Мне отмщение, и Аз воздам

– Чего тебе жаль?

– Жаль, что «с нами – а не наш».

– Мне тоже жаль, – тоже вздохнул ЧиЗ. – Человек, который читал Горького – с теми, кто дальше букваря не пошёл.

И он выразительно покосился на своих «медбратьев»

– Чего это он? – честно не понял один из «оперов». – Причём, тут, горькая?

– Ну, вот: меня сразу поняли, – покривил щекой Чиз. – Что я и говорил.

– Вернёмся на стези!

По причине позднего времени – и лимита оного – Майор решил не углубляться ни в литературу, ни в историю.

– Кстати, в предварительном, так сказать, порядке, ты бы мог и поблагодарить нас.

– За что это?

– За то, что мы тебя, можно сказать, подобрали на улице и доставили прямо на дом. За сострадание и, я бы даже сказал, человеколюбие.

– Да вы – прямо не «мусора́» продажные, а добрые самаритяне…

ЧиЗ поскрёб по сусекам – и набрал на усмешку.

– Ну, про самаритян я уже слышал – и не далее, как вчера.

– Не от Хозяина ли?

Взгляды ЧиЗа и Майора встретились. Оба оказались достойными другу друга: никто не уступил дорогу.

– Я не имею в виду Полковника: этот «гуманитарий» вряд ли знаком с такими словами.

Вот теперь Майор счёл возможным прекратить игру «в гляделки». И не потому, что ЧиЗ «переглядел» его. Пора было «выходить на коду».

– Да-а-а… Какие мы могли бы делать дела, будь ты на правильной стороне…

– Я – на правильной стороне, – опять «неправильно сориентировался» ЧиЗ.

Майор укоризненно покачал головой.

– Ну, что ж. Так как идейные платформы сторон решительно не совпали, то, я думаю, не стоит нам ходить вокруг да около.

Он подошёл вплотную к журналисту. На расстояние удара – и не только словом.

– Где кассета? Только не говори, что не понимаешь вопроса.

Не разочаровывай меня.

– А ты очарован мной?

– Да. А если ты проявишь должное понимание, то я тебя возлюблю – и даже откланяюсь с извинениями.

– Нет у меня никакой кассеты.

– А где она? – почти ласково «поинтересовался» милиционер.

Но ЧиЗ оказался настолько невежлив, что игнорировал вопрос. «Позора мелочных обид» не выносят души не только поэтов – и Майор так же не вынес. Прямо кулаком в челюсть визави. Журналист не был былинным богатырём, который, по сюжету, не должен даже качнуться от такого удара – и поэтому упал. Не как подкошенный, но на ногах не устоял: работа по нему была выполнена квалифицированно и даже профессионально.

Ну, а потом души стали «не выносить» одна за другой. Это, естественно, не могло не сказаться на внешности – а также внутренностях – «обидчика». А поскольку руки уже не доставили – ЧиЗ «коварно» упал на пол – «товарищи из органов» вынуждены были подключить ноги. Не со зла, разумеется: в силу естественных причин. Даже производственная необходимость играла тут подчинённую роль. Да и то: какие же мы интеллигенты, если – со зла? Нет: за всё время работы с ЧиЗом ни один оперативник не скатился до оскорблений. Единственный текст, которым сопровождался процесс отработки внешних и внутренних органов ЧиЗа, был вопрос: «Где кассета?» Даже вполне допускаемые обстановкой характеристики «объекта работы» словами типа «сволочь», «сука», «тварь» и тому подобное – и те не были задействованы. Если, уж, это – не благородство, то что тогда благородство?!

Напрасно хитрый ЧиЗ хотел потерять сознание: не для того старались «товарищи». Дело своё они знали – и не позволили журналисту уйти от ответственности за содеянное. Не страданием душой – так страданием телом. Но и в этой ситуации ЧиЗ проявил крайний эгоизм. Он даже не посчитался с тем обстоятельством, что «товарищи» работают сверхурочно. Что дома их ждут жёны, дети и телевизор. Исключительно в силу эгоизма и неуважения к труду ответственных работников – а как ещё иначе расценить его поведение? – он не стал подавать звуковые сигналы и даже не попытался лезть на стену. То есть, по существу, наплевал на «товарищей» и их труд.

Это настолько расстроило оперативных работников, что они, «не употребляющие» на работе, впали в депрессию и поддались мимолётному чувству. И, хоть оно и мимолётное, то есть летящее мимо – но попало в товарищей. Прямо в души. Исключительно в силу этой причины одна из жертв чувства и была отряжена в магазин.

До прояснения ситуации – не в мозгах, так в другом месте – Майор решил не огорчать Застройщика отсутствием информации. Результат был – и даже положительный: в части положения его на пол. Но толку от этого было немного. Ну, разве, что в смысле пресечения антирыночной и даже противоправной деятельности зловредного журналиста.

Гонимый чувством, посыльный оперативник был оперативен. Опергруппа «приняла по сто» на брата – а ЧиЗу пожертвовала целых пол-литра. Из зловредности, он, конечно, не хотел «принимать» – и вот тут уже оперативниками пришлось творить добро насильно. То есть, проще говоря, влить в него эти «полкилограмма». Просто удивительно, как некоторые не ценят доброго к себе отношения!

Алкоголь сделал своё дело: прибавил настроения… оперативникам. И они ещё раз прониклись чувством долга – и ещё раз прошли по всем закоулкам дома. Не для очистки совести: совесть у стражей всегда чиста. «Как чистый лист бумаги, на котором можно написать самые прекрасные иероглифы» – как сказал один товарищ, некогда широко известный. Будто о наших милиционерах сказал. О тех самых, которые искали уже не кассету: хоть что-нибудь. Увы: результат имелся лишь в плане его отсутствия. Впечатлённый результатом, Майор устало бросил:

– Да, трудно искать чёрную кошку в тёмной комнате. Особенно, если её там нет.

Молодые его товарищи в очередной раз подивились умению начальства красочно «паковать» банальность. Обвинить его в заимствовании у Конфуция или хотя бы у одного из героев известного детектива они при всём желании не могли. Ну, вот не знакомы они были ни с тем, ни с другим!

На дорожку решили испить чайку. Вместе с «подшефным». По русско-советской традиции выложили на стол из холодильника традиционную «закусь» к чаю: сыр, колбасу, солёные огурцы. Нарезали ломтями хлеб. Поставили на плиту чайник с водой, включили газ… И тут, то ли собаки загавкали на улице, то ли, что – но обедня была испорчена безнадёжно. Ещё толком и не начавшись.

Только по этой причине милиционеры забыли чиркнуть спичкой. Правда, и ЧиЗа в кухне они тоже забыли. Хорошо ещё, что не головой в духовке: прислонили к ней – а он туда и упал. Сам, конечно. Своей волей.

Спасибо Майору: распорядился поместить его в центре композиции. У стола. Из человеколюбия, естественно: невменяемый ЧиЗ «съехал» бы со стула и нанёс себе телесные повреждения. В очередной раз Майор не сдержал в себе гуманиста.

В спешке отхода кто-то из милиционеров ещё и чайник зацепил локтем, пролив воду на конфорку, незажжённую, но включённую.

В результате создалась картина умышленного преступления, замаскированного под несчастный случай. Но к её созданию доблестные работники милиции не имели никакого отношения. Ну, вот – цепь случайностей! Роковых случайностей… для журналиста! А тот, кто подумал бы иначе, просто… чернил бы родную милицию!

– Уходим! – скомандовал Майор, так же в спешке забывший проследить за техникой безопасности. Уже в дверях товарищам послышался запах сероводорода. Но, то ли они решили, что это им показалось, то ли уже некогда было возвращаться… Да и «возвращаться – плохая примета», как сказал поэт…

Глава пятнадцатая

Молча выслушав доклад Майора, Застройщик одобрительно кивнул головой.

– Чисто сработано… То есть, я, конечно, хотел сказать: какое несчастье! Какая утрата для нашего города и всей демократии! Просто – «какое сердце биться перестало…»… ну, и дальше – по тексту. М-да… Кстати, Вам не кажется, что какой-нибудь очернитель захочет представить это дело в ином свете? Какой-нибудь доморощенный Шерлок Холмс, насмотревшийся детективов?

– У нас таких не водится, – успокоил его Майор. – Ни в штате, ни за штатами. Что же до очернителя… тут одной краски мало: нужны доказательства. А налицо….

– А, вот, кстати: что налицо? На лице, то есть?

– Не беспокойтесь: работали профессионалы. Судмедэксперту нечего там делать даже с микроскопом. Да и он – дядя с пониманием. Потому, что «все кушать хочут».

– Слава Богу… то есть, Вам, конечно, Майор.

С выражением облегчения на лице Застройщик откинулся в кресле.

– Вы видите на моём лице чувство удовлетворения, пусть и неглубокого?

Майор пригляделся к чувству – и увидел его, хоть и действительно неглубоким.

– Почему же я не вижу его на Вашем лице? Неужели – рецидивы советского воспитания? В виде остаточной совести? Так сказать, атавизмы тоталитарного прошлого?

Майор и хотел бы принять шутку – да не смог. Хотя в обращении с Застройщиком это настоятельно рекомендовалось. И не кем-то: самой жизнью. Но Майор смог вывести на лицо лишь некое подобие кислой улыбки. Даже полноценно кислой не получилось. По части упрёков «от лица демократии» Застройщик был прав. И шуткой его слова были отчасти: принципиальный во всём, Застройщик и шутил принципиально. Несмотря на абсолютную беспринципность.

Майор действительно не был сторонником «радикальных методов коррекции асоциального поведения индивидуума». (Столь тактично он определял то, что другие «в лоб» называли «крайними мерами»). Но теоретическое неприятие «служебного радикализма» не могло и не должно было мешать делу. И, существуя лишь на уровне оценочных суждений, оно и не мешало ему. Так, что обвинения в святости Майору не грозили. Потому, что такое обвинение – сродни приказу о неполном служебном соответствии. С перспективами на увольнение «за совершение проступка, порочащего звание сотрудника милиции».

Нет, Майор был настоящим милиционером. То есть – милиционером «практикующим». И, как настоящий и «практикующий», он не мог чураться нормальных методов оперативной работы, в простонародье некорректно именуемых шантажом, фальсификацией доказательств, запугиванием и физическим воздействием. Пусть и не свято, но он «исповедовал» этот традиционный набор оперативного работника. В конце концов, он выполнял важную и благородную задачу: обнаруживал и изобличал преступников. А что до методов… Так за это спрос не с него: с жизни.

Но, вот – эксцессы… К эксцессам он не стремился. В силу двух причин. Первая: это не соответствовало его эстетическим воззрениям. Как ни странно, в милиции тоже водятся эстеты. Правда – исключительно как вымирающий вид и живое ископаемое. Майор был человеком деликатным. Можно даже сказать – ранимым. В глубине души. Очень глубоко. Это, конечно, мешало работе – но ничего поделать с собой он не мог. Хотя и пытался. Практически ежедневно. При «содействии» «добровольцев».

Вторая причина: эксцессы представлялись ему следствием приверженности штампам в работе. Они всегда свидетельствовали либо о собственном непрофессионализме, либо о профессионализме «объекта работы». Первое – значительно чаще. Как человек творческий, Майор решительно отвергал подобные методы. Исповедуя их, оперативник как бы расписывался в творческой импотенции. Потому, что «оптимизировать» «клиента» может каждый дурак – без погон и диплома.

Правда, «крайние меры» нередко вызывались исключительными обстоятельствами. Чаще всего – дефицитом времени и средств. Это – не в оправдание Майору: как профессионал работы с человеческим материалом, он не нуждался в оправдании.

Но сегодня был, как раз, такой случай, когда «до кучи» собрались все отрицательные нюансы. В результате на одну чашу весов легли перспективы ЧиЗа, а на другую – его собственные. Усматривать здесь выбор не стал бы и дилетант. Вопрос типа «Как быть?» в данном случае являлся бы оскорблением здравого смысла. Хотя бы потому, что ответ имелся ещё до постановки вопроса. И ответ – единственно возможный. Почему и вопрос становился лишним. Наличие мозгов при отсутствии так называемой «души» являлось дополнительным основанием для того, чтобы не только снять вопрос с повестки, но и не включать его в неё.

Здравомыслие не препятствовало минору «снимать угол» в душе. На паритетных началах: минор не препятствовал точному и безукоризненному выполнению приказа. В классической редакции: «Я всего лишь выполнял приказ!» Поэтому «остаться без сладкого» по причине «уксусного лица» Майор не боялся: он знал себе цену. Ту, которую назначил ему Застройщик. И тот не замедлил с положительной оценкой. Буквально. То есть, взял – и положил её перед Майором. Оценку. В конверте.

– Это – тебе. В качестве премии за хорошо выполненную работу.

Дав Майору возможность насладиться зрелищем не каждого дня, Застройщик тут же «извлёк из-за пазухи» традиционную ложку. И – явно не для того, чтобы зачерпывать нею мёд.

– За труды спасибо, конечно, но кассетку – вынь да положь. Откуда хочешь, вынь – а вот сюда положь.

И он шлёпнул ладонью по столу.

– Эксклюзивного характера этой кассеты никто не отменял. Эксклюзивного в плане круга зрителей. Та, пустая кассета, что вы обнаружили в камере ЧиЗа – это для среднестатистического милиционера. ЧиЗ – не из тех журналистов… был… кто экономил ленту. Значит, пустая кассета отрабатывала за полную. Для предъявления «тупым мусорам». Чтобы «забить Мике баки». И «забили» бы, если бы на месте «стандартного Мики» не оказался ты. Твои-то «орлы» «схавали» за милую душу.

От квалификации действий «среднестатистических милиционеров» Застройщик решительно перешёл к просьбе. А чтобы Майор не подумал, что это ему показалось, Застройщик добавил просительности и во взгляд.

– Найди её, Майор. Ведь… как это: «нам нужна всего одна победа, одна на всех…» Потому, что… ты же знаешь…

Он сделал выразительную паузу – и многозначительно завершил плагиат:

– «… мы за ценой не постоим»! И в этом ты можешь не сомневаться! Подумай: всего одна победа – а мы за ценой не постоим?! Стоит овчинка выделки?

– Стоит, – усмехнулся Майор. – Безусловно, стоит.

– Значит, я могу рассчитывать на тебя?

– Вполне.

– И?

– Сделаем.

– «Сделаем» или есть мысли?

– И «сделаем», и есть мысли.

– Давай их сюда!

– Даю: надо проследить весь маршрут «клиента». От объекта и до места, где мы его взяли. Задача: проверить все возможные места «закладки».

– Гениально! Конгениально! – Застройщик продолжил заимствования уже из другого источника.

– Если он и спрятал кассету, – вдохновлённый поощрением, уже живее продолжил Майор, – то лишь на точке маршрута. Варианты исключены. Это – первое.

– А есть и второе?!

Похоже, Застройщик решил не экономить на дифирамбах: таким «наградным» было его удивление.

– Есть: мобильник.

– При нём был аппарат?

– Нет, но мы уже работаем в этом направлении.

– Нет – но был? – догадался Застройщик.

– Убеждён, – Майор и голосом соответствовал тексту. – ЧиЗ был на задании – а «какой моральный человек» идёт на задание без связи?

– «Пожертвовал городу»?

– После звонка. За ненадобностью и по причине личной «тёртости».

– Благодарю за службу, Майор!

Застройщик не поскупился на лучезарный взгляд.

– Действуй! И без промедления. На всякий случай, я тебя подстрахую: зашлю людей на объект. Чем чёрт шутит: а вдруг она – там?

– Вам бы «опером» работать… – качественно потупившись, не остался в долгу Майор. Он умел работать не только руками и не только по «объекту воспитания», но и по начальству. – Хотя, не дай Бог: мы бы остались без работы.

Вторая порция лести оказалась сродни «контрольному выстрелу». Ведь давно известно: ничто не греет душу «нового русского» так, как простая доступная лесть. Посему душа Застройщика – если она у него, конечно, была, что сомнительно – немедленно согрелась. А, согревшись, выдала на лицо текст. Примерно такого содержания: «Я нравлюсь уже тем, что не стараюсь понравиться. Для этого я слишком горд. А уже для этого – слишком богат, пусть даже и богатства не бывает слишком». Как бы там ни было, Застройщик не остался в долгу. И не только потому, что «кукушка хвалит петуха…» – а петуху, как джентльмену, не пристало быть в должниках.

– Попомни моё слово, Майор: не засидеться тебе в Заместителях! А моё слово, как ты знаешь – вещее! Ну, а пока, извини, тебе не засидеться у меня. За работу! И пусть тебя вдохновляет на подвиги светлый образ… ещё одного конверта! Верю: ждёт нас удача. И помни: «там, где двое или трое собрались во имя Мое – там и я с ними!» Ну, ты понял: я – на связи…

Поняв не только это, но и то, что несколько засиделся – особенно после того, как это дали понять – Майор быстро поднялся со стула.

– Да, кстати, – донеслось ему уже в спину. – Наш бравый Полковник, кажется, вышел на след одного из Правдоискателей. И, кажется, выходит на след второго. Так сказать, «глокая куздра кудланула бокра, и кудрячит бокрёнка»…

Глава шестнадцатая

Полагающимся ему по должности внутренним чутьём – дополнительно к внешнему – Майор понял, что работу следует начинать не с конца, а с начала. Вопреки классическим рекомендациям. И началом было… начало. Начало предполагаемого маршрута журналиста. Поэтому рассвет ещё не наступил на оперативную группу – а она уже была на объекте. Во главе с Майором.

Руины впечатляли. Особенно – работой в тандеме с прочими рукотворными, а также природными декорациями. Помимо обязательных сумерек – за неимением полноценной темноты – впечатлению старательно подрабатывал тусклый, почти «загробный», свет одиночных ламп накаливания.

– Здесь можно искать до морковкина заговенья, – «оптимистично» констатировал один из членов команды. – Целые горы битого кирпича и бетонных обломков…

– Да, основательно потрудились «товарищи», – вынужден был согласиться Майор. – Уже – по нашим товарищам…

Глаза его – глаза героя классического триллера – начали медленно скользить по объекту, перескакивая с одной кучи мусора на другую.

Скользить можно было до бесконечности: ничто «не цепляло» взгляд. По сюжету, это должно было немедленно угнести присутствующих. После продолжительного надругательствами над нервами зрителя, Майора же, напротив, должно было «внезапно осенить». И он не подвёл сюжет.

Конечно, не тотчас по окончании «надругательства над зрителем», а чуть позже. После скрупулёзного анализа обстановки. «Осенение» совместно с «озарением» подвигли его к пониманию того, что тут произошло, и как следует действовать дальше. Проще говоря: он реконструировал события – а события реконструировали его мозги.

Как только обоюдная реконструкция состоялась, Майор сделал шаг вперёд.

– Все мы – не новички в своём деле. И все мы по опыту своему знаем, что́ чаще всего делает умный преступник.

С раздачей дифирамбов Майор несколько поторопился. Судя по выражению лиц его подчинённых, они не были готовы поделиться знанием о действиях умного преступника. Видя это – и не видя то, что хотел бы увидеть – тактичный Майор не стал топтаться на самолюбии товарищей сверх норматива.

– Умный преступник всегда прячет улики на видном месте. На самом видном месте. На том, на которое, находясь в здравом уме, не обратишь внимания. Расчёт при этом делается на то, что «тупые» сыскари – а других быть не должно – работают по «шаблону». Они обязаны полагать, что самым надёжным местом сокрытия улик являются тайники. Те, которые располагаются в потаённых местах, известных даже любителю детективов.

Оперативники слушали внимательно, но безучастно. Как практики, они были не склонны к теоретизированию. Поэтому слова Майора они принимали за неизбежное вступление, за которым неизбежно же последует ясный и простой приказ.

– Но есть и другая точка зрения на предмет.

«Опера» совсем заскучали: кажется, они не ошиблись в предположениях.

– И она гласит: «Подальше положишь – поближе возьмёшь!» Отсюда – какой вывод?

Попасть вопросом хотя бы в одного товарища по работе Майор не успел: все «рассредоточились». Поэтому на свой вопрос ему пришлось отвечать самому.

– А вывод – такой: иногда «шаблон» – самое оригинальное решение.

Сродни домашней заготовке в роли экспромта. Здесь всё время было слишком людно для того, чтобы спокойно прятать вещь. А уже потом, когда «начались бои», это и вовсе было исключено. Я понятен?

Как и ожидалось, Майор оказался понятен только в части сказанного – и не больше. Подчинённые мужественно хранили молчание, ожидая приказа. Скорбя в душе по поводу извечного неприятия толпой гениев, Майор вздохнул – и решил соответствовать ожиданиям.

– Ладно, слушай боевую задачу. Ищем профессиональную кассету для видеозаписи.

Не понадеявшись на слова, он продемонстрировал народу образец. Образцом работала та самая чистая кассета, которая была обнаружена в камере ЧиЗа.

– В контексте сказанного, начинаем не там, где нам хотелось бы, чтобы он быстро спрятал – а мы быстро нашли. То есть, не с этих куч мусора, а с подвала. С противоположного его конца. Почему, кто скажет?

Напрасно Майор сделал паузу. Потому, что «опера» давно уже решили, кто скажет. Предложение слова оказалось невостребованным – и вернулось к автору.

– Потому, что если наш герой уходил подвалом, то он должен был находиться подальше от «поля боя». Я бы, например, поступил так же.

– Все бы поступили так же! – дружно поддержали его несколько голосов.

– Не в смысле «подальше от поля боя»! – немедленно дистанцировался от подчинённых Майор, чем даже сумел вогнать их в краску. Потому, что склонности к проявлениям героизма в его подчинённых было ещё меньше, чем в нём самом. – Вопросы?

После такого конфуза «вопрос о вопросах» был не актуальным.

– Тогда – за дело!

Нехватку головы на плечах сотрудники, как всегда, компенсировали другими частями тела. Как всегда, при выполнении приказа они не жалели ни рук, ни ног. Но, если раньше они не жалели их при работе с «объектом», то теперь пришлось делать это несколько в ином смысле. Теперь они выполняли несвойственную им работу: искали. И не доказательства у «объекта работы»: лишь в таком плане они и понимали термин «сыскарь».

Но в старательности им нельзя было отказать и сейчас. Искали они упорно и долго. Не меньше двух часов: это только в кино герои демонстрируют чудеса «скорострельности». А в жизни надо «пахать» – и даже рыть. Носом. И не иносказательно. И нередко – вхолостую.

Но сегодня им должно было повезти. И не потому, что «везёт тому, кто везёт», а во исполнение приказа Застройщика, «ретранслированного» Майором. То есть, по куда более серьёзной причине. На исходе второго часа – а, может, и на восходе третьего – раздался торжествующий голос одного из «искателей»:

– Есть!

И действительно, в стене одного из отсеков было обнаружено некое подобие тайника, оборудованного на скорую руку. Это была простейшая ниша, «изготовленная» посредством извлечения из стены кирпича. В нишу была вставлена завёрнутая в носовой платок кассета – и «всё это дело» конспирировалось половинкой другого кирпича…

Юрист – а это ему звонил ЧиЗ по мобильнику – прибыл «на точку», едва рассвело. Но, полагая себя «ранней пташкой», он ошибался в самооценке. Поэтому ему пришлось, от души матеря конкурентов, отдавать им должное, которое он предпочёл бы оставить себе. Хуже того: ему пришлось видеть момент их торжества. По причине этого торжества кассета с бесценной записью была безвозвратно утеряна для торжества справедливости. Справедливости предстояло отныне торжествовать без неё… если – предстояло… и если – торжествовать…

– Вот она, родимая!

Ликуя голосом и лицом, Застройщик потряс в воздухе кассетой. Так, словно это и не кассета была, а шлем Александра Македонского, или, как минимум, Кубок мира ФИФА.

– Молодец, Майор! Готовь подполковничьи погоны!

Майор застенчиво поступился: так полагается в подобных случаях. И – не только по сюжету, но и по причине благоразумия: надо же сделать приятное боссу. Надо же показать, насколько приятна эта неожиданность. Конечно, говорить о том, что «Я не достоин», он не стал. А не то ведь, возьмут – и сочтут недостойным. Не сейчас – так когда-нибудь. По этой же причине он не стал говорить Застройщику и о том, что погоны уже не только заготовлены, но и нашиты на парадный мундир. И уж, тем более, он не собирался говорить о том, что «благодетель» мог бы и поторопиться с благодеянием. Не тянуть до сегодняшнего дня. Хотя бы – по совокупности прест… то есть, заслуг.

– Да-да, дружище!

Кажется, Майор не перестарался с демонстрацией застенчивости: впервые его производили «в дружище». И в демонстрации удовлетворения Застройщик не ограничился словом. За ним последовало и действие. В форме похлопывания Майора по плечу – настолько ощутимого, что это мероприятие правильнее было бы назвать избиением.

– Ты ведь знаешь: моя благодарность не знает границ. В пределах выделенных сумм…. Кстати – о суммах.

Застройщик покопался в сейфе – и вскоре Майор был осчастливлен ещё одним конвертом, толщиной не уступавшим тому, первому.

– А представление мы с твоим Начальником послали в Министерство ещё две недели «тому, как».