Сказания Заморавии

Я посмотрел в глаза Кэрин. Такие добрые и понимающие глаза, сейчас казалось, что мы единое целое с одной единой и страшной судьбой.

Олоф распряг коней и лёг спать. Вскоре его примеру последовала и Кэрин.

В ночной тиши, лишь слышались потрескивания костра, вой жутких зверей, бродящих на юге и лязг железа о точильный камень.

Я сидел на посту, вслушиваясь в звуки ночи и смотря в непроглядную сжимающую тьму, из которой языки пламени выхватывали, то ветки деревьев, усыпанные пеплом, то холодные чёрные силуэты скал. Скалы окружали нас с трёх сторон, с четвертой же стороны простиралась долина Чёрного Кряжа, прозванного так из-за Могучих Эмну и Эндреведа.

Неожиданно со стороны уходящей вниз тропы, которая шла от главной городской дороги из города на восток, забирая немного на север, послышался треск сучьев и чьи-то лёгкие, но уловимые чутким ухом шаги.

Я прекратил затачивать меч и медленно встал, стараясь не шуметь.

Тьма плотно стягивала полотно мира и слепила чёрной мглой, но я всё же разглядел две фигуры, приближающиеся к костру.

Я пнул Олофа. Здоровяк и не думал просыпаться. Дотронулся огрубевшей рукой плеча Кэрин. Она открыла сонные глаза, я указал ей пальцем в ту сторону, откуда к нам шли фигуры. Кэрин потянулась за мечом, который лежал у её ног, достала его из ножен и резко встала. Она вся напряглась, всё женственное тело стало монолитным камнем с грацией львицы. Но голос, который прозвучал из кустов, снял напряжение и тревогу с лица Кэрин.

– Приветствую вас, путники! Не заносите меча над головой друга!

– Если ты мне друг, – ответил я тем же манерным тоном, – то покажись, выйди на свет.

Из кустов голой смородины вышли двое юношей, на вид не старше Кэрин.

– Привет тебе, Кэрин! – весело отозвались они. А девица радостно обняла их.

– Я Ирфин, сын мельника Джозепа, – представился хриплым, неокрепшим голосом юноша, который выглядел постарше, – А это Ладрас, сын пахаря Уборда.

– Они друзья Эльда, – пояснила мне Кэрин.

– Что ж, Ирфин и Ладрас, рад столь неожиданному, но приятному знакомству. Сожалею о вашей потере. Я Радагас, сын Танкраса Завоевателя, – я с удивлением для себя обнаружил, что произношу имя отца с неприятной до тошноты гордостью.

– И прежде чем хвататься за мечи, подумайте, у кого острее клинок, и кто сильнее вас, – твёрдо сказал я, и голос мой стал скалой, – Умные и достопочтенные люди решают свои дела за беседой.

Мои слова убедили друзей, и те, угрюмо кивнув, признали мою правоту. Их железные мечи перекочевали из рук в ножны, а юноши сели у костра и стали рассказывать, как оказались непроглядной ночью в горах далеко от города.

* * *

Оказалось, что друзья покойного Эльда искали тайник, который Эльд завещал им открыть.

– Там должно быть оружие: мечи, кинжалы и луки, – говорил молодой Ладрас, – всё для следующего покушения… если провалится это.

– Провалилось, – тихо подтвердил Ирфин, – нет больше с нами Эльда, мужественного Орхора и Ульфа.

Я посмотрел на Кэрин, девушка держалась и не давала эмоциям бросить себя в море отчаяния и горя.

– Ну, а вы, что же вы здесь делаете? – после молчания осведомился Ирфин.

Я начал излагать наш план, утаивая некоторые подробности, дабы узнать, насколько можно доверять юношам, сидевшим напротив. В середине моего рассказа проснулся Олоф. Здоровяк выхватил кинжал и пытался заколоть Ладраса. Но вовремя подошедшая на помощь Кэрин быстро утихомирила моего наставника. И Олоф, так окончательно и не проснувшись, стал слушать мой сказ и вставлять возмущённым голосом поправки.

* * *

Так и сидели всю ночь пять человек, двое из которых рассказывали наперебой двум пришедшим план своих действий. А третий, прислонившись спиной к одному из говоривших, точил свой меч с коротким, но смертоносным клинком.

На лес опустилась глубокая ночь. Не было слышно цикад и воя зверей, и лишь тихие разговоры у костра разрывали спящую немую тишину.

Так они встретили незаметный для глаза рассвет.

VII

На мраморном троне, обвешанном шкурами оленей и лернов, сидел король Танкрас Завоеватель. Перед королём стояли три военачальника и престарелый советник Урмак.

– Где сейчас моя армия? – властным голосом произнёс Танкрас.

– Войска сейчас в Хервинленде, король Танкрас, они отдыхают после славной победы над Эльрусом Хервингским, – ответил, склонив голову, Хардас, главный военачальник королевства, – через две недели военачальник Ардамант, как вы, повелитель, ему и приказали, начнёт выводить армию.

– Прикажи Ардаманту разворачивать войска и двигаться в Валандию. Я объявляю войну гаэрвалам. Эти никчёмные эльфы падут под натиском железного кулака варваров. И я стану правителем всей западной Заморавии!

– Но, мой король, хервинги уже покинули Валандию, они перешли Краурдор через перевал…

– Мне не хервинги нужны! – бросил Танкрас, – Они жалкие трусы, бегут от опасности, под натиском беды. Мне плевать, что будет с ними, выродок ты проклятый! – король грозно посмотрел на военачальника Хардаса, а тот смиренно ждал продолжения свирепствования.

Всё смолкло в тронном зале. Сюда не проникали звуки замковой суеты, разговоры суровых стражников и смешливые голоса челяди. Здесь, в зале тишина царила, как полноправная королева. Стражники, военачальники, советник Урмак – все стояли, боясь нарушить молчание. И лишь голос Танкраса громовым эхом отскакивал от стен из чёрного камня и разлетался на куски по всему залу.

– Я хочу покорить гаэрвалов! Убить их владык и изгнать жалкие остатки былой мощи эльфов в горы или истребить под корень!

Бешеными глазами король взглянул на собравшихся военачальников.

– Почему же ты, Хардас, торчишь здесь в Танграде, хотя должен сражаться и умирать на войне. Твой сын Ардамант сражается за меня, а ты, паскуда, сидишь здесь, пьёшь моё вино и лапаешь моих танцовщиц!? – Танкрас кричал.

Завоеватель вспыхнул гневом, как вспыхивает факел, смоченный смолой, и его гнев не знал границ.

– Но, великий Танкрас, ты сам мне приказал. И я уехал с поля боя вместе с тобой, в Танград, – ответил невозмутимым голосом, ничуть не опешивший Хардас.

– Хардас, ты перечишь королю, – тихо процедил второй военачальник.

Но Хардас не слушал его. Он только напряжённо и бесстрашно смотрел в глубины пылающего ада, в два злостно наставленных на него огня, которые горели тёмным пламенем зла. Глаза Танкраса.

Король же извергал свой гнев.

– Ты просто струсил! Ты затрясся ещё тогда, когда увидел горстку жалких эльфов, которых Эльрус называл своей армией. И ты, Хардас, победитель сотен сражений, исполосованный шрамами, убежал, – Танкрас растягивал каждое слово, и каждое слово становилось остриём клинка, разящего в самое сердце, – ты убежал! Развернул коня и ускакал! Ты трусливая шавка! Ты не смог драться рядом с сыном! Умирать рядом со своими воинами! Что же ты, Хардас? – издевательски и зловеще спросил Танкрас.

Главный военачальник молчал. Он знал, что гнев повелителя направлен сегодня именно на него. А от гнева короля не отвертеться. Хардас уже сказал всё что мог. Там, на Полях Дрогуса, во время кровавой битвы варваров и эльфов Танкрас сам приказал Хардасу, Варбару и Эгдрему ехать с ним в город. Все знали, что так случилось, знал и Танкрас. Но кто ж захочет останавливать Удора, бога смерти. Останавливать его и говорить, что он не прав. Кто же захочет встать на пути летящей секиры или удара молота. Никто. Потому что все знают, Танкрас убьёт любого и сделает это во имя своего безумства и силы. Обвиняя провинившегося в лжесловии и неподчинении великому королю. Поэтому Хардас молчал, смотря в глаза Танкраса, Удора во плоти, и, не выдавая своего страха, заставляющего бешено колотиться сердце.

– Сейчас… ты сейчас боишься.

Хардас дрогнул. Неужто король умеет предугадывать, о чём я подумаю?

– …И боялся, что твой смелый сын Ардамант увидит позор твоего бегства. Ну ничего, я помогу, – улыбкой змея оскалился король. И эта улыбка, словно обоюдоострая секира, ударила в грудь всех присутствующих. Она сулила беду и зло, и старый Урмак, до этого державшийся в стороне, понял, что пора ему вступить в разговор.

– Мой король, вам не стоит беспокоиться о Хардасе, я лично отдам приказ, чтобы его наказали так, как он этого заслуживает, – но скрипучий голос старика потонул в громовых речах Танкраса.

– Ничего. Я помогу, – зло говорил Завоеватель, – ты сам боишься посмотреть в глаза тем, кто умер на поле боя, твоим воинам. – Я помогу, – параноидальная речь прервалась лязгом доставаемого из ножен королевского меча.

– Я подарю тебе смерть, – Танкрас больше не улыбался. Его серое лицо показалось окружающим лицом каменного изваяния Удора с двумя горящими багровым огнём глазами.

Танкрас мерным шагом, таким же мерным, как капли воды в пещере, таким же хладнокровным и таким же твёрдым, как стены замка, подошёл к своему главному военачальнику.

– Достань свой меч, воевода. И умри, как подобает воину. Достань меч! – выкрикнул Танкрас. И со злостью ударил Хардаса. Но военачальник не утратил прыти и увернулся, не нанося ответного удара.

– Дерись! Прими смерть от рук достойнейшего, дай Костлявой обнять тебя и отвести домой к Великобожественному Удору!

Хардас с каменным лицом выхватил из ножен меч. И началось сражение.

Между огромным тигром и старым волком, между Краурдорским Зверем и Вепрем Пустоши, между Танкрасом и Хардасом.

Танкрас разил мечом так, как разит молния или буран сбивает с ног… или адское пламя заволакивает своими языками обжигая кожу. Танкрас был везде, он кружил вокруг еле уворачивающегося Хардаса. Они шагали, делали выпады и оборонялись, свистя длинными мечами, которые в силах были поднять лишь истинные воины.

В пылу драки, дерущиеся ворвались в соседний зал, где были балконы, выходящие на площадь перед замком.

Танкрас загнал Хардаса на один из балконов. Военачальник устал, его силы были на исходе, тело уже немолодого воеводы переставало слушаться хозяина, но дух был не сломлен.

А на замковой площади уже заметили двух дерущихся на мечах. Узнав, кто это, толпа ахнула. Вельможи, стража, высокопоставленные лица, челядь – все собрались под балконом. Торговцы из страны вардоков только пожали плечами, уже предвидя исход, торговцы из Риверленда и Карбора с округлёнными глазами поспешили влиться в толпу зевак, дабы рассмотреть получше, что происходит на балконе.

Танкрас уже добивал измождённого военачальника. Глаза короля пылали. И, взглянув в них, Хардас как будто обмяк, в нём что-то треснуло, надломилось, как соломинка, и жаркий пламень Танкраса поглотил его. Танкрас проткнул опустившего меч врага, и пинком сбросил вниз.

Толпа ахнула. Раздались женские вскрики, кто-то потерял сознание. Толпа, как море, бурлила, совсем так же, как пару дней назад на казни двух заговорщиков против короля, имя которых запрещалось произносить.

– Смотрите, великоподаные, – услышали люди насмешливый и жестокий голос сверху, – этот злой пёс пытался меня убить! Он нарушил клятву – защищать меня. И он погиб, как трус.

Толпа всё ещё охала и ахала. А в зале все молчали, склонив головы и поминая военачальника Хардаса, так жестоко убитого.

– Я помог тебе, теперь ты увидишь и извинишься… – тихо обратился король к мёртвому телу, размозженному о камни площади.

– Убийца! – кто-то закричал в толпе.

– Кто это сказал?! Кто?! – Танкрас воспылал, – Поймать сукино отродье и казнить!

В толпе засуетились. Но стража не выбегала и не пыталась поймать наглеца.

– Где стража?! – завопил Танкрас не своим голосом, обращаясь к Урмаку.

– Не знаю, мой повелитель… Наверно, запаздывает.

– Агхр! – взревел Танкрас, – а где мой сын? Где Радагас?!

– Его нет уже два дня. Я не видел его ни в замке, король, ни на улицах города.

– Найди моего сына, Урмак! Найди щенка немедленно! Отправь Чёрных Эрронов на поиски!

– Я сейчас же отдам приказ, – поклонился старый советник и вышел.

– Я тебя ещё достану! – крикнул взбешённый Танкрас, обращаясь к расходящейся толпе, – Никто не смеет меня оскорблять!.. Где стража, псы помойные?

VIII

Кони неслись, храпя и фыркая ноздрями. Копыта взрывали пепельную землю. Вороные скакуны из породы Марлор уносили Чёрных Эрронов на восток от Танграда. Двадцать всадников, облаченные в кольчуги из чёрной стали и вооружённые секирами из арида, уникального сплава металлов, рыскали в горах, ища следы двух путников.

Старый советник короля Урмак отдал приказ Танкраса о поимке Радагаса, королевского сына. Чёрные Эрроны не спрашивали, зачем. Они вообще не задавали вопросов. Эрроны лишь исполняли приказ.

Некоторые стражники в замке поговаривали, что Эрроны и не люди вовсе.

– Монстры… или звери! А может и вовсе того… демоны! – поговаривали стражники, отбывая ночной караул.

– Кто ж их разберёт! Вон шлемы надели, и поминай потом, что там под шлемом-то! Лиц-то не видно! – отвечали им слуги из замковой челяди.

* * *

Чёрные Эрроны искали Радагаса и его наставника Олофа, полагаясь на свой нюх. Нюх зверя, который никогда не подводил Эрронов.

Дуновение ветра, звуки, доходившие до их ушей, запахи, чувствуемые за мили, земля, хранящая в себе множество ответов – всё было в подчинении у загадочных Эрронов.

* * *

Кони неслись, храпя и фыркая ноздрями. Копыта взрывали пепельную землю. Марлорские вороные скакуны уносили Чёрных Эрронов на восток от Танграда.

IX

Мы двигались на юго-восток. Свернув с тропы, уходящей всё дальше на север, в горы, мы выбрались на юго-восточный тракт. Тракт шёл через голые смешанные леса, спускаясь в долину Кряжа и проходя всего в двух милях от Могучего Эндреведа.

Наши новые спутники, Ирфин и Ладрас, согласившиеся отправиться с нами после моего рассказа, были преисполнены радости и пребывали в отличном расположении духа, что проявлялось в их неугомонных разговорах.

Утром, перед отъездом, они нашли-таки тайник покойного Эльда.

В небольшой яме обнаружился засыпанный жухлой листвой и пепельным снегом сундук, который тут же был вскрыт Олофом. Два лука, колчаны с ясеневыми стрелами, кинжалы и мечи перекочевали к юношам. Кэрин взяла себе пару метательных ножей. А Олоф к своей смертоносной клейморе добавил не менее грозный молот, сделанный из неизвестного мне металла.

Наш небольшой отряд двигался быстро, и к третьему дню моего отбытия из Танграда мы уже выезжали из оков горных цепей Чёрного Кряжа. Но на душе висел камень, прижимавший меня к земле и терзавший мой разум. Небо по-прежнему оставалось серым, но тучи уже не могли вечно сковывать его.

От поймы Глиндина на востоке и до северо-западных подножий Чёрного Кряжа растянулись Серые Пустоши. Выжженная бесчисленными пожарами и извержениями, некогда эта местность утопала в райских садах и полях ячменя; в годы бесконечных битв за неё земля захлёбывалась от крови людей, эльфов, гномов и мордоков. Хотя небо здесь и не было затянуто тучами, и не шёл пепельный снег, всё же на полях уже ничего не росло, а низкие деревья, скорчившись возле дороги, напоминали старцев-монахов.

Я въехал в страну вардоков, где мне предстояло вместе с друзьями собрать войско для того, чтобы расправиться с Танкрасом, моим отцом. Моей ненавистью и болью, моим камнем.

– Теперь наш путь лежит строго на восток, – сказал Олоф Ирфину и Ладрасу, которые говорили о чём-то своём и не хотели удостаивать своим вниманием огромного Здоровяка.

– Эй, юнцы! – он вывел Ирфина и Ладраса из состояния равнодушия к себе, раздав обоим пару подзатыльников, – Слушайте меня! Мы пройдём прямо по полям Пустоши, оставляя Кряж и Ущелье Мрака по левую руку, а притоки Вэна – по правую.

– Мы поняли, Олоф, – потирая затылки, ответили они.

– То-то же! – усмехнулся наставник.

– Вардоки не особо гостеприимны, нежданных гостей и чужаков они не любят, поэтому через их земли мы должны проехать незамеченными, – я осмотрел отряд, – и достигнуть Самайи.

Все кивнули.

– Главная стоянка вардоков стоит на том месте, откуда берёт своё начало Вэн, – продолжал говорить я. А голос мой уносил порывистый ветер.

Здесь была открытая для ветров местность. Выжженная пустыня с серыми, как шкура потрёпанного волка, землями.

– Там собираются все вожди? – поинтересовался Ирфин. Ладрас молчал, глядя на друга.

Кэрин кивнула.

– А сколько… сколько этих самых вождей-то, Кэрин? – не унимался любопытный юноша.

– Их пять. Они сидят в одном шатре. И уже больше полусотни лет не выходили из него, не видели неба, солнца, луны, полей и рек, не видели даже своих дочерей и сыновей.

– Ого! Им наверняка трудно жить так. Без еды, без вина и ублажения девиц!

– Еду и вино приносят им слуги, а девицы сами идут в их объятия под дурманом, который и насылают на них вожди-жрецы.

– Что ж, давайте двигаться вперёд, у нас не так много времени, к вечеру мы должны увидеть дома Самайи.

Олоф растормошил Ладраса и Ирфина, прервав их мечтания о том, как одурманенные девицы ложатся в их объятия…

Я же вытащил Кэрин из размышлений, как лучше убить Танкраса.

И мы отправились дальше, заставляя коней скакать во всю прыть и приближаясь к восточной окраине Серых Пустошей.

* * *

Перебравшись через несколько ручьёв, мы остановились на небольшой привал. Даже возле воды некогда плодородная земля была лишь тенью своей. Не осталось ни единого островка зелени. Голые пески, камни (пепел встречался реже) – в таком месте и самое непривередливое растение не выживет.

– Да, земля здесь не пригодна для взращивания ячменя, – Олоф подошёл ко мне. Я сидел на камне у берега. Вечерело.

– Здесь видно, как солнце спускается к горизонту.

– Да, Радагас, видно.

– Это красиво, – я шептал, не говорил, – я редко видел заходящее солнце.

Олоф подошёл к воде.

– На самой плохой и проклятой земле можно вырастить урожай. Надо для этого приложить усилия и веру. Не всё так плохо, Радагас.

– Ты прав, учитель. Я напрасно отчаялся.

– Ты меня учителем больше десяти лет не называл! – Олоф улыбнулся огромной китовой улыбкой, – Что тебя беспокоит, мой единственный ученик?

– Странно, я редко вспоминал маму и Трибаса. Прошло уже двадцать лет, а я ни разу и не вспомнил их, не почтил их память…

– Не печалься. Они навсегда остались в твоём сердце.

– Я вспомнил о них только тогда, когда настало время мести. Неужели всё что я могу вспомнить о маме – это её смерть и гложущая меня месть к отцу?! Со времени начала нашего задания мне стал часто сниться один и тот же кошмар. Кровавые руки отца, Трибас, лежащий в луже собственной крови! И мама, бледная, но всегда красивая! Неужели я способен помнить только боль?! Чувствовать только её!

– Не печалься, – повторил Олоф, – Не нам дано предугадать, кто умрёт, а кто будет жить.

– Но мы убиваем, значит, мы вершим чужие судьбы!

– Боги решают, кому жить, а кому умереть.

– Но люди не оружие, потому как оружие без хозяина безмолвно. Люди же убивают друг друга по своей прихоти. Грешники убивают безвинных, а безвинные убивают виновных. Что же это, Олоф? Люди возомнили себя богами? Или это Удор, Пёрпол или Святая Покровительница вселяются в тела людей и вершат кровавые суды руками смертных?!

– Не знаю, Радагас. Но ведь тебе ведома история о том, что богов создали Древние в Эпоху Величия, когда высшие создания Арза, альды, умели материализовывать свои чувства и мысли, – голос Олофа, сейчас спокойный и тихий, тонул в журчании воды, только просыпающихся цикад, вое дикий зверей и отдалённых, но хорошо слышимых разговорах Кэрин и её друзей.

– Поэтому в каждом из нас, Радагас, потомках Чистых альдов, есть частица божества, частица Арза.

– Но если так, Олоф, то люди могут убивать людей, подчинять их своей воле, делать это безнаказанно, потому что в нас тоже есть божество.

– Да, могут. В этом-то и есть погибель людей… но и их добродетель.

Послышался звонкий смех Кэрин, поглощающий собой нависшую тишину. Ирфин рассказывал что-то смешное из прошлой жизни. А молодой Ладрас молчал, точа наконечники ясеневых стрел.

На западе, там, вдалеке, куда не дотягиваются костлявые руки северной мглы Кряжа, и не идут удушливые пепельные снега, солнце соприкоснулось своим жарким боком с горизонтом. И красный закат заполыхал последними уходящими лучами.

Мы с Олофом сидели, наблюдая эту дивную красоту.

Олоф вздохнул, и вздох этот был вздохом старца.

– Тебя тоже не покидает тягостное ощущение, что за нами погоня? – спросил он.

– Да, учитель, отец наверняка послал отряд на поиски сына.

– Чёрные Эрроны; надеюсь, их не занесёт сюда. Иначе наш план будет под угрозой.

Он замолчал.

А я всё вспоминал маму и брата. Воспоминания мои были туманными и далёкими. Прошло двадцать лет, и мне трудно было вспомнить их до смерти. Но как только редкие счастливые мгновения детства вставали перед глазами, то на душе становилось тепло, почти так же тепло, как от бьющегося сердца Кэрин. Я улыбнулся.

– Не будем омрачать нашу дорогу!

Похлопав Олофа по плечу, я встал и направился к нашему лагерю.

– Вставай, Олоф. Все вставайте! – прикрикнул я, – Мы почти добрались до главной стоянки вардоков.

X

Небольшая деревня вождей стояла на слиянии двух ручьёв, притоков Вэна. Деревня стояла на каменных сваях, поддерживающих это огромное сооружение. Сваи-колонны держали огромный каменно-бревенчатый наст, который возвышался над водой на десять ярдов. Каменная лестница, ведущая наверх, была устлана соломой. Так грязь оставалась на ступенях, и каменный наст был чист, как дворы замка в Танграде.

Двенадцать домов, образовывая большой идеальный круг, располагались на насте-площади. Дома были каменные и бревенчатые. Главный центральный дом был высок и сделан в виде шатра. В центре образовавшегося круга стояли высокие статуи. Насколько я успел заметить, это были Удор, бог кровавых сражений и смерти и Светлый Пёрпол со своей супругой Святой Покровительницей. Статуя Удора заносила двуручный меч над невидимым врагом и оскалила пасть. Выглядело изваяние бога смерти внушительно и вселяло ужас в и без того боязливые сердца жителей. Пёрпол же рука об руку стоял с Покровительницей, ласково обращая взгляды на дома. Боги стояли спинами друг к другу, олицетворяя языческую веру вардоков.

В углах идеально квадратной площади-наста стояли огромные чаши, в которых полыхал огонь, и поднимались в небо столбы дыма.

Мы поднимались по лестнице под пристальные, изучающие взгляды стариков, детей, замерших у берега ручья, женщин, собирающих камыш, и юношей, ловящих рыбу.

Дул ветер, развевая каштановые волнистые волосы Кэрин. Ирфин и Ладрас кутались в плащи, а я и Олоф, привыкшие к разным повадкам погоды, оставили шейны и плащи на конях.

Поднявшись на каменную платформу, именуемую Стоянкой вардоков; мы обнаружили перед собой две мощные груди, принадлежавшие мускулистым стражам.

– Вы кто такие? Откуда пожаловали? – осведомился грозный голос одного из стражников.

– Мы пришли с севера, из королевства варваров, – ответил я, стараясь как можно приветливее смотреть на стражников.

– Назовите свои имена, путники, – голос был уже более напряжённым.

– Сначала назовись ты, страж, а после и мы скажем наши имена, потому как нас привело неотложное дело.

Внизу, за нашими спинами, засуетились. Мужи стали подходить поближе, пробуя, как лежат в руке вилы или лопаты. Олоф медленно потянулся за молотом, а Кэрин с юношами – за мечами.

Стражник нахмурился, но ответил.

– Я Дундан, сын Дургара, страж стоянки вардоков.

– Я Баргор, сын Тимбора – откликнулся второй стражник, – страж стоянки вардоков. Кто же вы такие, путники? И какое дело привело вас? Вы хотите просить совета у наших вождей?

– А я Радагас, сын короля Танкраса. Это Олоф, сын Урфурда Хромого, мой наставник и учитель. Это Кэрин, Ирфин и Ладрас, наши друзья и спутники. Ты прав, Баргор, сын Тимбора, я хочу брать совет у вождей вардоков и просить их помощи.

– Сын короля Танкраса, великого Завоевателя и Покорителя народов! – глаза стражников округлились. Жители, стоявшие позади нас, зашептались, а из домов, стоявших кругом, вышли люди, откликнувшиеся на удивлённые возгласы Дундана и Баргора.

– Что нужно сыну Танкраса, потомку Бульвака Поработителя, от великих вождей?! Ты же не думаешь, что сможешь уйти отсюда безнаказанно. Ты наш враг, Радагас, сын Танкраса! – ирония и угрозы стражников не знали предела. Стражи расхохотались, и их недобрый смех привносил опасность и безумность в эту вечернюю опустившуюся с небес тишину: не опасность мощных кулаков стражей Стоянки вардоков, именуемой Самайя, а опасность всего нашего путешествия, нашего замысла. Наверно, впервые я остро почуял жало клинка, направленного на меня судьбоносной рукой, которая до боли в груди напоминала отцовскую руку.

– Я пришёл с миром в ваш дом, воины. Пропустите меня, или пожалеете, что встали на пути Радагаса, – обратился я к обоим, глядя в их глупые лица.