, – стала рассказывать ей женщина. – Хорошо Ваня пришел вечером, все закрыл и принес твой сотовый и ключи. А то могли бы и машину угнать, и все украсть.

– Спасибо, – поблагодарила ее Тая и пошла на веранду.

Она подошла к дивану, достала из-под подушки свой айфон, ключи, тут же присела и включила мобильник. А сама мгновенно позвонила Саше и замерла, ожидая новую порцию его упреков.

Он сразу снял трубку и взволнованно спросил:

– Тая, ты?

– Я.

Мужчина молчал.

– Саш, прости меня, – виновато заговорила она.

– Ты где? Ты вообще… хоть немножечко меня любишь? – спросил Борзунов убитым голосом.

– Я тебя очень люблю… Ты один теперь у меня и остался…

Уловив в ее голосе тревогу и скорбь, он поспешил спросил:

– Девочка моя, что-то случилось?

– Я уехала к тетке в деревню, а она… умерла… – поведала Тася дрожащим голосом.

– Когда?!

– Пять дней назад…

Спрашивать, как она доехала, было уже незачем, жива, и Слава Богу.

– Я еду к тебе, – заявил он решительно.

Таисия попыталась возразить, но Борзунов резко ответил:

– Это даже не обсуждается! Все, жди, – и в трубке послышались гудки.

Потом он еще перезванивал, но уже с дороги, интересовался, как лучше проехать в Никулино.

Девушка вернулась на кухню, но тут у нее вновь зазвонил телефон. Теперь про нее вспомнила Лада, и с ней тоже надо было поговорить и объясниться. За ночь Саша всех поставил на уши, и подружки тоже за нее переживали и волновались. И как только она включила мобильник, в ее адрес посыпались куча вопросов и упреков:

– Таська, ты? Ты куда пропала?! Мы тут уже все морги обзвонили, тебя искали! Все больницы обзвонили! Милицию на уши подняли, а тебя нет нигде! А Саша чуть с ума не сошел! Если бы ты его видела, он как тигр в клетке метался! За что ты с ним так?

– Ладочка, простите меня все. Я поступила неправильно, каюсь, – стала оправдываться Новгородцева. – Я думала, доеду и позвоню. Если бы я вам сказала, что хочу уехать к тетке, вы меня ни за что не отпустили бы одну в таком состоянии.