Я вернулся, папа. Том 1

А потом был удар.

Я ударился о воду с такой силой, что ремни с баллонами не выдержали и лопнули, и отлетая куда-то в сторону, сорвали с меня и маску и трубку.

Прежде чем потерять сознание от страшной боли во всей правой стороне тела, на которую пришелся удар, я успел хлебнуть изрядную порцию пресной воды. И лишь потом провалился в черную бездну, оглушенный, уставший и разбитый.

Глава 2

Пришел я в себя так резко, словно кто-то просто повернул рубильник, и тут же закашлялся. Легкие горели огнем от хрипящей воды, и я даже не сразу осознал что меня кто-то поддерживает под руки. И то, что я следом снова не отключился, я должен был быть благодарен лишь очередному приступу кашля.

Кроме того, что легкие были готовы выплюнуть себя через мое же горло, вся правая часть тела была буквально одной сплошной болью. Даже лицо беспощадно саднило, и я почувствовал на губах соленый вкус крови. Глаза же, словно отказываясь принимать все происходящее за реальность, отказывались видеть все, кроме непроглядной черноты вокруг. И я чувствовал, что дело было не в том, что вокруг могло быть темно. Они просто не видели!

Осознав наконец, что меня поддерживают чьи-то руки, борясь с душащим кашлем, прошептал:

–Помогите мне.

Этих двух слов хватило у меня на то, что бы последние силы покинули тело, и я безвольно повис на чьих-то бережных руках. Сознание я не потерял, но, словно прибитый, не мог собрать мысли воедино, все слышал, но ничего не понимал, и ни на что не реагировал. Рядом кто-то говорил, но я не мог понять ни слова. Сам язык вообще мне показался незнакомым.

Чьи-то пальцы легли мне на подбородок, и повернули голову. Сначала в одну сторону, потом в другую. От этого я разве что не закричал. Боль в голове явно ждала именно этого, и набросилась с остервенением на и так уже измученное тело и разум. Я не отупел от нее только из-за того, что пальцы прошлись по коже на щеке, и я почувствовал что там глубокая рваная рана. Это заставило отвлечься и ужаснуться случившемуся.

Я упорно хлопал ресницами, надеясь на то, что зрение вернется, но увы. Но это дало шанс оценить свое состояние.

Когда все те же пальцы коснулись виска, я сообразил что там огромная шишка. Наверно ее я получил в том туннеле, когда разбился фонарик. Если бы не он, то я наверно ударился бы виском и сразу бы умер. Не добрался бы до выхода. Остался бы болтаться мертвым на веревке.

От невеселых мыслей меня отвлекло прикосновение к распоротому плечу. По крайней мере я искренне надеялся, что отделался только рваной раной. Я ошибся. Сначала в плече что-то скрежетнуло от чуть более сильных нажатий рук, а потом и в локте. Как минимум перелом в плече и вывих локтевого сустава, а как максимум – перелом и там и там. Я поморщился от того, что я их не чувствую – этих травм. Хотя нет, чувствую что рука болит, но по сравнению с болью в голове, это мелочь.

Голоса вокруг меня начали говорить громче, и я к своему изумлению начал отличать их друг от друга. Два мужских и один женский. И судя по всему, именно женщина и осматривала меня. Даже не понимая их слов, я уловил нотку недовольства в голосах мужчин. Чему же им быть довольными? Свалился им на голову пацан, поломанный и разбитый, а им еще придется скорую вызывать, оказывать первую помощь. Ой, люди, да я вам и так уже благодарен за то, что не дали захлебнуться!

Женские пальцы, а я теперь был уверен что это именно женщина сидит возле меня, продолжали скользить по телу. Вот они стали ощупывать ребра, и я задохнулся от боли. Вот теперь я застонал, благодарный тому, что руки отстранились и я могу выровнять дыхание.

Когда руки коснулись моей правой ноги, мне показалось что мир содрогнулся. Тут уже, не в силах сдерживать себя, я закричал. Боль, от самой лодыжки и до бедра, сводила с ума. Я рвался из чужих рук, старался отстраниться от боли, отползти от нее, но кто-то не пускал. Прижимал за здоровую ногу и плечо к камням, впивался пальцами в больную ногу и рвал меня на части.

–Нет,– закричал я уже порядком охрипнув, но это уже не имело значения. -Лучше убейте меня.

Вот бывает же, что если не везет, то во всем. Стоило мне потерять сознание от боли, как оно подло вернулось от прикосновения чего-то липкого и мерзкого к лицу. И самым страшным было то, что эта мерзость была еще и живой!

–Нет!– кричал я, пытаясь вырвать левую руку из жесткой хватки, и поняв что это невозможно, отвернуть голову, не дать ему залезть на меня. Существо же, словно не замечая моего к нему отвращения, упорно лезло на глаза, ощутимо приклеиваясь к коже.

Это было ужасно! Первая моя мысль была о монстрах, пожирающих глаза. Было дело, смотрел как-то ужастик по телевизору, так после этого еще неделю соскакивал по ночам с воплями и не давал маме полностью отключать свет на ночь. И вот теперь, понимая, что и так ничего не вижу, но возможно это со временем пройдет, и лишиться глаз… Нет! Это было уже крайним кошмаром.

Голос над самым ухом что-то настойчиво повторял раз за разом, и я помимо воли начал прислушиваться. Мне казалось, что женщина просила немного потерпеть, подождать, и тогда все будет хорошо. Подождать совсем немножечко.

Только вот зачем?

Я снова дернулся, отворачивая голову, когда меня с силой прижали к камням. Однако существо вполне мирно устроилась на верхней части моего лица, и холодок, исходящий от липкого слизня, словно начал впитывать в себя всю боль. Это было так неожиданно, что я замер, позабыв о необходимости дышать. Я буквально чувствовал, как боль капля за каплей уходит через мои глаза к этому существу, и это было лучшим избавлением от страданий.

Женский голос панически запричитал, и меня ощутимо тряхнули за плечи. Боль, от которой я уже успел отрешиться и забыть, нахлынула разом и на все тело сразу. Меня замутило от этого всепоглощающего безумия. Всхлипнув, я хрипло застонал и понял что плачу. Слизню казалось только этого и не хватало, что бы еще больше расползтись по глазам.

Ласковые руки погладили меня по волосам, и это было так похоже на прикосновение мамы, что я разревелся еще сильнее. С трудом высвободил левую руку, и не обращая внимания на недовольные голоса, закусил большой палец зубами.

Мама, прости меня глупого!

Что же я наделал!

Руку настойчиво отстранили, и я почувствовал как к губам поднесли что-то холодное. Ледяная вода с каким-то странным, отдаленно знакомым вкусом полилась в рот, и мне ничего не оставалось, кроме как сделать несколько глотков.

Холод воды тут же начал расходиться по всему телу, и к своему великому изумлению, я почувствовал, что боль начала отступать. Не сказать, что она исчезала, просто глохла, становясь чуть слабее с каждым ударом сердца.

А через минуту, в течении которой рука все так же гладила меня по волосам, я вдруг понял, что начинаю различать слабые отголоски теней. И они становились все ярче и отчетливей, от чего я уже не находился в полной темноте, а словно меня окружали серые хмурые сумерки. Я уже мог различить сквозь это существо на глазах силуэты трех людей, склонившихся надо мной, и был готов еще больше разреветься от счастья.

Я не ослеп!

И люди, что сейчас занимались мной, явно знали свое дело. Тело уже болело не так сильно, как прежде. Зрение вернулось. Скоро они свяжутся с моими родителями. А там… Папа будет бегать и трясти деньгами, выбивая самое лучшее лечение и понукать мне какой я глупый. А мама защищать меня и лечить своей любовью и лаской, прятать слезы от меня. И возможно тогда они помирятся, ведь у отца не будет столько времени, что бы он мог заняться своим новым проектом.

Женщина снова погладила меня по волосам и что-то спросила. Как я не силился, но не смог понять ни единого слова.

Стараясь не обращать внимания на то, что мою левую руку все пытаются положить на камни, я все же вырвал ее и стал лихорадочно расстегивать на шее застежки гидрокостюма. Там, на шее, висели медальоны, на подобие тех, что носят армейцы. На них были выгравированы телефоны отца и матери, а так же мое имя. Отец говорил что правильно их называть жетонами, но я все никак не мог привыкнуть к этому слову. Говорил, что это глупо, носить на шее брелок, как собачка, что бы не потеряться. Зато девчонки в классе буквально с ума сходили от таких штучек, и мне это льстило.

Мои спасители не поняли, что я хотел им показать жетоны, и начали рьяно стягивать с меня костюм. О, лучше бы они этого не делали! Сначала болью отозвались ребра, потом и рука с ногой. Застонав, я сжал челюсти до ломоты и разве что не потерял сознание, прежде чем они поняли что делают мне больно и отстранились. Повиснув безвольной куклой на руках женщины, я слышал как она раздает команды, но что именно она говорила, все так же не понимал. Позволил еще пару раз напоить себя той ледяной водой, и с благоговением ощутил, как все тело немеет и становится чужим. Даже боль притупилась на столько, что я не заметил как с меня стянули таки верхнюю часть костюма. Я перестал слышать все переломы и раны, но вот нога, словно отказываясь подчиняться общему порыву, все равно болела.

–Позвоните маме,– прошептал я, силясь рассмотреть женщину, склонившуюся надо мной. –Я – гражданин России. Там, на груди, жетоны с номерами телефонов…

К моим губам прижали палец, и я понял что меня просят замолчать. Что мне оставалось делать? Я замолчал.

Это было так здорово, ничего не чувствовать, висеть где-то между сном и реальностью. Покорно принимать тихое поглаживание по волосам, и слушать как женщина что-то тихо говорит. Я не понимал ни слова, но у нее был такой приятный голос, что слушать его было одно удовольствие.

Мое эйфорическое состояние ну просто не могло продолжаться вечно, и когда вдруг слизняк на глазах беспокойно зашевелился, я чуть не выругался от неожиданности. Глаза защипало, и я зажмурился. Было почти больно, и я рванулся сорвать его с себя, но, к ужасу происходящего, смог оторвать руку лишь на пару сантиметров от камней.

Она не слушалась!

Все тело не слушалось! Максимум на что я был способен, это с усилием повернуть голову, и еле шевеля каким-то ватным языком, облизать губы, вмиг пересохшие и непослушные. Однако сознание было ясным, и это состояние тела пугало до безумия.

–Уберите его,– прошептал я, морщась от рези в глазах.

И его убрали. Поняли что я хочу, и без лишних слов, сделали именно так как я просил.

Для того что бы открыть глаза, мне пришлось приложить по истине гигантское усилие. Возле меня сидела женщина, столь красивая, что я не мог оторвать от нее глаз. Светло русые волосы были заплетены в две косы, большие зелено-голубые глаза светились волнением, а на губах, красных от природы, играла заботливая улыбка. Ей было наверно лет двадцать пять – тридцать, но, черт возьми, в такую можно влюбляться и мне.

Что-то сказав мне, она явно ждала ответа. Боже, как же мне объяснить ей что я ее не понимаю? Я скосил глаза и попытался сориентироваться, но увидел лишь камни и бескрайнее сумеречное небо. Попытался поднять голову, и посмотреть как сильно я пострадал, но не смог. И перехватил заинтересованный взгляд девушки.

–Что со мной?– если честно, то я не надеялся что она меня поймет. Однако, то ли этот вопрос был из разряда тех, что обычно задают в таких ситуациях, то ли она на самом деле поняла что я хочу от нее узнать. Но она явно меня поняла!

Задумавшись, она стала показывать на себе пальцами. Провела по щеке пальцем, и я поморщился. От самого уха и носа, и по скуле будут обалденные шрамы! Коснулась виска, и на секунду задумавшись, стукнула кулаком по ладони. Немного повернула голову, и, коснувшись затылка, то же стукнула кулаков ладонь. Ага, этой раны я не чувствовал, но раз она ее показала, значит она не пустячная.

Коснулась бока, и показав три пальца, сделала вид что ломает ветку. Я сморщился, поняв что она хочет сказать. Три ребра сломано.

Показала на плечо, и задумавшись, несколько раз сломала воображаемую ветку. Ага, сложный перелом. Плохо! Очень плохо!

Чуть ниже плеча порез сантиметров на двадцать. Ох, если мышцы срастутся неправильно- все, инвалид на правую руку.

Дальше было еще хуже. Она сломала локтевой сустав, причем сама поморщилась от этой раны, и пальца на правой руке.

Потом задумалась, стоит ли продолжать. Я перевел взгляд на ее ноги, обтянутые черными кожаными бриджами, и удивленно замер, увидев на поясе совсем не маленьких охотничий нож в ножнах. Женщина не поняла моего взгляда, и подумала что я прошу продолжения. Коснувшись бедра, она так жестоко сломала воображаемую ветку, что я обреченно застонал. Мы в этом году в школе как раз проходили анатомию человека, что бы я понял что с этим переломом – я обречен. Возможно все и срастется, но хромота навеки будет напоминать о моей глупости.

Женщина закусила нижнюю губу, глядя на мою ногу, но потом все же достала из своих ножен огромный тесак и прижала кончик к своей коленке. Я не понял. Удивленно смотрел ей в лицо, и не понимал. Не хочет же она сказать что я остался без ноги? Я же чувствовал что она болит и ниже коленки, но ее показательные действия мне ни о чем не говорили.

Вздохнув, она села рядом со мной, и легко, словно я совсем ничего не весил, приподняла за плечи. Я скользнул взглядом по страшному отеку на ребрах, про себя думая, а не повредил ли того, что находится под ними. Задержал взгляд на сломанной руке, и увидев торчащую кость из кожи чуть выше локтя, с трудом поборол ком в горле. Нет, такие переломы если и срастаются, то напоминают о себе всю оставшуюся жизнь. Штаны гидрокостюма были распороты вдоль правой ноги, и я отметил чуть ли не черный синяк на бедре, и…

Я чуть не задохнулся, увидев торчащий из под коленки нож. Тот самый, которым перерезал трос. Он по самую рукоять ушел под самую чашечку, и я застонал. Всё! Инвалид на всю жизнь! Скорее всего они пытались вытащить его, но не знали что на лезвии имеется крюк для перерезания тросов и веревок.

Даже если кости и срастутся, то восстановить связки и сухожилия не удастся. Да на лечение не хватит всех отцовских денег!

Представив что буду обузой отцу и матери на всю оставшуюся жизнь, а передвигаться только на инвалидном кресле, я застонал и закрыл глаза. Женщина тут же опустила меня обратно, и поднесла к губам чашу с обезболивающим питьем. Сжав губы, я с усилием отвернулся, уткнувшись лицом в ее ногу. Она показалась мне такой теплой и живой, что стало тошно. Ну как я смогу жить, зная что являюсь обузой родителям? Они будут жалеть меня, улыбаться и уверять, что все хорошо. Но в душе ненавидеть и жалеть о том, что я сразу не умер. Нет!

Я повернул голову, и поймав тоскливый взгляд женщины, с трудом прошептал.

–Убей меня.

Да, она не понимала моих слов, но все же поняла что именно я от нее хочу, и с ужасом отшатнулась. Отрицательно покачало головой, что-то громко залепетала.

–Убей! Я не хочу быть уродом,– снова повторил я, и с огромным усилием, задрал голову, оголяя шею. Мой взгляд был прикован к ножу, висящему снова в ножнах у нее на поясе, и я молил, что бы она послушала меня.

–Ты же понимаешь что я не жилец! Убей меня! Убей,– я уже ни о чем не думал. Сознание отрешилось от всего, желая лишь освобождения от мук.

А женщина все лепетала на своем странном языке. Указывая рукой куда-то вдаль, и отказывалась выполнять мою просьбу.

Я опустил ресницы и попытался отрешиться от всего. От боли, от безысходности и очень красивой женщины. Ругал себя за то, что сам виноват в том, что со мной случилось. Если бы я не повел себя как ребенок, и не стал бы подслушивать разговор родителей под дверью, то и не побежал бы на ночь глядя на обрыв, не увидел бы этого проклятого света, не рискнул бы выяснять от куда он. И не сломал бы свою жизнь. Что меня ожидало в будущем? Месяцы на больничной койке, долгие часы в борьбе с болью и отчаянием. Неработающая правая рука, не способная держать даже ложку. Отбитые внутренние органы (а в этом я нисколько не сомневался). Инвалидное кресло или костыли. И страшное, изуродованное шрамами лицо.

Я уже начал проваливаться в сон, когда рядом на камни упало что-то деревянное, и два мужских голоса, явно недовольных, стали спорить с женщиной. Я насторожился, и к своему удивлению, услышал как она одной короткой фразой остановила их. Больше не пререкаясь с женщиной, они подняли меня с камней на носилки, и куда-то понесли. На то, что бы посмотреть куда именно меня несут, сил уже не оставалось, и укаченный мерной походкой людей, я снова начал засыпать. Из головы настойчиво не хотела уходить лишь одна мысль. Этот отказ от смерти, которым меня одарила женщина, беспокоил меня не на шутку. Ей было достаточно лишь чуть коснуться ножом моей шеи, перерезать любой из сосудов, и тогда я бы спокойно умер во сне. А среди многочисленных ран, небольшой порез, никогда не укажет на ее причастность к моей смерти. Сейчас же я был уверен, что не выживу. Точнее, возможно и выживу, но не смогу жить с такими увечьями.

–Мамочка, прости меня,– прошептал я. Сам себя убеждая что возможно она меня сейчас и не слышит, но почувствует своим материнским сердцем мое раскаяние.

Спокойное покачивание носилок как-то плавно отступило на второй план. И мне уже казалось что меня укачивают волны бескрайнего моря, и для того, что бы избавиться от мук, терзавших душу, было достаточно лишь протянуть руку и перекрыть винт на баллоне с кислородом. А потом я провалился в крепкий сон.

Первое что я услышал, это был тихий плеск под самым ухом. Потом лишь понял что просто уснул в ванной, и резко дернувшись, сел.

Нет, я на самом деле лежал в ванной, но не в своей. Более того, все вокруг было не мое. Чужое помещение, чужая ванна, какая-то низенькая и широкая. Вода голубовато-зеленого цвета. Обитые деревом стены, гладко отшлифованные и покрытые лаком. Стопка полотенец, лежащих на столике возле большого зеркала. И все. Одна дверь за спиной. И ни окон, ни кранов для воды. Хотя, судя по всему, вода была из больших керамических кувшинов, стоящих в ряд возле дальней стены. А под потолком светился мягким светом большой белый шар, от света которого спросонья даже заслезились глаза.

Наверно я все еще сплю, и вижу сон. И все это – продолжение того кошмара.

Вспомнив тот ужас, я вскочил на ноги, и тут же со стоном рухнул обратно в воду. Правая нога уже не была синей. И судя по тому, что я мог на нее хоть и не долго, но опираться, кости зажили. Но как же она болела!

Снова сев, я стал растирать ногу, от чего боль немного стихла, и я смог уже спокойно осмотреть всего себя. Если не обращать внимание на то, что я был абсолютно гол, то все со мной было в порядке. На коленке белел небольшой шрам, а на бедре, где раньше был страшный черный синяк, длинная тонкая белая полоса. Видимо, что бы сложить раздробленные кости, врачам пришлось резать ногу. Я тут же откинул дурные мысли, и ощупал ребра. Здесь все было как прежде. Они даже почти не болели. Лишь при более сильном нажатие, отдавали слабым отголоском боли. А вот вся правая рука была буквально покрыта шрамами. Несколько белых полос на плече, аккуратно зашитых и полностью заживших, без каких-либо неровностей. Та рваная рана, то же зашитая, но все еще безумно болевшая. Локоть, с новыми шрамами. И даже на пальцах, там где были сломаны фаланги, было несколько новых шрамов. Причем все они были тоненькими и совсем не мешали. Мне захотелось увидеть свое лицо, но до зеркала я не смог бы добраться ни как, так что пришлось обойтись тем, что чувствовали мои пальцы. Две неровные полосы, тянувшиеся от уха, одна внизу по скуле, другая по щеке к носу. От двух ссадин на голове так вообще ничего не осталось.

Чертыхнувшись, я потянулся к полотенцам. Было мало приятного лежать голым в ванне, зная что сюда заходят люди. Я смог уронить всю стопку на пол, и подхватив ближайшее к себе, с трудом обмотал его вокруг бедер.

И вовремя.

Дверь за спиной тихонько скрипнула.

–Зачем ты встал? Вернись обратно в воду,– в дверном проеме стояла та самая женщина, что спасла меня после падения. Только на ней сейчас были не кожаные бриджи и обтягивающая грудь рубашка, а весьма скромное, длинное в пол, белое платье. Однако я сделал вывод, что в штанах она смотрится куда как более симпатичней. И лишь потом до меня дошло, что я понимаю ее. Слышу, что язык и не русский, и не английский, но понимал его так же хорошо, как если бы он был для меня родным. Понимал каждое слово.

Сидел в странного цвета воде, обмотанный полотенцем, с открытым ртом и смотрел на женщину как последний дурак.

Женщина подошла ко мне и положила ладонь на мое плечо.

–Я понимаю, что у тебя сотня вопросов, и я готова на них ответить, но для начала вернись и ляг в воду.

–Я… вас понимаю,– прошептал я и тут же с ужасом зажал рот ладонью. Я сам говорил на чужом языке!

Женщина ласково улыбнулась и по матерински погладила меня по голове.

–Ну а раз понимаешь, то, пожалуйста, ляг обратно в воду. Твое лечение еще не закончилось.

Пришлось подчиниться ее просьбе и довольно сильному нажатию на больное плечо.

–Меня зовут Маришь,– женщина села на край ванной, не обращая внимания на мокрые борта. Достала откуда-то маленькую баночку, и стала рассматривать и ощупывать шрам у меня на щеке. -А тебя как зовут?

–Джейк… Джейкоб.

–Джейкоб,– она коснулась пальцами уголка моих губ, и я весь напрягся. У нее были теплые мягкие пальчики, и я поразился откуда в них могло быть столько сил. -Странное имя.

–Друзья зовут меня просто Джейк.

–Джейк, -она снова улыбнулась, и открыв баночку, стала осторожно мазать шрамы у меня на лице ужасно пахнущей мазью. -Боюсь, что шрамы останутся. Будь моя воля, я бы засунула тебя в воду с головой, но увы, тогда ты захлебнешься. Да и она полностью не избавит тебя от них.

–В воду?– я откинулся на удобную выемку для головы, и закрыл глаза.

–Это живая вода. На то, что бы спасти тебя, ушел почти полугодовой ее запас.

Я ничего не ответил. Живая вода, эта обалденная женщина со странным именем Маришь, чужой язык. Все это было так похоже на сон.

–Ты устал. Тебе лучше поспать,– женщина поднялась, но я тут же перехватил ее, больной рукой сжав ногу через тонкое платье.

–Где я, Маришь? И где мама с папой? Что это за место? Я все еще сплю, или я умер?– я понял что не могу удержать ее, и пальцы без сил разжались.

–Нет, ты не умер. И ты не спишь, пока еще… Ты просто попал в чужой… другой мир.

Она присела рядом со мной на корточки, и коснулась моих волос. Ее лицо теперь было на уровне с моим, и я понял, что она на самом деле самая красивая женщина, которую я когда либо видел.

–Ты первый человек, который попал в наш мир… живым. И мы не могли дать тебе умереть.

–Я хочу домой,– тихо прошептал я, борясь с нехорошим предчувствием.

–Прости, малыш, -она опустила глаза. -Но я не могу тебе помочь в этом. И дело не в том, что я не хочу. Я просто не знаю как это сделать.

–Но…

–Джейк,– она посмотрела мне в глаза, и я проглотил слова. Я так остро понял, что она не лжет, что был поражен этим открытием. -Мне очень жаль, что ты сейчас оторван от дома, от родных. Я не знаю причин, почему ты попал в колодец, и я не понимаю как ты смог выжить. Но как только ты поправишься, и сможешь совершить путешествии, мы отправимся на великий Совет, и там мы попробуем найти способ вернуть тебя обратно. И постарайся не плакать. Живая вода не переносит соли. Я более чем уверена, что уже через пару дней ты будешь как новенький, и забудешь о ранах и боли. Отдыхай и позволь воде вылечить твое тело, а потом мы сможем нормально поговорить и успокоить твой разум.

Я смотрел как женщина плавной походкой скользнула к двери, и обернувшись, подмигнула. Она была безумно красива, и я с запозданием понял, что одна из важных частей моего тела отреагировала на нее вполне последовательно.

Устыдившись, я отвернулся и нахмурился.

Что бы не несла в себе эта живая вода, но она не только лечила, но и заставляла тело самому думать и решать о том, что ему надо. Когда тело признало, что ему нужен отдых, оно буквально тут же расслабилось. А увидев сексуальную женщину – оно захотело эту женщину. Что же оно выкинет в следующий раз? И как долго это продлится?

Когда я в следующий раз проснулся, то с удивлением отметил что голоден как бездомный пес, а во всем теле столько энергии, что хватило бы на основательную пробежку.

Полежав еще с десяток минут, и поняв что не смогу уснуть не съев хотя бы маленький сандвич, я выбрался из ванны и стерев воду, обмотался самым большим полотенцем, которое нашел. И лишь после этого рискнул посмотреть на себя в зеркало.

Сколько бы времени я не пролежал в этой воде, но волосы у меня отросли сантиметров на десять, и теперь их можно было бы собирать в хвост. Однако больше всего меня смутили две белые полосы на щеке. Одна, тянувшаяся по скуле и на подбородке сворачивающая к губе. Другая, от уха, под самым глазом, и заканчивающаяся возле носа. Шрамы выглядели так, словно им уже не один год, и не создавали на коже неровностей. Но они были. И совсем не красили лицо.