Убийство по любви

– В таком случае, до свидания, – сказали детективы.

– Вы звоните нам, если мы вам понадобимся! – крикнул им вдогонку Александр.

– Обязательно.

Глава 4

Время подходило к десяти вечера. Но за окном по-прежнему было жарко. В номере работал кондиционер, поэтому окна были закрыты. Мирослава несколько раз подходила к окну и, отодвинув шторы, смотрела сквозь стекло на улицу.

– Послушай, – спросила она Мориса, – почему они не посадят возле здания много-много деревьев? Тогда жара не будет так сильно ощущаться.

– Но здесь же прохладно, – сказал Морис и принялся за грушу, съев перед этим пару персиков.

Мирослава пила только воду. Фрукты они купили на местном рынке, а воду в небольшом магазине недалеко от гостиницы. Бросив взгляд на начавшую мерить шагами гостиничный номер Мирославу, Миндаугас вздохнул. Он понимал, что ее угнетают закрытые окна. «Все-таки в ней есть что-то кошачье», – подумал Миндаугас, вспомнив, что Дон терпеть не мог закрытых дверей и громким мяуканьем требовал, чтобы их открыли.

Но вот Мирослава опустилась в кресло напротив него и вытянула длинные ноги.

– Хорошо, что Касаткин и Золотницкая сами предложили нам встретиться в парке.

– И так удачно для них, что они смогли там остаться после нашего ухода…

– Думаешь, наше присутствие помогло им преодолеть психологический барьер?

– Типа того. Все-таки, по-моему, не слишком приятно миловаться, зная, что совсем недавно в этом месте убили девушку.

– Люди привыкают ко всему, – философски заметила Мирослава и неожиданно взяла сотовый с явным намерением позвонить кому-то.

Когда абонент ответил, Волгина включила громкую связь.

– Кто это? – спросил девичий голос.

– Частный детектив Мирослава Волгина.

– О!

– Сергей Кораблев, наверное, говорил вам?

– Да, но я сейчас не могу говорить, потому что я не дома.

– А где?

– На дежурстве. Я медсестра.

– Извините.

– Приезжайте завтра ко мне домой, вернее, на квартиру Зоси. Я пока живу у нее. Мне Татьяна Матвеевна разрешила. А других родственников у Зоси нет.

Детективы догадались, что Яна имела в виду Омельянову – тетю погибшей девушки.

– Во сколько нам подъехать? – спросила Мирослава.

– Если можно, часиков в одиннадцать.

– Хорошо. Доброй вам ночи.

– И вам, – отозвалась девушка и отключилась.

– Значит, завтра с утра едем к Шатровой? – уточнил Морис.

– Угу. А пока выметайся к себе.

– Вы ляжете спать?

– Нет, сначала немного почитаю.

– Что ж, я последую вашему примеру, – проговорил он, направляясь к двери, – спокойной ночи.

– Спокойной.

Как только за Морисом закрылась дверь, Мирослава сразу бросилась к окну и распахнула его. Горячий воздух вполз в номер. «И почему в июле всегда так жарко? – подумала Мирослава и сама себе ответила: – Потому что лето». Она мысленно перенеслась в свой коттедж. В доме, окруженном садом, жара не ощущалась сильно. «И что теперь делает Дон?» – подумала она. Но позвонить даже самому умному коту было нельзя, поэтому она набрала номер сотового своей тетки Виктории.

– Мирослава? – раздался расслабленный голос.

– Теть, извини, я, кажется, тебя разбудила.

– Нет, – рассмеялась Виктория и спросила: – Ты сегодня смотрела за окно?

– Здесь ужасная жара, кондиционер… – начала Мирослава.

– Ты в гостинице?

– Да.

– И что, там кондиционер гонит тепло? – удивилась тетка.

– Нет, просто я открыла окно.

– А… – протянула Виктория. – С тобой все понятно. Но если ты уже все равно открыла окно, то посмотри на небо.

– Смотрю.

– Что ты там видишь?

– Луну…

– Она ничего тебе не напоминает?

– Не знаю, тетя. Может, хрустальный розовый шар…

– А мне яблоневый лепесток, – тихо отозвалась Виктория.

– Ты написала стихотворение, – догадалась Мирослава.

– Да, только что закончила, перед твоим звонком.

– И дядя еще ничего не знает? – лукаво спросила Мирослава.

– Угу.

– Но раз уж я все равно позвонила, прочитай сначала мне, а потом ему.

Виктория не стала артачиться:

Точно яблони лепесток, Розовая луна. Ты б увидеть ее тоже смог, Если б выглянул из окна. Но не знаю я, чем ты занят И что в мыслях сейчас у тебя. И куда твое сердце тянет, Созерцая или любя. Но надеюсь я, что любовь, Пробудившаяся ото сна, Приведет тебя в дом мой вновь,И дорогу укажет луна.

– Теть, здорово, – тихо проговорила племянница, – так и обволакивает нежностью.

– Я рада, что тебе понравилось.

– Я сделала запись твоего прочтения. Сейчас пойду Морису дам послушать.

– Оставила бы ты парня в покое, он уже, наверное, спит, – рассмеялась Виктория.

– Я тихонько постучу ему в дверь. Если он спит, то будить не буду.

– Ну ладно, иди. Тебя ведь все равно не отговорить от того, что ты уже задумала.

– Передавай дяде привет.

– Передам.

– Пока.

– Пока.

Мирослава закрыла окно, потом вышла на балкон и, перебравшись на соседний, тихонько постучала в стеклянную дверь. Через некоторое время за стеклом появилась фигура Мориса. Он стоял и с удивлением смотрел на девичью фигуру в лунном свете. На всякий случай он протер глаза, потом все-таки открыл дверь и впустил ее в свой номер.

– Почему именно через балкон? – спросил он небрежно.

– Так ближе, – отозвалась она.

– А, что-то срочное?

– И да, и нет. Я не разбудила тебя?

– Нет. Но я как раз собирался ложиться спать.

– Как у тебя прохладно, – проговорила Мирослава. Он догадался, что она открывала окно. И спросил:

– И зачем?

– Что зачем?

– Окно открывали?

– Чтобы на луну посмотреть. А еще я тете звонила.

– И как она?

– Она тоже на луну смотрела.

Морис невольно улыбнулся.

– И чего ты усмехаешься? – рассердилась она.

– Я не усмехаюсь, а улыбаюсь.

– Не придирайся к словам!

– Я?!

– Ладно, проехали. Я чего пришла-то?

– Наверное, догадались, кто убил Зосю.

– Нет! Не порть мне настроение! Я хочу дать тебе послушать стих.

Морис указал ей жестом на кресло и присел сам.

– Слушаю.

Мирослава включила запись на воспроизведение, и в комнате зазвучал плавный голос Виктории Волгиной. Когда запись закончилась, Морис сказал:

– Спасибо, что дали послушать.

– Пожалуйста, – Мирослава поднялась и направилась к балконной двери, но Морис опередил ее, осторожно развернул за плечи и довел до двери.

– Лучше так, – напутствовал он.

– Какая ты скучная личность, – притворно огорчилась она.

– Ну что же тут поделаешь, – улыбнулся он и, подождав, пока она зайдет в свой номер, закрыл дверь. «Вот уж с кем не соскучишься», – пробормотал он себе под нос по-литовски.

На следующее утро он тихонько постучал в дверь Мирославы.

– Вы проснулись?

– Представь себе, – она открыла дверь и впустила его внутрь.

Он догадался, что она только что из душа. От нее приятно пахло лавандовым мылом, длинные русые волосы рассыпались по плечам и спине.

– Подождешь, пока я причешусь? – спросила она.

– Куда же я денусь, – улыбнулся он в ответ.

– К Шатровой ехать еще рано, и мы могли бы спуститься вниз и позавтракать.

– Только я подозреваю, что наши поклонники – портье и официант – сменились.

– Ничего, очаруем новых, – беззаботно отозвалась она.

– А то, с нашими-то способностями, – весело поддержал ее уверенность он.

Спустившись в кафе, они обнаружили сразу несколько свободных столиков. По-видимому, ранние пташки уже позавтракали и разлетелись по своим туристическим и иным делам, а те, кто любит спать подольше, еще не проснулись.

Дверь квартиры, принадлежавшей когда-то Зосе, им открыла худенькая светловолосая девушка, одетая, несмотря на жару, в черное трико и свободную светло-сиреневую блузку в крупную клеточку.

– Вы мне звонили вчера? – спросила она.

– Да, – подтвердила Мирослава.

А Морис добавил:

– Вообще-то вы должны были это спросить до того, как открыть нам дверь.

– Ладно, кому я нужна, – отмахнулась девушка, мимолетно улыбнувшись.

– Ваша подруга Зося, – начал Миндаугас, но Яна сразу прервала его.

– Зося – совсем другое дело, – сказала она, сразу погрустнев.

– Почему вы так считаете? – спросила Мирослава, усаживаясь на мягкий стул, предложенный Шатровой. Она уже успела окинуть комнату взглядом. Все здесь было не новым, но аккуратно отстиранным и отглаженным. И поэтому даже льняные чехлы, бывшие когда-то ярко-желтыми, сохраняли достоинство, став уже бледно-соломенными. В старой югославской стенке стояла на видном месте посуда, произведенная в бывших Чехословакии и ГДР. Отдельно располагались чашки и фужеры советского производства. В другой секции рядами теснились книги. Было видно, что их не просто читали, но и перечитывали.

Заметив интерес Мирославы, Яна пояснила:

– Дедушка Зоси был кадровым офицером, они с бабушкой несколько лет жили в разных странах, потом он ушел в отставку, и распада страны его сердце не выдержало. Мама Зоси, его дочь, вышла замуж не совсем удачно. Ее муж оказался пьющим человеком. Она сначала пыталась отучить мужа злоупотреблять, но после смерти своей матери запила вместе с ним. Зосю определили в интернат.

– Как же они не пропили все это? – спросила Мирослава.

– Не успели, – пояснила Яна, – отравились паленым алкоголем. И у Зоси осталась только двоюродная тетя.

– Она навещала Зосю в интернате?

– Да. А на каникулы брала к себе домой.

– И вы хорошо ее знаете?

– Татьяну Матвеевну? – слегка удивилась Шатрова и ответила: – Да, неплохо.

– Вы не знаете, почему Зося не стала жить с ней после интерната?

– Ну это же просто, – пожала плечами Яна, – Зося стала взрослой и хотела жить отдельно.

– То есть одна? – уточнила Мирослава.

– В некотором роде да, – не совсем уверенно подтвердила девушка.

– Почему же в таком случае Зося сдала вам комнату?

– Она ничего мне не сдавала! – возмутилась девушка.

– То есть?

– Я живу здесь совершенно бесплатно!

– То есть Зося занималась благотворительностью, – не поверила Мирослава.

– Это не совсем так, – вздохнула Шатрова и добавила: – лучше я расскажу вам с самого начала историю нашего знакомства.

– Расскажите.

– Я приехала сюда из другого города и устроилась работать медсестрой в местную больницу. Квартиру я заранее сняла по объявлению у одной женщины. И мы сначала отлично поладили. Я прожила у нее шесть месяцев, но вдруг она завела себе молодого любовника. Парень стал часто приходить ко мне, и вместо того, чтобы уделять все свое внимание хозяйке квартиры, он стал делить его между нами двоими.

– Вы позволяли ему это делать?

– Нет, конечно! – возмутилась Яна. – Я всячески отбивалась от его домогательств. А однажды хозяйка застала нас во время его приставаний ко мне на кухне. Она не стала разбираться, кто прав, кто виноват, просто выставила меня на ночь глядя на улицу.

– Сочувствую.

– И куда мне идти? – спросила девушка.

– На вокзал?

– На вокзал. Я сдала свои пожитки в камеру хранения. А днем мне на работу, моя смена. На работе я ничего не сказала. На следующий день попыталась найти комнату, но мне это не удалось. Либо хозяева заламывали цену, либо предлагали жилье за городской чертой.

– А гостиница? – спросил Морис.

– Шутите? – грустно улыбнулась Яна.

«Европеец еще не въехал, что гостиница не по карману медсестре из провинциального городка», – с иронией подумала Мирослава.

– Вы могли бы обратиться за помощью к коллегам, – сказала она.

– Наверное, могла бы. Но я боялась, что информация дойдет до начальства и меня, как бездомную, вышибут с работы.

– Разве это возможно? – удивился Морис.

– А то! – ответила ему Мирослава и спросила Шатрову: – Что же вы предприняли?

– Ничего, – вздохнула девушка, – я вернулась на вокзал, забилась в угол и стала реветь. И тут кто-то дотронулся до моей руки. У меня душа ушла в пятки. Я подумала, что это полиция, и чуть не умерла от страха. Подняла глаза, готовая уже ко всему, и увидела, что это никакая не полиция, а девушка примерно моего возраста. Она спросила: «Как тебя зовут?» И я ответила: «Яна». Она улыбнулась: «А я Зося. Ты чего ревешь?» И я сама не знаю, почему все ей рассказала. Тогда она и предложила пожить у нее. Я сразу предупредила, что не смогу много платить. Но Зося отмахнулась и привезла меня к себе. Сначала я думала, что останусь у нее на время, но потом как-то так вышло, что я продолжаю жить у нее до сих пор, – Яна закрыла лицо руками и тихо заплакала.

Детективы не утешали ее, просто ждали, когда она выплачется. И Яна вскоре затихла. А потом сказала:

– Теперь-то мне придется отсюда съехать.

– Разве Омельянова гонит вас?

– Нет, Татьяна Матвеевна – добрая женщина, она разрешила мне здесь пожить.

– У нее есть дети?

– Нет, – покачала головой Яна, – у нее вообще нет никаких других родственников, кроме Зоси. – На глаза Яны снова набежали слезы.

– Вы могли бы предложить Омельяновой умеренную плату…

– Да, но теперь, когда Зоси нет, получается, что я снимаю не комнату, а целую квартиру, – погруженная в свои невеселые мысли девушка покачала головой.

– Насколько я понимаю, – спросила Мирослава, – пока вы жили с Яной, то, не оплачивая съем квартиры, все-таки вносили деньги за коммунальные услуги?

– Да, мы делили с Зосей расходы пополам. Мы и на продукты сбрасывались. Все у нас было поровну. А теперь, – Яна всхлипнула.

– Теперь вам придется полностью оплачивать коммунальные услуги. Но я бы на вашем месте не впадала в уныние и поговорила с Татьяной Матвеевной. Вы ведь даже понятия не имеете, как Омельянова смотрит на ваше проживание здесь, и не знаете, сколько она с вас запросит. Думаю, что сейчас тете Зоси вообще не до чего.

– Да, вы правы, – подтвердила девушка, – Татьяна Матвеевна очень переживает смерть Зоси. Она сразу постарела лет на десять, и глаза у нее все время на мокром месте.

– Тем более, вы могли бы поддержать пожилую женщину в ее горе. А через какое-то время можно будет поговорить с ней и о квартире.

Шатрова закивала.

– А теперь перейдем к другим вопросам, которые мы хотим вам задать.

– Я слушаю, – пролепетала девушка.

– У вас есть парень? – напрямую спросила Мирослава.

Девушка неожиданно покраснела до самых корней волос и спустя какое-то время покачала головой.

– Нет. – И спросила сама: – Почему вы об этом спрашиваете?

– Когда ведется расследование убийства, то свидетелям задают самые разные вопросы.

– Но какой же я свидетель? – удивилась Яна. – Я ведь не была на месте преступления.

– Однако вы лучше других знали убитую, так как жили с ней долгое время под одной крышей.

– Полтора года, – тихо обронила Шатрова.

– Ну вот видите, это приличный срок для того, чтобы узнать человека.

– Может быть, – согласилась Яна, – но Зося не очень-то любила откровенничать о своих личных делах.

– И все же что-то она вам говорила?

– Говорила, – согласилась Яна. – О работе в основном.

– А об интернате она когда-нибудь вспоминала?

– Да, бывало, – кивнула Шатрова.

– И как она отзывалась о времени, проведенном там? Отрицательно или положительно?

– В основном положительно. Помню, она даже как-то сказала: «Представляешь, как мне повезло с интернатом!» Я еще тогда удивилась и спросила: «Чем же?» А она ответила: «Вон посмотри и послушай, что о детских домах и интернатах по телевизору говорят! Такое впечатление, что там одни садисты работают! А у нас все учителя и директриса были добрые, внимательные». Я спросила: «А сами ребята?» Она сказала, что и ребята все были нормальные. Тогда я предположила, что их интернат такой благополучный, потому что расположен в глубинке и люди живут здесь неозлобленные.

– А что на это сказала Зося?

– Она подумала и согласилась.

– А кого-то из своих бывших однокашников она выделяла?

– Ну конечно! – воскликнула Шатрова, – Сергея Кораблева! Зося всегда говорила, что он ей как брат!

– А еще?

– Вроде бы у нее там была подружка, но она живет не в Лучанске. Зося к ней иногда в гости ездила.

– Вы не знаете ее адрес?

– Увы. Я не спрашивала.

– А как зовут подругу?

– Кажется, Маргарита, – неуверенно проговорила Яна.

– Почему кажется?

– Потому что, упоминая при мне свою подругу, Зося называла ее Маргоша.

– А теперь мы подошли к самому главному. – Мирослава заметила, что Шатрова вся напряглась: – Был ли у Зоси любимый человек?

Яна вздохнула так глубоко, словно ей не хватало воздуха, и прошептала побелевшими губами:

– Только не спрашивайте меня, кто он.

– Значит любимый человек имелся.

Яна молча, кивнула.

– А почему вы не хотите назвать его имя?

– Потому что я его не знаю.

– То есть? – удивились оба детектива.

– Зося никогда не называла его имени!

– Но почему?

– Я не знаю…

– Но у вас должны быть хотя бы догадки относительно странной скрытности вашей подруги.

– Зося говорила, что он из очень элитной семьи.

– Интересно, – Мирослава обернулась к Морису, – кого мы можем отнести к элите?

Он усмехнулся.

– Политиков, депутатов и бандитов.

– А я-то по простоте душевной думала, что это профессора вузов, медики, учителя, люди искусства и науки.

Морис снова фыркнул.

– Признаю, мои представления устарели, – и Мирослава спросила, обращаясь к девушке: – Яна, он сын депутата?

– Скорее всего, нет. Видите ли, у нас в последнее время разные богатые люди прямо за городом стали скупать землю и строить там коттеджи. Зося как-то намекнула, что родители ее избранника небогаты и живут в Лучанске.

– То есть родители парня простые смертные?

– Типа того. Но у него есть очень богатая тетя, и она может лишить единственного племянника наследства, если он вздумает жениться на воспитательнице из детского сада. Поэтому он не решался гневить свою тетю, и они скрывали свои отношения.

– Приехали! – вырвалось у Мирославы. – А вы сами верили в эту сказку?

Яна пожала плечами.

– И верила, и не верила. Но я думала, что она встречается с женатым мужчиной…

– Эта версия более правдоподобна, – согласилась Мирослава, – город маленький, и влюбленные не хотели огласки.

– Особенно если родители жены очень элитные, – проговорил Морис без тени улыбки.

– Да, – выдохнула Яна.

– Они часто встречались? – спросила Мирослава.

– Вначале да. – Шатрова на некоторое время замолчала, а потом неуверенно продолжила: – Мне кажется, что у Зоси с ее любимым что-то в последнее время пошло не так…

– Может быть, он бросил ее?

– Наверное, не совсем…

– То есть Зося могла его чем-то шантажировать, чтобы удержать?

– Нет, что вы! – испуганно воскликнула Яна. – Зося была не такая! Она бы не смогла.

– Почему?

– Она, она не так была воспитана.

«Ну да, – подумала Мирослава. – Даже если девушка воспитана в лучших пансионах, она может пойти на многое, если попала в ловушку любовной зависимости».

– Зося по-настоящему любила своего парня, – словно угадав ее мысли, проговорила Яна. Она закусила нижнюю губу почти до крови, а потом выпалила: – Если бы это нужно было для его счастья, то Зося отпустила бы его без упрека. Сама бы страдала, мучилась, а насильно удерживать бы не стала.

– Что ж, возможно, вы и правы. А у Зоси было в жизни еще что-то важное, кроме ее любви к неизвестному?

– Важное? – задумалась Яна, а потом обрадованно проговорила: – Зося готовилась поступать в институт, и с ней занимался ее школьный учитель, в которого она когда-то была влюблена. Она говорила, что он раньше преподавал в интернате, а потом ему предложили место в городе, и он переехал.

– Так, может быть, у нее любовь была именно с ним?

– Нет, что вы! – отмахнулась Яна. – Это в отрочестве Зося была им увлечена. Просто детская любовь.

– Говорят, что старая любовь не ржавеет, – обронила Мирослава.

– Да нет же, говорю я вам! Владимир Кириллович женат. И жена у него строгая, – добавила она.

– А как фамилия Владимира Кирилловича?

– Ашмарин. Только зря вы думаете, что между ним и Зосей хоть что-то было, кроме занятий.

– Хорошо. Спасибо вам, Яна. Мы учтем ваше мнение.

Шатрова грустно посмотрела сначала на Мирославу, потом на Мориса и жалобно проговорила:

– Только вы найдите настоящего убийцу Зоси, – Яна всхлипнула, – Зося была такой хорошей, такой чистой, как ангелочек. И я не хочу, чтобы он остался безнаказанным.

– Мы найдем его, – тихо, но твердо пообещала Мирослава.

Глава 5

Добравшись до гостиницы, детективы окунулись в приятную прохладу. Мирослава, к радости Мориса, больше не пыталась распахнуть окно. Есть им не хотелось, поэтому они, не надеясь особо на положительный результат, заказали в номер чай и мороженое. И очень удивились, что такая услуга существует в провинциальном отеле.

Мирослава окунула ложку сначала в горячий чай, а потом в вазочку с мороженым.

– О! Вкусно! – выдохнула она с наслаждением.

Морис улыбнулся. Зная, что Волгина вообще-то мороженое не жалует, можно было догадаться, что оно действительно вкусное.

– Вы всерьез подозреваете в убийстве Паниной школьного учителя? – осторожно спросил он, проглотив кусочек таящего во рту орехового мороженого.

Она пожала плечами.

– В принципе, сам знаешь, что мы должны подозревать всех. Но, если честно, школьный учитель в моем списке подозреваемых располагается во втором десятке.

«Ого, – подумал Морис, – она уже наметила себе больше десяти подозреваемых, а я держу в уме всего одного». Но потом он решил, что шефиня, как он звал про себя Мирославу, явно преувеличивает.

– Кто же у вас в первом десятке? – поинтересовался он не особо настойчиво.

– Меня заинтересовал поселок богатеев, притулившийся к Лучанску. Им что здесь, медом намазано?

– Можно сказать и так, – отозвался Миндаугас.

– Что ты имеешь в виду?

– Тишину, экологию. Здесь вам и река, и заповедник рядом, и горы, и никакого столичного шума, гама, суеты.

– Откуда ты все это знаешь, милый гастарбайтер, – улыбнулась она.

– Спасибо за то, что хотя бы милый, – с иронией ответил он, – вообще-то у меня вид на жительство. А женюсь – и гражданство получу.

– Ты что, еще и жениться здесь собираешься? – приподняла она брови.

– Собираюсь, – не моргнув глазом, подтвердил он, а потом добавил серьезно: – В интернете посмотрел. И надо заметить, окрестности здесь потрясающие!

– Морис, ты просто сокровище.

– Кстати, – оживился Миндаугас, – по-моему, песня «Из-за острова на стрежень» написана где-то здесь.

– С чего ты это взял? – прищурилась она, с удовольствием проглатывая очередную ложечку мороженого.

– Потому что ландшафт местности подходит.

– Это не доказательство!

Морис улыбнулся.

– И чему ты радуешься? – напустила она на себя сердитый вид. – Место он удобное нашел! – И сбавила тон: – А бабу жалко.

– Какую бабу? – не сразу понял Миндаугас.

– Княжну персидскую.

– Разве она баба?

– А что мужик?

– Нет, но…

– Короче, его самого надо было в Волгу спихнуть! Кат, он и есть кат, – подытожила Мирослава.

– Кат – это кто? – решил уточнить Морис.

– Стенька.

– Нет, я это понял. Я не знаю, что значит слово «кат».

– А, это. На Руси так называли заплечных дел мастеров, короче палачей и бандитов.

– Надо же. А я читал, что кат – это вечнозеленый кустарник из семейства бересклетовых.

– Про кустарник я ничего не знаю, – заявила Мирослава.

– Тогда будем считать, что мы расширили кругозор друг друга, – подмигнул ей Морис.

– Считай, что хочешь, – отозвалась она и вздохнула.

– Вы чем-то огорчены?

– И да, и нет.

– А нельзя ли поподробнее?

– Можно. Я вспомнила, тетя говорила, что в юности она думала, что нет ничего ужаснее партийной номенклатуры.

– Но потом тетя переменили свое мнение? – улыбнулся Морис.

– Нет, к большинству партийных боссов она и сейчас относится очень плохо. Но теперь появились, как грибы после дождя, всевозможные нувориши, мнящие себя элитой.

– Это потому, что дождь был токсичный, – невинно заметил Миндаугас.

– Нахватался бог весть каких словечек у… – она щелкнула пальцами, подбирая выражение поприличнее.

– У загнивающего Запада, – любезно подсказал он.

– Ох, Морис, и доведешь ты меня до греха своими подколами, – погрозила она.

– И вы меня уволите?

– Не сразу…

– Сначала поставите на вид или объявите выговор?

– Я пошлю тебя в эротическое путешествие в русском стиле.

– Все! – поднял он руки. – Я умолкаю.

– Очень разумное решение с твоей стороны.

– И какие у нас на сегодня планы?