Мстислав Храбрый

Часлав покачал головой:

– Нет.

– Плохо! – раздраженно проговорила Аделина. – Чем же ты занимался все это время?

– Это не от меня зависит. В дружине нет чехов, – сказал Часлав.

– А у Олавы? – задала вопрос Аделина.

– У Олавы друзья – норманны и варяги. Их больше половины в дружине. Вот она могла бы убить Владимира или Анну, – сказал Часлав.

– Олава этого никогда не сделает! – уверенно проговорила Аделина.

– Почему? – спросил Часлав.

– Эта колдунья выходила замуж за этого варвара по любви. Она любит его. Ей все равно, кем она будет считаться, лишь бы быть рядом с ним, – сказала Аделина. На минуту замолчала и добавила: – Если кто и решится убить Владимира, то только Рогнеда. Она днем и ночью грезит, как бы отмстить Владимиру.

– У Рогнеды хорошая поддержка в дружине, – задумчиво проговорил Часлав.

– Но Юлия предупреждала, чтобы мы Рогнеде ничего не говорили, – сказала Аделина.

Часлав фыркнул:

– Хитрая ромейка – говорит одно, а думает другое. Она специально это сказала вам, чтобы кто-то из вас передал все это Рогнеде.

– Похоже, – согласилась Аделина.

– А что?! – проговорил Часлав. – Может… ей и надо подыграть?

– Владимир если узнает, что я подстрекала Рогнеду, то отрубит мне голову. Мне до сих пор чудится вой девки, что он замуровал в стене, – испуганно проговорила Аделина.

– А ты и не подстрекай! – насмешливо проговорил Часлав. – Прикинься дурочкой и поуговаривай ее, чтобы она простила Владимира.

Аделина рассмеялась:

– Так уж и Рогнеда послушает меня! Она еще больше разозлится и выгонит меня.

– Ха! – воскликнул Часлав. – А нам нужно что-то иное?

Аделина бросила на брата одобрительный взгляд:

– Часлав, а ты не так простодушен, как может показаться…

– Я – княжич! – гордо проговорил Часлав и усмехнулся. – В княжеской семье – словно в волчьей стае: простаку не выжить.

– Только Рогнеда живет в селе и в Киев никогда не приезжает, – напомнила Аделина.

– И ты езжай в село, – сказал Часлав. – А по пути – особенно если мимо – что же не заехать к другой жене? По-свойски… Никто не осудит.

Глава 23

Царевне Анне быстро надоел загул мужа, и она сделала Владимиру выговор.

К безмерному удивлению близких бояр, ставших свидетелями этого разговора, Владимир, на которого ранее не было никакой управы, послушался новой жены. С кутежом было закончено.

Владимир с царицей, в сопровождении свиты, посетил церковь, где усердно молились.

Жизнь стала тише, но скучнее.

После ужина Владимир некоторое время читал книгу, но это занятие ему быстро надоело, и он вышел на крыльцо.

Заходящее солнце опадало блеклым пузырем на мутном горизонте.

Одинокая пара ласточек, на секунду застыв черными точками в розовеющем небе, низвергалась с высоты, делала над крышами пируэт и с восторженным визгом взлетала ввысь.

Через минуту трепещущий солнечный диск растаял и потянул прохладный ветер. Словно по сигналу подал робкий голос соловей. Ему ответил далекий взрыв лягушачьего гомона.

Во дворе было темно. Лишь в одном из окон блеснул багровый блик.

Владимир удивился. Высушенный жарким солнцем деревянный город от малейшей искры вспыхивал, словно клок сена, поэтому летом на княжеском дворе разрешалось жечь огонь только в летней кухне.

Владимир хотел кликнуть сторожей, но, зевнув, решил сам дойти и посмотреть на ослушника.

Слабый свет горел в окне дома Олавы.

Удивившись, что Олава в позднее время не спит, Владимир потянул дверь. В открытую дверь сквозняк потянул горьким дымом.

Поморщив нос, Владимир вошел в комнату.

Посредине большой комнаты в очаге горел слабый огонь. Свет вяло пробегал по стенам, освещая пучки висящих растений.

Олава неподвижно сидела на полу, задумчиво глядя на огонь. На вошедшего Владимира не обратила внимания.

Владимир сел рядом.

В юности они любили сидеть рядом у огня. Им казалось, что огонь соединяет их души и мысли. Но с тех пор прошло много лет.

Так они сидели несколько минут, затем Олава пошевелилась. Взглянув на Владимира, проговорила:

– Ты все же пришел…

– Пришел, – сказал Владимир. – Ты ждала меня?

– Я тебя давно жду, – сказала Олава.

– У меня много дел, – сказал Владимир.

Олава слегка улыбнулась, с иронией подумав: «Знаю я твои дела»!

– Ты давно не приходил ко мне, – сказала Олава, на секунду задумалась и задала вопрос: – Ты меня разлюбил?

Олава была первой женщиной Владимира. Первая женщина запоминается навсегда. Именно с ней мужчина сравнивает остальных женщин.

Мужчины вступают в связь с женщинами, подталкиваемые природным инстинктом продолжения рода либо из любопытства. Не было у него уже ни инстинкта, ни любопытства – от пресыщения женщины текли перед его глазами одним пестрым безликим потоком. Была лишь необходимость – утверждать себя. И политика.

Но с тех пор у Владимира были тысячи женщин. Кто-то из них был хуже Олавы, кто-то лучше… Владимир уже не видел между ними разницы.

Олава догадалась о причине его молчания и уверенно проговорила:

– Ты уже никого не любишь…

– Это сложно объяснить… – буркнул Владимир, и, торопясь перевести разговор на другую, менее болезненную тему, спросил: – И о чем ты гадаешь?

По губам Олавы скользнула улыбка.

– Хочу узнать будущее, – проговорила она.

– Это все хотят знать, – сказал Владимир. – Только каждому ли надо знать его?

– Не каждому, – кивнула головой Олава. – Знание – удел избранных. А простому человеку будущее лучше не знать. Только лишнее беспокойство одолеет.

– Мне можно знать будущее, – сказал Владимир.

– Пожалуй, – уклончиво проговорила Олава.

– И что обещают мне боги? – спросил Владимир.

– Зачем тебе знать, что говорят языческие боги? Ты христианин и не веришь в отцовских богов, – сказала Олава.

– Неважно, откуда приходит знание, – заметил Владимир.

Олава бросила на него внимательный взгляд и поинтересовалась:

– Ты решил объявить Анну единственной законной женой?

Владимир необычно почувствовал смущение.

– Это политический шаг, – сказал он. – С таким условием мне отдали Анну в жены. Понимаешь, что династический брак с императорами ромеев крайне важен для нас.

Олава с сарказмом напомнила:

– Дед Анны был крестьянином, а твои предки – князья.

– У ромеев и пастухам дорога в императоры не закрыта. Главное, что братья императоры. А нам это принесет выгоду: улучшится торговля; наши воины будут служить у императора, и это даст нам много золота…

Олава спросила:

– И ты ради выгоды отказываешься от веры предков?

Владимир попытался объяснить:

– Подо мною – множество племен с разными обычаями. Чтобы заставить их подчиняться, надо постоянно висеть над ними угрозой. Но это требует больших сил. Как их объединить? Только одной верой. Язычники – свободные люди. Они своих богов считают равными себе. Хотят – слушают. Не хотят – боги им не указ. Христиане – рабы своего Бога. А правитель – наместник Бога. Значит, христианство для моей власти полезнее, чем язычество. Теперь посуди: какая вера мне нужнее?

Олава вздохнула:

– Ты взял остальных жен из выгоды. Что ж – я тебя понимаю. Но ответь все же мне: ты меня еще любишь?

– Да, – сказал Владимир.

– Почему тогда отвергаешь меня?

– Я не отвергаю тебя. Но ты язычница. Не может христианин иметь жену-язычницу, – сказал Владимир, немного помолчал и добавил: – А я по-прежнему люблю тебя.

– А если я стану христианкой – я останусь твоей женой? – спросила Олава.

– Я уже дал обещание Анне, – сказал Владимир, пряча глаза.

– Значит, ты все же решил прогнать меня? – сказала Олава.

Владимир попытался смягчить ответ:

– Ну, не прогнать… Я дам тебе городок…

– И объявишь наложницей? – спросила Олава, словно не слыша Владимира.

– Ты не будешь наложницей, – сказал Владимир.

– А кем же я буду? – спросила Олава.

Владимир замялся:

– Ну…

– Ты запутался! – констатировала Олава и проговорила доверительным тоном: – Знаешь, Владимир, отказываясь от меня – ты оскорбляешь меня. Я обижена – ты предаешь нашу любовь. Что же – пусть будет как будет. Старую любовь не вернешь. Но, помня о ней, я все же скажу тебе, о чем меня предупредили боги, которых ты тоже предал и оскорбил. Знай – боги предупреждают тебя об опасности. Тебе грозит смерть!

– И кто же хочет меня убить? – без особого удивления спросил Владимир.

– Те, кого ты предаешь, – сказала Олава.

– Мертвые мне уже не опасны. А живые… – Владимир усмехнулся. – Кто грозится меня убить? Кто?

– Боги этого не говорят.

– Да кто из них способен на такое?!

Олава покачала головой:

– Кто не знает цены людям, тот сам себе создает врагов.

Глава 24

Владимир ушел от Олавы не столько озабоченный, сколько озадаченный. Угроза смерти его не пугала – княжеская жизнь такова, что постоянно приходится играть в прятки со смертью. Озадаченный же он был тем, что угроза поступила от тех, кого он считал неспособными к сопротивлению. Привыкший силой брать женщин, он не видел в них людей.

По всему было видно, что Олава была разозлена, и потому Владимир не поверил в ее предупреждение. Тем не менее интуиция говорила, что ее предупреждение было ненапрасным.

Владимир почувствовал, что ему требуется с кем-либо посоветоваться, и он завернул в гридницкую. На его удачу там оказался Добрыня.

Добрыня, приходясь братом матери Владимира, был его воспитателем. Владимир не обходился без его советов.

Воевода сидел один. Перед ним на столе стояла кружка и глиняный кувшин с медовухой.

– Ты чего сидишь один? – спросил Владимир, войдя в комнату.

Добрыня, покосившись на князя, отхлебнул из кружки. Вытер усы и сообщил:

– Ночную стражу хочу проверить.

Ночной стражей заведовал боярин Ореша, и Добрыне не было необходимости подменять его.

– Ореша, что ли, заболел? – спросил Владимир, присаживаясь к столу.

Добрыня поставил на стол вторую кружку, плеснул в нее медовухи и пододвинул к Владимиру:

– Слава Богу – здоров. Выпей.

Владимир сделал глоток из кружки.

– Хорошая медовуха, – сказал он. – А чего же ты решил проверить ночную стражу? Или Ореша неисправен в службе?

– Исправен, – проговорил Добрыня. – Но доложили мне, что разговоры нехорошие ходят среди горожан – недовольны они тем, что ты отказался от веры предков. Как бы не поднялись.

– На их недовольство наплевать! – сказал Владимир. – Ты что, не знаешь, что делать? Как всегда – найди бузотеров и посади в подвал.

Добрыня покряхтел:

– Знаю я, что делать. Но сейчас пока против нас открыто не выступили – нельзя трогать. Этим еще больше разозлим народ. А со временем все успокоится.

– Ладно, – проговорил Владимир. – Пусть стража не спит. Да дружину держи наготове.

– Так и сделаю, – сказал Добрыня и поинтересовался: – А ты чего не спишь?

– Заходил к Олаве, – проговорил Владимир.

– Что – старая любовь вспыхнула? – насмешливо спросил Добрыня.

– Да нет. Просто не спалось. Вот и заглянул на огонек, – сказал Владимир.

– И как? Очередной наследник будет? – усмехнулся Добрыня.

Владимир нахмурился:

– Не будет… Она знает, что я обещал Анне объявить ее единственной законной женой.

– Да ну?! – удивился Добрыня. – И кто же ей сказал?

– Не знаю. Боги ей подсказали. Она как раз волхвованием занималась, – сказал Владимир.

– Сердится? – спросил Добрыня.

– Конечно! – сказал Владимир. – Говорит, что мне грозит опасность.

– Какая опасность? – раздраженно спросил Добрыня. – Мы дома. Что тут тебе может угрожать? Печенеги?

– А что – печенеги? – спросил Владимир.

– От лазутчиков приходят сведения, что они недовольны нами и хотят снова идти на Киев, – сообщил Добрыня.

– Только – недовольны? – спросил Владимир. – Или – хотят идти?

– Пока – недовольны, – сказал Добрыня.

– Они все время недовольны, – сказал Владимир.

– О какой же опасности она говорит? – спросил Добрыня.

– Прямо не говорит. Что-то намекнула о тех, что я «предал ее и отцовских богов», – сказал Владимир.

– Она не понимает, что власть и добропорядочность несовместимы. Если бы ты не убил своих братьев, то они убили бы тебя, – проговорил Добрыня и сделал вывод: – Все женщины глупые!

Владимир тихо рассмеялся:

– Я знал тысячи женщин и ни одной дуры среди них не встречал. Все они добивались от меня выгоды для себя. У них просто другие заботы.

Добрыня покрутил головой:

– И в самом деле – мы, мужчины, воюем, деремся; и все, что мы добываем, отдаем женщинам, которые обязаны делать одно – услаждать мужчин и рожать наследников.

– Что ж, таков замысел Бога… – проговорил Владимир.

– Значит, она так и не сказала, откуда грозит опасность? – проговорил Добрыня.

– Думаю, она намекает на жен, – сказал Владимир.

– С чего ты взял, что опасность исходит от твоих жен? – спросил Добрыня.

– А чего же тут гадать? Мои соперники на власть давно перебиты. Остаются жены, от которых я хочу отказаться. Олава же прямо сказала: «Те, кого ты предаешь». Олава считает, что я предаю, отказываясь от нее. Она все спрашивала, люблю ли я ее.

Добрыня взглянул на князя с любопытством:

– И что ты ответил ей?

– А что я могу ответить? – проговорил Владимир. – Конечно, сказал, что люблю.

– А она? – спросил Добрыня.

– Конечно, не поверила, – сказал Владимир.

– Да, Олава сильно разозлена. Да и другие. Но этого и следовало ожидать, – сказал Добрыня.

Владимир махнул рукой:

– Да что же мне может грозить от женщин? Они ни на что не способны, кроме как слезы лить.

Добрыня покачал головой:

– Ой, не промахнись князь. Вот Феофано, мать Анны, отравила мужа и сделала любовника императором…

– Мы не в Константинополе, – недовольно возразил Владимир.

– Женщины везде одинаковы. Они коварны. И если что задумали, то сотворят. Может, если и не зарежут ножом, то отравят, – сказал Добрыня.

– Она не говорила прямо, что кто-то из жен хочет убить меня, – заметил Владимир. – Если бы знала, она сказала бы мне.

Добрыня снова покачал головой:

– Олава сильная ведунья, и не зря она тебя предупредила об опасности.

– Ты думаешь, что она хочет убить меня? – с тревогой в голосе спросил Владимир.

– Олава? – сказал Добрыня. – Возможно… Она – первая твоя жена. Зная, что ты хочешь отказаться от нее, она, конечно, обижена.

– Она любит меня, – напомнил Владимир.

– Ты отказался от нее. А от любви до ненависти один шаг, – сказал Добрыня.

– Не боюсь я женщин, – сказал Владимир. – Кто может отважиться убить меня?

– Любая, – сказал Добрыня.

– Только не Олава, – убежденно проговорил Владимир.

– Отчего же? – промолвил Добрыня. – Она колдунья и знает яды.

– Если бы Олава хотела убить, то не предупреждала бы, – сказал Владимир. – Нет, только не Олава.

– Но ведь для чего-то тебя она предупреждала? – проговорил Добрыня.

– Может – Аделина? – предположил Владимир и сам себе возразил: – Аделина – самая тихая. Она точно неспособна на убийство.

– А Юлия? – спросил Добрыня. – Она зла на тебя. Высокомерна. Ромейка!

– Но она мне не жена, – сказал Владимир и рассудил: – Когда я откажусь от остальных жен, ее положение не изменится. Поэтому для нее мои намерения не имеют значения. И может быть, даже для нее это будет выгоднее.

– Да в чем же ее выгода? – с недоумением спросил Добрыня.

Владимир усмехнулся:

– Да хотя бы позлорадствовать над бывшими женами. Юлия – гадюка! Горе других моих жен – на радость ей.

– У Юлии есть причина ненавидеть тебя. Но ты ее Святополка признал своим сыном. Она дорожит этим и не допустит, чтобы у тебя было хотя бы малейшее недовольство ею и ее сыном, – рассудил Добрыня и задумчиво проговорил: – Значит, остается Рогнеда… Я думал об этом с самого начала. Она много раз говорила о ненависти к тебе.

– Значит – Рогнеда? – проговорил Владимир. – Что же – своенравна, горда, горяча. В ее душе горит месть за убитых родственников. Она может. Но как узнать, что она замышляет?

– Да чего гадать? – проговорил Добрыня. – Лучше отправь жен по отдаленным городкам. Пусть живут сами по себе. Так будет спокойнее. А то еще и в самом деле сговорятся между собой… Тогда точно беды не миновать!

– Так и сделаю, – согласился Владимир. – Однако Рогнеду все-таки проверю.

Добрыня пожал плечами:

– Она уже старая. Давно бы прогнал ее, раз она тебя ненавидит. И чем она тебя так присушила?

Владимир усмехнулся:

– Дружище, несмотря на твои седины, ты ничего не понимаешь в женщинах. Какой интерес в женщине, которая отдается покорно, точно корова на случке? А тут, словно берешь ее в первый раз, – фонтан чувств: огонь, ярость, ненависть. Это как победить врага в бою. Выше нет наслаждения, как покорить строптивую женщину.

Глава 25

Утро было поразительно светлым. Рубиновое солнце выскочило на васильковое небо, точно огненный снаряд, выпущенный гигантской катапультой, и неподвижно повисло нестерпимо ярким комком огня.

Утренний бриз мгновенно стих. Листья на деревьях застыли кружевной малахитовой резьбой.

Стихли неугомонные птицы. Все замерло, словно в предчувствии чего-то страшного и необыкновенного.

Стало душно.

Рогнеда с маленьким Мстиславом, в сопровождении дочери Премиславы и сына Всеволода, убегая от духоты, вышла на прогулку.

У Рогнеды было четыре сына и три дочери.

Изяслав был старшим. Следующий – Ярослав. Затем Всеволод. И вот – младенец Мстислав.

Дочери: Предслава, Премислава.

Мстислав родился у Рогнеды, когда Владимира не было в Киеве. И хотя у Аделины уже был ребенок с таким именем, тем не менее Рогнеда дала это имя своему младшему сыну.

Мстислав – славящий месть. Месть за убитых родственников горела в душе Рогнеды неугасимым огнем, и имя сына должно была напоминать ей об этом.

Забегая вперед, отметим, что Мстислав умер еще во младенчестве. Больше у Рогнеды сыновей не было. И позже, когда у нее родилась дочь, она передала ей имя, напоминавшее о долгожданной мести.

На берегу Лыбеди под большой ивой, обвисшей прядями ветвей, словно шатром, служанки поставили стол и лавки. Рядом прямо на траву постелили ковры, на которые набросали подушек.

На коврах устроилась княгиня с ребенком.

Рядом примостилась Премислава с вязанием.

А Всеволод с удочкой и куском хлеба удрал поближе к камышовым зарослям, где по зеркальной поверхности темно-зеленой воды множила круги голодная мелочь.

Сначала Рогнеда укладывала Мстислава спать. Тот капризничал и не хотел засыпать. Наконец он уснул.

Увидев это, Премислава, оглянувшись на служанок, – те были далеко и не могли слышать ее слов, – задала вопрос:

– Мама, я слышала, что отец решил отказаться от тебя? Это правда?

Премиславе было почти десять лет. В этом возрасте девочки уже взрослые, поэтому Рогнеда была откровенна с ней.

– Да, об этом говорила Аделина, когда заезжала к нам. Она была расстроена, – проговорила Рогнеда.

– Но правду ли сказала Аделина? – усомнилась Премислава.

– Я верю ей… – проговорила Рогнеда и на секунду задумалась. Затем ответила: – Владимир корыстолюбив. Если он считает выгодным породниться с ромейскими императорами, то обещание, данное Анне, выполнит.

– И что же с нами будет? – спросила Премислава, и в ее глазах мелькнула тревога.

– Тебе не надо беспокоиться, – сказала Рогнеда. – Твоя судьба была решена, как только ты родилась: тебя выдадут замуж за какого-либо короля или князя. Такова судьба всех княжеских дочерей.

– А как же ты? – спросила Премислава.

– Он обидел меня, когда силой брал замуж. Он сейчас оскорбляет меня… – Рогнеда хотела рассказать о скопившихся в ее душе обидах и о мести, горевшей в ее сердце неугасимым огнем. Но ее глаза столкнулись с глазами дочери, и она увидела, что зрачки девочки излучали липкий страх, и Рогнеда осеклась.

Ей пришла в голову мысль, что Премиславе для ее спокойствия лучше ничего не знать – Владимир все же ее отец, от которого зависит ее благополучие.

– Ты его дочь. Твое благополучие отец устроит, – сказала Рогнеда и отвернулась к зашевелившемуся мальчику.

Поправив под ним подушку, с тревогой взглянула на небо.

Там происходили грозные события.

Вдруг неизвестно откуда появились огромные, тяжелые, свинцово-серые тучи. Волчьей стаей они окружали безмятежное солнце. Рваная зубастая пасть начала поглощать источник жизни. Рванул порыв ледяного ветра. Небо свернулось, словно осенний пожухлый лист.

Но не успела богиня ночи Мара возликовать, как сам Сварожич, стражник неба, сверкнул огненным мечом, озарив землю ослепительной серебряной вспышкой.

Тишину разорвал оглушительно-резкий звук треснувшей небесной тверди.

Разбуженный ребенок отчаянно вскрикнул.

Рогнеда схватила его на руки и, крепко прижимая его к груди, вскочила:

– О боги! Беда! Перун гневается!

Служанки подхватили ее под руки и быстро повели к дому.

Едва вбежали в дом, как небо прорвалось – с грохочущим шумом обрушились потоки воды. День внезапно превратился в ночь.

Вспышки молнии превратились в сплошную огненную завесу, а гром уже превратился в один яростный рев взбесившегося хозяина ада – гигантского дракона Ящера.

Рогнеда в страхе забилась в темный угол. Маленький Мстислав в ее объятиях заходился в крике.

Рогнеда, пытаясь успокаивать его, а скорее всего, саму себя, что-то пела ему в ухо тихое и тоскливое.

А перед ее глазами вставали картины прошлого, давно забытое: тихий летний дождь; маленькая девочка – она подставляла лицо нежным каплям; счастье, заполнившее душу. И вдруг, как пропасть, – штурм Полоцка, кровь, насилие. И над всем этим звериная морда дьявола.

Рогнеда прижалась лицом к ребенку.

Ребенок был теплый и пах парным молоком.

Ливень кончился внезапно, так же как и начался. Непрерывный шум водопада сменился редким набатом тяжелых капель.

Ребенок успокоился, и Рогнеда положила его в зыбку.

Еще некоторое время в небе висела серая хмарь, но скоро тучи бесследно исчезли.

Рогнеда вышла во двор.

Грозы словно не было. Было тихо. Воздух пах свежестью. Деревья, чисто умытые дождем, светились прозрачным изумрудным цветом.

Ласточки черными молниями резали воздух низко над парящей землей.

В прозрачных лужах на дороге расцветало розовым цветком заходящее солнце. В розовой акварели купались куры и голуби.

На улице появились бабы и девки. Вскоре они сбились в кружок на полянке.

Но недолго длилась тишина. Розы в лужах задрожали, словно от страха, и голуби, тревожно гукнув, все вдруг взлетели с шумом и хлопаньем. Беспечные куры не обратили на тревогу среди голубей никакого внимания.

Лишь когда в их стаю врезались несущиеся во весь опор всадники, куры с паническими воплями бросились во все стороны, путаясь под копытами коней.

Кто-то всполошенно крикнул:

– Князь!

В селе знали о том, как проходило принятие горожанами христианства, когда людей палками гнали в реку. Не забылся и обычный порядок княжеской дружины: вторгнувшись в село, хватать девок и молодиц на утеху себе.

Неудивительно, что улицы мгновенно опустели. Лишь одна запоздавшая девка, мелькая босыми грязными пятками, всполошенно, словно испуганная курица, металась, в страхе не узнавая собственной избы.

С душераздирающим гиканьем всадники ворвались на княжеский двор. Около крыльца Владимир резко остановил коня, подняв на дыбы, и ловко соскочил с седла. Бросил не глядя поводья.

Конюхи отвели коня в сторону и принялись очищать его бока от грязи.

Владимир поднялся на крыльцо.

Рогнеда почтительно наклонила голову и поприветствовала заранее подобранными словами:

– Будь здрав, мой муж.

Владимир покосился на нее, и Рогнеде показалось, что его глаза вспыхнули злым огнем.

– Ночевать буду у тебя, – буркнул Владимир и прошел в терем.

Вслед за ним в терем пошли бояре. Проходя мимо княгини, они с почтением приветствовали ее. Приветствуя княгиню, некоторые не скрывали насмешливого выражения лица, в глазах же других читалось сочувствие.

С Владимиром приехали Изяслав и Ярослав, которые, как старшие дети, обязаны были участвовать в делах отца.

Ярослав мимоходом мазнул мать губами по щеке.

А Изяслав, пока бояре входили в терем, давал указания насчет коня, поэтому на крыльцо поднялся последним. Проходя мимо матери, он задержался на мгновение и, опасливо оглянувшись, поинтересовался:

– Как живешь, мама? Здорова ли?

– Здорова, – проговорила Рогнеда.

– Мама, будь осторожна! – шепнул Изяслав, шевеля одними губами, и поторопился зайти в терем.

Не поняв предупреждения сына, Рогнеда ушла в свои комнаты.