Флёр. День Города

– «Рождение мадам Литеры», – прочел Флёр. – Вот оно как! Стало быть, можно уловить моменты, – произнес он в пустоту и подошел к двери, на ручке которой висела картонка со словами: «Засветишь – линчую. Перфораций». Командируемый долго и вдумчиво вчитывался в надпись, но, так и не поняв ее смысла, потянул дверь на себя.

– А-а-а! Засветил, засветил, поганец! – из-за двери показалась белая всклокоченная шевелюра и смуглое расстроенное лицо.

Перфораций был одет, словно собирался на прием. Смокинг, сорочка, бабочка, лаковые туфли. Но что-то неуловимое в его облике смущало Флёра. То ли зернистое лицо, будто изъеденное оспинами, то ли смокинг, который в некоторых местах был побит молью, а рукава так и вовсе, казалось, были пробиты перфоратором. Руки у него были в волдырях и исторгали резкий запах ихтиоловой мази, смешанной с «фруктовой водой»[6], – судя по всему, Перфораций пользовался фотохимикатами не очень осторожно.

– Ты что, читать не умеешь? День работы, урод! Я же пленку проявлял. Кто мне теперь ликвидацию кутюрного цеха восстановит?

– Я очень извиняюсь, – залопотал командируемый. – Я ж не знал, что вы…

– Ты сам-то откуда такой любопытный выискался? Отвечай.

Перфораций вышел в коридор и ткнул антрацитовым ногтем в плескающегося в изумрудном галстуке Тимошку.

– Отдел лингвистики. Флёр.

– Замечательно, – ощетинился тот белыми усами. – И читаешь, наверное, как все лингвисты, только между строк. Там, где белое все. Нет, ну надо же, в самый ответственный момент. Я вроде бы даже Альбиноса запечатлел и Тех, Кто цех ликвидировал. И на тебе! Нет, ну несчастье, просто горе. И кто тебя на мою голову послал? Что, нельзя было несколько минут подождать? Я же не знаю, когда следующая ликвидация будет. У меня все спонтанно – дело случая. Как теперь быть?

– Может, я могу вам помочь? – Флёру стало неудобно за содеянное, и он хотел загладить свою вину.

– Нет, ну вы на него посмотрите, чем же ты мне поможешь? Цех реинкарнируешь, что ли? Ты вообще зачем пришел? Я тебя звал? Ты у меня по записи? Кто ты такой? – снова спросил Перфораций, забыв, что тот уже представился.

– Флёр – командируемый.

– Это еще куда? – вдруг заинтересовался Перфораций, озабоченно склонив седую голову.

– В Запредел.

Повисла долгая черная пауза. Перфораций отодвинул свисающую с косяка двери штору, включил свет, затащил Флёра внутрь, перевернул табличку другой надписью, более длинной, но не менее беспощадной: «Внимание! Идет съемка! В кадр не попадать, засвечу! Перфораций Негативный», – закрыл за собой дверь, кинул засвеченную пленку в корзину, предложил командируемому стул и сел напротив. Флёр огляделся. С проволоки, протянутой из одного конца комнаты в другой, свисали сушащиеся шкурки змей с дырочками. На столе красовались фотобачок, ванночки с проявителем и фиксажем, увеличитель, пылающий белый фонарь и мертвый красный.

– В Запредел, значит? – нарушил тишину Перфораций. Сдул с бледно-молочного лацкана агатовую пылинку, поправил лилейную бабочку на вороной сорочке и расчесал седые кудри белой расческой. С нежностью посмотрел на рафинадно-сверкающие туфли и снежные шелковые гольфы. Поправил приколотую к лацкану аспидную бутоньерку.

– Да, – горько произнес командируемый и только тут понял, что именно ему показалось странным в Перфорации: цветовая гамма – бело-черная, наизнанку. Даже «серебряная» нить у него была эбонитовой, выходящей из перламутровой пуговицы на смокинге.

– Дай-ка я тебя напоследок сфотографирую, – предложил фотомастер.

Перфораций снял с полки, на которой стояли пластмассовые коробочки с нечувствительными к трагическим событиям фотопленками, старенький обшарпанный фотоаппарат, закрепил его на штативе, пересадил Флёра к отражающему свет экрану, рядом с которым теснились зонтики из фольги, направил на него осветитель, посмотрел в видоискатель, установив выдержку и диафрагму, навел на резкость и со словами: «Замри. Не улыбайся. Сделай скорбное лицо. Больше скорби, больше. Губы вниз, кадык вверх. Подбери язык. Да не высовывай, а подбери, я сказал. Вот так. Держать!» – спустил затвор.

– Ты какой формат предпочитаешь? – выключив осветитель, поинтересовался Перфораций.

– Мне все равно, – возвратив кадык на место, ответил Флёр.

– Хорошо, подумаю. А рамочку украшать как будем? Черной лентой наперекосяк или в венок из искусственных цветов воткнем? В лилиях или в плачущих серафимах? – вопросил Перфораций, разбирая штатив. – Надеюсь, не цветную? А то как-то оно жизнерадостно получится – в красочках-то.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Ализарин (франц. alizarine) – краситель, один из самых древних в Европе; производные ализарина часто применялись для крашения тканей в красный, фиолетовый и розовый цвета; добывался из корней марены.

2

Обыгрывается «серебряный шнур». В эзотерике под серебряным шнуром подразумевается световой луч, соединяющий физическое и астральное тела (также рассматривается как связь «я» со своим «Сверх-Я»). Есть разные мнения по поводу существования серебряного шнура и его положения. Одни утверждают, что он присоединен к пупку физического тела, другие – к области лба, третьи – что его вообще не существует. Его цветовой спектр меняется от бледно-дымчатого до переливающегося всеми цветами радуги. В эзотерической литературе серебряный шнур известен также как линия, канат, цепь, струна, канал, лента, магнетическая нить и т. п. При смерти серебряный шнур обрывается.

3

Гиль (устар.) – вздор, чепуха.

4

Дадаизм (франц. dadaïsme, от dada – бессвязный детский лепет) – авангардистское направление в западноевропейском, преимущественно французском и немецком искусстве (1916–1922), выражавшееся в иррационализме, нигилистическом антиэстетизме, своеобразном художественном эпатаже.

5

Хабилитация (или габилитация, habilitation, от лат. habilis – способный, пригодный) – процедура, которая следует после присуждения второй, докторской степени. Принята в европейской континентальной академической системе, многие особенности которой были позаимствованы российской системой послевузовского образования.

6

«Фруктовая вода» (сленг.) – фотохимикаты.