Полная версия
Деревенские песни
Кроме того, он с первых строк дает понять, что его описание – это часть какого-то сюжета, какой-то последовательности непонятных событий («И кто-то в берёзовой роще чужой
Не плохой не хороший…»). И, таким образом, стихотворение обладает двумя пунктумами – авторским высказыванием о воображаемой, сконструированной осени и неким сюжетом, который лишь соприкасается со стихотворением в двух его строчках, а далее существует как бы сам по себе. Собственно, практически все стихотворения Асиновского – это такие упорядоченные чувственные системы образов, где внешняя модернистская сумбурность речи – это четко продуманный способ построить «здание» стихотворения не из слов, а из ассоциаций и образов, которые подобно кирпичам, бесполезным по отдельности, складывают просчитанную конструкцию.
Важно еще и то, что в своих стихотворениях Асиновский не боится выглядеть сентиментальным, наивным, вызывающе старомодным, когда он постоянно использует уменьшительно-ласкательные суффиксы и полностью скомпрометированные советской литературой «народные» слова или формы слов, а также просто слова давно заезженные.
Например:
И сердце болит у листка вечеркаИ примята трава и медвяна тоскаИли:
И в капельках снега хлопья дождяИголки листва в голубом синеваИли:
Пушистый зверёк снежок мотылёкНа самом деле, этих нескольких сухих замечаний совершенно недостаточно, чтобы описать новую книгу Олега Асиновского. Думаю, и специалисты и читатели найдут в ней ещё много интересного и необычного. Но я писать о литературе не умею. Да и жанр предисловия совсем не подразумевает глубокого разбора содержания книги. Главное все-таки, как мне кажется, я заметил.
Итак, Асиновский в своих стихах конструирует реальность и связывает ее с сюжетами, выходящими за пределы стихотворений, он наивен, нежен, предельно идеалистичен, подразумевает, что читатели разделяют некие общие образные системы и ценности, на языке которых он к ним обращается. В общем, получается, что перед нами книга русскоязычного поэта-метамодерниста.
Кстати, в своих творческих методах Олег Асиновский, пожалуй, наиболее всего близок другому русскому поэту, который, между прочим, прежде довольно фанатично и воинственно демонстрировал, а точнее конструировал яркую и даже, как казалось тогда, чрезмерную сентиментальность. Я имею в виду Василия Бородина. Вот, по моему мнению, он уж просто – монумент и манифест метамодернистской поэзии в России вне зависимости от того, как он сам относится к этому термину.
Надеюсь, что эти мои рассуждения помогут отнестись к стихам Олега Асиновского, этого Нового Странного Фета, более внимательно и взглянуть на них под другим углом.
Думаю, его творчество – это элемент в процессе зарождения не только новой русской литературы, но и нового взгляда на мир.
Эмиль СокольскийВ поэтическую «компанию» Олега Асиновского можно записать близких ему Арво Метса, Владимира Бурича, Геннадия Айги, Генриха Сапгира, Вячеслава Куприянова… но вот я перечислил эти имена и вижу, что ведь каждый – индивидуальность, у каждого – свой путь. Не похож на них и Асиновский. Можно ли назвать его представителем верлибра? Наверное, да, хотя – правильней сказать, пишет он неравностопным белым стихом с легкими нарушениями метра, и если вернуть классическую орфографию и пунктуацию, то все здесь окончательно прояснится. Асиновский несомненно работает с метафизикой, его творческое мышление идет от библейских мотивов, которые он всячески обыгрывает, интерпретирует, дает им «прибавочную» художественную окраску, нагрузку, инструментальную обработку, исполняет «фантазию на тему», и более того – словно бы пишет (продолжает) религиозные тексты, восполняя «упущенное», встраивает в них деятелей литературы и искусства (Красовицкого, Бунина, Ахматову, Мандельштама, Анненского, Пушкина с Лермонтовым, Модильяни, Шостаковича…), утаивая прямой смысл и лишь намекая на обстоятельства их жизни, заглядывая в нечто запредельное, мало и редко кем улавливаемое (в том числе и мной). Улавливает ли это сам автор, для меня, честно сказать, загадка. Стихи Асиновского – им изобретенная модель метронома, ставящего жесткий предел высказыванию; в каждой строке – два-три слова, не больше; фразы получаются обрубленными, остриженными, как кустарник; а чтобы не оставалось сомнений в важности строк – все они начинаются с заглавной буквы (больше нигде заглавных у Асиновского не встретишь). «Самое последнее маленькое небо» – эта фраза встречается в книге не раз; я думаю, что оно находится в том измерении, где обретаются духи праведников, достигших совершенства («маленькое» – вероятно, обособленный уголок, «пристроившийся» к Небесам небес).
Татьяна ЩербинаВ русской поэзии еще не было голоса юродивого, живущего в лесу, в пещере, в скиту, не было наивной поэтики (как есть наивное искусство) – поэтики медитативного бормотания, невинного христианства, со своей, сходу узнаваемой интонацией.
Я едва знаю Олега Асиновского, но живет он, насколько мне известно, не в лесу и не в пещере, но там обитель его поэтического альтер-эго:
Ромашки в чаще как маленькие поляныНа тучном лугу в дремучем лесуВ стихах Асиновского много повторов, «на небе последнем маленьком самом» мы встречаем на протяжении книги множество раз. Маленькое и/или последнее небо – его главный герой. На небо он смотрит постоянно, в поисках ответа на вопрос о сосуществовании души и тела. Это неизменный вопрос его стихов: могут ли они существовать раздельно? А маленькое тело или умершее и воскресшее, а душа, которая вдруг исчезает, а потом возвращается? Тело непостоянно, как и душа. Эти – не столько размышления, сколько проживания – экстраполируются на Христа-младенца, Христа казни и воскресения, на все живое вокруг, на самого себя. Иногда заговор, иногда молитва, иногда гимны бытию, но небо всегда маленькое, всегда последнее.
И на небе последнемДостигает душа такого уровня своего бесчувствияНа котором тела уже не существует.В другом стихотворении:
Большая была как маленькая душаИ сначала сердца маленькой и большойПлутали потом расставались легкоИ струился с ветвей невидимый светИ как прежде горел день и листваЖелтела летя в света струях…Перипетии души и тела происходят под ветер, дождь, снег, солнце, среди деревьев и цветов, но ряд стихов посвящен живописи, хотя фон остается тем же:
ГУСТАВ КЛИМТ
Алые ласточкиЗолотые и красныеВ византию летятИ сколько угодноЧёрного золотаИ меньше гораздоБелого в воздухеКрасном и аломМножество стихов названы именами поэтов, ученых, политиков, святых, двоих в сравнении (как Босх и Бах), но это ни в коем разе не портреты, а все те же медитативные распевы и заклинания:
ЛЕНИН
Как страшно стало боятьсяРадости непрестаннойНа самом последнемМаленьком небеИ пора бы расстатьсяОбразы возникают все равно из наблюдений за растительным миром:
Ветер ловил яблоки и ронялКапли дождя и стада яблокИ непрестанно возвращается все тот же «вопрос жизни и смерти»:
Боится без телаОстаться душаИ стоит тишинаИ осень не поздняя.Он отсылает и к разным историческим событиям, оставаясь всегда личным переживанием, как в стихотворении «Холокост»:
На последнем небеИ душа оставилаНебо и телоО если бы не было встречиПлоти с душойВ холокостПри всей повторяемости сюжетов, интонационном однообразии, узком лексическом диапазоне, в стихах Асиновского открывается таинственная сторона мира, и сами они оказываются как бы за границей языка, слов, которые, как листья, срывающиеся с дерева, переносят читающего в сферы невыразимого, несказуемого, безмолвного.
ЛАЗАРЬ
Однажды так недавноОдна и та же прилеталаНа камень бабочка она лиСлетала с камня не онаИ стояла тишинаИ ветер веял вдоль неёТо огненный то ледянойИ очертанья проступалиНа камне бабочкиНи радости и не печалиВ ней не былоГремел ручейИ поднималась по ручьюБабочка и лазарь спал.Деревенские песни
Ноябрь
Солнце другое за ручьём и рекоюИ кто-то в берёзовой роще чужойНе плохой не хороший и осень в берёзахИ грозы и гром и тревожно светлоОт грома и гроз и в чаще оливыИ пальмы дожди с них обратноБегут из радуг в грозу и страшноВ лесу и ветер осенний утешенНе сдержан и нежен как деревня под снегомОзеро
До неба трава и в ней островаИ материки тумана росы и птахаС травы срывается вниз открываетсяВид на туман и росу птахе растутКапли дождя в облаках берегахИ летает она в осеннем дождеИ день на крыле у неё на одномИ ночь на другом не светло не темноИ лицо как окно и осень как домС высоким окном лёгким ледкомИней
Иней на ёлках рябинах берёзахИ синяя осень на листьях в иголкахГолубая и леса справа налевоКачается сердце и слева направоИ на маленьком небе самом последнемВ убранстве осеннем туман на деревьяхИ в капельках снега хлопья дождяИголки листва в голубом синеваСнежинка
Птичка сложила крылья и жилиОни и пели от птички отдельноТо вместе с нею и ветер веялОна парила в крылах сложив ихКак стог то выше травы то нижеИ гром из крыльев гремел светлелоНа перьях небо в грозе осеннейВ дожде дождинках в траве и листьяхЗвезде снежинке в осенних ливняхСон
Птицы кругом за ближним холмомИ за дальним они ласточка стрижИ чуть-чуть по-другому будет не домаСтрижу золотому грустно спокойноВ возду́хах и хо́лмах и как будтоне новоЕму в незнакомом доме своёмС собою вдвоём словно втроёмВ ночи и утром быть ниоткудаДождём и снежинкой в крошеве листьевОсенних и трав во сне на холмахНочь
Не долог как кролика век осеньюПервый снег и профиль воронийУ дождика чёрный омут в берёзовыхКронах и ветрено и листва у брегаСтвола на ветках бела и в небеЛуна осеннем в стога собираетВ ночи под ветвями лучи и петляютЗвезды как снежинки в дожде следыПо луне и дни в октябре длиннееНочей и тени бледнее лучейОдуванчик
Одуванчик под снегом поднимается в небоПо ручьям и по рекам к птахам и змеямРыбам зверям с земли по ночамИ снежинки журчат ни души снегопадОсенний бежит от зверей и от птицРыбин зверей по листьям травеПо тропинкам теней снежинок на днеНочи осенней лёгкой как ветерДождь
Ниже ручья пустыня звездаВ пустыне горит и птица летитПо ручью поднимаясь над клювом крыламиИ как будто в тумане деревья на времяЛиства навсегда и влетая в туманВратами дождя роса становиласьУ птахи на крыльях и капли большиеВзлетали струились с маленьких капельОблака проплывали мимо дождейИ птице грозе гром громыхалУ неё на крылах и после дождяОсень пришла и звёзды зажглаЗверь
Не был в лесу зверь и к немуТени из леса летели и ветерИ эхом дождя по небу листваВослед своей тени по небу летелаИ небо светлело над ним и дождиШли из листвы по тропинкам леснымИ то птицей кружил то полз как змеяС облаков на себя он после дождяИ мог не дышать и как воздух глоталДушу и плоть свою одинокГрустный как лёд зверёк ручеёкНи очей ни лица у зверя ручьяИ теней снегопад в тишине завиткаСердца зверька и в конце октябряТело душа как метель на губахИ в деревне нельзя мне без тебяЁлка
У ёлки в глазах зелёных душаИ плоть как смола в омуте глазИ янтарные тают вместе со снегомИ душа расступаясь погружается в телоИ дождь как по льду мостик дождюИголки шумят под корочкой льдаИ между ветвей небо светлейТени дождя на снеге в ветвяхИ день не погас и в течение дняТо конец октября то начало егоТишина и как дождь качается лёдИ дням ведёт счёт то закат то восходПлоти к душе днём в октябреНи окон ни дверей и домик во снеТонком и сон как чьё-то лицоМаленький
Осень и воздух как облик ребёнкаВесёлый и строгий и днём и ночьюОдно и то же и который не прожитДень позади тела душиИ тише и тише жизнь и то ближеТо дальше душа сама от себяИ встречается взгляд с глазами своимиИ гаснет над ними как бы чужимиСебе на лице детском и смехНад собой смеётся далёким и тёплымЛицо
Настала пора расставанья душаОбретала черты лица и своиТеряло лицо и зияло оноРядом с душой и сияли егоОчи и лик струился с душиВ листья цветы и невидимой жизньЛика была счастливым глазамПтицы зверька как снежинка теплаОстров
Островок и на острове в полене скошенномЛёд как на озере и воздух как домикДля плоти с душой и в домике томНикто не живёт кроме чёрногоВорона с холода кого-то он ждётИ осень пройдёт и снова начнётсяИ ждёт не дождётся то как шорох взовьётсяОкошко то в чёрном сводящем с умаОпять тишина в капельках льдаПраздник
В шуме лесном и грусть и покойИ гул голосов и как будто не свойГолос у снега на дорожках известноВедущих куда в тишину и покаВ лесу островок то живущего врозьТо вместе с душой сердца еёВ тишине снеговой нервной седойИ день не за днём и сердце потомСначала душа безучастна и цапПтаха зверька и как ястреб лунаИ опять тишина и ворона как солнцеИ снежок осторожный на дорожках безмолвныхИ одно и то же и то двое то троеС тобой и со мною нас и ребёнокНе ранний не поздний и как бы не осеньВяз
Большая была как маленькая душаИ сначала сердца маленькой и большойПлутали потом расставались легкоИ струился с ветвей невидимый светИ как прежде горел день и листваЖелтела летя в света струяхИ вяз зеленел в летящей листвеИ падали в снег капли дождяИ стояла трава под снегом дождёмИ ветер её как бы не самКачая шептал летящим листамЛисток
Облачко в озере живёт и такое жеЗнакомое не знакомое на чёрном окошкоНебе горит и снег и дождиНе вверх и не вниз и вечер как листПо небу летит медному тихИ сердце болит у листка вечеркаИ примята трава и медвяна тоскаВечер
Коршун утешен тишиной и в кромешнойПарит тишине как рыба в рекеНад рекою и лесом под кровом небеснымИ снова не вечер в облачке сердцаНи ночи ни дня и кругом тишинаОсторожна слышна как полёт мотылькаИ кто-то из леса глядит и рекиТо как птица летит то как рыба плывётИ крыльями бьёт шевелит плавникомПушистый зверёк снежок мотылёкМама
Так или эдак и девятый и третийИ сороковой дни ещё не прошлиИ ясное небо и завтра последнийДень не осенний не весенний не зимнийНе летний в снежинках и каплях дождяВ росе и тумане под снегом дождямиКак в детстве и мама уже не оставитИ девы растают тени снежокЛёгкий как дождь на неё упадётТень
Как огромная птица дом на вершинеГоры и гора горит и лунаИ под кровом луны звёзды черныИ в доме огни и около домаИ огонь как огромный зверь на гореИ тень на луне от зверя и птичьиУ тени крылья и не были былиЗвёзды луна дом и гораИ ночь до утра под крылом у зверькаЛиственница
Едва ли недавно и не тайно не явноИ как бы случайно ни мамы ни папыТишина и не страшно и вечное летоИ медленный снег осенний и зимнийТихий пустынный ни души и в пушистыхИглах и шишках лиственница как травинкаКак слепая снежинка тает в глазахМатушки и отца и плачет душаНеистово беспричинно и родители живыСнегирь
Один одинёшенек снегирь и тот жеМалыш как огромная птица летитИ в ночи соловьи поют снегирюИз утренних вьюг и клювы клюютСоловьёв снегиря огненный взглядИ кони летят на бледа коняИ небо в конях снегирях соловьяхБратьях и сестрах женихах и невестахИ ветрено снежно на этом светеИ тёплый на том дождик поётНебо
Мигом было детство первоеВ последнем повторились те жеМедленно и снежно медные деревьяИ в листве железной эхо и на веткахВерных и не верных нежных цепкихПленных тихих и густых невидимый на нихЛес висит и в бездне ни зверей ни птицВ теле центробежном и в душе кругиИ весело в деревне как на небе житьСветлячок
В одно мгновение сухое деревоЗазеленело и листва облетела и сделалаКруг и ветер листву развеял как звукВ лесу тишина по шумным ветвямИ верхушка ствола сверкнула корнямИ как будто из ям воздушных ониПо стволу поднялись и листву оплелиИ обрушили вниз сверкнув из листвыИ воздушна легка и послушна листваСветлячку ни лица ни глаз у негоИ рано встаёт и поздно ложитсяОн и невидим себе самомуКак во сне наяву и весел угрюмИ негде ему головы преклонитьИ улыбка горит на крылатых устахИ ни маменьки ни отца у гаснущего светлячкаИ душа от родства с телом своимПод сердце бежит и у тела душиВ семье светлячки до первой звездыПодсолнухи
В течение ночи и вдруг в одну ночьГод кончился поздно и не скоро начнётсяИ на месте берёзовой рощи сосновыйБор и под кровом сосен берёзыКак подсолнухи в поле и от моря до моряРека и в реке гора на гореСосна и подсолнух рядом с сосноюКак луна со звездою и туман над гороюПоднимается дождик из тумана идётИ манит на тот змей и зверейСвет и на небе самом последнемНе душа и не тело и не страшно междуТелом душой на свете томОпушка
В чаще лесной трава и в густойТраве и листве и как бы по краюТравы и листвы и пока не растаялКрай леса листва летела звалаТо совсем в никуда то почти ниоткудаИ чуть слышно как будто тихо повсюдуСтарики и старушки как цветы на опушкеИ красиво и грустно с ними и пустоИ умерли и проснулись и вдруг прикоснулисьШестикрылые птицы к шестипалым очамИ не было сна и по телу душаНевеличка струилась тише и тишеРомашки
Ромашки в чаще как маленькие поляныНа тучном лугу в дремучем лесуИ тучи вверху и внизу облакаИ ясно когда не светло не темноИ волна за волной тишина в тишинеЛес в глубине своей тишиныИ свет с глубины поднимается лесаОткрывается бездна ни дождя и ни снегаИ под тяжестью веток срывается в безднуПоляна лесная и пламя с поляныКак огненный луг и холодно вдругИ сразу тепло на поляне леснойИ стайкой в огонь облако тучаИ вновь ниоткуда ромашка под снегомИ снежок под дождём и грозы и громОднажды как в детстве и немного потомВид на жительство
Яблоня дикая лесная раскинуласьНад земляникою и до самого моряИ с яблони ворон чёрный слетелИ голубь с небес спустился и вместеЛетели из леса и в ливнях дождяБлестели летя и терем стоялУ них на пути и тихий внутриТерема скит по лесу бродилИ ручей бороздил реку рекаКипела в волнах морских и дождиМоросили с реки на невидимых птицГолубя ворона в окошках лесногоДоброго злого скита и вратаЕго отворились и окна закрылисьИ в тереме он прошумел и умолкПод шелест волн дверей и оконВетер
Ветер ловил яблоки и ронялКапли дождя и стада яблок на времяИ как навсегда сбегали в снегаИ краешком даль чернея своимБелела за ним и бегали птицПо снегу следы и не было ихНи птах ни следов и душа не своёНадышала себе тело и зверьПтаху клевал бродя по следамЯблочным на первом снегу и летелВ тишину и как эхо тонул он в тишинеИ снова шёл снег и немного позднейНоябрь
Зимнее озеро в дымке морознойКак выпитый воздух висит ледяноеНад самим не собою и на лике толпоюОтвесный ручей очей на лицеИ тонкой лицо пеленой над ручьёмОгненных глаз погружённых в себяИ которые спят бессонным очамДождём моросят бездонным как взглядОзера на облачко льда после дождяИ осень прошла зимой и опятьЗима началась и вдаль унесласьИ не было ночи сначала потомНе стало и дня и ноябрь насталДверца
Камыши с высоты сами как птицыВ камышах у скалистых над рекой береговИ озеро в рост лесное встаётИ ложится ручей ближе к рекеИ шумит вдалеке река от ручьяИ роса высока и на скалах дождяКапли с росы срываются внизИ взмывает камыш с озера вверхЛесного в скале и свод в камышеНебесный над лесом и берег как дверцаНа небо из леса в росе и дождеСорок дней и девять и триИ на стенах скалы лес и внутриНеё и снаружи и светло в нём как будтоИ словно темно и ночь не за днёмИ день не за ночью и последний не дольшеПервого дня и не короче и в теле душаСеет себя змеям зверькам и рыбам и птицамЛесным и кружится и шёпот и хрустИ лёд по ручью несётся к рекеПо озеру к ней и поёт соловейПощада
Как просит большой у маленького пощадыКак долгий потом сначала незваныйДень как просвет между телом душойИ не сон и не явь и плоть не однаИ не вместе душа с ней и не врозьВ дне прошедшем живёт и не узнаётТело её и по следу идёт оно своемуИ не плохо ему и не хорошо с нейПод сенью следов подсвеченных днёмПоследним когда снова в первом онаИ под сердцем неся душу своюК последнему дню то медлит то вдругДелает круг над сердцем своимДетским круги один и другойИ стучится в него и висит над собойВ сердцевине кругов как огненный шарВ холодных кругах и сходит с умаВифлеем
Остров на озере и горы на островеДо облаков и сонмы озёрИ грозы и гром на горах в облакахИ одна тишина тонет в другойИ с острова дождь поднимается вверхИ с дождя в тишине падает снегИ светает на дне озера горногоОдного и другого глубокою ночьюИ от моря до моря островок на которомДомик и в домике голубое окошкоВ чёрном окне и дом в синевеИ белая дверь в снеге дождеИ несколько дней в дом и потомСорок ещё и девять и триИ снег и дожди с первой звездыИ ветер с луны в деревенской глушиУтро
В гулком лесу утро и вдругНи ветвей ни деревьев ни трав ни полянИ стучат в небеса капли дождяИ гроза и гремят громы из лесаПосле рассвета и долгое эхоС высокого неба и второе пришествиеВ россыпях первых и девятое пламяИ когда обжигает тогда утешает сноваИ снова в громах и грозах сороковоеИ голос из грома и лик из грозыИ в одних и других пришествиях кто-тоПредшествует плоти своей и душеИ как ветер себе строит он домВ утробе лесной и полн тишинойКого-то зовёт и гонит из домаСвоего и знакомит тело с душойС безответным собой как ветви с листвойИ с полянами травы не тайно не явноИ как бы случайно и гоня облакамиГром и грозу выходит из тучВ траву и листву и торопится вдругЗима
В который раз лёд встал с утраИ радовались и плясали пели и веселилисьИ верность хранили и о нежности страстиПопеченье оставив утешением былиИ убежищем ледяные просторыИ утро далёким и минувшее грознымИ будущее не громким ему покровомИ как будто в сторонке друг от другаИ облако туче поёт ниоткудаЭхо летит не вверх и не внизОни начались и к утру не прошлиТретьему в третьем тени их встретилисьИ не было неба между тенейИ дней и ночей и светлело на днеТретьего утра и веселием ужасИ радостью страх подплывали к тенямПоднимаясь со дна и как только однаТень оставалась уже с ней другаяНе расставалась и пела плясалаРадовалась веселилась и таяло имяТени одной на лице у другойИ детство прошло и вновь началосьМоре
Сон словно явь и лицо и глазаИ не родственница душа плоти своейИ полон очей прожитый деньИ расцвёл и растаял лёд и кричалиЧайки огромные над маленьким озеромИ качались как сосны птахи и островПо озеру плыл в море и птицНа острове не было и высокие пенилисьПо теченью плывя крошечные берегаИ ни ночи ни дня в соснах и взглядЧаек в холодных громах и грозахИ по морю волны бегут и в волнахОзера круг и острова шарЯмка
В ямке из перьев прячется небоИ щебет и свист эхом воспетыИ небесная твердь как довесок небесПоследних и хлебных и беженка в сердцеНаходит душа дом для себяИ холодно в доме не светло не темноИ кто-то уходит прочь из негоИ снова домой и ночью и днёмИ радостный и печальный и как бы не сразуВозвращается в ямку прощаясь с печальюИ с радостью тоже и встречаясь с душоюДомик
Небо снежком заволокло и снегаНе было на земле девять днейИ сорок и три и сугробы рослиНа небесах девятого дня и третьегоИ сорокового и снежные хлопья над твердьюЗемною как облака кружили маленькиеИ большие и маменька сына подносилаК груди и были они мария и сынНа лицах своих и рыбах и птицахИ змеях и зверях на тверди небеснойМедленным снегом и бездна разверзласьИ дева с младенцем в снежную безднуВ день третий шагнули как бы минуяСороковой и девятый он и мамаИ ползали и летали в третьем и плылиКак столбики пыли ребёнок с мариейИ не холодно было в нём не теплоНе темно не светло ночью и днёмВ домике том грому с грозойИ не плохо не хорошо и кто-то вошёлГора
В глубоком снегу берёзы цветутИ тают цветы и сбегают с горыПоднимаются в гору и останавливаются ненадолгоИ проваливаются высокие в снег и глубокоВетви берёз в детстве своёмИ трепет стволов бежит по цветамВвысь и к корням по лествицам ветокВ лепете эха и между деревьевГнездо и в гнезде цветок и в цветкеНе ночь и не день и светло на гореБерёзам и тень струится цветовИ стоит над горой и стучится в окноИ молчит на одном языке на другомСнежок за окном и за ночь одноДетство другое за день проходитИ девятое и сороковое и маленькое и большоеИ последнее третье в деревне небеснойМузыка
Дуб на лугу и луч на дубуИ тень от луча то длиннее то дняКороче и ночи и который не прожитНачинается день и как бы в концеСвоём не в начале как сон после явиИ в дневной тишине дубок и в дубкеГнездо и в гнезде глубоко на днеДом без дверей и окон и тенейСонмы из дома снова и сноваИ кто-то как солнце тени своейВо сне тяжелей и как наяву к дубкуПо лужку и тучи на лбу его и лучиИ очи в глуши лучей и лицоИ тело с душой от очей далекоИ ночью и днём и полн тишинойИ облачко в нём светлячков и сверчков