Они были самыми обычными людьми. Как и все ходили на работу или учебу, служили в армии, влюблялись, заводили щенков или котят. И на первый взгляд, ничем особенным не отличались от общей массы миллионов людей. Мы приветливо здоровались с ними при встрече, ездили с ними на одном общественном транспорте, делили один кабинет в офисе.

Они были такими же, как и все. Такими же, как и мы. Ровно до той поры, пока не пришёл случай…

И нам неожиданно представилась возможность увидеть мир совсем с другой стороны. Их поступок, на первый взгляд, выглядел не совсем привычным в нашем понимании и уж точно совсем не таким, как мы сами могли бы поступить в таких случаях.

Ещё недавно мы были уверены, что хорошо знаем жизнь, и нам казалось, что на все вопросы уже есть однозначные, прямолинейные и единственно верные ответы и решения.

Действия этих людей поначалу показались нам неправильными. Нерациональными.

Но поразмыслив немного, где-то в глубине души мы вдруг осознали, что, возможно, это и было правильным решением. Причем, как оказалось в итоге, единственно правильным…

Это заставило нас задуматься о главном. Пересмотреть взгляды на жизнь, переосмыслить многое из того, что стало нашим устоем – о любви, о людях, о смысле пребывания человека на Земле. Прежде всего о нас самих.

За каждым поступком мы неожиданно для себя открыли любовь в самом лучшем её, жертвенном проявлении. Любовь, ради которой сдвинулись горы, которая показала, что истинно правильно и неправильно. Жизнь в очередной раз преподала нам урок и открыла новые грани человечности, показывая, во имя чего следует жить…

Рустем Шарафисламов

Особая примета

Он оглянулся. На стуле сидела невероятно красивая, совсем молоденькая девушка с косичками, почти его ровесница.

Она сидела, закинув ногу на ногу и беззаботно качала восхительно красивой ножкой, слегка приподнимавшей край ее длинного платья.

Весь её вид был соблазнительно трогателен и вместе с тем неожиданно чист.

Панама с загнутыми полями, белое платье и такие же белые парусиновые туфли, носочки с невероятными рюшечками произвели на него ошеломляющее впечатление. Притом, девушка смотрела на него с любопытством и улыбкой. Он смутился от её взгляда, поперхнулся и захотел быстро уйти, но книги, которые нёс стопкой в руках, прижимая подбородком, предательски выскользнули и полетели вниз. Он попытался ловить их на лету, но ничего не получилось, а сделалось только хуже. Они, кувыркаясь, с шумом разлетелись по всему полу.

Девушка весело засмеялась. Смех её был нежным, как колокольчик и совсем незлобивым. Он, смущаясь, смешно развел руками. И девушка засмеялась ещё звонче.

Неожиданно ему тоже сделалось смешно. Он представил, как, наверное, неуклюже выглядел, когда размахивал руками и дрыгал ногами, ловя книги.

Он нагнулся, чтобы собрать их с пола. Девушка быстро встала со своего места, чтобы помочь молодому человеку. Их глаза встретились.

– Володя! – с серьезным видом протянул руку.

– Алевтина! Можно просто Аля! – девушка доверчиво положила ему в ладонь свою маленькую ручку и опять улыбнулась.

– Я к подруге на минуту заскочила! Она здесь библиотекарем работает! – по-детски наивно смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами.

– А тут вдруг вы! Как начали прыгать за своими книжками! – она опять засмеялась колокольчиком, прикрывая красивыми пальчиками ослепительные белые зубы.

– Ветевар-ветевар! Вы извините меня! Было очень смешно!

– Что это – «ветевар- ветевар»? – переспросил он.

Она опять засмеялась.

– Ой, я так называла ветер, когда совсем маленькая была! – махнула она ручкой.

Он смотрел на неё, слушал, как она разговаривает с ним и смеется, и вдруг неожиданно для себя понял, что влюбился. Сразу и бесповоротно. Вот так просто, между делом, неся книги и готовясь к экзамену, в огромной и, между тем, абсолютно пустой библиотеке. Влюбился в эту белую панамку, в пальчики с аккуратными ноготками, в косички, в её звонкий и чистый смех, в синие улыбающиеся глаза. Даже в это непонятное ему новое слово «Ветевар».

Она так и называла его всю жизнь – Ветевар.

Когда провожала на фронт, и когда потом писала ему трогательные письма, сложенные в треугольник. Каждое из них неизменно начиналось с этого слова.

Он и был как ветер. Ему вечно не хватало времени в сутках. Все его движения были резкими и порывистыми. Он торопился жить. Хватался за все сразу, как тогда в библиотеке, – по нескольку книг сразу, сколько возможно унести… Иногда, сметая всё на своём пути.

Учился, словно одержимый. Потом война, после опять учеба. Затем аспирантура. Кандидатская, докторская. Командировки, конференции, книги. Между ними рождение детей. Получение квартиры, потом другой. Затем участок земли и опять стройка. Все называли его Владимиром Архиповичем.

Она, успокаивая его, как тогда в библиотеке, гладила нежно по седеющим волосам и, улыбаясь, ласково называла Ветевар- ветевар… Все также помогая ему собирать его дела в кучу – книги, портфели, чемоданы, строителей, галстуки.

А потом её не стало.

Его ещё целый год несло по инерции, как большой корабль. Он куда-то ездил в далёкие страны, учил, читал лекции. Оттягивая приезд домой, не веря в случившееся. Дети выросли и разлетелись. В большой одинокой квартире, в центре Москвы, стало пусто, неуютно и холодно.

Когда до него дошло, Владимир Архипович вдруг неожиданно занемог, и жизнь его внезапно остановилась. Всё рассыпалось. Ничего невозможно было собрать воедино. Разум ещё бежал по привычке, но душа затихала. Впервые он потерял смысл жить.

Однажды, не раздеваясь, Владимир Архипович лег в кровать, свернувшись калачиком, и по-стариковски подогнув ноги. Одиноко полежал, упершись взглядом в стену, рассматривая узор на обоях.

Осознание бесполезности и одиночества принесли ему большую усталость. Ему вдруг ничего больше не захотелось. Абсолютно ничего. Он уснул и больше уже не проснулся.

А когда проснулся и открыл глаза, ощутил себя в невесомости.

Вокруг летали серые тени. Много теней. Целый сонм. Он огляделся и с удивлением обнаружил себя точно таким же.

Безликим, серым фантомом.

До него дошло, что он в другом измерении. И совсем в другом мире. И совсем в другом теле.

Сердце по-прежнему ныло. Не болело, нет. Оно уже не могло биться или остановиться. Но он его чувствовал. Теперь оно было большое. С него самого. Казалось, он сам теперь и есть это большое, ноющее сердце.

До него неожиданно дошло, чего ему не хватает. Владимир Архипович поднялся и стремительно полетел меж серых фантомов. Пролетая, он заглядывал каждому в душу.

Те охотно отзывались, открываясь ему. Но приглядевшись поближе, Владимир Архипович отшатывался и стремительно улетал дальше. Всё было не его, чужое.

Через какое-то время, или пространство, душа его совсем измаялась. Он сел и безнадежно уставился взглядом вниз, в бесконечную пропасть.

К нему подлетели два ангела, в белых, до пят балахонах.

– С вами всё в порядке? – тронул его за плечо один из них.

Владимир Архипович поднял голову, посмотрел и опять безнадежно опустил её.

– Что случилось? – так же любезно поинтересовался другой.

– Я не могу найти.., – выдавил он обреченно.

– Вторую половину? Для целостности? – ангелы переглянулись.

– Не знаю… Наверное… Если такое бывает.., – опять грустно произнёс Владимир Архипович.

– Бывает! – радостно отозвались ангелы.

– Вам только нужно особую примету найти. Это как пароль!

Или ключ!

– Особую примету?! – поднял резко он голову и задумался. Душа лихорадочно стала вспоминать жизненные перипетии. Вот она провожает его на фронт… треугольники писем… вот, встречает на вокзале… вот, кормит старшего грудью… вот, помогает ему писать диссертацию…

– У неё голубые глаза! Она звонко смеётся, как колокольчик! – радостно сообщил он, и с надеждой посмотрел на них.

Ангелы опять переглянулись меж собой.

– Здесь, в Чистилище, не один секстиллион с голубыми глазами и звонким смехом!

Владимир Архипович запаниковал. Душа его затрепетала. Ему стало страшно и неловко от того, что он не мог вспомнить чего-то особенного в человеке, которого так сильно любил и с которым прожил долгую жизнь.

Осознание беспомощности и безнадежности сдавило душу, и он беззвучно заплакал.

Ангелы продолжали стоять рядом.

Неожиданно мимо них, на большей скорости, пролетел сумасшедший фантом, обдав их ветром. Края полы балахона одного из ангелов поднялись и затрепетали от сквозняка.

Владимир Архипович посмотрел на развевающиеся концы подола и тихо сказал:

– Ветевар-ветевар…

Ангелы вопросительно уставились на него.

– Ну конечно, ветевар- ветевар! – уже более уверенно произнес он и поднял голову.

Владимир Архипович встал со своего места, расправил плечи, и что есть мочи крикнул во Вселенную.

– Ветева-а-ар-ветева-а-ар!

Где-то далеко, одинокий и почти прозрачный от печали, фантом встрепенулся, и замер в напряжении. Через секунду он уже мчался со скоростью света туда, откуда отчётливо слышался зов. Навстречу ему также стремительно летела душа Владимира Архиповича.

– Ветевар – ветевар! – веселым колокольчиком зазвенел её смех. Светлые косички задрожали. Она прикрыла белоснежные зубы прозрачными пальчиками.

На него, как когда-то давно, в той жизни, смотрели смеющиеся голубые глаза.

Он нежно поправил её белый беретик.

С Земли было видно, как высоко в небе ярко вспыхнула звездочка. Две души слились воедино и стали одною…

Варяг

Он долго стоял у окна. Спешить было некуда. Смотрел на давно знакомую улицу и представлял, как тут будет летом красиво.

– Да. Летом будет красиво. И удобно.

«Хорошо, что посудомойку купил. Удобная вещь. Сунул посуду и через время все готово. Варя довольна…»

Совсем недавно он купил дочери посудомоечную машину и очень рад был этой своей покупке. Дочь с довольным лицом забивала ее до отказа и демонстрировала возможности. Все были счастливы.

Он отошёл от окна, сел на диван и тяжело вздохнув, начал набирать номер телефона. Через секунду абонент бодро ответил. Это был уже не первый разговор. Говорили о давно состоявшемся деле. Уточняли детали, сроки. Когда закончили, он положил трубку, опять шумно вздохнул, но уже с удовлетворением и сразу засобирался. Все идёт как должно было быть.

Когда-то давно он командовал противолодочным крейсером. На корабле было проще. Все зависело от него, команды выполнялись четко и в срок. На гражданке было сложнее. Могли проигнорировать или затянуть заказ. Могли вообще не сделать. Допустить этого было никак нельзя. Нужно было обязательно довести до конца дело самому.

Потом он долго брился, разглядывая свое лицо в зеркале. И опять о чем-то думал. Нужно было ещё многое успеть сегодня. В химчистке ждал парадный китель. Китель был совсем новый. Надевать пришлось всего раза два. А вот ботинки нужно купить новые. Самые лучшие и дорогие. Чтобы дочери не было неловко. В старых он проходил почти три сезона. Не годится. Нужны новые. Эти тоже ещё проходили бы, но обязательно нужно, чтобы были новые. Так красивее и правильнее.

В офисе, куда он пришел заключать договор, все украдкой разглядывали его. Всем было любопытно. Такого посетителя у них ещё не было. Они слышали про такие случаи, но чтобы вот так, вживую, им видеть не приходилось. Он заметил это и ему было неловко. И за себя, и за них, и за ситуацию в целом. Поэтому, как только формальности были улажены, он быстро вышел, почти выбежал из офиса.

А на улице бушевала весна. Как будто ей совсем не было дела до людей.

Он стоял на крыльце и курил. Гора упала с плеч. Все было сделано. Что-то по мелочи доделает старый приятель, с которым служили. Подстрахует, если что.

Он стоял и думал, что ему страшно не за себя, а скорее, за дочь. Внучка ничего не поймет. Маленькая ещё. И ещё думал, как долго он сможет тянуть с неприятным разговором. Не хотелось расстраивать. Он вообще всегда скрывал неприятности по службе и в жизни от своих близких.

А неприятностей хватало. Да и смерть частенько наведывалась в гости – шутка ли, пятьдесят боевых походов. Но все как-то обходилось.

Он поднялся пешком на свой этаж. Медленно разделся. Прошел на кухню, заварил крепкий чай. Сел на кухне и подумав немного, взял телефон.

– Семеныч, привет… Тут это… такое дело, – поперхнулся, говорить было тяжело.

Кашлянул и продолжил:

– Я тут умру скоро… В последний поход собрался, так сказать… Да, врачи сказали… Да, надежды нет… Чего попросить хотел… Варя ничего не знает. Ты организуй все… Я позаботился. Гроб заказал, на кладбище тоже… Костюм из химчистки забрал. Обувку осталось новую купить. Потом сочтемся, – попытался пошутить.

– Квитанции, договора, телефоны всех друзей в ящике моего стола найдешь. И… присмотри за моими…

–

Семеныч молчал. Смерти ждали все. Не знали только, кто будет следующим.

– Не переживай. Все сделаю., – и после паузы, – Когда?

– Завтра ложусь в госпиталь. Все думают, что на парад собираюсь к 9 мая… «Всем по местам стоять!»… Прощай.. И сообщи там нашим…

– Пока…

Он опять подошёл к окну. Обернувшись, поглядел на новенькую посудомоечную машину и порадовался ещё раз покупке, и что всё успел сделать вовремя. Подстелил соломку, так сказать.

В окно светило яркое весеннее солнце. Лето было уже близко.

– Да, летом будет удобнее… Правильнее…

Похороны

Священник закончил и отошёл в сторону. Толпа встрепенулась и пришла в движение. Стало шумно. Пришедшие брали горстями землю и бросали её в могилу. Он тоже взял.

Подошёл к краю ямы и кинул на крышку гроба.

«Вот и всё, Санёк…»

– Поехали в город. Помянем вдвоем. Не хочу толпой, – тронул его за плечо Паша, их общий с Сашей приятель. Когда-то работали вместе. Поднимали бизнес. Пути давно разошлись, какие-то отношения ещё сохранились, но связь безвозвратно терялась. Если бы не похороны, неизвестно когда ещё встретились. Сергей молча кивнул, согласившись. Поднял воротник пальто и направился за Павлом к одному из черных Мерседесов с водителем.

Молодой официант услужливо бегал, по всей вероятности, рассчитывая на хорошие чаевые. Есть не хотелось. Сергей глядел в панорамное окно и рассматривал Казанский собор, бесконечную толпу прохожих на Невском проспекте. Паша сам разлил водку до краёв.

– Ну, давай! За Сашу! Хороший был мужик! – не чокаясь, выпил залпом.

Сергей тоже выпил.

Разговор не клеился. Больше пили, чем говорили. Павел спрашивал про дела, личные и на работе. Рассказывал про себя. Была одна тема. Он не хотел её обсуждать. Но где-то в глубине души понимал, что приятель не зря его вытащил в это кафе.

– Ты же знал правду! Почему обманул Сашку?! – наконец, Павел не выдержал.

Сергей сделал вид, что не расслышал.

Павел попытался заглянуть ему в глаза, его раздирало любопытство.

Потом тронул за рукав. Сергей убрал руку.

– Какую правду?

– Ты же знал, что Ольга изменяет ему!

– Допустим…

– И почему ты обманул его?

– Я не обманывал Саню… – Сергей налил себе рюмку до краев, – Просто не сказал и всё. Это разные вещи… Но если бы спросил, то, наверное, пришлось бы обмануть…

Он выпил, и налил себе ещё.

– Почему? – допытывался Павел.

– Это их дела, – устало произнес он, – Никому эта правда была не нужна.

Он грустно посмотрел в окно.

– Никому правда не нужна… Весь мир живёт обманом.

– И ты? – возмутился Павел

– И я…

Он показал пальцем на старушку с собакой за окном.

– Видишь ту бабушку, – кивнул в окно, – Она ведь не должна гулять здесь с собакой. Запрещено. Все знают об этом. Половине народа дела нет, а половина жалеет её.

Оно и правда, где ещё гулять им? Оба старые, до парков далеко.

Вот и молчат. Кто знает, сколько им осталось? Пусть радуются, пока есть возможность.

Он опять выпил:

– Вот и я также подумал. Пусть Саня подольше поживёт в радости. А правда… А правда – она у каждого своя. От правды всегда кто-то один страдает.

Павел откинулся в кресле:

– Ну ты даёшь, старик, а как же мужская дружба?! В этом и заключается смысл – когда ты другу можешь всё высказать в глаза! Ты разве не так поступаешь?! Лично я только так вижу дружбу!

Сергей поднялся с места и начал искать свой бумажник. Когда нашёл, достал крупную купюру и положил её на стол.

– Нет. Извини. Я так не поступаю. Как говорится – «фильтрую базар». С близкими мне, особенно!

Приятель посмотрел на оставленные деньги, но не предпринял попытки остановить Сергея:

– Ты не прав! Это не по- мужски, и не по-дружески!

Он почти ушёл. Но последние слова остановили его. Он задумался на секунду, посмотрел в окно и вдруг обеими руками опёрся на стол.

– Правду хочешь?! Ну, хорошо!

Его глаза прямо смотрели на Павла.

– Большинству людей на кладбище дела не было до Сани. Впрочем, как и священнику. Никто не знает даже, был ли он верующий. Все пришли со своим целями. Хотя, каждый высказался.

Сергей продолжал:

– Хочешь правду? Через месяц никого не останется с родственниками. И тебя тоже не будет. И меня ты вытащил сюда, играя роль хорошего друга. На самом деле тебе всегда интересна была Ольга. И ты хотел узнать побольше о ней. Ты не интересен мне. И я тебе тоже. И скорее всего, это последняя наша встреча. И это правда, о которой мы оба с тобой знаем!

Меня не интересуют твои отношения с женщинами. Мне неинтересен твой бизнес и неинтересна твоя жизнь.

Как и моя – тебе. Ты спросил только из-за того, чтобы полюбопытствовать, насколько ты успешнее меня в этой жизни после нашего расставания…

Он выпрямился.

– Хочешь напоследок ещё одно откровение? Ты был уверен, что я рассчитаюсь за стол. Так было всегда. Хотя, идея посидеть и помянуть была – твоя…

Павел сидел неподвижно.

– Ты хотел правду?! Вот и живи теперь с ней!

Он повернулся и, не прощаясь, пошел к выходу.

Веский аргумент

Она тёрла полотенцем давно вымытую и чистую чашку. Слёзы текли по щекам и капали с подбородка прямо в раковину. Вода, текущая из крана, равнодушно и бесследно уносила их в сливное отверстие. Её мысли роились в голове, одна горестнее другой. Она еле сдерживала себя, глотая обиду, чтобы не завыть.

Часы говорили, что время уже позднее, а сына всё не было. На сердце было тяжело от несправедливости. Оно рвалось на куски и сочилось кровью.

Бывший муж объявился неделю назад, спустя пятнадцать лет и шесть месяцев. Его не существовало ровно на три недели меньше возраста их общего сына.

Неизвестно, как он узнал адрес и телефон. Позвонив, долго молчал в трубку. Она, как самка животного, неожиданно напряглась всем своим материнским существом, нутром почуяв опасность, слушая его молчание. Потом, видимо, решившись, он начал неприятный для них обоих разговор. Общими фразами выспрашивал о её жизни. Она отвечала неохотно. Оба понимали, зачем он звонит.

В первом разговоре он так и не решился спросить про сына.

После беседы с ним мир для неё обрушился. Она с тревогой смотрела на телефон и вздрагивала от каждого звонка. Через день он позвонил и сразу сказал, что хочет видеть сына. Её сына.

Они провели вместе целый день. Сын пошёл на встречу. До этого она украдкой ревниво наблюдала за тем, как тщательно он готовился. Сам погладил рубашку, долго начищал обувь. Ему хотелось произвести на папу впечатление. За все годы отсутствия мужа, она ни разу не сказала плохого слова о нем.

У нее был припрятан веский аргумент. Своим материнским чутьем, она знала, что так бывает в жизни, когда вдруг появляются бывшие. Накушавшиеся вольной, беззаботной жизни, набегавшиеся и поистаскавшиеся, как волки после долгой зимы, они неожиданно вспоминают, что где-то есть кровиночка и с жадностью тянутся к родному теплу.

Муж ушёл незаметно из их жизни. Отношения разладились сразу после рождения сына. Его становилось все меньше и меньше в доме. А однажды она нашла на столе письмо. В нем аккуратно было написано, что он так больше жить не может, и что идея с рождением ребенка была её, а он вовсе даже и не собирался. В этой связи, ей предоставлялась полная свобода действий в воспитании народившегося чада. В подтверждении, в полупустом шкафу одиноко и сиротливо остались висеть плечики без одежды.

Свобода действий не подразумевала материальную помощь. А сыну, помимо воспитания, требовались питание, одежда и уход.

Пришлось, стиснув зубы, переехать в деревню. Где долгих четыре года она вынуждена была выживать. Жизнь, из городской девушки, закончившей университет, превратила её в обычную, деревенскую. И уже спустя время, перебарывая отвращение и страх, ради полноценного бульона подрастающему сыну, она рубила головы выращенным собственными руками, курам и кроликам. Что бы деревенские не дразнились и не сплетничали, для него же была придумана легенда про папу военного, где-то героически служившего на далёкой границе.

В двери зашумели ключом. Пришёл сын. Быстро взглянув на себя в зеркало, она ладонью провела по лицу, стирая высохшие слёзы и пошла его встречать.

– Я думал ты спишь, ма! – удивился он.

– Мне было интересно, как у вас всё прошло! Не хотела пропустить.

– Да все хорошо, мама! – сын был возбуждён, – Он просто замечательный отец! Мы о многом с ним поговорили! У нас столько общего!

– Вот, погляди! – он отогнул край рукава пиджака. На запястье сверкнули хромом новенькие часы.

Глаза сына горели и светились счастьем.

– Хорошие.., – оценила она подарок, но изобразить радость не получилось.

– У вас общие только глаза, – грустно закончила она.

Для себя она всё давно решила. Сколько раз представляла, как сделает это. Ей было радостно от того, что не будет долгого и тяжёлого разговора. Не будет лишних вопросов. Она просто даст ему прочитать то письмо.

Конверт с ним она нашла и приготовила заранее, сразу же после первого звонка и вот подходящий момент настал.

Она сунула руку в карман, но неожиданно сын обнял её.

– Спасибо тебе, ма! – он наклонил к ней свою голову.

– За что? – удивилась она.

– Ты никогда не говорила плохого про папу!

Её больно резануло это его «папу». Она внимательно посмотрела на него.

– Он тоже о тебе хорошо говорил! А в следующие выходные зовёт меня с собой на рыбалку с ночёвкой! Ма! Я просто счастлив! – он все не мог остановиться.

– Я знаю, сынок… – обняла его голову – Я рада за тебя!

Она с нежностью посмотрела на вихрастую заросшую макушку, поцеловала её, вдохнув до боли знакомый и родной запах его волос.

Затем решительно отстранив от себя, ещё раз взглянула в улыбающееся лицо сына и тихо сказала, непонятно к кому обращаясь:

– Да, рыбалка такое дело… Рыбалку с отцом пропустить негоже.

Уже перед сном, стоя над унитазом, она смотрела, как весело и шумно вода закружила, а затем проглотила маленькие белые кусочки бумаги…

В унисон

– Я нравлюсь тебе? – она заглянула мне в глаза и весело засмеялась.

– Наверное, – уклончиво ответил я, – Если я ещё с тобой…

– Или пока я с тобой! – и она опять весело засмеялась.

Она почти ровесница мне. Я всегда думал, что хорошо её знаю. Но каждый раз ошибался. У неё была удивительная способность подстраиваться под меня. Или мне так казалось.

Я до сих пор не знаю, красива ли она. Многие, кто видел её, говорили, что, несомненно. Но сам я так и не определился. Может, просто привык.

Она всегда настораживала тем, что слишком хорошо знает меня, может быть даже лучше меня самого. Мои привычки. Мой взрывной характер.

Но её никогда не волновало мое настроение. Я злился из-за этого, а ей было все равно. Она уверенно и независимо шла рядом, будто знала, что я от неё всё равно никуда не денусь.

Вот и сейчас, она спросила, нравится ли она мне, а у меня нет однозначного ответа. Слишком давно её знаю. За долгое время почти сроднился и привык. Привык, что она всегда незримо рядом.

С возрастом пришла мудрость. Меня уже не так просто вывести из себя. Но она всегда что-то от меня требует. Ей постоянно что-то от меня нужно. Я сопротивляюсь, но где-то в душе согласен с ней.

– А ты любишь меня? – я неожиданно и серьезно спрашиваю её.

Она опять засмеялась, и нежно взяла меня за руку:

– Зачем ты спрашиваешь? Ты же прекрасно знаешь!

– Хочу, чтобы ты сама сказала! – настаиваю я.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3