Полная версия
Французский Трофей 2. После войны
– Живой, – вторил ей Этьен, вжавшись своим лбом в ее.
Подняв руку, он бережно стер слезы с щек Жени и уже почти потянулся к ее губам, но вспомнил о том, что они совсем не одни, поэтому только снова крепко обнял, просто не в силах сейчас соблюдать церемонии.
– Как же так? Как так? – спросила Женя, прижимаясь к нему и ощущая себя и потрясенной, и счастливой до безумия, до слабости во всем теле.
– Я думал, ты погибла, Женя… Лицо твоё окровавленное видел. Не смог руку того турка проклятого отвести, – принялся виниться Этьен, судорожно сглатывая подступающие к горлу спазмы.
– Я тоже думала, что ты погиб.... И в списках ты был, – прошептала она. – А ты тут, живой, со мной… Почему не дал знать, что, жив?
– Я не знал, кому писать… Василию коньяк отправил, а он видишь, не дошёл, – рассказал Этьен.
Тут на дворе снова послышался шум, а через минуту в столовую влетел Михайловский в распахнутой бобровой шубе, а следом за ним Василий с бутылкой наперевес.
– Женя! – с порога воскликнул он, но увидел Этьена, да так и осел на ближайший стул.
– Видимо, дошел, – догадался Саша.
– Он живой. Вернулся ко мне, – улыбнулась Женя, и это была первая настоящая улыбка за очень долгое время. – Счастье мое.
Василий принялся креститься, а Михайловский не удержался и пустил скупую мужскую слезу, а потом спохватился.
– Как же так вышло, что мы ничего не знали? – врач всплеснул руками, с укором глядя на Этьена. – Как же вы так исчезли? Женя вон сколько убивалась.
– Я не знал, – виновато прошептал Этьен. – Я думал, она погибла… сам видел, – он снова повернулся к любимой и провел пальцем по шраму.
– Отвел ты его удар, – прошептала ему Женя. – Ранил, но не убил. Спас меня, любимый. А я тебя не сумела, – она крепко прижался к нему, вздыхая. – Полгода без тебя, словно жизнь целая. Каждую ночь ты мне снился, сердце болело, ни минуты без мысли о тебе.
И хотя Евгений Дмитриевич уже догадывался, эти слова дочери окончательно поставили все на место. Он лишь вздохнул, понимая, насколько сильны и серьезны чувства – возражать бесполезно. Самым сложным тут теперь было объяснить все жене. Она французов очень невзлюбила за то, что война сделала с ее детьми, и дочерью в особенности.
– Это я должен был беречь тебя, – у Этьена снова защипало в носу, и он принялся целовать руки Жени.
Тут уже и Василий не выдержал, шмыгнул носом и шумно высморкался в платок.
В разгар этой сцены явилась мать Жени и удивленно потребовала объяснить, что тут происходит. Женя же не слышала и не видела ничего, кроме своего возлюбленного.
Поэтому объясняли ей Саша, а поддержку ему оказывал Михайловский, рассказывая все максимально деликатно, оставляя за Женей право посвятить мать в детали своих чувств к Этьену.
– Ты ведь не уедешь? – спросила Женя, вздыхая. – Не покинешь меня больше?
– Никогда, Женя! На шаг от тебя не отойду, – прошептал Этьен, снова прижимая ее к себе.
Последним, шокированным новостью, оказался Мишель, который спустился в столовую позже всех. Народу было столько, что он и не понял, из-за чего весь сыр-бор, но потом увидел Этьена и тоже не сдержал изумленного возгласа.
Женя улыбнулась брату и кое-как вместе с Этьеном поднялась на ноги.
– Он жив, – сказала она. – Миша, он вернулся ко мне.
Мише тоже рассказали, почему возникло такое недопонимание, и он кинулся обнимать Этьена и сестру.
– Счастье! Какое же счастье, – у него словно камень с души упал.
Только мать Жени ничего не понимала и громогласно требовала от Жени объяснений. И та, вздохнув, решила ничего не скрывать.
– Этьен, человек которого я люблю. Которого я считала погибшим на войне. И оказалось, что все не так, что он жив, и вернулся ко мне. Мы любим друг друга.
После этого признания произошло то, чего следовало ожидать – Екатерина Алексеевна лишилась чувств и благополучно упала на руки супруга, так что все кинулись к ней.
– Холодной воды и нюхательную соль, – потребовал Михайловский, оказавшись ближе всех.
Впрочем, пришла в себя барыня довольно быстро, и уставилась на Женю диким взглядом.
– Это же не правда? – спросила она. – Грешно ведь, родная! Без брака!
– А людей на смерть отправлять не грешно? – спросил Евгений Дмитриевич у супруги. – Не нам судить, Катенька. Наша дочь нашла родную душу. Или ты хочешь, чтобы она убивалась, не имея нашего благословения?
Женщина хотела было возразить, но поняла, что муж прав и перечить не стала, только вздохнула, кивнув.
– Хорошо, будет ей наше благословение.
Улыбнувшись, граф расцеловал руки супруги и повернулся к дочери.
– Думаю, вам есть, о чем поговорить наедине.
Женя улыбнулась, смущенно покраснела и повела Этьена наверх, в свою комнату. И что удивительно – вовсе забыла о трости.
Глава 2.
– Любимая моя, – когда они остались наедине, Этьен снова крепко прижал Женю к себе и несколько секунд смотрел в ее глаза, а потом крепко поцеловал.
Этот поцелуй был самым нежным и невероятным. Словно их первый, такой любящий и страстный.
– Этьен…– прошептала Женя, вздыхая.
– До сих пор не верится, – признался Этьен, начав покрывать ее лицо поцелуями, и вдруг спохватился. – Постой, Саша сказал, что ты в это время на работу уезжаешь.
Женя вспомнила, что у нее действительно рабочий день.
– Сегодня не планировалось ничего важного из операций. Попрошу Андрея Ионыча отпустить меня, – сказала она.
– Не думаю, что он будет возражать, – Этьен улыбнулся, не в силах насмотреться на возлюбленную. – Давай вместе сходим, – предложил он.
Женя кивнула, не отпуская его руку и они вдвоем пошли вниз, к Михайловскому.
– И ты с дороги голоден, наверное. Попрошу Дуняшу подать завтрак в мою комнату.
– Было бы неплохо, – Этьен виновато кивнул – нормально он ел еще дома, а в дороге лишь немного перекусывал, да и то по настоятельному требованию Саши.
Они спустились вниз и обо всем договорились. Михайловский тут же согласился, разрешив Жене неделю не появляться в госпитале, тем более что свадьба через два дня. А Дуняша уже тащила огромный поднос наверх в комнату Жени.
– Я так рад, что твои родители отнеслись с пониманием, – сказал Этьен, когда они возвращались в комнату. В животе у него уже начинало урчать.
– О, а как я рада, – ответила Женя. – Не иначе потому что у Миши свадьба, и матушка по уши в подготовке. Но еще больше я рада что ты со мной…Мои мечты сбылись.
– А я даже не мечтал, ну, после того боя, – повинился Этьен.
Наверное, Жене было немного легче, ведь она не видела Этьена мертвым.
– Как ты оказался у французской армии? – спросила Женя. Они устроились в креслах перед камином и стали завтракать.
– Я плохо помню, – признался Этьен, откусив едва ли не половину булочки. – Мне кажется, я шел… но не уверен, к чьему лагерю, а потом уже очнулся в госпитале. Меня узнал один из сослуживцев, вот и не убили.
– Какое счастье, – выдохнула Женя. – Господь уберег тебя, – к ней тоже вернулся аппетит, и она ощутила, что страшно голодна.
–Я боялся, ты сочтешь меня предателем, – признался Этьен погладив его по руке.
– Ты никогда не будешь предателем для меня, – ответила она, переплетая их пальцы. – Я тебя люблю.
– И я тебя люблю, Женя… Очень люблю, – Этьен в очередной раз отвлекся от еды, чтобы сжать ладонь возлюбленной двумя руками и поцеловать ее.
Некоторое время они только ели и целовались. Потом Женя увела его на кровать – полежать в обнимку.
– Помнишь узкие походные койки? – сказала она.
– Конечно, – кивнул Этьен. Они лежали лицом друг к другу, не в силах насмотреться. – А палатку на берегу ручья помнишь? – спросил он.
– Она мне часто снилась, – улыбнулась она, гладя его руки и целуя их. – Самое волшебное место на свете.
– Мне тоже, – прошептал Этьен. – Мысленно я возвращался туда, чтобы уйти от кошмаров. Но теперь их не будет, – он счастливо вздохнул, снова целуя ее.
– Какое счастье просто лежать вот так с тобой рядом, – прошептала ему Женя.
– Я мог бы провести так всю жизнь, – признался Этьен, целуя его в губы.
Его сейчас совершенно не волновало, что подумают о них домочадцы Жени. В особенности ее суровая и властная мать, которая его чуточку пугала.
– И я тоже, – улыбнулась она, отвечая на его поцелуи. – Твои губы все такие же мягкие.
– А ты все такая же красивая, – Этьен и правда совершенно не видел шрама через Женино лицо – перед ним была все та же девушка. Он и себя не чувствовал человеком с сединой на висках.
– Не смеши, моя мать была в ужасе, когда увидела меня, – улыбнулась Женя. – Это ты из нас двоих красавчик, – она нежно поцеловала его. – Поседел только.
– Не разлюбишь меня теперь? – Этьен придвинулся к ней поближе и поцеловал в шею, где заканчивался шрам.
– Никогда. А ты меня? – спросила она, закрыв глаза от сладкой дрожи.
– Мое сердце перестанет биться прежде, чем я тебя разлюблю, – ответил Этьен.
Женя улыбнулась и крепко-крепко его обняла, положив голову ему на грудь.
– Любимый мой…Сердце мое.
Прикрыв глаза, Этьен поглаживал ее по спине и сам не заметил, как заснул, умиротворенный близостью самого главного в своей жизни человека.
Женя тоже уснула, крепко, без кошмаров и снов, впервые за долгое время.
Их не беспокоили. Только ближе к обеду Дуняша заглянула тихонько, чтобы предложить принести покушать, а, увидев их, перекрестила и ушла, настрого запретив прислуге даже летать мимо двери молодой барышни, не то что ходить.
Проснулись они к ужину, отдохнувшие и словно исцеленные друг другом. Женя сначала боялась открыть глаза, поверить в то, что она считала, ей приснилось. Но Этьен был рядом, а значит все было вовсе не сном.
– Любимый… – прошептала она ему.
Не меньший восторг испытал и Этьен от пробуждения. Проснувшись не от кошмара, в кои-то веки, а после полноценного отдыха, он обнял ладонями лицо возлюбленной и принялся покрывать его поцелуями.
– Счастье какое, Женя! Счастье-то какое…
Женя счастливо засмеялась и ответила на его поцелуи, крепко прижавшись.
– Ну, в баньку и ужинать? – предложила она. – А потом опять сюда, в постель.
– А в баньку вместе? – спросил Этьен и даже немного смутился, вспомнив их последнюю ночь. В реакции своего тела он не сомневался. – Ты уверена, что это будет прилично – остаться на ночь в твоей комнате? – уточнил он неуверенно.
– Вместе, кто же еще тебя попарит кроме меня? – улыбнулась Женя. – И мне все равно. Это будет неприлично, но я так хочу.
– Я просто не хочу, чтобы у тебя были проблемы с родными из-за меня, – пояснил Этьен, поднимаясь на ноги. – Наверное, стоит попросить у твоего отца хотя бы позволения остаться в вашем доме.
– Абсолютно уверена, что он не откажет, но, если тебе так будет спокойнее, спроси. – ответила Женя. Матери она собиралась решительно противостоять, если та вдруг будет скандалить и вспоминать о приличиях. Все ее приличия остались на войне. Теперь хотелось любви и свободы.
– Будет, – кивнул Этьен и благодарно улыбнулся. – Я очень хочу познакомить тебя с родителями, – шепнул он, выходя с Женей из комнаты.
– А они что, знают про меня? – удивленно спросила Женя. – И как они отнеслись?
– Отец знает все, маман считает, что мы близкие друзья, но теперь, думаю, отец расскажет ей правду. А если нет, я все расскажу сам, – пообещал Этьен.
– Они не отрекутся от тебя? – спросила она. – Что ты будешь делать, если она будет против?
– Не думаю, что такое возможно… – Этьен задумчиво покачал головой. – Если же это случится, в Женеве у меня есть небольшое поместье, завещанное мне дедушкой, будем жить там.
– А в России побыть не хочешь? Посмотреть, как мы живем, – улыбнувшись, предложила Женя. – Тут хорошо зимой.
– Так я же не собираюсь завтра уезжать. Только письмо им напишу, – ответил Этьен и чуть нахмурился, вспомнив про пресловутую бутылку коньяка. – Только бы отправить с оказией.
– Миша с женой отправятся на южное побережье Франции в свадебное путешествие, они могут передать, – предложила Женя. – Кстати невеста его – дочь Михайловского.
– Это было бы замечательно, – кивнул Этьен, останавливаясь на последней ступеньке лестницы, ведь просто не знал, куда идти дальше. – Это же замечательно! – он улыбнулся, услышав новость. – Я могу пойти с тобой на свадьбу?
– Конечно. Как же иначе? – кивнула она, ведя его в кабинет, где обычно проводил время отец.
– Ну, вдруг это неуместно, – он пожал плечами, улыбнувшись, и последовал за Женей, а та открыла дверь, постучавшись.
– Папа, это Этьен. Хотел с тобой поговорить, ты не занят? – спросила Женя, обратившись к отцу, сидевшему возле камина.
– Здравствуйте, Евгений Дмитриевич, – Этьен поздоровался, получив дозволение войти, и занял кресло, на которое указал граф. – Женя любезно предложила мне быть гостем в вашем доме, но я не могу спросить вашего позволения.
– О, разумеется вы наш гость, – ответил Евгений Дмитриевич. – Женя вольна распоряжаться этим домом в равной мере. Хорошо отдохнули с дороги?
– Да, замечательно, – ответил Этьен, невольно смутившись от того, как именно они отдыхали. – Благодарю вас. Сейчас я морально не готов расстаться с Женей.
– Понимаю. – улыбнулся Евгений Дмитриевич. – Полагаю, ваши намерения в отношении моей дочери очевидны, и отдельная комната вам будет не нужна?
– Только если вы позволите… – Этьен вспыхнул до кончиков ушей. – Мне бы не хотелось, чтобы кто-то из ваших домочадцев чувствовал себя неловко.
– Девочкам по спальням старших сестер шастать вообще не следует, а с Екатериной я поговорю, – ответил он. – Не извольте беспокоиться.
– Спасибо вам, Евгений Дмитриевич, – с искренней, неподдельной благодарностью ответил Этьен.
– Не за что, голубчик, – улыбнулся он. – Ужин через час. Приведите себя в порядок, освежитесь. Миша только-только из баньки пришел, пока натоплено.
– Отлично, мы как раз собирались, – кивнул Этьен и, еще раз поблагодарив, поднялся на ноги. Женя подавила смешок и крепко обняла отца, поцеловав его в макушку. Она и подумать не могла, что он все поймет и не будет возражать.
Для начала они выяснили, куда отнесли чемоданы Этьена, там он взял себе чистые вещи и пошел за Женей.
– Знаешь, что мы делаем, когда паримся зимой? – улыбнулась Женя, когда они вошли в предбанник.
– Хлещете друг друга вениками? – предположил Этьен, начав раздеваться, решив, что делать это нужно в любом случае.
– Не только, – улыбнулась она. – Мы прыгаем в озеро. Ну или в снег. Там уже вырубили прорубь, зима в этом году ранняя и холодная.
– В прорубь? – Этьен замер и невольно даже отступил на шаг. – А сердце из-за этого не остановится?
– Нет. Но кричать и ругаться следует в обязательном порядке, – улыбнулась она. – Ты справишься, я уверена.
– Ну, надеюсь, – уверенности в голосе Этьена было немного, но, после всего пережитого отказываться от такого он точно не собирался. – В конце концов, рядом со мной врач.
– Вот именно, – кивнула Женя, раздеваясь. А после чмокнула Этьена в щеку и открыла деревянную дверь в баню. На них сразу дохнуло влажным теплом, жаром, ароматом распаренных веников, и разогретого дерева.
– Я скучал по этому запаху, – признался Этьен, входя в парилку. В Европе не было ничего подобного, и он даже подумывал выписать специалиста из России, но не решился, опасаясь тягостных воспоминаний.
– Здесь лучше, чем в лагере, – ответила Женя. – Отец сам занимался. Подбирал каждую дощечку. Запах, целебные свойства. Он в этом разбирается, ложись давай, попарю тебя.
– Хорошее место, – кивнул Этьен, неожиданно ощутив какую-то добрую волну, исходящую от помещения, словно от самих стен. Он послушно улегся на полок, подложил руки под голову и прикрыл глаза.
Женя взяла один из веников, положила его в теплую мыльную воду, а сама пока окатила Этьена из ушата, чтобы разогреть. Не удержалась, погладила по спине и плечу, увидев каждый из его шрамов. И мысленно пообещала себе зацеловать ночью каждый. А потом взялась парить его.
На первый удар Этьен вскрикнул, больше от неожиданности, а потом только стонал, чувствуя, как целебный жар наполняет все тело. Целебным он был и для души, как и близость Жени.
Женя охаживала его, не жалея, даже вскрикивая от усилия.
– Переворачивайся, – скомандовала он, обдав его прохладной водой из ушата.
– Ох… сейчас, – Этьен чувствовал себя медузой, поэтому поворачивался с трудом, но ему это все же удалось, и он улыбнулся Жене, глядя на нее снизу-вверх.
Женя не удержалась, нежно чмокнула его в губы, а потом снова принялась охаживать уже весьма растрепанным веником.
Только эти хлесткие, приятно жалящие касания помогали Этьену не возбудиться, иначе это непременно произошло бы.
– Давай теперь я, – прохрипел он, окончательно растекшись на полке.
– Хорошо, – Женя перевела дух, отдала ему веник и тоже легла на полок, улыбаясь своему любовнику.
Тогда и Этьен не удержался – сначала поцеловал Женю, а потом принялся хлестать ее веником, стараясь не причинить боль. Но Женя только наоборот подгоняла его, требуя хлестать сильнее и сильнее.
– Еще, Этьен, не жалей!
Тогда Этьен попросил ее перевернуться на живот, и вот тогда уже стал охаживать в полную силу, доводя кожу до малинового цвета.
Женя не стесняясь, покрикивала от удовольствия, а потом, когда они оба распарились, окатили друг друга водой, взяла его за руку и повела к другой двери.
– Готов? – шально улыбнулась она, тяжело дыша и сверкая глазами.
– С тобой я готов на что угодно, – кивнул Этьен, сжимая ее руку.
Было немного страшновато, но, когда дверь распахнулась, и в нее ворвались сизые облачка пара, им овладело странное восторженное предвкушение, и, кажется, уже он сам тащил Женю к проруби, в которую и сиганул, громко заорав от смеси ужаса и эйфории.
Женя тоже вскрикнула, когда они прыгнули в прорубь. Там было неглубоко, они даже толком не нырнули, но вынырнув, сразу вылезли на снег и Женя, зачерпнув горсть, стала яростно растирать визжащего Этьена.
Убедившись, что не умер от этого, Этьен потом сделал то же самое, а когда они охладились, вместе рванули обратно в парилку.
– С ума сойти! – ему просто не хватало слов от избытка эмоций.
Женя счастливо хохотала и облила их обоих теплой водой, а потом они уселись на полок.
– Как тебе? – спросила она, целуя его.
– Очень… необычно, – признался Этьен, обняв ее за плечи. – Столько ощущений. И кажется, что невозможно дышать, но при этом словно все тело дышит.
– Вот, это хорошее и правильное ощущение. Как и должно быть после баньки, – кивнула Женя, беря мочалку и нежно начиная намыливать любимого.
– Женя… – Этьен неуверенно остановил ее, смущенно и виновато закусив губу. – Боюсь, после такого я точно не смогу сдерживаться. Может, лучше каждый сам помоется?
– А кто нас тут увидит? – спросила Женя. – Я так по тебе соскучилась. Не сдерживайся.
– Нас ведь к ужину будут ждать, – с угасающей уверенностью добавил Этьен, уже целуя его в плечо.
– Еще двадцать минут есть, – ответила она. – Можем пока…слегка. А ночью как следует…
– Слегка? – переспросил Этьен, придвигаясь все ближе к Жене, целуя ее в шею и проводя по ней кончиком носа.
– Ну…только руками, – она села к нему на бедра. – Вот так…можно ведь? – спросила она, балдея от поцелуев.
– Как угодно, – отозвался Этьен, моментально возбудившись.
Он ведь за эти месяцы даже не касался себя толком, что уж говорить о полноценной близости.
Женя прижалась ближе, их животы соприкоснулись, она ощутила член Этьена и не удержала громкий стон.
– Ох, ох черт, Этьен…
– Господи… Женя… Женя… как я соскучился, – вторил ей стоном Этьен, обхватив ее бедра и толкая на себя.
Женя осыпала его поцелуями и стонами, гладила его спину и плечи и двигала бедрами в нужном ритме, все быстрее и быстрее.
Как мог, Этьен отвечал на ее ласки, стараясь не отвлекаться, усиливая скорость движения руки. Даже эта близость оглушала его, сжимая весь мир то тесного пространства только для них двоих.
Долго они не продержались – слишком сильно соскучились и давно не испытывали подобного наслаждения. Женя кончила первой, замерев и тихонько вскрикнув.
Этьен отстал от нее лишь на мгновение и выплеснулся в свой кулак, а их стоны смешались.
Женя устало ткнулась носом ему в плечо и выдохнула, дрожа.
– Мой…мой родной, любимый, сердце мое, душа моя…– шептала она ему на ухо.
У Этьена от оргазма перехватило горло, и он только прижимал Женю к себе, гладя ее по спине.
– Надо выходить…– выдохнула Женя. – Угорим иначе. Сейчас обольемся холодной водой и надо выходить. – Она поцеловала его и встала на трясущихся ногах, а потом окатила их обоих и выпихнула француза в предбанник.
– Да, идем, – Этьен кивнул и тоже кое-как поднялся на ноги, но вода подействовала на него чудесным образом – он взбодрился и весьма энергично принялся одеваться, стерев воду. Из бани они вышли бодрые и голодные, и высушив полотенцами волосы, сразу поспешили к ужину.
К счастью, они даже не опоздали – уже после них последним к ужину явился Миша. Тогда все прочитали молитву, и Дуняша стала подавать на стол.
Сестры Жени засыпали Этьена вопросами о Франции и тому подобном. Евгений Дмитриевич спрашивал о бизнесе, о производстве коньяка. А Женя молчала и подкладывала любимому лучшие куски.
На все вопросы Этьен отвечал очень охотно, стараясь рассказать даже что-то о последней французской моде, хотя не очень-то следил за ней. О делах бизнеса ему говорить было проще, и он не стал скрывать того, что они теперь сотрудничают с Сашей.
– Вот как, – улыбнулся отец Жени. – Не знал, что Саша решит развиваться в этой сфере. Как интересно. А как вам баня, понравилась?
– Отличная баня, Евгений Дмитриевич, – искренне закивал Этьен. – К сожалению, я не большой спец, но Женя сказала, что я все правильно чувствую после нее.
– Сам строил, – с некоторой толикой гордости сообщил Евгений Дмитриевич. – А в прорубь прыгали? – спросил он тихонько.
– Да! – У Этьена даже глаза загорелись. – Это совершенно непередаваемые ощущения, – сказал он и описал теми же словами, что и Жене некоторое время назад. Все за столом добродушно засмеялись, услышав его впечатления.
– Полагаю во Франции подобного нет, – улыбнулся Миша.
– Нет, там в принципе нет бань, да и мыться не принято. Моя маман – итальянка по происхождению, к тому же, всегда увлеклась историей, поэтому по её настоянию дома были сделаны термы по примеру древнеримских.
– Как это, не принято мыться? – не поняли все присутствующие, особенно дамы.
– Ну… вот так, – неуверенно ответил Этьен. – Во дворцах из-за этого стоит жуткая вонь, которую заглушают и духами.
Все ахнули и переглянулись, представив это во всей красе. Женя только хмыкнула, на войне она принюхалась ко всем возможным букетам.
– Какой кошмар. – выдохнула Екатерина, обмахиваясь салфеткой. – И как вы справляетесь?
– В Европе так было всегда, мадам, – пожал плечами Этьен. – Пару веков назад из-за этого Европа чуть не была уничтожена чумой.
– У нас тоже была чума, – ответил Евгений Дмитриевич. – В семнадцатом веке. Были бунты, и все такое. Но гигиена превыше всего.
– Признаюсь, в нашей стране ваши бани считаются дикостью, – виновато сказал Этьен, ничуть не поддерживающий эти взгляды.
– Дикостью? – тут уж не выдержал и расхохотался Миша. – Господи помилуй, почему?
– Потому что часто мыться – это грех, – пояснил Этьен. – Так воспитывали всех моих знакомых, и непременно воспитывали бы меня, если бы не маман. Поэтому у нее нет подруг, ее тоже считают дикаркой.
– Боже, я подружусь с этой женщиной! – тут же заявила Екатерина. – Пригласи ее погостить к нам. Вы и зиму-то толком не видели.
– Да, у нас зимы не слишком суровые, – кивнул Этьен, с теплотой и благодарностью посмотрев на эту женщину. – Благодарю вас, мадам. Я завтра же напишу письмо для родителей.
– До Нового Года они вряд ли успеют приехать, но Рождество и Святки отпраздновать успеют, – воодушевилась мать Жени.
– Зато успеют отметить католическое Рождество, – улыбнулся Этьен.
Все-таки его родители были людьми верующими, пусть и не вполне обычными.
– Напиши им, – женщина дотянулась до его руки и нежно похлопала. – Дом большой, мы всегда рады гостям.
– Спасибо вам огромное, – Этьен посмотрел на нее с безграничной признательностью, а потом счастливо улыбнулся Жене.
Женя и сама была до чертиков рада, что его семья так легко приняла Этьена и даже его родных. Правда, она подозревала, что отец успел побеседовать с матерью, и намекнуть, что другой вариант замужества Женя ни за что и никогда не примет. Так что ей пришлось смириться с тем, что потенциальный зять – француз и враг отечества.
На десерт Дуняша принесла огромнейший сладкий пирог, который отвлек остальных от разговоров о банях и грехе. Ее радости не было предела, когда Женя не отказалась от большого куска – за это время ее любимая воспитанница сильно отощала и отказывалась от сладкого. Дуняша громогласно радовалась и положила ей еще кусок, сдобрив его сметанным кремом. Женя только улыбнулась, благодарно ей кивнув.