Послушница тайной школы

Мой носильщик резко развернулся на звук, и теперь я уже ничего не могла увидеть кроме булыжников мостовой. Оставалось следить за перипетиями схватки только на слух. Вот, звякнув о нагрудную бляху, острие меча уперлось в мужскую грудь и прозвучал жесткий, не допускающий сомнения, голос моей спасительницы.

– Опусти ее на землю и развяжи.

Ошеломленный детина бухнул меня на мостовую как мешок с брюквой и тут же получил гневный окрик.

– Аккуратней, осел, если не хочешь лечь рядом с остальными.

Теперь движения охранника стали мягкими и дрожащими, видимо острие клинка, пропоровшее кожу у него на груди, произвело на него неизгладимое впечатление.

Размяв затекшие руки, я на всякий случай отошла поближе к своей спасительнице. На душе как-то неспокойно, моя интуиция подсказывает, что все еще далеко не закончено. И точно, ситуация из трагедии начала стремительно превращаться в фарс. Из ворот борделя, перекрывая дорогу, шумно высыпал полупьяный народец. Едва одетые шлюхи, полуголые мужики с синяками и без, прислуга и даже поваренок. Все они, привлеченные криками и шумом схватки, с удивленным гомоном уставились на победительницу уличной битвы. Затравленно верчу головой и вижу, как со стоном поднимается хозяин заведения и, утерев кровь с разбитой головы, смотрит на пеструю толпу из клиентов, шлюх и прочей обслуги, загородившую дорогу. Вот он зло щерится и на его лице просто аршинными буквами написано – мы еще поговорим с тобою, шлюшка. Сжавшись в пружину, провожаю взглядом толстяка, а тот вновь выходит вперед и встает прямо перед лошадью баронессы.

– Я, Игон Шарр, хозяин этого дома утех, – рука толстяка указала на распахнутые ворота и стоящую публику, – достойный гражданин города. Плачу все налоги как королеве, так и в городскую казну.

– А эта девка, – теперь он ткнул пальцем в меня, – принадлежит мне. Я купил ее сегодня днем, и у меня есть все бумаги, оформленные надлежащим образом. Эта мерзкая дрянь порезала клиента, разбила посуду, устроила драку и должна быть наказана.

Он еще раз вытер платком бритую голову и, расправив плечи, уже смело взглянул на всадницу.

– А вот теперь вы скажите мне, баронесса Бренер, почему вы устраиваете разбой на улицах нашего славного города, калечите горожан и отнимаете у хозяев их законную собственность.

Плохое предчувствие заворочалось у меня в душе в ответ на молчание моей защитницы. Чувствовалось, что мечом она владеет лучше, чем крючкотворством законников.

Смущенное молчание баронессы только распалило моего недавнего хозяина, и он уже вещал как настоящий оратор, обращаясь по большей части к публике у него за спиной.

– Здесь вам не ваша деревня, а вольный город и правит здесь не самодурство баронов, а законы города и королевы.

Ситуация менялась прямо на глазах, я почти физически ощущала, как теряет уверенность моя спасительница. Одно дело защитить униженного, и другое пойти против закона. Моя еще не полученная свобода уже начала таять как снеговик весной. Ну как мне доказать, что я свободная женщина и продавать меня вообще не имели права. Бумаг у меня никаких, в этом городе никто меня не знает и свидетельствовать в мою пользу не будет.

Мы молчим, а разошедшийся толстяк сверкая глазами уже пошел в наступление.

– Мы здесь не ваши крепостные с которыми вы можете делать что угодно. Мы вольные горожане и требуем уважения. Извинитесь, отдайте мою собственность, и я уж так и быть не буду подавать на вас в суд.

Он посмотрел на стонущего у забора охранника и, подумав, добавил.

– Ну, пожалуй, еще бедолаге на лечение придется накинуть. – Хозяин борделя, нагло ухмыляясь, поднял уверенный взгляд на баронессу.

Моя спасительница по-прежнему хранит молчание, зато у меня в голове зароились мысли, которые никак не желают складываться в конкретную идею. Все они вертятся вокруг последних слов толстяка насчет крепостных и прав хозяина…

Точно!

Меня вдруг озарило и, запричитав, – Ваша милость, Ваша милость! – я схватилась за стремя баронессы.

Увидев опущенный на меня взгляд сине-голубых глаз, кричу уже в голос так, чтобы меня все слышали.

– Ваша милость, вы меня не узнали? Это же я – Мара, дочь вашего конюха. Простите, что сбежала, каюсь и молю не наказывайте меня строго.

Вижу мелькнувшее непонимание, и начинаю злиться, – ну давай же, голубая кровь, соображай быстрее. Я – твоя крепостная, ты – моя хозяйка. Я твоя собственность, а остальные со всеми их бумагами и претензиями могут убираться к черту. Твоего слова достаточно, а если нет, то пусть этот урод подает в суд, к тому времени, когда разберутся, надеюсь, нас уже здесь не будет.

Минутное замешательство говорит мне, что эта юная наивность с мечом в руках врать не привыкла и не умеет. Ловлю на себе ее осуждающий взгляд и с тревогой замираю, неужели сейчас сдаст, но еще больше, чем врать, баронессе не хочется уступать наглому сутенеру. Несколько секунд эти два чувства борются в ней и к счастью для меня в голубых зрачках вспыхивают огоньки глубинной ненависти.

– Мара? Твой отец почернел от горя, с тех пор как ты пропала.

Моя названная хозяйка дарит мне саркастическую усмешку.

– Простите, Ваша милость. – Жалобно пищу в ответ, отводя глаза, но юная всадница уже не слушает меня.

Ткнув пятками жеребца, она гневно наезжает на владельца борделя.

– Ты обманом завладел моей собственностью. – С каждым словом голос баронессы наливается праведным гневом все больше и больше. Острие меча вновь засверкало перед лицом у Игона.

– По всем законам я имею право казнить вора на месте. – Она позволила ошарашенному толстяку увернуться от удара и отступить ближе к воротам.

– Я не знал, что она крепостная. – Игон Шарр пригнулся от вновь просвистевшего над головой меча и, крикнув, – я купил ее у циркачей, – шустро для своих габаритов вбуравился в растущую с каждой минутой толпу.

Баронесса, осадив жеребца перед линией полуодетых людей, прожгла их разгневанным взглядом.

– Кто еще здесь хочет оспорить мои права?

Поскольку желающих не нашлось, моя неожиданная спасительница отточенным движением вложила меч в ножны, бросив вслед исчезнувшему в толпе сутенеру.

– Так уж и быть, только из уважения к городу, беги, и пусть городской суд решает твою судьбу.

Еще раз пройдясь обжигающим взглядом по оторопевшим лицам, она пустила своего скалящего зубы жеребца прямо в толпу, и та испуганно шарахнулась в стороны, давя друг друга.

Ей-ей, а я! Чуть не закричав это вслух, кидаюсь вслед своей защитнице. Хватаюсь за стремя и стараюсь не отставать от перешедшей на рысь лошади моей новоявленной хозяйки.

Мы едем как на параде перед строем людей, и я ищу в толпе ненавистную жирную морду. Вот он! Вижу злобные маленькие глазки, угрюмо вцепившиеся в мое лицо и не отводя взгляда, наслаждаюсь минутой своего торжества. Мои глаза, моя довольная физиономия, все кричит ему – что съел сутенерская морда, иди теперь и сам ублажай своих толстозадых клиентов.

Глава 4

Освещенный бордель и людской гомон остались далеко позади, но я по-прежнему бреду в темноте за лошадью баронессы и не знаю, что делать дальше. Вроде бы нас никто не преследует, и я могу спокойно свернуть в любую подворотню, но зачем? В цирк я, конечно же, не вернусь, об этом и говорить не стоит, разве только затем, чтобы отрезать лживый язык Дуга и скормить его собакам. Было бы здорово, но вряд ли исполнимо. Вернуться в Город Ветров, но как? Путь не близкий, а у меня ни денег, ни одежды, ничего.

В общем, в пору забиться в какой-нибудь угол и пореветь всласть, проклиная мужиков этих поганых и долю свою несчастную. Я бы так и сделала, но надо хоть поблагодарить свою спасительницу, а она все едет и едет вперед, не останавливаясь. Она вообще странная эта баронесса. У нее такой взгляд, словно она все время глубоко в себе, поглощена одной целью, и только эта заветная звезда имеет для нее смысл и ведет ее. Такой взгляд я видела у паломников, прошедших сотни миль, чтобы увидеть храм Неистовой Бури. Ну да бог с ней с баронессой этой, надо поблагодарить ее, да и идти своей дорогой.

– Эй, Ваша милость! – Кричу, ускоряя шаг.

Стук копыт затихает, и лошадь вместе с наездницей одновременно поворачиваются ко мне.

– Ваша милость, благодарю вас за спасение. – Поднимаю глаза вверх. – Я ваша должница на всю жизнь, если когда-нибудь доведется вернуть вам долг, буду счастлива это сделать. Все что угодно, только скажите.

Огромные голубые глаза молча изучают мое лицо, будто видят впервые. Под этим взглядом мне становится как-то неуютно, словно он прощупывает меня изнутри, и я, уже не думая дождаться каких-либо ответных слов, произношу хоть что-нибудь, чтобы скрасить неловкость.

– Ну ладно, пошла я. – Потихоньку начинаю поворачиваться в сторону темного переулка, как вдруг слышу ее тонкий, но твердый голос.

– Есть хочешь?

Хочу ли я есть? Странный вопрос, лучше спросите меня, а был ли в моей жизни такой миг, когда бы я не хотела. С того дня, как я выползла из утробы матери, я, во всяком случае, такого момента не помню.

– Было бы неплохо. – Стараюсь, как могу, не показать, насколько у меня урчит в животе. Все-таки надо быть настороже, спасительница спасительницей, а оглянуться не успеешь, как за кусок хлеба в крепостные запишут.

– Тогда, – баронесса чуть усмехнулась одними уголками губ, – иди за мной. Здесь недалеко где-то есть постоялый двор «Счастливая подкова», там меня должны ждать. Надеюсь, напоют и накормят, а то у меня, знаешь ли, тоже с деньгами туго.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и тронула своего жеребца. Поесть и уснуть под крышей, а не на улице, это все, о чем я могла мечтать в эту ночь, поэтому резво сорвавшись, догоняю лошадь и вновь пристраиваюсь у левого стремени.

–

Трактир уже почти пустой. Несколько человек сидят за столом в углу, да мы вдвоем, вот и все посетители. Трактирщик, коренастый мужичище с рыжей давно нестриженной бородой, представившись Лероном Мутт, ни о чем нас не спрашивал, словно заранее знал кто и зачем приедет. Осуждающе косясь на меня, он задал баронессе всего лишь один вопрос.

– Эта с вами?

Та кивнула и громила молча освободил мне дорогу. Проводив нас к столу, он особо не церемонясь, пробурчал, что на кухне остался только суп с обеда, холодный цыпленок и хлеб. Мол ничего другого предложить он не может, так как повара уже давно отпустил домой, а если бы мы приехали еще позже, то и этого бы не осталось.

Баронесса, не обратив внимания на ворчливый тон, опустилась на деревянный табурет и коротко бросив, – неси все что есть и кувшин вина, – вновь уставилась на меня своими голубыми глазищами.

– Ну и кто же ты такая, Мара?

Усаживаясь напротив, я все еще пребывала в сомнениях, надо ли выплескивать все наболевшее или все-таки поосторожничать. На полноценное вранье не было ни сил, ни желания, и я, вздохнув, начала выкладывать все как было.

– Родилась на улицах Города Ветров, – Только начав, язык заработал так, что не остановить. – Мать почти не помню, отца вообще никогда не видела…

Пока рассказывала, принесли еду и заканчивала я уже с полным ртом, запихивая попеременно то хлеб, то куски цыпленка, то заливая все это супом. Баронесса ела мало и ни разу меня не перебила и не переспросила, хотя понять меня жующую, с набитым ртом, наверное, было трудновато. Лишь когда я закончила, она спросила.

– А теперь что думаешь делать?

Запихав в рот и проглотив очередной кусок хлеба, я залила все это целой кружкой вина и к своему удивлению ощутила, что больше в меня не влезет ни крошки. Несмотря на раздувшийся тяжелый живот, это было совершенно непередаваемое блаженство. Такого опьяняющего ощущения сытости я сто лет уже не испытывала. У меня даже глаза начали слипаться и мысли путаться, но упертый в меня взгляд ждал ответа, поэтому, икнув, я все-таки смогла произнести.

– Не знаю. Наверное, постараюсь домой вернуться.

Икнув еще раз, я вспомнила тот подвал, где обычно ночевала наша банда и с тоской подумала, что домом это место вряд ли можно назвать.

– Вот как, – моя собеседница выразила невольное удивление, – я тоже еду в Город Ветров.

Меня словно кольнуло – это шанс, это просто знак свыше.

– Ваша милость, – изображаю самую умильно-просительную гримаску, – возьмите меня с собой.

Вижу, баронесса нахмурилась, даже не пытаясь скрыть свои сомнения, и начинаю быстро-быстро тараторить.

– Ваша милость, вы не думайте, я не какая-нибудь белоручка. Я и за лошадьми могу присмотреть, и постирать, зашить что надо, полы помыть, отнести, принести. Вы не сомневайтесь.

– Да я не сомневаюсь, – моя спасительница грустно улыбнулась, – и помощница мне бы пригодилась.

– Тогда в чем же дело? – Нетерпеливо подаюсь вперед и натыкаюсь на гордо вспыхнувший взгляд.

– Сейчас у меня не лучшие времена, и я не могу позволить себе прислугу.

Поскольку я продолжаю изображать собой немой вопрос, то помолчав она все же добавила.

– Мне нечем тебе платить, так что извини…

Я аж подпрыгиваю на месте – платить, да если меня будут кормить так как сегодня, то я до конца жизни готова задаром работать.

– Да вы что, Ваша милость, – с жаром прерываю баронессу, – не надо никаких денег. Еда и крыша над головой, вот и все что мне нужно.

Та по-прежнему продолжает смотреть на меня с сомнением, и я начинаю нервничать, понимая, что мой единственный шанс вырваться отсюда и добраться до Города Ветров таит с каждым мгновением.

Наш немой диалог прерывает неожиданно выросший над столом хозяин заведения.

– Я извиняюсь, госпожа, но комендант Готард извещал меня, что вы будете одна, поэтому мы приготовили комнату только для вас.

В ответ на наши непонимающие взгляды, он изобразил излишне громкий вздох и покачал головой.

– Эту вашу спутницу, куда девать?

Трактирщик презрительно прошелся глазами по моей грязной полупрозрачной тунике.

– Может быть ей в конюшне соломы накидать?

Если он думал меня напугать или унизить, то у него не получилось. Конюшня, это далеко не самое худшее место, где мне приходилось ночевать.

– Нет.

Звонкий голос баронессы известил, что меня кажется приняли на службу.

– Моя служанка будет ночевать со мной в комнате.

Рыжебородый громила равнодушно пожал плечами.

– Как скажете, но только кровать там одна.

– Ничего, – я вскакиваю грохоча табуретом, – я и на полу прекрасно устроюсь.

– Вот и отлично, – моя новая хозяйка тоже поднялась и чарующе улыбнулась трактирщику, – распорядитесь принести в мою комнату еще один матрас, одеяло и подушку.

Глава 5

Баронесса лежит на кровати, а я пристроилась на полу у двери. Тощий матрасик ничуть не смягчает деревянные доски пола, но мне не привыкать. Перекатываюсь на спину и, уставясь в потолок, чувствую, что не засну, сна, как назло, ни в одном глазу. Прислушиваюсь и судя по тому как ворочается баронесса, ей тоже не спится. Стоило подумать о ней и сразу же всплыла целуя куча вопросов. Совсем юная девушка одна в ночном городе. Как ее вообще отпустили? Ладно я, пропащая душа, но она то аристократка. За ней конвой и толпа прислуги должна ехать. Странно это.

Терплю сколько могу, но все же, не удержавшись, спрашиваю.

– Ваша милость, вы не спите?

Ответ приходит после небольшой паузы.

– Нет, что ты хотела, Мара?

– Раз уж вы не спите, – живо переворачиваюсь на живот и поднимаю голову, – Знаю, это не мое дело, но любопытно жуть. Скажите, что делает юная баронесса одна, в чужом городе, ночью и без охраны?

Вижу, как моя новая хозяйка резко приподнимается и садится, прислонившись спиной к стене. Ее нервное возбуждение передается и мне. Чувствуется, что тема очень болезненна для нее, и что она хранила ее в себе так долго, что та уже превратилась в невыносимый груз.

– Расскажите, – пытаюсь ей помочь, – легче станет. Мы ведь теперь вместе, и если я смогу, то буду рада помочь.

Минутное молчание, чувствуется, что ей хочется поделиться наболевшим, но и решиться тоже нелегко. Я больше не лезу. Захочет расскажет, а нет, так это ее тайна. Наконец, она все же решается и начинает говорить. Рассказывает про свое детство, про замок, друзей, как дралась с пацанами во дворе, ну прямо как я, мне тоже пришлось несладко и бывало места живого на мне найти было трудновато. Поэтому я прямо прониклась вся, слушаю, переживаю. Когда она дошла до того момента как граф ла Руа ворвался в замок, я уже вся на нервах была, дальше вообще жуть. С насилием я знакома не понаслышке, но такого, что она вытерпела, даже мне не доводилось. Потом настоящая сказка пошла, этот парень ее, Вийон ла Руа, поначалу я его просто возненавидела, но она так рассказывала о нем, что я вместе с ней начала его уважать за безбашенную отвагу и мужество, а уж под конец чуть сама не влюбилась и ревела вместе с ней в три ручья.

Наревевшись, спрашиваю ее.

– И что? Как же вы дальше-то будете?

Голос моей новой хозяйки чуть дрогнул, но тут же вновь наполнился уверенностью.

– Я решила, что нельзя его бросать там одного. Я должна пойти к королеве и просить ее о великодушии, ведь он раскаялся и готов добрыми делами искупить свою вину.

– Правильно, – у меня аж загорелись глаза, – пойдем к королеве. Она справедливая и сумеет оценить настоящую любовь. Говорят, у нее самой был роман с истмари… Ой! – Я прикусила язык. Говорить такое про королеву, это оскорбление. Можно и без головы остаться.

К счастью, она меня не расслышала и продолжила говорить.

– Сначала надо пойти к грандессе Элинии, заручиться ее поддержкой. Она мой сюзерен и без ее разрешения идти к королеве было бы непорядочно. К тому же, если честно, то без ее помощи вряд ли я вообще смогу попасть в королевский дворец.

Ну, в этом я уже не разбираюсь. Тут ей видней, и я просто поддакиваю.

– К грандессе, так к грандессе.

–

Просыпаюсь от того, что солнечный луч разбудил наглую, жирную муху, и она, не переставая, жужжит у меня над ухом. Когда и как я заснула, не помню, и на чем мы остановились тоже. Помню лишь, что собирались к грандессе, но не с утра же ведь. Закутываюсь в одеяло с головой и пытаюсь вновь заснуть, но короткого куска шерстяной ткани не хватает на все тело, и мои торчащие голые ноги предстают перед той же мухой в виде чудесного утреннего подарка. Пытаюсь не думать о вальяжно прохаживающейся по моим ногам мухе, но не получается. К тому же поднятая пыль забивается в нос, и не выдержав, я вскакиваю, с наслаждением чихаю и луплю по своей ноге. Мухи, конечно, там давно нет, она возмущенно жужжит где-то под потолком, но это уже не важно. Я окончательно проснулась и вздрогнула, вспомнив весь вчерашний день. А где же моя новоявленная хозяйка? Смотрю на пустую смятую постель и слышу ее твердый спокойный голос.

– Мара, раз ты проснулась, принеси воды. Мне надо умыться и одеться.

Мать Всех Ветров, я же теперь служанка, – взлетаю на ноги и упираюсь взглядом в стоящую у окна баронессу.

– Все, Ваша милость, уже бегу. – Хватаю с покосившегося стола большой глиняный кувшин и несусь к двери.

Уже в дверном проеме оборачиваюсь и вижу смеющиеся голубые глаза.

– И вот еще что, Мара, зови меня Луиза. Думаю, так нам обеим будет проще.

– Хорошо, Ваша милость… Ой! – морщу от неловкости нос и тут же поправляюсь, – хорошо, Луиза.

Закрываю дверь и скатываюсь по лестнице. Где же у них здесь вода? – Стою в полутемном коридоре между залом и кухней.

– Эй, чего ищешь?

Верчу головой на звук и вижу здоровенного молодого мужика в белой, длинной рубахе с веревкой вместо пояса.

– Мне бы воды набрать для хозяйки. – Для убедительности поднимаю повыше зажатый в руке кувшин.

– А! – Мужчина расплывается в улыбке. – Это здесь, в кладовке.

Он протягивает руку и открывает скрипучую дверь рядом с собой.

– Я, Оли, сын хозяина, а тебя как зовут?

Несмотря на широко распахнутую улыбку, я просто кожей чувствую неприятности. Поэтому не тороплюсь отвечать, а подхожу и заглядываю вовнутрь. Там темно и пахнет плесенью. Поднимаю вопросительный взгляд.

– Здесь?

– Там у стены бочка стоит. – Хозяйский сынок радушно открывает дверь пошире.

– А что, света там нет? – Спрашиваю так, на всякий случай, потому что лезть в эту темень мне совершенно не хочется. А что делать, не могу же я вернуться с пустым кувшином в первый рабочий день. Зачем ей такая служанка?

– Не-а, – Взрыхлив вихры, парень скалится еще больше, – свечи только вечером зажигаем. Да ты не бойся, бочка здесь рядом, зайдешь сразу увидишь.

Видимо, придется идти, – кошусь на улыбчивого и бочком протискиваюсь в кладовку. Зайдя сразу же начинаю шарить рукой у стены в поисках бочки. Ничего. Зато слышу звук захлопнувшейся двери и чувствую жаркие, потные руки, лезущие мне под подол.

– Ты чья будешь-то, красотка? – Мокрые губы слюнявят мне ухо.

Ах ты, паскуда такая! – У меня от злости аж лицо перекосилось. – Я с ним как с человеком, а он, тварь…

У меня в подобных делах опыт большой, много их таких было, тех кто бесплатно, на халяву хотел попользоваться. Тут первое правило, сразу не орать и не дергаться. Он этого ждет и готов применить силу. Мужик, какой бы он не был, все равно сильнее, а уж этот гигант и подавно. Поэтому, засовываю злость поглубже и, не сопротивляясь, позволяю ему лапать себя. Пусть успокоится и расслабится.

Чувствую его сопение над ухом, его слюнявые губы на своей шее и терплю. Пока он за моей спиной ничего с ним не сделаешь. Надо развернуться, но этот гаденыш зажал меня так, что не шевельнешься. Хуже того, он уже задрал подол и давит всей массой, пытаясь меня нагнуть.

– Подожди, красавчик, – шепчу горячо и страстно, – давай по-другому.

– Что? – Он, не разбирает слов, но интонации ему нравятся, и хватка на мгновение ослабевает.

Поворачиваюсь к нему лицом. Я уже практически голая, туника висит на талии, собранная в узкий поясок. Даже в темноте ощущаю, как расплывается в сальной ухмылке рожа напротив, а жадные руки тискают мою грудь.

– Вижу тебе понравилось. – Мужская ладонь спускается вниз и впивается мне в зад.

Вот теперь пора, – моя рука с зажатым кувшином взлетает вверх и что есть силы обрушивает глиняную посудину на голову негодяя. Удар прямо в висок.

Хрясь! Грохот, осколки и короткий вскрик человека, теряющего сознание. Со злым удовлетворением слежу как сползает с его лица сальная улыбочка, и как он валится ватным кулем к моим ногам. Жив, мертв, не знаю и знать не хочу. В таких случаях у нас есть только один удар. Только один и в него надо вложиться по максимуму. Заменжуешься, подумаешь не о том и пиши пропало. Тут как с быком, если его не свалить, то он тебя затопчет.

Перешагиваю через лежащее тело и открываю дверь. Прежде чем выйти, одергиваю подол и натягиваю на плечи бретельки. Тут только до меня доходит в каком виде я все еще шляюсь. Прозрачная рубашка, чуть прикрывающая ягодицы. Мать честная! Неудивительно, что на меня первый же мужик бросился. Если застукают в таком виде рядом с этим, – бросаю взгляд на лежащее без движения тело, – то никто и слушать не станет, приговор очевиден – чокнутая шлюха убила приличного человека.

Выглядываю в коридор. Никого. Выскакиваю и тут же бросаюсь вверх по лестнице. Взлетаю на второй этаж и толкнув дверь врываюсь в нашу комнату.

– Что случилось? – Луиза резко разворачивается на шум.

Захлопываю дверь и приваливаюсь к ней спиной. Сердце все еще бешено колотится. Делаю глубокий вдох, выдох и поднимаю глаза на свою хозяйку.

– Кажется у нас проблемы.

– Что с тобой? – Взгляд баронессы уперся в мою разорванную тунику и вывалившуюся наружу грудь.

– Тут такое дело, – не знаю, с чего начать и выдаю то, что тревожит меня больше всего – кажется я хозяйского сынка прибила.

Глаза моей хозяйки наливаются холодом и мне кажется, что сейчас она врежет мне по первое число, но через мгновение гнетущей тишины Луиза лишь отрывисто бросает.

– Платье!

Кивком головы показывает на две свои объемистые седельные сумки и добавляет, подстегивая мою нерасторопность.

– Уходим немедленно!

Кидаюсь к ее не распакованному багажу и быстро вытаскиваю аккуратно сложенный сверху наряд, благо ничего другого там нет.

Длинная шелковая рубаха, батистовые нижние юбки, еще одна из чудесного, нежного бархата и лиф с шелковой шнуровкой на спине.

– Быстрее! – Моя хозяйка уже стащила с себя сапоги и штаны.

Стянув через голову рубаху, она бросает мне охапку одежды, которая только-что была на ней.

– Одевайся.

Я в замешательстве, что делать в первую очередь. Одевать хозяйку или одеваться самой. Поскольку Луиза стоит совершенно голая, то решаю все-таки начать с нее. Опыта возни с таким количеством дорогой одежды у меня никакого. Да и откуда, мое тело кроме одной суконной рубахи никогда ничего не знало. Аккуратно расправляю платье, боясь порвать. Все такое тонкое и нежное, что хочется прижать эти ткани к лицу и замурлыкать. Наконец, разобралась и пошло быстрее. Чулки, юбки, затянула корсет и довольная выдохнула.