Возвращение

– Для такой прекрасной гостьи я готов проявить щедрость.

– Да, вы очень щедры, эфенди. Я тронута вашим гостеприимством, но что я буду с ней делать?

– Что хотите, ханум. Она будет развлекать вас, выполнять ваши приказания, – он повернулся к «жене»: – Расскажи, Фатьма, что ты умеешь делать?

– Танцевать, петь, любить… – начала перечислять Фатьма.

– Я вас заверяю, ханум, она умеет абсолютно все, что необходимо уметь женщине. Собирайся, Фатьма!

– Я готова, мой повелитель, – покорно сказала женщина.

– А где ее вещи? – спросила Лилиан, решив, что теперь ей будет о чем поведать миру.

– Какие вещи? – удивился «турок». – Только то, что на ней.

– Хорошо, – согласилась Лилиан, – я куплю ей все, что нужно.

– Не печалься, Фатьма. На твое место я возьму другую жену, не хуже тебя, – «утешал» женщину Рубинчик.

– Большое спасибо за подарок, эфенди. Я увидела нравы турецкого гарема. Мой чичероне передаст вам конверт.

– Гарем – лучшее место для женщины, ханум, – расплылся он в улыбке.

– Благодарю вас, милые женщины, за угощение и танцы, – обратилась Лилиан к «женам».

Они заплакали, прощаясь с Фатьмой, подавая ей чадру и бубен. Горше всех рыдала жена Рубинчика.

– Пойдемте со мной, дорогая, – Лилиан обняла «турчанку» за плечи.

Назаров встретил их у ограды.

– Отдайте ему деньги, – прошипела Лилиан сквозь зубы.

Назаров передал Рубинчику конверт с гонораром и сказал, что навестит его, когда освободится.

Он догнал Лилиан и Фатьму, спросил, в чем дело.

Американка объяснила:

– В подарок от хозяина гарема я получила одну из его жен. Ее зовут Фатьма. Этот турок – мерзкий рабовладелец с замашками уголовника. Двух своих наложниц он прирезал, как ягнят.

Назаров молчал, сбитый с толку проделками Рубинчика. «Вот шут гороховый!» – мысленно ругал он своего шкодливого приятеля.

Возле моста сели в такси. В предчувствии сенсации Лилиан сияла. Ее ждал триумф и репутация знатока Востока, закрытого для европейцев.

Фатьма молчала, забившись в угол машины.

Приехав в гостиницу, они поднялись в номер Лилиан и заказали ужин. Она рассказала Назарову обо всем, что произошло в гареме.

– Огромное спасибо, мистер Джордж, вы превзошли самого себя. Благодаря вам у меня появилось столько новых впечатлений. Думаю, моя сенсация потрясет цивилизованный мир.

– К вашим услугам, мисс.

Юрий не представлял, как они выпутаются из авантюры, затеянной Рубинчиком, по-прежнему боясь, что Лилиан узнает о розыгрыше.

Он еще не лег, когда в дверь постучали. Не дождавшись отзыва, вошла все еще возбужденная Лилиан.

– Вы не спите, Джордж? Что мы будем делать с Фатьмой?

– Не знаю, мисс Лилиан. Получили подарок – пользуйтесь.

– Зачем мне этот подарок, я женщина. А хотите, я отдам ее вам?

– Благодарю вас, мисс, мне она не нужна.

– Вы не желаете осчастливить хорошенькую женщину?

– В обязанности секретаря это не входит.

Юрий впервые показал американке, что раздражен, но она не обиделась, находясь в состоянии эйфории.

– Понимаю, у вас есть возлюбленная? Где она? В России осталась?

– Слишком много вопросов, мисс.

– Когда у вас будет настроение, вы расскажете мне о своей девушке, мистер Джордж. Быть может, я смогу вам чем-либо помочь.

Лилиан покинула его номер, не понимая, почему он был не в духе. Впрочем, мрачность чичероне не испортила ей праздника.

Утром Назаров застал американку одну.

– Где Фатьма?

– О, мистер Джордж! Тут такое произошло!

– Сбежала?

– Если бы! Очень рано, когда мы еще спали, пришел какой-то турок, назвался агентом тайной полиции и потребовал выдать Фатьму. Я протестовала, но он пригрозил, что обратится за помощью к султану. Что было делать? Бежать к нашему послу?

– Что вы! Мог получиться международный скандал.

– Знаю. Агент надел на Фатьму наручники и увел. Она так плакала.

– Теперь она погибла, мисс Лилиан! Разве можно принимать такие подарки, вы же цивилизованная женщина!

– Но я сочла это восточной причудой. Мне казалось, что я помогу Фатьме стать свободной.

– Теперь ее обвинят в бегстве из гарема. По законам шариата ей грозит смерть. – Назаров не без удовольствия подливал масла в огонь. – Кто поверит, что вам ее подарили? Турок, вероятно, опомнился, пожалел о своей расточительности и заявил в полицию, мол, от него жена сбежала.

– Что я наделала! – сокрушалась журналистка.

– Да уж… Теперь ее зашьют в мешок и бросят в море. – Назаров явно перегибал, наказывая взбалмошную американку за самоуверенность.

– Боже, как я виновата! Умоляю, спасите ее во что бы то ни стало!

– Трудно что-либо обещать. Не хватало самому вляпаться в криминал.

– Дайте взятку, скупиться не надо, деньги я дам.

– Попробую уладить это дело, посмотрим, что получится.

– Мы с ней подружились, – оправдывалась Лилиан. – Фатьма рассказала мне печальную историю своей жизни. Отец продал девочку, когда ей было всего семь лет. Представляете, какие здесь нравы! Муж оказался настоящим тираном и развратником. Бил ее каждый день и приказывал другим женам бить. Когда она мне это рассказывала, я сама готова была задушить этого турка. Конечно, тут же, чтобы не забыть, я записывала ее рассказы. Получился великолепный материал, правда, пока без финала. Хорошо, что мне хоть немного удалось помочь бедняжке: я подарила ей два платья, кое-что из белья, дала денег. Теперь идите, мистер Джордж, и постарайтесь ее найти.

Назаров пошел в магазин, где застал весь «гарем» в сборе и прекрасном расположении духа. Рубинчик все еще был в ударе и разыграл Юрию в лицах, как вчера все происходило. Жена Рубинчика была под стать разбитному мужу.

– Вы убедились в моем лицедейском таланте? – спросил Рубинчик.

– Вы были великолепны. Однако своим подарком сильно запутали дело.

– Я же его и распутал.

– Тайным агентом тоже были вы?

– Кто ж еще! Я загримировался, и мадам меня не узнала. К тому же вчера в комнате был полумрак, вряд ли она меня разглядела. Видели бы вы, как ваша мамзель испугалась утром. Кстати, Фатьма осталась довольна ее гостеприимством и подарками.

– Что мне сказать американке?

– Скажите, что Фатьму бросили в Босфор. Впрочем, не годится, она потребует доказательств, еще заявит в полицию. А если сказать, что ее вернули в гарем? Хотя почему вернули, если уже подарили? Глупо… Вот что! – Рубинчик хлопнул себя по лбу. – В нее влюбился арестовавший ее агент полиции, ну и взял в свой гарем.

– Но как мы сообщим об этом Лилиан?

– Моя жена напишет ей письмо как бы от лица Фатьмы. Турчанка, конечно, неграмотна, что ж, за нее напишет полицейский.

С ошибками, по-английски нацарапает, что теперь у Фатьмы новый муж и что гарема у него нет. Слава аллаху за все милости, ну и вам спасибо за все, дорогая мисс.

Рубинчик продиктовал жене текст письма.

– Отправьте его по почте, – сказал Рубинчик, передавая Юрию исписанный лист, – завтра мадам получит утешение. Пусть еще сутки помучается. Будет ей наука.

– Вы гений, Рубинчик!

– Знаю.

Они выпили вина за успех дела, и Назаров вернулся в отель.

Лилиан ждала его и сразу же накинулась с вопросами:

– Ну как? Что вы узнали? Плохие новости?

– Пока ничего утешительного, мисс Лилиан. Никаких следов. Остается только молиться за душу несчастной девушки.

– Это ужасно! Что я наделала! – причитала она. – Вы правы, мистер Джордж, давайте помолимся за нее.

Несколько минут прошло в молчании. Лилиан сидела, закрыв глаза, губы ее шевелились. В эти минуты она показалась Назарову премиленькой. Ее лицо говорило о раскаянии и вере в доброту Бога, которому она молилась. И она действительно повеселела:

– Идемте обедать, мистер Джордж, я ужасно проголодалась.

Вечером она беспечно танцевала с Назаровым в европейском баре. Но во время танца все же сказала:

– Образ Фатьмы преследует меня, а больше всего терзает неизвестность.

– Может, это только любопытство, мисс Лилиан?

– Это больше, чем любопытство, мистер Джордж! Мне не безразлична судьба бедной девушки.

«Странная эта Лилиан, – думал Назаров, – трудно понять, добрая она или злая, умная или глупая. Одно очевидно: самоуверенная и наглая».

Утром Лилиан влетела в его номер без стука:

– Господь услышал мои молитвы и сжалился надо мной. Я получила письмо от Фатьмы. Она жива и, представьте, счастлива. Вот, посмотрите, – она сунула Назарову письмо.

Он прочел то, что уже слышал от Рубинчика.

– Не правда ли, какая чудесная и трогательная история? – сказала Лилиан, пряча письмо в ящик стола. – Теперь моя совесть спокойна.

«Неужели она действительно настолько наивна, – удивлялся Назаров, – ведь эта мелодрама так примитивно разыграна. Стоит лишь чуточку напрячь мозги, становятся видны все швы и узлы. Что это – глупость, тщеславие, погоня за сенсацией?..»

– Я иду дописывать рассказ, – сказала ему Лилиан. – Д умаю, что правдоподобней будет утопить Фатьму в Босфоре. Если я напишу, что в нее влюбился полисмен, меня упрекнут в плагиате, скажут, что я украла сюжет у Мериме.

– Как пожелаете, мисс, можете утопить, еще эффектней сбросить ее с лодки. Или нет, пусть лучше она вырвется от деспота-мужа, побежит вверх по скале, поскользнется, упадет в море, и ее поглотит пучина.

– А что, пожалуй. Чем банальней, тем правдоподобней. Вечером Лилиан прочитала Назарову новеллу «Фатьма».

Как он ни силился, все же не смог сдержать улыбку, и они едва не поссорились. Юрий оправдывался, мол, слишком уж все по-восточному «цвятасто».

– Зато правдиво! – отрезала она.

Журналистика пришлась Назарову по плечу. Лилиан почти не вмешивалась в его тексты, считая их вполне профессиональными. Только английская грамматика у него хромала. Иногда американка просила писать на французском или немецком, ему это было проще. Он со всеми заданиями справлялся, и капризной работодательнице не в чем было его упрекнуть.

В один из июльских дней она сообщила:

– Завтра мы идем на прием к генералу Врангелю. Я достала два пропуска.

– Вы желаете взять у него интервью? – у Юрия забилось сердце, как-никак легендарный Врангель, к тому же свой – русский.

– Я хочу изложить ему кое-какие соображения и узнать мнение генерала. Думаю, мой проект его заинтересует.

Утром катер доставил Лилиан и Юрия на яхту «Лукулл».

Матрос помог им подняться на палубу. Подошел очень красивый офицер, которому Лилиан вручила пропуск и визитную карточку. Офицер попросил их следовать за ним и привел в небольшой, со вкусом обставленный кабинет.

Генерал сидел за письменным столом в светлой черкеске, на груди – Георгиевский крест. Он привстал при появлении гостей, жестом пригласил их сесть.

– Мой журнал, – начала Лилиан по-французски, – поручил мне задать вам один вопрос. В некоторых кругах США бытует мнение, что после отказа союзных держав поддерживать вашу борьбу с большевиками американскому правительству следует взять на себя заботу о сохранении российских вооруженных сил, для того чтобы при удобном случае вы смогли возобновить борьбу. Но пока вам следует принять участие в войне греков против Кемаль-паши за восстановление Византии. После захвата Константинополя вы бы могли получить обеспечение для дальнейшей патриотической борьбы. Соединенные Штаты, в свою очередь, предоставили бы вам необходимую технику, вооружение и продовольствие.

Назаров слушал, с каким апломбом излагала Лилиан свои политические бредни, выдавая их за «общественное мнение американских кругов», и кипел от ярости. Такого нахальства он не ожидал даже от нее. Ему было неловко присутствовать при этом.

Врангель выслушал журналистку с невозмутимостью скалы. Он уже привык к глупости и наглости политических дилетантов.

– Благодарю вас за информацию, мисс, она, несомненно, интересна, но я не занимаюсь вопросами международной политики. Мои сухопутные и морские силы находятся в распоряжении наших союзников. Это все, что я могу сказать по данному вопросу. Честь имею.

Врангель встал, давая понять, что прием окончен. По его звонку явился тот же красавец-офицер и проводил их до трапа.

Лилиан была оскорблена и не скрывала этого, ругаясь вслух:

– Сноб, нахал, дикарь!

Зато Назаров аплодировал генералу.

В такси он сказал:

– Меня потряс ваш авантюризм, мисс Лилиан. Мало кто решился бы выдавать свои политические фантазии за общественное мнение большой державы. Вы сейчас сильно рисковали своей репутацией…

Лилиан резко оборвала его:

– Кажется, вы читаете мне мораль, мистер Назаров? Я – корреспондент известного политического журнала. У меня приличный стаж работы, и я нахожусь в Константинополе не для того, чтобы танцевать фокстроты. Мнение журналиста всегда является выражением мнения читателей. У нас массовый журнал, следовательно, мы сознательно прибегаем к эмоциональной аргументации, чтобы соответствовать уровню развития широких масс. Чтобы ошеломить и развлечь читателя, нужны скандальные известия, и ничего страшного, если ради сенсации мы иногда немного искажаем факты или произвольно их интерпретируем. Мы должны уметь делать политику. И деньги! Если босс требует сенсаций, а таковых нет, значит, мы их сфабрикуем. Журналистика – это бизнес, но вы в этих делах пока что большой бэби, мистер Джордж. Мы – американцы, деловой народ, если угодно, прагматики.

«А никто и не обольщается на ваш счет, пастухи коровьи! Здорово тебя Врангель отшил, самодовольная пигалица! Мнишь себя деловой, а на деле просто дура, набитая штампами и чужими цитатами», – мысленно торжествовал Назаров.

Последствия размолвки могли быть для него плачевны. Вполне логично, если американка уволит его за грубость. Только не все в этом мире подчиняется логике. Солнце было уже в зените, замутив полуденным жаром прозрачность летнего дня. Воздух выгорел добела и подрагивал, как парус на мелкой волне. От наступившего зноя даже логика плавилась, превращаясь в бесформенную субстанцию. Лилиан попросила принести ей лимонад со льдом.

Большая терраса фешенебельного отеля на берегу Босфора была украшена зелеными гирляндами, цветами, разноцветными фонариками, французскими и турецкими флажками. Общество франко-турецкой дружбы чествовало французского писателя Клода Фаррера.

Когда пришли Лилиан и Назаров, вечер был в разгаре, террасу заполнила нарядная публика. Преобладали европейцы, преимущественно офицеры союзных армий, журналисты, представители духовенства, предприниматели. Турок было мало. Инициатива торжества принадлежала европейцам.

Клод Фаррер сидел за столом для избранных гостей в окружении элегантных женщин. Он много выпил и теперь то и дело острил, осыпал комплиментами дам и клялся в любви к турецкому народу. Едва ли он был знаком с этим народом, разве что наблюдал за экзотикой турецкой жизни из окна отеля, но, выполняя патриотическую миссию, как мог, старался укрепить пошатнувшийся в глазах Турции престиж Франции.

Лилиан и Назаров с трудом нашли свободный столик на краю террасы и заказали ужин. По водной глади залива скользили украшенные разноцветными фонариками лодки, добавляя празднику помпезности.

– Это напоминает мне Венецию, ее каналы и песни гондольеров, – сказала Лилиан, потягивая вино. – Хотелось бы и по Босфору покататься на лодке, мистер Джордж.

Назаров накинул на голые плечи своей спутницы меховую горжетку. Спустившись к воде, они наняли шлюпку.

Лодочник медленно греб вдоль залива. Гудели плывущие мимо пароходы, из отеля доносилась музыка. Очевидно, выпитое вино ударило Юрию в голову, потому что отражения электрических фонарей на воде смешались с мокрыми звездами неба, и улыбка полумесяца была игрива, как у наложницы.

– Сядьте ближе, мне холодно, – приказала Лилиан.

Назаров придвинулся, и она облокотилась на его плечо.

– Вы умеете любить по-рыцарски красиво? – спросила Лилиан.

– Когда-то умел.

– А теперь?

– Теперь воздерживаюсь.

– Почему?

– Помню ваше условие, когда вы нанимали меня на работу.

– Какое условие?

– Наши отношения должны быть сугубо деловыми.

– А ведь женщинам не нравится, когда соблюдают их условия. Назаров промолчал. Лилиан сама его поцеловала.

Лодка причалила к террасе. Они снова поднялись к своему столику. Лакей принес коктейль.

– Теперь будем танцевать! – Лилиан встала. Назаров тоже встал и предложил ей руку.

Домой они вернулись под утро.

– Жаль, что восточная ночь закончилась, – сказал Юрий в вестибюле отеля, целуя ей руку.

– Вовсе не кончилась, Джордж, я жду вас у себя…

Утром, открывая окно, она сказала еще дремавшему Юрию:

– Только не думайте, что отныне я потеряла свою свободу.

– Я и не думал, мисс, но зачем вы все испортили? – тусклым голосом отозвался он.

Лилиан поняла, что совершила бестактность, но не извиняться же.

Танцы, рестораны, экскурсии, политические сводки, интервью, статьи, доклады – смесь работы и развлечений продолжала заполнять жизнь Назарова. Между тем к турецкой столице почти вплотную приблизились повстанцы Мустафы Кемаля. Султан вместе с гаремом бежал в Египет на французском корабле. Вслед за ним кто куда, как крысы с обреченного корабля, стали разбегаться пришельцы, прибывшие в Турцию за материальной или политической наживой. Местные армяне и греки быстрее других подались в бега, поскольку им угрожали погромами. Поспешно укладывали чемоданы и разъезжались по своим отечествам западные «просветители Востока». В Константинополе замерла торговля, потому что предприниматели не желали рисковать бизнесом. Город походил на больного перед приступом эпилепсии, когда уже началась лихорадка, участился пульс и в любую минуту можно ожидать припадка. В прежнем режиме продолжали функционировать только кабаки и притоны. Запад и Восток готовились схлестнуться в решительной схватке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

По новому стилю 24 июля.

2

Почему? (нем.)

3

А. С. Пушкин, «Евгений Онегин», гл. III.

4

Ибо (лат.).

5

Что-то собачье (фр.) – идиоматическое выражение. В переносном смысле – страстное, даже хищное.

6

«Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол. 3, 14).

7

Войдите! (фр.)

8

Развратных женщинах (фр.).

9

Наша публика любит веселую музыку (идиш).

10

«Кисмет» в исламе – судьба, участь, предопределенность, рок.