Живодерня

Илья неторопливо встал, оделся и, дожидаясь хозяина квартиры, подошел к мирно висящей "груше" и ткнул ее кулаком в кожаное туловище… И тут же застонал, схватился за кисть. "Груша" была набита песком, и непривычный кулак не вынес его плотности. Мстя "груше", Илья стукнул ее другим кулаком, но уже послабее.

Позавтракав, Илья с Сергеем спустились во двор. Там стояли синенькие "Жигули" Сергея. Гараж у него был в другом районе, поэтому машину для удобства он держал под окном.

Когда сели в машину, Сергей поставил в магнитофон кассету, и сзади из колонок зазвучал орган.

– Я только органную музыку слушаю. Это токкаты Баха. Правда, есть еще "Реквием" Моцарта. Поставить? – вопросительно взглянул он на Илью.

– Да ладно, – вздохнул тот.-Пусть играет. Только потише сделай.

Начать решили со старухи Струганого.

– Ты посидишь в машине, – инструктировал по пути Сергей. – А я схожу с каргой поговорю. Если что, тебя вызову. Понял?

Илья не очень хорошо помнил адрес: бумажку с ним он, конечно, выбросил.

– Ну что, сюда? – спросил Сергей, притормозив.

Илья колебался. За три года на улице, где жил Струганый, произошли изменения. Раньше дом был вида облупившегося и ветхого, а теперь…

– Пожалуй, сюда.

Сейчас Илья вспомнил Струганого. Он отчетливо всплыл перед глазами с торчащим изо рта штырем на пропитанном кровью матрасе… особенно хруст и хлюпанье, с которыми он вытянул железяку из горла. Непроизвольно он сморщил нос.

Над подвалом, в котором жил и умер Струганый, как мемориальная доска в его честь, висел красочный щит. На щите был нарисован голубой сверкающий унитаз "Лучшая сантехника из Европы".

– Вот в этом подвале, – показал Илья. – Только там сейчас другое что-то.

– Это где унитаз? Надо было к нему довольно улыбающийся зад пририсовать. Ладно, пойдем посмотрим.

Помещение подвала не сохранило ни следа, ни запаха бывших жильцов. Теперь подвал был отделан по европейским стандартам и населен манящей своим блеском сантехникой. Они зашли и в комнату, где жил Струганый. Хотя было здесь все по-другому, сердце у Ильи сжалось. В углу двое продавцов негромко переговаривались между собой, обрывки фраз доносились до Ильи.

– Надо было платить…

– Неделю всего… Так головой в унитаз и… В больнице сейчас… Еле выжил.

– С Китайцем, сам знаешь…

– Но неделя ведь всего…

– Сейчас он совсем ох…

Друзья вышли на воздух.

– Ну и что же теперь?

– Бабушка, где здесь жилконтора? – спросил Сергей.

Согнутая старостью в три погибели, шаркавшая по своим пенсионерским делам бабка была полуглухой, но где контора знала.

– Сенька там, Сенька-ирод продает все. Все жилье продает, – выплескивая застарелую обиду, шамкала старуха. – Сеньку убить мало…

Друзья отправились по указанному бабкой адресу, а она стояла на месте и, грозя жилистым кулаком, все проклинала какого-то Сеньку.

В зарешеченное окно жилконторы глядел голубой унитаз со щита. В просторной комнате за столами сидели работники конторы. Все они имели праздно-скучающий вид. Блондинка читала женский эротический роман. Мужчина в рабочем халате смотрел в потолок; другой мужчина, в свитере, качал ногой; и только один полный человек, в дальнем углу комнаты, лихорадочно считал, пересчитывал, потом снова считал деньги.

– Скажи, красавица, кто этим домом с унитазом заведует?

Блондинка оторвалась от чтения, посмотрела на Сергея взглядом в любую минуту и в любом месте готовой отдаться женщины.

– Семен Иванович, к вам.

Полный человек тут же перестал считать деньги, сгреб их, быстро спрятал в стол и задвинул ящик.

– Я по поводу этого подвала. Хочу знать…-начал Сергей, садясь на стул. Илья тоже сел.

– По поводу какого? – побледнев, перебил толстяк, взглянув в окно. – Этого?

Схватился за трубку телефона, положил ее на рычаг, снова взглянул в окно.

– Да, да! Этого, где унитаз, – повысил голос Сергей.

– А собственно, что? У меня все документики… – забубнил Семен Иванович.

– Нас интересует, куда делись жильцы этого подвала, – угрожающим голосом заговорил Сергей.

– Жильцы?! Жильцов-то всего одна бабка была. Так вы наследники ее? – Он опять почему-то снял трубку, снова положил на место. – Там никакого наследства, один хлам. Мы его на помойку снесли. Ничего ценного.

– Так бабка-то умерла?

– Умерла, умерла. Повесилась. Три года назад. Старая совсем была – с палкой ходила… и повесилась, видно, в маразме старческом. А если вы насчет наследства, так ничего там не было, одна рухлядь, тряпье… Правда, портфель старенький с наградными листами там, с документами был. Мы его не выбросили – в подвале где-то у нас лежит…

– Когда она повесилась? Летом? – задумчиво поинтересовался Сергей.

– Летом… Мы когда из подвала старухино тряпье выносили, Иван Иванович?

Скучный тип в свитере перестал качать ногой.

– Летом. Белые ночи как раз были.

– Ну вот, значит, и со старухой твой Егор Петрович разделался. Свидетелей убрал, – сказал Сергей, когда они вышли из жилконторы. – Теперь поехали с самим легендологом познакомимся.

Доехали до Галерной улицы быстро. Двор почти не изменился. Только куст сирени, питаясь из заасфальтированной почвы, за три года разросся. Девочка в цветастом платьице с волосами, завязанными "фонтанчиком", стукала мячиком в асфальт.

– Я знаю пять имен мальчиков: Миша – раз, Саша – два…

– Глюка! – обрадовался Илья.

– Саша – два, Илья – три…

– Здравствуй, Глюка!

Девочка сбилась. Оставленный без присмотра мячик запрыгал в сторону, испуганная, она повернулась к подошедшему.

– Это не Глюка, – сказал Илья, разочарованно глядя на незнакомую девочку. Она молча, совсем как Глюка, смотрела на пришельца.

– Извини, девочка, ошибся, – добавил он, хотя сейчас уже не представлял, как мог ошибиться – настолько девочка не походила на Глюку.

Парадная была закодирована, но как раз в тот момент, когда они подошли, оттуда выпорхнула дама с собачкой породы мастифф, и они проникли в отремонтированную парадную. Дверь в квартиру Егора Петровича оказалась бронированной.

На звонок открыла бесстрашная старушка.

– Здравствуйте, мы бы хотели видеть Егора Петровича… – начал Илья.

– Вы ошиблись, здесь таких нет, – с легким иностранным акцентом ответила женщина.

– Но он жил здесь раньше.

– Возможно, но мы здесь живем уже три года, а куда переехали прежние жильцы, не знаем.

Из-за угла высунулась тупая морда свиноподобного бультерьера и посмотрела на пришедших.

"Как же нужно любить животных, чтобы жить в одной квартире с таким ужасающе мерзким существом", – подумал Илья.

– Значит, облом, – сказал Сергей, выходя из парадной. – Но у нас, что характерно, в запасе помощник Свинцова. Хотя не доверяю я милиции…

Девочка все так же играла во дворе в мячик. Странно, как Илья мог принять ее за Глюку.

Выходя из подворотни, он оглянулся на девочку, отстав от скоро идущего Сергея на четыре шага.

– Стоять! На землю лицом вниз!! – вдруг услышал Илья, выходя вслед за Сергеем на улицу.

От машины "скорой помощи" к Сергею бежали двое рослых санитаров.

– Руки за голову! – кричал один, подбежавший первым, хватая Сергея за шиворот могучей ручищей.

– Обидел, – с сожалением сказал Сергей.

То, что случилось в следующее мгновение, сознание Ильи едва успело зафиксировать – настолько молниеносно все произошло.

Ловким и быстрым движением корпуса Сергей прокрутился под державшей его рукой, локтем нанес короткий удар в солнечное сплетение обидевшего его верзилы, от чего тот, выпучив глаза, хрипя, привалился к стене. Ребром ладони Сергей прижал его горло. Одновременно, не глядя и не оборачиваясь, Сергей нанес удар ногой в живот второму подбежавшему санитару, мол, не мешай. Тот, скорчившись и состроив страдальческую физиономию, привалился плечом к боку машины "скорой помощи" и затих.

Должно быть, давил на горло верзиле Сергей не в шутку, потому что тот, выпучившись, хрипел, и хотя был роста немалого, но старательно тянулся вверх, от чего вида был смехотворного, с опущенными вдоль туловища руками, и чем-то напоминал Илье детскую игру "Хочешь, Москву покажу?".

– Ты что, сучара? Ты что обижаешь?..-прорычал Сергей санитару.

– Ошибка… Ошибка… Прости… те… Па-рик-ма-хер… – хрипел санитар.-Мань-як…

Сергей отпустил страдальца. Тот схватился за горло, обиженно отдуваясь. Второй санитар тоже слегка оклемался.

– Мы ж не знали, что ты такой… – с расстановкой сказал второй и, слегка припадая на левую ногу, подошел. – Смотрим – без повязки. Может, ты Парикмахер.

– Мы ловим опасного маньяка, – любовно погладив потревоженное горло, сказал очухавшийся санитар. – Страшный маньяк, бегает по району с бритвой, всех расчленяет.

– Еще не поймали? – спросил стоявший тут же Илья.

– А ты кто такой? – осмотрев его и не обнаружив повязки, подозрительно осведомился санитар и сделал к Илье шаг.

– Он со мной, – заступился Сергей.

– А!.. – с уважением посмотрели на него санитары.

– Да разве ж его поймаешь. Хитрый, гаденыш!

– Но очень опасен. Если встретите, лучше от него подальше держитесь.

– А ты лучше б повязку черную надел: здесь все с черными повязками ходят, чтоб мы отличали, – посоветовал санитар Сергею. – Мы-то ладно, тебя в лицо теперь знаем, а если другая смена? Они ребята крутые, как бы чего не вышло.

– Вот и я думаю – не вышло, – в тон им сказал Сергей. – Так что ты им по смене передай, пусть сами с повязками ходят. Я их узнаю и, что характерно, трогать не буду.

Санитары похромали к машине.

– Здорово ты их! – сказал Илья, с восхищением глядя на товарища.

– Да это невзаправду. В боевых условиях тот, кто сзади, должен был умереть, а я его ногой только тронул. Вот тебе первое научение: не хватай никого руками – обидишь.

В здании милиции никаких изменений не произошло. Было оно все таким же неприглядным, и в коридорах стояли те же стулья.

– Знаешь, если у тебя данные будут спрашивать, соври лучше – не доверяю я ментам.

Григорий Семенович Алиев принял их сразу.

– Мы с вами встречались три года назад,-начал Илья. – Тогда еще капитан Свинцов…

– Помню, помню, – прервал его Алиев. – Вас тогда Свинцов вызывал по поводу дома двадцать пять. Вы, если не ошибаюсь, жили в доме напротив.

– Нет, я был там в гостях.

– В гостях… – задумчиво проговорил Алиев и внимательно посмотрел на Илью. – А сами вы где прописаны?

– Я сам из Новгорода.

– А здесь, значит, в квартире двадцать четыре гостили. А убийство при вас произошло, да?

– Какое убийство?

– Зверское убийство, с особой жестокостью. Паспорт-то у вас с собой?

– Да нет, я… – Илья побледнел, руки стали влажными.

– Кого убили-то? – спросил Сергей развязно, нагло глядя на следователя.

– А вы, собственно, кто?

– Я дальний родственник Ильи Николаевича.

– Тогда подождите в коридоре, пожалуйста.

Следователь заправил в пишущую машинку протокол и стал впечатывать туда данные Ильи. Помня предупреждение Сергея, Илья все переврал.

– А кого убили? – спросил он.

– Убили Семена Михайловича Никакого, – со вздохом сказал следователь, – а жили вы у Егора Петровича. После смерти гражданина Никакого Егор Петрович бесследно исчез. Из этого следует, что либо он является соучастником преступления, либо тоже, как и Никакой, жертвой. Видите, я от вас ничего не скрываю. А вы, по свидетельству соседей, как раз и гостили в это время у Егора Петровича и тоже бесследно исчезли. Давненько мы вас разыскиваем. Я от вас ничего не скрываю. Все говорю. Стиль работы такой. А гражданина Никакого перед смертью, надо полагать, пытали жестоко – на ногах у него мясо словно выщипано. Фотографии показать?

Следователь полез в стол.

– Нет, спасибо, не надо…

– А он инвалидом считался, сердце у него искусственное – не выдержало, пружинка сломалась… Видите, ничего не скрываю. Знаете что, Илья Николаевич, вы посидите минуточку в коридоре. Я вас вызову.

Когда Илья выходил в коридор, то видел, как следователь снял телефонную трубку.

– Эх, чувствовал я, что не нужно в милицию идти, – сказал Сергей со вздохом. – У них свои методы работы, у меня свои. Но каков Егор Петрович? Каков сукин сын! Все-таки на тебя вывел, – прослушав доклад Ильи, сокрушался Сергей. – Если он тебя подозревает, зачем тогда в коридор выпустил? Странно это.

Илья пожал плечами.

– Ведь ты драпануть можешь, а?

Дверь в кабинет следователя открылась.

– Значит, вот вам повестка. Послезавтра жду вас у себя, – сказал он. – Сейчас у меня дела важные.

Оказавшись на площади Труда и обнаружив кафе, зашли перекусить.

– Значит, одни трупы, а следов никаких, – во время обеда говорил Сергей. – Мистика какая-то, или твой Егор Петрович очень опасный тип и не в себе. Судя по тому, как он над невинными насекомыми издевался, от него всего можно ожидать. Каков хитрец! Следы все замел и тебя подставил.

– Ни за что бы не подумал, что он такой,-сказал Илья, покачав головой. – Но зачем он Сему Никакого убил, не пойму. Ведь когда он рассказывал о подземной чуди, то говорил, что знающий об этом народе подвергается смертельной опасности. Ведь тогда наш разговор Сема Никакой подслушал.

– Ты мне об этом не говорил.

– Но Егор Петрович сказал, что Семе никто не поверит.

– Забудь ты о чуди. Нет никакой чуди. Понял? Возможно, раньше была, а теперь давно уже нет. Конец века, а ты веришь во всякие сказки. Пудрил он тебе мозги специально, чтобы бардак у тебя в башке навести. А насчет обструганного мяса с конечностей покойников я тебе вот что скажу: есть такие африканские рыбки, пираньи называются, так они, что характерно, в десять минут от человека один скелет оставят. А если у твоего Егора Петровича в аквариуме десяток таких водоплавающих живет, сунул им туда руку, потом – ногу… Вот и струганый.

После обеда заказали кофе.

– Но одно, пожалуй, неясно, – задумчиво начал Сергей, закуривая. – Для того чтобы убрать Никакого, у легендолога наверняка свои причины были. Непонятно, почему тебя следователь отпустил. По всем их законам должен бы он тебя в кутузку заключить. А он выпустил.

– Он же сказал – дела.

– Может, и дела, – пустив кольцо, сказал Сергей. – А может, и что-то другое… Ну ладно. Делать нечего, давай-ка мы с тобой в домик выселенный заглянем, может, что интересное обнаружим.

Ворота все так же были скованы цепью, да и в самом дворе изменений никаких не произошло. Все те же горы хлама и мусора, только теперь в хламных завалах Илья заметил новое поколение быстрых и шнырких котят.

Походили по пустому дому. Предприимчивые граждане почти везде отколупали паркет, и бродить по комнатам было уже не так интересно.

– А в подвалах тут что? – спросил Сергей.

– Подвалы водой затоплены. Только один подвал сухой был. Вернее, не подвал, а котельная. Там маньяк Парикмахер спал.

– О! Пойдем-ка посмотрим на этого злодея. Жуть как хочется на него посмотреть.

Они спустились во двор.

– Вон там, в углу, дверца… – сказал Илья, снизив голос.

Ему стало страшновато, хотя с Сергеем он чувствовал себя увереннее, но по пути все-таки поднял ржавую металлическую трубку.

– Вроде свет там горит, – сказал Сергей, подходя к лесенке, ведущей в котельную.

– Ти-ше, – прошептал Илья.-Значит, дверь резко вышибаем…

– Дверь-то открыта, зачем вышибать…

Глава 4

МАНЬЯК ПАРИКМАХЕР

Они бесшумно спустились по лестнице, Сергей толкнул дверь и бесстрашно вошел в подвал. Илья, сжимая скользкое металлическое средство защиты, тоже вошел.

В котельной горел свет. Прямо посреди помещения сидела дама, вся в белом, с мокрым от пота лицом и головой. Над ней стоял всклокоченный Парикмахер (Илья сразу узнал его) в белом халате; со зверским лицом он замахивался на нее острыми ножницами, должно быть метясь в глаз.

Только мельком взглянув на эту ужасную картину, Илья мгновенно понял всю опасность ситуации и, потрясая железным предметом, заорал бешено:

– Всем оставаться на местах! Руки вверх!! Стрелять буду! – почему-то добавил он неожиданно для себя, хотя стрелять ему было не из чего.

Парикмахер бросил на пол ножницы, поднял руки и отступил назад. Застигнутый на месте преступления, он с ужасом смотрел на ворвавшихся в подвал мужчин.

– Стой смирно, – посоветовал Илья Парикмахеру. – Не то! – Он показал железяку.

– Нахал, – негромко сказала мокрая женщина.

– Что? – не понял Илья, подходя и склоняясь над ней.

– Нахал, – повторила она и, выпростав из-под простыни руку, изо всей силы ударила Илью по щеке. – Из-за таких, как ты, человек работать не может. Стукач!

Сергей, стоявший у двери, молча наблюдал.

– Простите, мадам! – засуетился Парикмахер. – Давайте в другой раз. Видите, ко мне пришли из казенного дома товарищи. Я вас запишу…

Он взял со стола тетрадку.

Илья с горящей щекой отошел в сторону, начиная о чем-то догадываться. Парикмахер записал женщину на другой день, и она, прикрыв мокрые волосы шляпкой и унизив битого Илью уничтожающим взглядом, удалилась.

Илья, стоя у стены с трубкой в руке, чувствовал неловкость ситуации.

– Я знал, что вы когда-нибудь придете,-усталым голосом сказал Парикмахер, усаживаясь на диван, на котором три года назад застал его Илья спящим. – Но только зачем пугать клиентов? Извольте, я готов заплатить штраф. Где ваши бумаги?.. Только учтите – я ведь считаюсь психически неполноценным. Мне льготы никакие не полагаются? Ну хорошо. Давайте, давайте свои бумаги. – Достав из нагрудного кармана очки и надев их, замахал рукой Парикмахер.

– Какие бумаги? – спросил Илья растерянно.

– Как "какие"? Я ему говорю: "Давайте бумаги". А он меня спрашивает: "Какие бумаги?" Вы ведь, молодой человек, из налоговой инспекции, у вас бланки должны быть. Или теперь дубины вместо бланков выдают? – бросил он взгляд на железяку в руке Ильи.

– Ладно, папаша, расслабься, – вступил в разговор Сергей, садясь на стул в центре помещения. – Мы к тебе по другому делу.

– Как "по другому"? Так вы не из налоговой инспекции?

– Нет… Видите ли… – начал растерянно Илья, но Сергей перебил его.

– Нет, папаша. Нам тебя как классного мастера рекомендовали. Сказали, что лучшего парикмахера в городе не найти. Ты друга моего извини – пошутил он. Правда, Илья?

– Правда…

Илья пожал плечами, аккуратно ставя железяку к стеночке.

– А-то я завтра женюсь опять, а на голове черт-те что.

– Так вы не из налоговой инспекции, – бубнил озадаченно и радостно Парикмахер. – А то я жду их набега. Каждый день жду. Мне говорили, что они вот так же, как вы, приходят – с воплями. Ну раз вы стричься… – Парикмахер обрадованно поднялся с дивана. – Свадьба, говорите. Тогда я вас лучшим образом. Идите, молодой человек, мочите голову. Вон, под краном.

Парикмахер обмотал Сергея белой простыней и принялся за стрижку.

Обескураженный Илья кротко сел на краешек дивана, ничего не понимая. Что это тот самый маньяк-убийца по кличке Парикмахер, было несомненно. Ошибиться он не мог, но что сейчас происходит перед его глазами, тоже понять не мог. На всякий случай он пристально наблюдал за каждым щелчком ножниц, который мог оказаться для бесстрашного Сергея последним. Илья следил за острыми их концами, с молниеносной скоростью летающими над головой его товарища, щелканье сливалось в треск: "Чик-чик-чик…" Так же безостановочно говорил и Парикмахер.

– Пожалуй, по древности наша замечательная профессия может поспорить с проституцией. Первые прически, представьте, встречаются уже в Египте в пятом тысячелетии до нашей эры. В Древней Греции мастеров стрижки называли калимистрами. В средневековье представители нашего парикмахерского искусства были банщиками. Они же вырывали зубы и пускали кровь клиентам…

"Чик-чик-чик…" – стрекотали ножницы в его руке.

При последних словах Сергей, как показалось Илье, вздрогнул.

– Это называлось занятиями "малой хирургией". Из-за безнравственности профессии банщика (в то время, знаете ли, мылись одновременно оба пола) работу брадобрея считали "нечистой профессией". Вообразите себе, их сравнивали с могильщиками и палачами, им даже запрещалось носить оружие – тогда это считалось унижением. Не все, должно быть, знают, что из брадобреев развилась профессия фельдшера, что в переводе означает "полевой парикмахер". Так что от брадобреев пошла профессия врача. И долгое время вместе с врачами брадобреи участвовали, представьте, при вскрытии трупов.

"Чик-чик-чик…" – стрекотали ножницы.

Заслушавшийся Илья забыл следить за смертоносным инструментом в его руках.

– Но самый мощный расцвет парикмахерского искусства пришелся на правление достойнейшей женщины – Марии Антуанетты – в тысяча семьсот семьдесят четвертом году. Тогда парикмахеры требовали приравнять их даже к художникам…

– Скажи, папаша, – вдруг прервал его Сергей. – А почему ты – профессионал такого уровня – устроил свой салон в этом задрипанном дворике?

– Ох, молодой человек, – вздохнул Парикмахер. – Это тяжелая история, которую я не люблю рассказывать. Теперь ваша невеста будет любить вас во много раз больше.

Он снял с Сергея простыню.

– Да-а-а… Ты, папаша, настоящий художник, как при Марии Антуанетте, – рассматривая себя в зеркало, проговорил Сергей.

Парикмахер расплылся в улыбке.

– Я бедный парикмахер. У меня больше ничего нет, – сказал он. – Но я могу подарить вам на свадьбу эту прическу и не возьму с вас за нее денег, молодой человек. Ведь я тоже когда-то был женат.

– Слушай, папаша, тут по улице гоняет какая-то "скорая помощь". Сдается мне, что она парикмахеров вылавливает. Может, что характерно, взорвать ее, а? Это я в момент.

– Не надо, не надо! – замахал руками Парикмахер, усаживаясь на стул. – Это милейшие люди. Они тоже зарабатывают свой кусок хлеба, им тоже нужно кормить семью.

– Тогда я чего-то не понимаю, – сказал Сергей, садясь на диван рядом с Ильей и закидывая ногу на ногу.

– О друг мой. Это печальная история. Я расскажу вам ее, чтобы вы никогда не связывались с этими ужасными людьми. Даже если они будут предлагать вам очень много денег. Пять лет назад я работал у Китайца. Причем я стриг не только его, но и всех его людей. И я скажу, что я имел тогда хорошие деньги. Да, мы, евреи, любим хорошие деньги. Да, евреем быть страшно, но я уже больше ничего не боюсь: я устал бояться. Поэтому я говорю вам, что мы, евреи, любим хорошие деньги. А кто же их не любит?! И тогда я их имел. Но Китаец – человек нрава очень крутого. Терпел я много. Я терпел всю жизнь, поэтому я привык терпеть. Но Китаец…

– Послушай, папаша, что ты все "китаец" да "китаец". Что за китаец? Откуда он взялся?

– Так вы не знаете?! Сразу видно, что вы культурные люди. Это же самый страшный человек. Ведь он держит в страхе весь город. Весь город платит Китайцу. Я приходил к нему каждый божий день и брил его. Сказать честно, он платил хорошие деньги, и я жил благополучно, и вся моя семья жила благополучно. Но это страшный человек. И я терпел этого страшного человека. Но однажды я не вытерпел. Очень напрасно с парикмахеров не берут клятву Гиппократа. Я не стану говорить, как он меня обидел. Но это было так сильно, что у меня от обиды затряслись руки. И во время стрижки я отстриг ему мочку уха. Это было впервые в моей жизни, и больше никогда, никогда у меня не дрожали руки. Я думал тогда, что он просто убьет меня. Что стоило ему убить парикмахера-еврея. Ведь на его совести много жизней. Лучше бы он убил, но он сделал хуже – он испортил мне жизнь. Он отправил меня в психиатрическую больницу, где меня стали колоть медикаментами для "выздоровления". Но чудом мне удалось бежать… А как я бежал!.. Как я бежал из психбольницы! Об этом можно писать роман! Представьте, я бежал через подземный ход. Нет, это не значит, что Парикмахер вырыл его своими руками. Мне показал его один очень хороший человек – он был алкоголик. Они нашли его по случайности. Было холодно. Они полезли в трубу и нашли этот ход. Потом этот достойнейший человек попал на отделение в горячке. Он-то и показал мне ход. Для этого нужно было попасть в палату, отодвинуть кровать на колесиках, поднять линолеум… Мне помог один очень хороший человек – он был сумасшедший. Он просил позвонить его маме. Но я потерял номер телефона. Я бежал, мне было страшно… Я никогда никого не обидел. Клянусь. Но Китаец, узнав о моем побеге, нанял две машины с санитарами, чтобы они непременно поймали Парикмахера и отправили к психам. – Парикмахер замолчал, грустно глядя в пол и покачивая головой. – Но они хорошие люди, и им тоже нужно кормить семью, поэтому они не могут меня поймать. Если они поймают Парикмахера, то лишатся работы. Но стричься ходят только ко мне. А работать они стараются. Китаец уже подсылал людей с инспекцией. Им работа понравилась.

– Скажите, вы не были знакомы с Егором Петровичем? – спросил Илья. – Он в доме напротив жил.