Полная версия
Проклятие Кукуя. Тайны и были Немецкой слободы и её обитателей
Стрельцов привезли на площадь у Покровских ворот, где уже были установлены виселицы.
На казнь прибыли послы – австрийский, польский и датский.
Сюда и прискакал верхом в зелёном польском кафтане, подаренном, как говорили, польским королем Августом, разъяренный Пётр. За ним следовала свита из состава «Великого посольства»: Лефорт, Меншиков… Каждый под два метра ростом, эта троица возвышалась на голову надо всеми и вселяла бесконечный ужас в москвичей. От одного их вида люди падали в обморок.
В это время дьяк чётко выкрикивал слова приговора в мёртвой тишине: «А в распросе и с пыток все сказали, что было притить к Москве и на Москве, учиня бунт, бояр побить и Немецкую слободу разорить и немцев побить, и чернь возмутить – всеми четырьмя полками ведали и умышляли. И за то ваше воровство великий государь царь и великий князь Пётр Алексеевич всея Великие и Малые и Белые России самодержец указал казнить смертью.».
Казнь стрельцов. Гравюра XVIII в.
Под барабанный бой и колокольный перезвон стрельцов развезли на казнь ко всем городским воротам и съезжим избам бунтовавших полков.
В этот вечер царь на пиру у Лефорта был доволен, по словам австрийского посла Игнатия Гвариента «оказывал себя вполне удовлетворенным и ко всем присутствующим весьма милостивым».
Но это было только начало.
Казни совершались на заставах и на площадях, у Новодевичьего монастыря, и, даже, на Красной площади. «Стрельцам рубили головы, их вешали уже не только на виселицах, но и на бревнах, вбитых между зубцами стен Белого и Земляного городов. А наиболее злостных колесовали. Это было новшеством, привезенным из-за границы.».
Причём, казнили всех без разбору, было не важно участвовал страдалец в заговоре или только формально принадлежал к опальному полку.
Казнь стрельцов. Худ. Б. Ольшанский
Двух попов, устроившим молебен о даровании победы стрельцам, учинили особую казнь, неподалеку от храма Василия Блаженного на Красной площади: «Бориску Леонтьева повесили, а Ефимке Самсонову отсекли голову, а тело положили на колесо.».
Для устрашения тела повешенных казнённых оставались долго болтаться на виселицах. Зловонные трупы обезглавленных и колесованных стрельцов валялись прямо на Красной площади.
А перед Новодевичьим монастырем стояла виселица, и трое висевших на ней мертвецов протягивали окостеневшими руками стрелецкие челобитные прямо в окна кельи монахини Сусанны – бывшей царевны-правительницы Софьи Алексеевны.
Были расформированы 16 московских стрелецких полков. Всего, по одним данным было казнено 799 человек, по другим: с сентября 1698 года по февраль 1699 годы казнили 1182 стрельца. Ещё 200 стрельцов, а по другим данным 601-го, Пётр помиловал по малолетству – их били кнутом, поставили клейма на правую щёку и отправили в бессрочную ссылку в Сибирь. Вдовы и дети казнённых были изгнаны из Москвы, и всему народу строго-настрого запретили оказывать им хоть какую-нибудь помощь. Дома и дворы стрельцов в Москве были розданы или проданы.
Но царь не унимался и всё жаждал крови своих давних обидчиков. В феврале 1700 года по его требованию Боярская Дума приговорила к казни ещё 42 человека. А следствие и казни продолжались аж до 1707 года!
Так Пётр отомстил за свой пожизненный страх детства, за зверства стрельцов в Кремле. Москвичи содрогнулись от царской немилости. Воистину – антихрист!
А царя-то подменили!
Пётр I. Худ. Питер ван дер Верф. 1697 г. Эрмитаж
Уже три столетия спорят историки о том, так подменили юного Петра во время «Великого посольства» за границей или нет? А может просто на него так подействовали европейские воздух, яства и вины, да и порядки иноземные, что он за пятнадцать месяцев сильно изменился внешне, да, и с головой у него что-то приключилось? Ведь не мог человек в здравом уме резко отвернуться от обычаев предков и полностью поменять тысячелетний уклад жизни людей, строивших на этой земле русское православное государство!
Пётр I в русском платье в бытность свою в Голландии в свите Великого посольства 1698 г.
Каких только гипотез не выдвигалось за это время.
К примеру, вот почему Пётр так поспешно сослал жену свою, царицу Евдокию Лопухину в монастырь, даже не повидавшись с нею по возвращении из Европы? Конечно, из-за боязни, что она сразу распознает подмену царя.
И сестра, а ещё недавно считай царица-соправительница, Софья не узнала в нём брата и во всеуслышание заявила об этом!
Пётр I. Худ. Г. Кнеллер. Англия. 1698 г.
И вправду, его многие не узнавали, слишком он повзрослел и изрядно прибавил в росте, кудрявые волосы почему-то выпрямились, и будто родинка у него была на носу да исчезла…
Современник-иностранец описывал молодого Петра накануне отъезда того в Европу: «Его величество высокого роста, стройного сложения, лицом несколько смугл, но имеет правильные и резкие черты, которые дают ему величественный и бодрый вид и показывают в нём бесстрашный дух. Он любит ходить в курчавых от природы волосах и носит небольшие усы, что к нему очень пристало.».
Пётр I. Худ. Годфрид Схалкен. 1706 г.
А в бытность свою в Лондоне его Величество «призывали к себе женщину-великана, четырех аршин ростом, и под её горизонтально вытянутую руку Пётр прошёл, не нагибаясь». И это двухметровый-то исполин, которым позже царь вернулся в Россию!
Что-то тут и в самом деле не складывается.
Первый гравированный портрет Петра работы Шхонебека, 1703—1705 гг.
Чаще всего встречаются копии с двух портретов молодого царя Петра. Один написан в 1698 году в Англии, по желанию короля Вильгельма III, художником Готфридом Кнеллером. На картине Пётр изображён с длинными вьющимися волосами, весело смотрит на нас своими большими круглыми глазами. «Несмотря на некоторую слащавость кисти, художнику, кажется, удалось поймать неуловимую весёлую, даже почти насмешливую мину лица, напоминающую сохранившийся портрет бабушки Стрешневой», – отмечает в своей «Русской истории» В. О. Ключевский.
«Портрет лица, именовавшего себя царём Петром». Голландия. 1698 г.
А на втором портрете художник Годфрид Схалкен в 1706 году изображает царя хоть и повзрослевшим, но не сказать, что сильно изменившимся.
И всё же говорят, что Пётр резко изменился по возвращению из Европы!
Вот и по-русски будто царь лопочет теперь прерывисто, а по-иному – как по-родному. Много чего не помнит, безграмотно и коряво пишет, а иных знаний имеет, что мудрец и в старости не познает, если сам не переживёт.
Портрет Петра I работы неизв. худ. нач. XVIII в. в Эрмитаже
К примеру, вскоре выяснится, что Пётр знает во всех подробностях и в каком порядке абордажную атаку вражеского судна проводить! Это при том, что на Руси и кораблей военных ещё не было, следовательно, и боевого опыта их применения. А чтобы получить подобный опыт, надобно было не в одном сражении поучаствовать!
«Пётр Великий». Худ. И. Koprtzki
Строили догадки, что Петра ещё в Польше украли, или может в Голландии, ну, в Англии, там уж точно подменили. Были версии, что царь даже бежал из плена и со шведским королём Карлом пришёл в Московию наказать злодея-узурпатора, но после поражения под Полтавой был вновь пленён и содержался французским королём Людовиком в Бастилии, да ещё и в железной маске, и с полного согласия всех европейских монархов. Вот даже как!
Пётр I, худ. Луи Каравакк, 1722 г.
Говорили, говорили…
Рост Петра достигал гигантских 204 сантиметров. При этом размер туфель у него был очень маленький – 38-й, но ему шили ботфорты 45 размера, куда он и прятал ноги, обутые в туфли. Поэтому ходил, словно на ходулях и пользовался тростью. Историк Николай Павленко писал: «…сохранившаяся до нас одежда Петра I показывает, что он действительно выделялся ростом, но не могучим телосложением». Одежда императора была всего лишь 48 размера. Художник Валентин Серов, изучавший Петра для написания портрета, отмечал: «Он был страшный: длинный, на слабых, тоненьких ножках, и с такой маленькой, по отношению ко всему туловищу, головкой, что больше должен был походить на какое-то чучело с плохо приставленной головой, чем на живого человека.». Не среди его предков, как и потомков, подобных его телосложению не было.
Но ведь дыма без огня не бывает!
Лубок о подмене царя Петра I, кон. XVII в.
Действительно, уехал из страны вполне богобоязненный царственный юноша, не без молодёжных заскоков, конечно, но вернулся-то никому не знакомый суровый злобный мужик, «саморучно» рубящий головы стрельцов, беспробудный пьяница и распутник, позднее приказавший задушить даже собственного сына, и при этом уже вполне зрелый и рассудительный правитель, грамотный военачальник и мореплаватель, вполне сносный инженер и архитектор!
Откуда такая перемена? Или всё-таки подмена?
Об этом мы точно уже не узнаем, тем более без генетической экспертизы. Но нужна ли она сегодня кому-нибудь? Ведь Пётр давно уже «Великий», и Медный всадник в Санкт-Петербурге – в доказательство тому, и из «окна в Европу» сырой промозглостью сквозит до сих пор.
Одно можно сказать определённо, что Пётр Первый ничуть не уступал своим предкам из новой династии Романовых в желании перестроить страну, приблизив её к «европейским ценностям», полностью отвергая нашу самобытную славяно-православную, на тот момент, цивилизацию, известную тогда в народе, как Святая Русь.
Его отец, царь Алексей Михайлович, расколол Святую Русь своей церковной реформой. А для сына набрал в Немецкой слободе европейцев в наставники. Они-то и привили юному царю любовь к западным порядкам, приносили ему всякие чудные безделицы и книжицы, одевали его в свои наряды.
А потому, смею предполагать, что никто царя не подменял, так как он и сам, к моменту возвращения из Европы домой, давно сформулировал по совету многих своих иноземных друзей те реформы, которые потом огнём и мечом проведёт в стране. Путём неимоверных человеческих усилий и жертв, он из провинциальной Московии выкует Российскую Империю, к славе своей, оставив после себя в ней изрядно измождённый и разорённый малочисленный народ с новыми знаниями и навыками.
Разгульная «кумпания»
Потешные Петра I
А ведь долгое время юный царь Пётр своих буйных наклонностей особо не проявлял и вёл себя, как подобает православному властителю Третьего Рима. Порой нехотя, неусидчивый и порывистый, но в царском облачении, он посещал все официальные церемонии в Кремле и у Патриарха. Ходил на богомолье по святым местам. Во многих храмах и монастырях до сих пор хранятся его богатые дары и вклады, которые он делал в церковные праздники. При этом он всячески выказывал уважение матери, жене и наставникам, учил и почитал обычаи и традиции предков.
Пётр I и сокольничий. Худ. К. Лебедев
И вдруг Пётр резко изменился.
Может всё дело в том, что он лишился опеки и пригляда матери, которая хоть как-то сдерживала его дурные наклонности. Ведь 4 февраля 1694 года в Кремле сорокадвухлетняя царица Наталья Кирилловна умерла. А какие письма он ей писал! К примеру, 29 июня 1689 года из Переславль-Залесского: «Вседражайшей моей матушке недостойной Петрушка, благословения прося, челом бью и за присылку з дохтуром и з Гаврилою, яко Ной иногда о масличном суке, радуюся и паки челом бью. А у нас все молитвами твоими здорово, и суды удались все зело хороши. По сем дай Господь здравия души и телу, яко же аз желаю. Аминь. А мастер карабельной Корт июня в 2 д. умре до нашего приезду за дватцать за два часа». В каждой строке и богобоязненность и сыновья любовь!
Но вот мамы не стало. Следом, 29 января 1696 года, умирает его единокровный брат и соправитель – двадцатидевятилетний царь Иван V Алексеевич. Вскоре буйная единокровная сестрица Софья Алексеевна и нежеланная жена Евдокия окажутся в монастыре. Близкие, все кто ассоциировался с прошлым в его памяти, пусть по разным причинам, но покинули его. И отца давно рядом нет…
Приезд царей Иоанна и Петра. Худ. И. Репин
Впрочем, он найдёт себе нового отца. И тогда всё резко изменится!
Случайно познакомившись на дипломатическом приеме с европейским авантюристом, приехавшим в Россию сделать военную карьеру, Францем Лефортом, юный Пётр сразу проникся к нему симпатией и уважением.
Пётр I в Немецкой слободе. С оригинала А. Земцова
Согласие идей и сходство наклонностей, порой весьма порочных, навсегда свяжут этих людей. Царь нашёл во Франце помощника, учителя и друга. Именно с подачи своего фаворита и под его прикрытием Пётр решил построить свою новую резиденцию в Немецкой слободе, подальше от вопросов бояр на кремлёвских заседаниях Думы, вечно недовольной родни в Преображенском.
И, вскоре, не без участия Лефорта, произошло весьма символичное событие для всей русской истории.
Пётр I в иноземном наряде перед матерью своей царицей Натальей, патриархом Андрианом и учителем Зотовым. Худ. Н. Неврев
Едва вступив на престол в 1689 году, уже через несколько месяцев – весной следующего года – Пётр первым из русских государей нанёс официальный визит в дом иностранца! Своими царскими ножками. Немыслимо!
Царь отужинал в Немецкой слободе у шотландца Патрика Леопольда Гордона. Уточню, что к тому времени Гордон давно прозывался на православный манер – Петром Ивановичем.
И, тем не менее, на лицо невиданное доселе нарушение дворцовых традиций, выражаясь современным языком – государственного протокола! Миропомазанник, наместник Бога на земле, и к простолюдину, да ещё басурманину – в дом!
Конечно, надо признать, что шотландский патриот, сторонник Стюартов, ревностный католик генерал Гордон, всё-таки долгие тридцать восемь лет своей жизни посвятил воинской службе русскому престолу. Но, протокол, он, как говорится, и в Африке, протокол! Думаю, Патрик был бы счастлив уже тем, если бы его пригласили на ужин в его честь в Грановитую палату Кремля. Впрочем, это Пётр не любил Кремль, а ужинал он к этому времени с Гордоном не раз.
Патрик Гордон прибыл в Москву 2 сентября 1661 года и был лично представлен царю Алексею Михайловичу. Государь устроил ему испытания в фехтовании и стрельбе из мушкета, подробно расспросил о жизни и европейских порядках, подивился его военному опыту и познаниям, и сразу присвоил чин майора, зачислив в полк к земляку шотландцу – полковнику Джону Кроуфорду. Круг замкнулся, потому что именно офицер русской армии Кроуфорд в 1660 году, попав в польский плен под Смоленском, пригласил на русскую службу Патрика Гордона, служившего тогда в частях воевавшего с русскими польского короля Яна Собеского. Протекция Кроуфорда создала прецедент – Гордону сразу дали офицерское звание, хотя иноземцы-офицеры принимались в царское войско рядовыми солдатами.
Патрик Леопольд Гордон. Неизв. худ. XVII в.
Новоиспеченный майор-драгун служил честно и храбро. Летом 1662 года Гордон отличился при подавлении Медного бунта. В 1664 году Патрик получает звание полковника и назначается командиром драгунского полка. С 1670 по 1677 год он служит начальником гарнизона в окраинном городе Севске, на границе с Речью Посполитой. А с 1677 по 1678 год, уже при царе Фёдоре Алексеевиче, принимает участие в русско-турецкой войне, героически обороняет с вверенными его командованию войсками крепость Чигирин от османских и крымских войск. За оборону Чигирина 20 августа 1678 года царь производит его в генерал-майоры. И в течение нескольких лет Патрик Гордон был единственным иностранцем в московской армии, имевшим генеральский чин.
Патрик Леопольд Гордон. Неизв. худ. XVII в.
Поселился Гордон в Москве, разумеется, в Немецкой слободе, где сразу стал очень популярен среди соседей – за ум, образованность и сметливость. Он выписывал из Англии книги и газеты, не брезговал занятиями коммерцией, давал деньги под процент. Патрик, знавший английский, шведский, польский, русский и латинский языки, блестяще владел пером, писал в день по 15—20 писем в разные европейские города. Из переписки с родственниками он получал сведения о новациях в королевской английской армии, о новых научных открытиях и технических изобретениях.
Вот к такому человеку в дом, пренебрегая традиционным протоколом, и пожаловал любопытный юный царь Пётр.
Конечно, он был под впечатлением, как от хозяина, так и от его окружения. Что-что, а пускать галантную пыль в глаза иноземцы умели и умеют! А ещё, какая у Гордона была библиотека, особенно по военному делу и фортификации! О книги! Это государь ценил высоко, хоть сам писал с ошибками до конца жизни.
Теперь Пётр стал часто наведываться в некогда далёкую, но такую желанную Немецкую слободу.
Позже, в петровское правление в московских полках служили многие шотландцы-роялисты и, в частности, шесть представителей клана Гордонов.
И всё-таки, официальный приём в доме иностранца, да ещё в Немецкой слободе, это уже был политический шаг юного царя, ясно указывающий на дальнейший вектор его стратегии развития страны.
А вскоре, 3 сентября 1690 года, государь станет гостем своего друга, соратника и, что уж там скрывать, теперь и главного собутыльника Франца Лефорта.
«Дом Лефорта, – утверждает современник, – сделался одним из центров общественной жизни иноземного населения, где собиралась образованная часть общества: иноземные послы и министры-резиденты, купцы и воины…».
Франц Яковлевич Лефорт. Неизв. худ. Конец XVII в.
Вот портрет Лефорта, составленный одним из его биографов: «Он обладал обширным и очень образованным умом, проницательностью, присутствием духа, невероятной ловкостью в выборе лиц, ему нужных, и необыкновенным знанием могущества и слабости главнейших частей российского государства; это знание было ему необходимо при обтёсывании этого громадного камня. В основе его характера лежали твёрдость, непоколебимое мужество и честность. По своему же образу жизни он был человеком распутным и тем, вероятно, ускорил свою смерть». Согласитесь, парадоксальная характеристика.
Но лучше всех о Лефорте может сказать сам Лефорт. Покидая родную Швейцарию, он писал по дороге в Россию: «Одним словом, матушка, могу уверить вас, что Вы услышите о моей смерти или моем повышении». Куда уж лаконичнее? В этом была его программа. Возможность сделать карьеру хотя бы с опасностью для жизни привели молодого Франца в Россию. Однако вскоре эта страна стала для него второй родиной.
В «Записках» его старшего брата Ами (Амадея – прим. автора) Лефорта, в связи с приездом Франца в отпуск из Киева в Женеву, говорится: «В беседах своих он представлял картину России вовсе не согласную с описанием путешественников. Он старался распространить выгодное понятие об этой стране, утверждая, что там можно составить себе очень хорошую карьеру и возвыситься военною службою. По этой причине он пытался уговорить своих родственников и друзей отправиться с ним в Россию.». Надо отметить, что многие предприимчивые и ловкие европейцы последовали этому совету и не прогадали!
Лефорт ещё до приезда в Россию многое успел повидать и натворить. Родился он в женевской состоятельной купеческой семье в 1656 году, хотя предки его были баронами из Шотландии. Отец страстно хотел сделать из сына коммерсанта, и в 1674 году отправил его в Марсель для обучения в торговой школе. Но Лефорт учился не долго. Вскоре он бежал из школы и поступил юнкером в Марсельский гарнизон. Решение это он принял, боясь быть исключенным из благородного сословия. Во времена Людовика XIV во Франции заниматься коммерцией могли только простые люди – «ротюрье».
Вернувшись на родину, Лефорт сошёлся со своими сверстниками-бунтарями, состоявшими в оппозиции против церковного абсолютизма, господствовавшего тогда в Женевской республике.
Но в 1675 году в девятнадцатилетнем возрасте он неожиданно отправляется в Россию с бывалым прусским воякой полковником Яковом фон-Фростеном, который вербовал за границей людей на службу русскому царю. Видимо, Франц попросту бежал из Швейцарии от преследования властей.
«В 1675 году на ярмарку в Архангельск прибыл голландский торговый корабль. Привёз он не одни товары заморские, но и ратных людей иноземцев; то были полковник Яков фон-Фростен, подполковник фон-Торнин, маиор Франц Шванберг, капитаны: Станислав Тшебяковский, Филипп фон-Дерфельд, Иван Зенгер, Яков Румер и Франц Лефорт, поручики: Ян Бузн. Питер Юшим, Оливер Дергин, Михель Янсын и два прапорщика. Уроженцы разных земель, проведшие годы бурной жизни, во вкусе известных кондотьери, на многих службах в Свейской, Барабанской, Галанской и Шпанской землях, у польскаго короля и у „цесаря крестьянскаго“. Соединились эти лица под предводительством фон-Фростена в одной общей мысли: в Московии иноземцев хорошо принимают, а особенно хорошо им платят; надо туда ехать».
Охотник за хорошей жизнью с большим трудом добрался до Москвы, буквально за несколько месяцев до смерти царя Алексея Михайловича. После долгих хождений по инстанциям большинство из его товарищей – ловцов «синий птицы удачи», устроились в Пушкарский приказ, а охладевший к поискам военной службы Франц, прервал попытки поступить в русскую армию и перебивался случайными доходами в Немецкой слободе.
Генерал-адмирал Ф. Я. Лефорт. Худ. С. Летин. РГВИА
Наконец-то, в 1678 году, Лефорт поймал свою «голубку» – женился на дочери полковника Сухэ, двоюродной сестре первой жены генерала Гордона. Этот брак дал Францу возможность поступить на службу в русскую армию. Лефорт вступает в полк сразу в чине капитана под начальство всё того же генерала Патрика Гордона и участвует под его командованием в борьбе с турками и крымскими татарами в 1676 году, в Чигиринских походах 1687—89 годов. Правда, ратным умением он не отличился, да настолько плохо воевал, что подчинённые стрельцы чуть не устроили над ним расправу.
И, тем не менее, Лефорт быстро возвышается. Карьеру Франц делает за счёт общительного характера и приобретает себе некоторую популярность ещё до знакомства с Петром. В правление Софьи Алексеевны он уже пользуется прекрасным расположением к себе влиятельного фаворита царевны – князя Василия Голицына.
Помимо русского, Лефорт владел итальянским, французским, голландским и английскими языками, поэтому всегда был полезен при дворе в роли толмача.
Особенно отразилось на его карьере решение, принятое им в дни стрелецкого бунта 1689 года, когда будущему императору пришлось бежать в одних подштанниках от бунтующих стрельцов, руководимых царственной сестрицей Софьей, в Троице-Сергиеву Лавру. Франц рискнул и явился туда с выражением своих верноподданнических чувств Петру в тот момент, когда исход борьбы двух сторон был ещё далеко не ясен. Этим он заслужил особое и окончательное расположение к себе молодого царя.