Личинки иноземных мух

   «Ну ты, Ильич, даёшь!» весело приветствовала муховодов соседка Зинка. «Я чутя не упала тут с утра! Зашла глянуть – не заросло всё сорняком без хозяйки, а вся теплица ходуном ходит! Я за дихлофосом сбегала, весь баллон в теплицу распустила, да к куме за вторым побёгла.» Зинка вдруг всхлипнула: «Я уж, грешным делом, решила – околел ты тут спьяну… Столько мух-то!»

   Арсений Ильич не сразу нашёл слова, хлопая себя по карманам в поисках валидола. «Дура! Это ж племенные мухи, польские! Ты хоть знаешь, сколько мы за них заплатили?»

   Старик пнул Арсения Ильича в ногу. Тот и сам понял, что сболтнул лишнего, и прикусил язык.

   Почтальонша прищурилась, упершись в бока:

   «Заплати-и-или? За мух?!»

   С большим трудом дедам удалось вытолкать Зинку за калитку. С тяжёлым сердцем и в полном молчании вернулись в осиротевшую теплицу. Арсений Ильич принёс веник, и, горестно бормоча, начал сметать трупы насекомых с грядок. «Ну, перекопаю навоз с землёй… Может, жена и не вспомнит, что мы помидоры тут сажали? Ещё и похвалит? Старик, ты как думаешь?»

   «Сеня, стой!», Старик схватил друга за руку. Пару часов с величайшими предосторожностями собирали они дохлых мух в пакеты, затем расправили закинутые было на крышу заградительные сетки и погрузились в блаженное созерцание.

   Два почтенных приятеля сидели на корточках над аккуратными рядами коровьих какашек и счастливо улыбались. Вся поверхность субстрата была покрыта маленькими белыми кладками мушиных яиц.

   Восторженным шёпотом Арсений Ильич нарушил молчание: «А ты что с деньгами будешь делать?»

   Старик надолго задумался.

   «Черт его не знает, Сень… У меня денег-то никогда и не было. На всё копили помаленьку, или вот на пальто жене – в кассе взаимопомощи брали. А так, чтобы сунул руку в карман – нет, никогда не было… Шифер бы на крыше надо поменять.»

Глава седьмая

   Олег Подобуев пережил разлуку. Дня три или около того он пропьянствовал с безотказным Сашкой. Четырежды женатый комбат с полным пониманием отнёсся к ситуации, и даже сам как-то заглянул проведать забулдыг с бутылочкой молдавского коньяку. А потом Олег тряхнул головой с жёлтым косматым чубом, и начал жить развесёлой холостяцкой жизнью. Достал с антресолей потрёпанную гитару, вечерами, когда не лазил по балконам офицерских жён, лежал один на просторной кровати на спине. Щипал струны и сочинял лирические песни разорванной душой и тут же исполнял проникновенным хриплым басом. Всем сослуживцам он говорил в эти дни, что военный он лишь по стечению жизненных обстоятельств. А по призванию – гинеколог.

   Но вдруг как-то выяснилось, что у них с новым сожителем жены общая страсть – игра. Причём не какая-нибудь вульгарная, в карты или кости. Оба они много лет профессионально играли в «Спортлото». У каждого была отработанная годами, но постоянно совершенствующаяся система. Ни один из них ни разу не выиграл больше трёх рублей, но каждый новый проигрыш лишь выявлял слабые места в системе. Очевидно, что объединив свои мощные системы, сослуживцы могли бы полностью победить такую глупость, как теория вероятности.

   Новые приятели два дня просидели за сложными графиками и бесконечными таблицами. И первый же розыгрыш принёс им мотоцикл «Урал».

   Следующие шесть лет пролетели почти незаметно. Прапорщик Подобуев развёлся с Валей, старший лейтенант Тыртышный женился на ней. Она готовила обед сначала на них троих, а потом появилось и двое детишек. Валя ушла со службы. Иногда она начинала ворчать, что живут они на один оклад, а все дополнительные выплаты идут на закупку вороха лотерейных билетов. Друзья снисходительно улыбались женской забывчивости и показывали на двор, где под сгнившим брезентом томился проржавевший, но совершенно железный мотоцикл «Урал». Все новейшие исчисления системы указывали на крупный денежный выигрыш в ближайшем круге розыгрыша. Только исключительно недальновидный человек бросил бы дело после стольких лет подготовительной работы.

   Ни ближайший, ни следующие несколько розыгрышей результатов не дали. Военные приятели понимали, что это часть игры и огромные стабильные выигрыши – лишь вопрос времени. Но Валя ушла с военной службы, и её больше не интересовали ни стратегии, ни тактики. Однажды она собрала детей и уехала к подруге в Вильнюс. Подумать самой и дать подумать мужу.

   Муж, который новый, сразу попал под пагубное влияние старого. Обязанность «подумать» Подобуев взял на себя, и пришёл к выводу, что за столько лет работы над системой у игроков «замылился глаз». Им обоим объективно необходимо было развеяться. Например – посетить в Городе ресторан «Ольштын».

   Непьющий Леонид Николаевич не помнил вечера. Не помнил своих горячих танцев и двух придушенных морячков. Не помнил весёлых девиц, которых Подобуев запихивал в такси, пока сам он топтал на мокром асфальте их бывших кавалеров. Не помнил, как заблевал этих девиц в такси, и как они смеялись над ним. И даже как орал уже дома, что любит свою жену Валю, и ушёл спать в детскую, оставив развратному Подобуеву обеих прелестниц. А как соседка звонила ночью Вале по оставленному «на всякий» номеру телефона – так и вовсе не знал.

   Проснулся он поздним утром на растерзанной детской кроватке, растормошенный помятым прапорщиком. Незнакомое состояние похмелья ошеломляло, и неясно – удалось ли Подобуеву  объяснить старшему лейтенанту, что вернулась Валя, и не в квартире она только потому, что кто-то из них вставил ключ в замок изнутри. Дверной звонок надрывался, в дверь дубасили. Олег не страдал похмельем, он был ещё просто пьян, решителен и изобретателен. Он уже выбросил в окно офицерские ботинки, заблёванные штаны и китель, и теперь пытался заставить Лёню спуститься по балконам следом. Дело вовсе не хитрое, со второго-то этажа. Медленно вращая мутными глазами и пуская ртом пузыри, Тыртышный свесился с балкона всем своим грузным телом. Подобуев, как смог, прикрыл спящих на хозяйской постели шалав одеялом и нетвёрдой походкой пошёл открывать дверь.

   Просто удивительно, сколько участливых женщин может поместиться на лестничной клетке панельной девятиэтажки. Соседки с рёвом пронесли Валю через прихожую, затолкав прапорщика в стенной шкаф, где он вынужден был бороться с набросившимися пальто и шинелями. Из главной комнаты раздались шлепки и пугающие вопли разбуженных девиц.

   Леонид Николаевич более или менее осознал себя, вцепившимся руками в перила балкона. От чего он так висит, ему было непонятно. Пришло в голову, что он, наверное, потерял ключ от квартиры вчера, когда нажрался с этим негодяем Подобуевым, и поэтому поднимается домой через балкон. Совершенно логично, и офицер полез обратно.

   За считанные секунды до того, как в комнату ворвалась бушующая толпа, Тыртышный перекинул ногу через перила. Оставалось последнее движение, и в нём старший лейтенант ошибся. Он схватился за проволоку, на которой супруга развешивала бельё, и она, разумеется, оборвалась. Совершенно беззвучно офицер рухнул с балкона. Тихой бабочкой следом порхнули одинокие Валины трусы.

   Между тем в квартире женщины обшарили все закоулки, но не нашли неверного супруга. Из стенного шкафа извлекли Подобуева и приволокли на место преступления – к хозяйской кровати с изодранными девицами. Мокрыми, опухшими глазами Валя заглянула на самое дно души бывшего мужа.

   «Где он?» негромко спросила она в наступившей тишине.

   «Лёня? Как это где?!» Подобуев изобразил недоумение. «В наряде он! Дежурит по автопарку…»

   «А это – что это такое?!»

   « Ну виноват я, что… виноват… Выпросил у него ключ, с подругами мы тут вот… Это подруги мои – Вика и… Вика? Ну что-то в этом духе. Выпили немного… я в детской лёг. Они тут… Я холостой человек!»

   Валя села. Женщины-соседки были жестоко разочарованы. Некоторые смеялись, некоторые плевались и качали головой; все потянулись на выход. О чём женатому даже сны не должны сниться, холостому в укор не поставишь. Девицы почувствовали момент, кое-как оделись и тоже свинтили.

   Валя подняла глаза на качающегося посреди комнаты прапорщика. «Олежка, прости меня, дуру!»

   «Ну что ты, что ты… Я всё понимаю. Как ты быстро вернулась-то…»

   И вот, когда гроза, казалось, миновала, внизу пришёл в себя и начал жалобно стенать Леонид Николаевич. Тонкие ножки офицера не выдержали падения, и торчали из трусов и сломанного куста сирени под неестественными углами.

   Прошли, как водится, годы. Они всегда проходят. Друзья разом завязали с играми. Леонид Николаевич долго лежал в больнице, потом ковылял на костылях, но кости срослись нормально. Олег Подобуев преследовал Валю с самым правдивым рассказом о злополучном происшествии до тех пор, пока она ему не поверила и не простила мужа. У Олега кончился контракт, и он не стал продлевать его, а уехал скитаться по стране. Шабашил, валил лес, ходил в партии пока, наконец, не огрубел окончательно и не устал от всего. Тогда он купил дом в деревне посреди Великой Русской равнины, и осел в нём. В деревне его сразу же прозвали «Генералом» за военную выправку и тяжёлый взгляд. Смотрел телек без звука, иногда сопровождая передачи собственными комментариями, или лежал с гитарой на диване. Щипал струны, сочинял лирические песни разорванной душой и тут же исполнял проникновенным хриплым басом:

   «Лишь на ломаных ветках сирени

    Висеть остались Валькины трусы…»

Глава восьмая

   Теплица кишела личинками. Числом, наверное, миллионы, но ни одной красной. Трудно описать чувства компаньонов. Друзья были жестоко разочарованы результатом своих усилий и изощрённым коварством европейцев, подсунувшим им этот обман.

   «Конечно, Сеня, если б это так легко было, любой дурак наразводил бы опарышей, да торговал ими. Наверное, они генетически модифицированные. Типа колбасы в нашем сельпо…»

   «Старик, может, надо подождать немного, они покраснеют?»

   «Да что ж это тебе, помидоры, что ли?»

   «Ох, не напоминай про помидоры-то…Скоро уж жена приедет…»

   Деды в отчаянном бессилии смотрели на суетящихся в поисках еды крохотных белых личинок.

   «Куда их теперь девать?» спросил Арсений Ильич, «Опять дихлофосом?»

   «Ну, зачем дихлофосом? Курям можно скормить…» При упоминании кур Старик почувствовал какое-то странное раздражение. Как будто куры имели важное значение.

   «Ладно, пойдём перекусим что ли. Я не жрал с вечера».

   Деды, горестно кряхтя, отправились на кухню Арсения Ильича кипятить чай и жарить яичницу. И вот, увидев на сковороде медленно густеющие желтки, Старик хлопнул себя по лбу: «Сеня, карофилл!» И Арсений Ильич сразу вспомнил, что на самой захудалой птицеферме курам дают карофилл, чтобы желтки яиц не были бледными.

   Пару дней компаньоны искали способ внесения красителя в корм личинкам, а ещё через пару дней любовались результатом. Триумф муховодов не смогла испортить даже мысль о бессмысленной трате денег на закупку маточных опарышей.

   Дальше всё пошло удивительно легко. Друзья начали предлагать свой продукт в Городе в обратном порядке, т.е. с последнего магазина. Того, где они встретили пьяного ангела. Он и теперь был на месте, где ж ещё быть хозяину магазина и продавцу в одном лице? Алчный ангел предложил цену и взял на себя и расфасовку, и реализацию продукции, и в Городе, и в области.

   К возвращению супруги Арсения Ильича друзья вернули часть Стариковских вложений, и даже подкупили кой-какого инвентаря: сит для сортировки личинок и пластиковых ящиков с крышками для содержания; начали откладывать на холодильник для хранения. Без скандала вокруг помидоров, конечно, не обошлось, но всё-таки это было самое удачное из начинаний беспокойных приятелей. И уж результат не шёл ни в какое сравнение с последним предприятием по разведению пятисот цесарок, которые всей деревней были признаны несъедобными. Больше года Старик и Арсений Ильич вместе с супругами ежедневно пережёвывали жилистое мясо экзотических птиц, и полгода после такой диеты и слышать не хотели о птичьем мясе вообще. Но сейчас дела шли в гору. Эдуард Львович прочитал массу полезной литературы, и в скором времени к ассортименту красных и белых личинок добавились синие и зелёные.

   И однажды на своём пруду они снова встретили того невезучего городского рыболова, который познакомил их с красными опарышами и с которого всё и началось. Деды изрядно напугали мужика, бросившись к нему с восторженным лепетом. Но на этот раз всё обошлось без эксцессов. Городской с интересом выслушал их, а потом и говорит:

   «Эх, деды! Вы ж на золотом пруду сидите! На фиг вам эти опарыши? Взяли бы пруд в аренду, почистили, да рыбы чуть подпустили – к вам сюда в очередь народ записываться будет!»

   Приятели недоверчиво посмеялись.

   «Тут и бесплатно никого, кроме тебя и нас не бывает. Какой же дурак за деньги-то поедет?»

   Городской хитро прищурился: «А вы попробуйте. Я вам в интернете рекламу дам. Только – чур: если получится, я бесплатно ловлю!»

   Поболтали ещё немного, да и разошлись. А идея за ночь проточила стариковские мозги насквозь, и с утра приятели отправились в соседнее село – к главе поселения, брать в аренду пожарный пруд.

   Глава поселения принял гостей вежливо, выслушал внимательно, но в сотрудничестве отказал. Вам, говорит, жить осталось хорошо, если до весны, а вы тут дела затеваете. А ему, главе значит, потом расхлёбывать. Идите, деды, и пруд не тревожьте.

   Жена Арсения Ильича, всегда сама готовая задушить любое его начинание на корню, не пожелала уступить такое право кому бы то ни было. Хоть даже и главе поселения.

   «Идите, горемыки, к генералу. Он человек серьёзный, со связями. Неизвестно, в каких он там войсках служил, но я думаю, что и не в войсках ни в каких. А в Органах».

Глава девятая

   Из открытого по случаю жары окна доносился хриплый бас Генерала:

   «Только на нашем канале! Шоу, леденящее душу! Кровь, кишки, мясо!»

   Приятели переглянулись и робко заглянули в окно. В полумраке комнаты Генерал сидел в кресле перед беззвучно светящимся телевизором. По правую руку на журнальном столике стоял запотевший графинчик и две тарелочки – с сыром и виноградом. Генерал, прищурившись, разглядывал на свет крохотный, граммов на 30, мерзавчик. Заметив старичьё, он приветливо помахал свободной рукой – заходи!

   Уже подходя к крыльцу, приятели услышали: «Итак, мы начинаем! Гомосек против пидора! Жребий брошен, Рубикон перейдён, штаны спущены! Чьи вопли разжалобят домохозяек?»

   Войдя в комнату, Старик поинтересовался:

   «Что это Вы такое смотрите?»

   «А, да это так… дебаты. Выборы областных депутатов».

   «Чего ж без звука?»

   Генерал с интересом взглянул на Старика: «Это же, друг ты мой дорогой, не музыка и не поэзия. Эта дрянь может быть заразна, если её слушать. Впрочем – прошу». Он включил пультом звук и указал на диван. «Рассаживайтесь, я сейчас вам рюмочки организую».

   Компаньоны уселись на краешке дивана и приняли по ледяной стопке.

   В кадре появился очень упитанный господин в дорогом пиджаке, очках и с таким странным приплюснутым носом, что его можно было бы принять за очередной подбородок, если бы их не разделял маленький слюнявый рот.

   «Я, как представитель системной оппозиции, как никто другой поддерживаю текущий курс президента и правительства. Я вот, как это… скоро тридцать лет уже депутат и, что называется, на моих глазах американцы уничтожили наши заводы. Раньше откроешь окно, там, как это… дымом пахнет, химия! Производят что-то, люди идут… Потому что гудок, печи горят! Что называется – индустрия! А сейчас до чего дошло? Я тут, как это… смотрю в магазине: две полки с крупой нашей, с макаронами, что называется… А две – с мюслями. Меня как царапнуло что-то. Я, если кто не знает, курирую сельское хозяйство в нашем районе. Как это… Звоню сразу, прямо из магазина, помощнику – ну-ка, голуба, доложи, сколько у нас в районе гектаров под мюслями? Человек провёл работу, собрал информацию… Вот у меня тут – информация (помощник на заднем плане потряс папкой). Что вы думаете? Мы вообще мюслей не садим! А ведь сейчас у нас, как это… импортзамещение!  А мюслей – не садим! Вот и получается, пока сам не вникнешь в суть, что называется, так и вот… В общем, я уже запланировал себе командировку в Италию, буду проводить переговоры, как это… привезу в район семена мюслей.  Сами будем своё кушать, отечественное!» Дядька гневно блеснул очками поверх подбородков и отпил из стаканчика, показывая, что закончил.

   Слово взял человек в затейливых погонах и петлицах.

   «Очень Вас, Герман Лукич, понимаю. Мне тут сотрудники докладывают, что поймали тамагочу… (прислушивается к наушнику, брезгливо поправляется) покемона. Я сначала не поверил даже. Но мне в телефоне прямо, на экране показали. Мерзость редкая! Где, Вы думаете, поймали? В вестибюле райотдела! Хорошо, что граждане проявили бдительность, пришли, вместе с сотрудниками поймали. Пришлось срочно проводить тендер, закупать импортное оборудование, обучать сотрудников. Теперь до десятка в день ловим! В самых секретных и ответственных учреждениях района круглосуточное патрулирование установили. Нет нужды объяснять, откуда взялись эти пикачу… покемоны, и в какой белый дом они доклады свои докладывают. А Вы, Герман Лукич, удивляетесь, что у нас мюсли не сажены! Это же план Даллеса в чистом виде! Травят нас кенгурятиной американской, а взамен виртуальную реальность подсылают. Я, по долгу службы, много раз ездил к ним туда, разговаривал там с разными… Что же вы, говорю, вытворяете?! А и что? Всё им Божья роса – только улыбаются. Не понимают, мол, по-русски, и хоть ты что!

   Вы как хотите, Герман Лукич, а я вот считаю, что не ели наши деды никаких мюслей, и ничего… Не садить их надо, мюсли эти, а запретить! Слово-то какое – «мю-юсли-и», тьфу! Как будто их из носа наковыряли. Есть у нас наше родное, исконное: картофель, огурцы, помидоры…»

   «Это всё американское…» ведущий уже и сам понял, что вырвалась глупость, но слово не воробей.

   «Вот из-за таких провокаторов и заводы наши позакрывались! Ты бы не с бумажкой тут стоял, мужик здоровый… а на заводе, впотьмах и дыму, деталь точил. Как деды наши! Я академик, и тебе стыдно должно быть меня поправлять. У меня одной партучёбы не меньше года.» Господин в погонах поднял лицо куда-то вверх, как игрок клуба «Что?Где?Когда?»: «Есть у нас другой ведущий?»

    «Да это же идиоты какие-то?» осклабился Старик.

   «Идиоты – мы с вами. А это – политическая элита района». Генерал вяло жевал виноград. Налил гостям ещё по рюмочке и выключил телевизор вовсе. «Рассказывайте, отцы, с чем пришли».

   Компаньоны изложили суть дела. Хотели бы взять в аренду пожарный пруд, а глава поселения думает – чего бы не вышло. Куда идти не знают, вся надежда на соседа-генерала. Может, есть знакомые где повыше или там ещё что…

   Генерал засмеялся хриплым смехом заядлого курильщика. «Ну вы, ходоки, даёте! Это сами вы, деревенские, меня генералом окрестили. А я врач на пенсии… гинеколог». И, в завершении разговора, долил всем остатки из графинчика. «За ваше начинание!»

   Чокнулись, выпили и разошлись.

   Невесёлые компаньоны вернулись в дом Арсения Ильича подумать, что делать дальше. Всё ещё сердитая за погубленный урожай помидоров супруга сухо поинтересовалась, как сходили.

   «Да!..» махнул рукой Арсений Ильич, «он, оказывается, не в Органах работал, а с органами. Доктор он, по бабьей части!» и глупо заулыбался.

   «О!», оживилась супруга, «может, он глянет меня по-соседски?»

   Арсений Ильич всплеснул руками: «Едрить тебя некуда! Я уж думал – все соседи глянули, ан-нет – нашёлся один недоглядевший!»

   «А вдруг у меня там рак?!»

   «Так-то место подходящее, конечно… Глухое…», нахмурился и строгим голосом спросил у Старика: «Раки паутину плетут?»

   «Да нет, вроде не плетут…»

   «Нету у тебя рака никакого!» заорал Арсений Ильич страшным голосом.

   «Да тебе-то откуда знать?!» ещё громче заорала жена.

   «Ах ты…», задохнулся Арсений Ильич, подыскивая слово. «Баба!»

   «Вспомнил, что баба! Тебе же, кроме пожрать, от меня и не надо ничего!»

   Старик кашлянул в кулак: «Пойду я, что ли…», и вышел тихими стопами.

   Дома на кухне Старик обнаружил две огромные сумки, нагруженные литровыми банками с помидорами. За столом у окна обмахивалась полотенцем взопревшая жена.

   «На», говорит, «отнеси Ильичу; скажи – от Марьи»

   Старик недоверчиво улыбнулся: «От какой Марьи?»

   «От меня, от кого ещё! У Ивана-дурака жена должна быть непременно Марья-искусница». Жена хлестнула Старика полотенцем и улыбнулась. «Я, значит, и есть!»

   …

   После ухода дедов Подобуев достал из древнего комода, купленного вместе с домом, засаленную записную книжку, которую начал ещё прапорщиком. Полистал ветхие листочки, нашёл нужный номер.

   «Привет, это я. Есть в моём районе кто-нибудь из наших?»

   Неизвестно, кому он звонил и о чём разговаривал. Но через пару дней глава поселения вдруг передумал, и компаньоны получили пруд в аренду.

Глава десятая

   Вот уже друзья строят мостки для желанных клиентов, обкашивают берега и нанимают Эдуарда Львовича бухгалтером предприятия. Эдуард Львович посещает разные государственные учреждения, всякие регистрационные палаты и налоговые инспекции, открывает счета в банке.

   И вскоре на берегу водоёма появляется новый персонаж.

   «Я смотрю, что-то вы тут затеваете? Что-то не вижу пожарного щита», начал грузный человек в форме, одновременно демонстрируя какое-то удостоверение.

   Старик окинул растерянным взглядом водоём. «Так это… чего нам тушить-то? Одна ж вода!»

   «Вы гражданин, несите учредительные документы», строго сказал человек в форме, развязывая тесёмочки на модной папке, «сейчас мы всё запротоколируем, зафиксируем все нарушения пожарной безопасности. Выпишем вам штраф и предписания к устранению».

   «Какие ж у нас нарушения», возопил Старик, «мы ещё не открылись даже!» И, неожиданно для себя, добавил заискивающе: «Может, простите на первый раз?»

   «Я тебе, по-твоему – кто?» сразу перешёл на «ты» служащий.

   «Товарищ и брат?» – с надеждой в голосе спросил Старик.

   «Товарищ и брат! Мать, вся в сиськах с шоколадным молоком! Я – государственный инспектор пожарной охраны. Государев человек! Сейчас предписание тебе выпишу.»

   Эдуард Львович явился свидетелем разговора. Со старта предприятия он каждый день приходил на берег полюбопытствовать и, по возможности, блеснуть своей начитанностью. Вот и сейчас старый еврей сделал решительный шаг вперёд:

   «Любезный мой…» начал было Эдуард Львович, но Государев человек грубо прервал его:

   «Ты ещё кто?!»

   «Как это – кто?» искренне растерялся привыкший к локальной известности эрудит. «Эдуард Львович я, пенсионер!» и, как по волшебству, мгновенно распахнул перед носом инспектора пенсионное удостоверение. Тот хотел было сказать что-то грубое, и даже поднял руку для большей весомости, но заблуждал взглядом в коротком тексте книжечки. Морщил лоб, шевелил губами, завёл один глаз куда-то внутрь головы, как бы сверяя прочитанное с уже имеющейся информацией. Вдруг широко улыбнулся.

   «А вы знаете», сказал он неожиданно радостным голосом, у меня как раз лишний щит есть. С баграми, вёдрами… И ящик с песком я тоже организую!»

   Старик не мог надивиться удивительной перемене настроения инспектора. Эдуард Львович кивнул, бережно спрятал пенсионное в нагрудный карман пиджака, похлопал по нему ладошкой. Значительно кашлянул:

   «Неплохо бы ещё бочки железные, для мусора. И скамейки! Штук хоть восемь…»

   «Изыщем!» ещё больше обрадовался пожарник. Пожал дедам руки. Заискивающе заглянул в глаза Эдуарду Львовичу: «Вы сыночку привет при случае передавайте…»

   Эдуард Львович заложил руки за спину и вперил взгляд вдаль. «Я лучше вообще ему про тебя говорить не буду.»

   Инспектор махнул рукой, уже по ходу к своему автомобилю: «Вот и правильно, спасибо! Всё оборудование я завтра же с утра привезу. Сами всё установим, вы и не беспокойтесь!» Грузно влез в машину и уехал. Кажется, Старик в жизни не видел более счастливого человека.