Катарсис

И что он может сделать, решив спасти полицейских? В нём нет никакой силы, никаких возможностей противодействовать призракам, находясь в таком состоянии. Провоцировать полицейских на более жёсткие действия, чтобы выйти из тела, тоже не хочется, не заслужили они того. Да и не оценят они подвига. В конце концов, каждый получает то, что заслужил!

Вот и кара господня, если так можно выразиться – два откровенных бандита, пинками расшвыривают окруживших полицейских призраков, с ходу врываются в тела, выбрасывая их души на улицу. Толпа разочарованно ворчит, все расходятся, понимая, тут ловить нечего. Рядом остаются растерянные души парней, только что чувствовавших себя королями улицы.

– Чо, пацан, за что залетел? – сочувственно спрашивает один из бандитов, быстро осваиваясь в новом теле.

– Да, пошёл ты, – не выдерживает Егор, представляя, что могут натворить эти мордовороты, прикрываясь телами полицейских.

– Ах, ты, сука неблагодарная, – взорвался бандит и замахнулся.

Что менты, что бандиты, результат один и тот же. Резкий удар в лицо отправил Егора в глубокий нокаут. Словно щелчком выход из тела, снова в знакомой среде, есть пространство для манёвра.

– Серый, ты убил его, что ли?

– Хазар, залепи дуло, чего ему сделается с одной плюхи? Сейчас очухается и погоним пинками по улице. Прикинь, Хазар, ты же мент сейчас! – он заржал в голос, тыкая пальцем в подельника.

– Ты кого ментом назвал, падла? – набычился Хазар, засучивая рукава. – За базар ответишь, сука!

– Хазар, ты чего, в натуре? Мы же с тобой сейчас оба менты, – не на шутку струхнул подельник. – Я к тому, что мы сейчас чего хочешь делать можем, никто предъяву не кинет! Прикинь, сколько лавэ можно поднять?

Так, пока эти новые предприниматели не разбежались, нужно их угомонить малость, а точнее, совсем. Как бы только этим пацанам потом жизнь вернуть, думал Егор, нащупывая сердечные сгустки внутри тел. Убивать несложно, проблема сделать так, чтобы душа покинула тело, ещё не лишённое жизни. Грань тонкая, легко переступить.

– Чего встали, как вкопанные? – заорал он на полицейских. – Идите ближе и будьте готовы впрыгнуть обратно!

– Куда обратно?

Сейчас они удивительно непохожи на самих себя минутой ранее. Куда-то пропала бравада, налёт вседозволенности, уверенность, что форма даёт право быть главным в судьбе любого человека. Трясутся от страха, не особо понимая или не желая принять факт случившегося. Можно ещё немного подождать и не будет никаких полицейских, недостойны они жизни, напрасно родились на свет, если разобраться.

– А где до этого были, бараны? В свои тела, блин, и не перепутайте, второго шанса не будет!

Бандиты захрипели, схватились за грудь и, закатив глаза, начали падать на брусчатку. Егор приостановил отбор энергии, сократив до минимума отток, чтобы не перескочить опасный предел.

– Что за хрень, братан?

– Ничего не пойму, братуха!

Призраки бандитов стояли возле валяющихся на земле тел, разглядывая их с недоумением.

– Чего ждёте, блин? Прыгайте! – крикнул Егор, опасаясь, что ещё мгновение и тела безвозвратно перейдут границу между жизнью и смертью.

Полицейские, предварительно перекрестившись, нырнули в собственные тела. Егор досчитал до пяти, надеясь, что этого времени хватит для адаптации, и включил сброс энергии, отдавая её без остатка. Тела задёргались, захрипели, затем скорчились, словно от страшной боли, потом со стонами поднялись на колени, с недоумением глядя на лежащее перед ними тело Егора. Бандиты с диким рычанием кинулись снова атаковать тела, но отлетели обратно, как горох от стены.

– Хазар, помогай, пихни меня, – заорал Серый, пытаясь втолкнуться буром в приходящего в сознание полицейского. – Давай, братан, не получается у меня!

– Ага, а мне кто помогать будет, Серый? Давай, сперва ты меня пропихнёшь, – он оттолкнул Серого и попытался занять его место.

Бандиты сцепились в драке за право стать первым и единственным в праве выйти в жизнь. Никто не кинулся им на помощь, все боязливо держались в стороне, опасаясь попасть под горячую руку. Мат, дикие крики разносились на всю улицу, оставаясь неслышимыми для обычного человека.

Егор шестым чувством почуял опасность, из-за его спины к бандитам ринулась серая масса – стая почуяла наживу. Но странное дело, сожрав их, опасливо обошла стороной Егора. Само её появление вызвало панику среди тех, кто явно обрадовался уходу главных конкурентов. Толпа кинулась наутёк, не думая, не оценивая, не соображая – главное, убраться подальше от того места, где только что стая сожрала двух подобных им.

– Что это было, Федя? – прохрипел сержант, озираясь по сторонам.

– Знаешь, Лёха, если я не сошёл с ума, то мы с тобой только что побывали на том свете, типа померли.

– Охренел, что ли? С какого перепугу? Оба сразу и сдохли, а потом ожили? – не поверил сержант.

– Ты себя со стороны видел? – не отставал Федя.

– Ну-у-у… – задумчиво протянул Лёха, оглядываясь по сторонам.

– Палки гну, натурально, как в кино – ты помираешь, и душа выходит из тела. Только я не вкурю, кто нас на тот свет отправил?

– Думаешь, этот кент завалил? Как? Рогами забодал, что ли? Или он ниндзя восьмого дана, взглядом убивает?

– А вдруг, он типа экстрасенс? Раз и мы в ауте! – предположил Федя. – Видел, как он тех бандюков из нас выдернул? Он же точно знал, что делает! Ты так умеешь?

– А на хрена ему это нужно было, мы же ему…

– Вот я тебе говорил, Лёха, не спеши в лоб бить, может и обратно прилететь, если нарвёшься на крутого перца, – назидательно произнёс Федя. – Мы его по почкам, а он нас от смерти отмазал!

– Блин, получается, нам повезло, он нам жизнь спас? И что с ним делать сейчас, куда труп девать? Он, по ходу, кони двинул, раз был с нами по ту сторону.

– Но это же не мы его…

– Ага, я тоже так подумал, – с тоской ответил сержант. – Свидетелей тьма, любой скажет, что это я его в морду двинул. Федя, как отмазываться будем?

– Не, Лёха, ты двинул, ты и отмазывайся, а я тут причём? Я, вообще, в стороне стоял, это любой скажет.

– Ах, ты сука, как лавэ делить, так мы друзья, а тут сразу в сторону?

Вернувшись в тело, Егор глухо застонал, привлекая внимание готовых начать драку полицейских. Не хватало ещё одного трупа рядом с ним, если они всерьёз начнут выяснять отношения.

– Парни, заяву кидать не буду, если просто отпустите, – умоляюще глядя на полицейских, проскулил он. Лучше пять минут позора, зато потом полная свобода.

Полицейские переглянулись, не веря в удачу.

– Точно не будешь? Смотри, адресочек запомнил, если что, забежим проведать, – пригрозил сержант, опасливо поглядывая на предполагаемого экстрасенса.

Кто его знает, думал он, может ведь снова повторить свой фокус, а помирать в расцвете лет не хочется. Тем более, так глупо – бац и ты в ауте. Он переглянулся с напарником, потом снова вцепился взглядом в Егора, пытаясь понять степень его реальной опасности.

– Не-не, парни, никаких претензий, – замотал головой Егор, опасаясь, что она отвалится при такой бешеной активности. – Так я пошёл?

– Бегом вали, и чтобы я тебя тут сегодня больше не видел, усёк? – с облегчением приказал сержант. – Увидишь нас, обходи стороной!

– Всё понял, парни!

Изображая существо трусливое и напуганное до дрожи, Егор стремительно шагал прочь, обещая себе добраться до дома, отдохнуть, а уж там начать разбираться с остальными проблемами. Хорошо хоть у соседки есть ключи от квартиры. Все документы и вещи, скорее всего, остались в больнице, из которой его, похоже, так и не выписали. Главное, не напугать её своим видом, думал он, представляя, что она подумает, увидев его в этих обносках.

Одна мысль никак не покидала сознание – он же видел, стая не нападает на этих призраков, не считает их пищей, хотя в прежние времена вполне могла схарчить, попадись они в менее охраняемом месте. Что-то изменилось в бывших узниках Плацдарма после сброса, нечто сделало их непригодными или излишне защищёнными для стаи. И в то же самое время, призрак, сделавший неудачную попытку присоединения к живому человеку, потерял эту уникальную особенность. Стая моментально почувствовала разницу, сожрав именно эту парочку, считавшую себя неуязвимой для неё. Получается, покинув тело, любая душа становится пищей для стаи?

Но есть исключение из правил – он сам покидал собственное тело, то есть становился той самой отвергнутой душой. Почему тогда стая столь старательно его избегает? Неужели помнит, как они с ней разделались в прошлый раз? Нет, не может быть – голод и охотничий инстинкт, вот всё, чем она руководствуется. Тем не менее, он для неё из разряда неприкасаемых.

Может быть, разница в том, что он выходит из своего тела, а захватчики из чужого? Для него этот выход не столь травматичен и энергозатратен, ему не нужно тратиться, чтобы вернуться обратно. Типа он входит в собственный дом с ключом, а прочим приходится тратить силы на взлом. И полицейских стая не трогала, стало быть догадка верна? Интересный парадокс, надо взять на заметку! Правда, непонятно для чего!

Нужно поскорее выбросить из головы лишнее, забыть, как кошмар, потому что всё осталось в прошлом. Некому рассказать, что ты причина этой трагедии, просто закрой глаза, сделай вид, что тебя это не касается. Такое происходило всегда, пусть не в таких масштабах, но было, иначе никто бы не написал подобных сказок и ужастиков. Нужно просто переждать какое-то время, пока всё закончится, образуется новая реальность, к которой все быстро привыкнут.

Совесть – это, когда есть кому тебя укорить за очевидную подлость, низость, жестокость. Но событие произошло помимо твоей воли, ты был в ней заложником с не тобой выбранной ролью. Некому даже рассказать, что с тобой произошло, потому что элементарно не поверят. Битва на том свете? Ужастиков начитался? Нет больше ничего, всё забыто, друзья испарились, враги пропали, ты живой, парень!

Надо срочно возвращаться в жизнь, потому что она никуда не делась. Его не похоронили, как всех прочих, он просто был в больнице, продолжал жить. Есть работа, контракт ещё можно спасти, если его парни ничего не накосячили за это время. Вернуться домой, принять ванну, смыть ужасы иного мира, смело шагнуть в жизнь и строить планы на будущее.

Прошло всего несколько дней, он сможет выкинуть их из головы, забыть навсегда пережитое, жить и наслаждаться жизнью, заполняя каждое мгновение чем-то важным и нужным. Впереди уйма времени, он успеет выстроить собственный храм успеха, стать преуспевающим и богатым, нужно только отряхнуть с ног прах иного мира.

Хотя в том прахе осталась Алина и душа болит от понимания, что они никогда не будут вместе на том или этом свете. Он жив, потому что не умер, а она… Да что говорить о том, чего нельзя изменить. Плацдарм поставил точку в их истории, нужно забыть и её, попытаться найти другую, чтобы не было так пусто и одиноко в душе.

Да, есть проблема – сошедшие с ума бывшие узники Плацдарма кидаются на людей, как голодные чайки на хлеб. Но это не его проблема, а тех, кто её породил. Есть ведь куратор и люди, которым он подчиняется, они создали эту ситуацию, довели её до логического завершения, пусть они и решают собственную проблему своими силами. Кто кашу заварил, тот её и кушает.

Жаль, нет телефона под рукой, так хочется связаться хоть с кем-то из друзей, окунуться с головой в проблемы жизни, стать по-настоящему живым. Первым делом собрать всех в баре и отметить возвращение в мир живых, погудеть на славу, чтобы проснуться с больной головой. Если голова болит, значит, ты жив!

Махнув рукой на тревожные мысли и толпы призраков, страждущих возвращения в жизнь, Егор, как и обещал полицейским, бодро зашагал прочь с Кировки, подальше от мест, связанных с трагедией иного мира, стараясь не смотреть по сторонам, не прислушиваться.

– Пусть сами разбираются, – бормотал он себе под нос, намечая дорогу до дома.

В карманах ни копейки, вид самый бомжатский, стыдно в автобус влезать, да и выгонят сразу. Маршрутчики ещё и поколотить могут, поэтому руки в ноги и айда, Егорушка, ножками до самого дома. И пусть они пока не в полной мере вернули силу после долгого лежания в больнице без движения, но упорство и труд, как известно, всё перетрут. Маленькими шагами в большое будущее, – твердил он мысленно, с тоской представляя, сколько километров впереди.

С другой стороны, мышцам нужна тренировка, слишком долго он провалялся на больничной койке, потеряв форму и силы. Рассматривай это, как полезную нагрузку, к тому же совершенно бесплатную. Считай шаги, дыши глубоко, не смотри по сторонам – происходящее тебя не касается!

– 8 —

– А я говорю, это точно он, Егор Ковалёв, старший группы! – мужчина говорил с напором, убеждённо, словно доказывая кому-то свою правоту.

– Федечка, ты мог перепутать! – убеждала его женщина. – Столько всего произошло, да и не мог он остаться в живых, ты же сам говорил, он ключ, а система перезапустилась, то есть ключ был использован!

– Ничего я не путаю, мне то письмо, которое курьер приказал сжечь после прочтения, в память врезалось дай бог! На смертном одре вспомню любого!

– Федечка, ты уже на нём, – напомнил женский голос. – В городе несколько десятков тысяч молодых людей его возраста и телосложения, теперь ты будешь на каждого кидаться?

– Вера, если я вижу, что это он, значит, это не может быть никто другой. Ты же слышала, как он разговаривал с полицейскими? А я его голос помню, не один раз общались.

– И что с того, Федечка? Что мы за ним бежим? Зачем он тебе? Сколько нам осталось существовать без подпитки? Пойдём лучше по городу погуляем, насладимся спокойной жизнью, когда не нужно от кого-то прятаться, никому ты ничего не должен! Давай просто побудем вдвоём! Отстань от парня, тебе говорю!

– Понимаешь, Верочка, я же перед ним виноват, – признался с тоской мужчина, – на мне грех лежит, я его вёл к этому, заставлял выполнить задачу, понимая, что это путь в один конец. Они же все были одноразовыми исполнителями, а я им сказки рассказывал про светлое будущее, которого не будет. Если бы знать, что ад существует, я бы принял наказание, как должное, но нет ничего, Верочка, всё здесь закончится.

– И что теперь, упасть перед ним на колени и покаяться? Прости меня, Егорушка, гада ползучего? Так он тебя не видит и не слышит, Федечка. У него всё в порядке, если ты не заметил сразу. Пусть выглядит, как бомж, зато живой и здоровый в отличие от нас с тобой. Так что кара божья, если есть такая, нас уже настигла, можешь успокоиться и отпустить его с миром!

Некоторое время Егор не решался обернуться, но голос мужчины звучал до боли знакомо – куратор, именно его приказы он слушал и исполнял, хотя всей душой был против. Ненависть, всколыхнувшаяся, едва он услышал его, помаленьку спадала на нет, переходя в злорадство. Он жив, а куратор, судя по всему, сдох! Туда ему и дорога!

– Что вам от меня нужно? – не выдержав, обернулся он.

Жадно вглядываясь в черты лица ненавистного ему человека, он наслаждался его смертью, радовался ей, словно сам всадил пулю в лоб или нож в сердце. Ему казалось, что нет в мире высшего наслаждения, чем увидеть не просто смерть врага, но любоваться его призраком, как гарантией смерти. Картину портила миловидная женщина рядом с ним, явно испытывающая к куратору нежные чувства.

– Вы нас видите? – она в изумлении вцепилась мужчине в плечо, не замечая этого. – Вы ведь… живой?

– Да, чёрт бы вас побрал, я живой, – с хвастливой гордостью подтвердил Егор. – В отличие от вас!

Последнее слетело с губ случайно, потому что ни его злость, ни ненависть к куратору, ни желание его смерти, не имели никакого отношения к этой женщине, которую он совершенно точно не знал. Чувство превосходства стремительно таяло, как вешний снег под лучами жаркого солнца, уступая место стыду. Женщина заплакала, уткнувшись лицом в плечо спутника.

– Извини, у меня не было выбора, – глухо произнёс куратор. – Меня обманули, я думал, что спасаю жену от смерти.

– Это ваша жена? – с запоздалым раскаянием, чувствуя себя полной скотиной, спросил Егор.

– Нет, тут всё сложно. Умирала моя бывшая жена, они сказали, что оплатят её лечение. Хотя…

– Она умерла задолго до того, как начался ваш путь, – помогла женщина, – он думал, другого выхода нет. Нас обоих убили, если это тебя успокоит, потому что мы не хотели выполнять последний приказ.

– Кто вы?

– Его оператор, именно я помогала Феде выходить на связь с Плацдармом.

– Так вы с ним заодно? – злость снова вздыбилась коброй. – Много платили или у вас тоже кто-то умирал?

Мгновение назад он испытывал неловкость, изливая гнев на куратора и невольно задевая стоявшую рядом с ним хрупкую женщину. Но сейчас, понимая, что они действовали заодно, готов был убить их обоих в отместку за пережитое на Плацдарме, за смерть друзей. Ишь ты, сперва своими руками создали всю эту гнусность, а теперь за покаянием в очередь выстроились? Не дождётесь, сволочи!

– Нет, меня внедрили к ним, чтобы раскрыть заговор, – спокойно пояснила она, утерев слёзы. – Ты много пережил, мальчик, но не думай, что, кроме тебя, никто в мире больше не страдает. Ты остался жив, нам не повезло. Я говорила Феде, не имеет смысла с тобой разговаривать, ты слишком молод, чтобы понять жизнь. Для тебя сейчас твоя конкретная мозоль – это самое страшное событие в мире. Ты даже представить не можешь, насколько всё плохо, упиваясь собственной правотой.

Она говорила спокойно, не пытаясь брать авторитетом или голосом. Так мать разговаривает с непослушным сынишкой, разбившим её любимую вазу и отказывающимся признаваться в этом. Она смотрела на Егора без осуждения, не пытаясь понравиться ему, сказать что-то приятное. Но слова больно ранили душу безжалостной правдой. Он действительно слишком много думает о себе.

Даже то, что сейчас он пытается найти друзей, это забота о себе, ему хочется успокоить душу – с ними всё в порядке, он больше никому и ничего не должен. В любом случае, не в его силах вернуть их в жизнь, ведь для этого, как минимум, нужно иметь живое тело. Ему действительно повезло, в отличие от них. И это справедливо, ведь он многим пожертвовал для этого!

Алинка уже похоронена, и они это видели своими глазами. Михалыч после выстрела картечью в грудь умер сразу, что и подтвердил следователь на следственном эксперименте. Корней наверняка залетел наглухо, у наркоманов это часто случается – подсел на синтетику, прямая дорога в могилу, чуть раньше, чуть позже, но наверняка. Только его под присмотром врачей ждало тело, и спасибо нужно сказать папаше той девчонки, который решил сделать из него крайнего. Ему для этого нужен был живой свидетель, а не покойник.

– Вы говорите о том, что сейчас происходит?

– Да! И это не закончится, пока они все не выполнят свою миссию, – с горечью ответила женщина. – Мы сорвали заговор генерала, но породили монстра ещё более ужасного, чем планировал он.

– Хотите сказать, вы не этого добивались? Тогда зачем нужна была моя миссия, ради чего погибли мои друзья?

– Генерал собирался перехватить управление, но вмешалась третья сила, нормального перезапуска не произошло, система просто сбросилась в ноль, освободив всех, кто имел метки. Нам дали массу энергии, но никто не ушёл в иной мир. Даже я теперь чужая для него, хотя они за мной приходили до того, как метки сбросились. Ни у кого из нас теперь нет возможности исхода, мы просто сгорим в этом мире или…

– Займёте чьё-то место? – закончил фразу Егор, вспомнив действия призраков.

– Мы с Федей не собираемся этого делать, – гордо ответила Вера. – Сколько дано, столько и проживём здесь. А вот ты не должен был выжить, система уничтожает ключ после использования. Сбой каким-то образом нарушил это правило, оставив тебе жизнь. Радуйся этому, мальчик!

Случайность? Он мог исчезнуть навсегда, как и его друзья? Почему она говорит это так спокойно, будто собственная смерть её не пугает? Сознание отказывалось принимать сказанное, словно кто-то пообещал сказочные подарки, а затем сообщил, что это была шутка. Нельзя, невозможно огромную махину разрушить одним ударом, это неправильно.

– Вы же знаете систему, неужели нельзя что-то сделать? Любую машину можно раскрутить в обратную сторону! Мы были в центре управления, я знаю, где это находится, если я проведу вас туда, вы сможете всё изменить?

Почему бы и нет? Он по-прежнему ключ, можно запустить процесс заново, указав иные параметры. Они же специалисты, они должны знать, как прекратить этот кошмар одним ударом. Система управления потому так и называется, что позволяет менять поведение подчинённых ей объектов. Егор с надеждой вглядывался в их лица, ловил малейшие признаки подтверждения его идеи, но куратор и его оператор смотрели хмуро.

– Нет, Егор, это невозможно. Сейчас нечем управлять, систему нужно заново инициализировать, обучать базовым алгоритмам, чтобы она начала выполнять внешние команды. Для этого нет специалистов и оборудования. Проект давно закрыт, генерал использовал его в обход всех правил и исключительно для себя. Где он, что сейчас делает, что есть в его распоряжении, никто не знает.

– И что? Вот так всё бросить и пойти гулять, птичек слушать, красотами наслаждаться? Не знаю, кто там у вас самый главный предатель, но вы не лучше, если бросите это на произвол судьбы, – зло отозвался Егор.

Он не мог и не хотел принять, что гибель его друзей была напрасной. Их использовали и выбросили за ненадобностью, как сломанных кукол, чтобы заняться другими делами. Породили зло и смирились с этим, как с чем-то космически непреодолимым. Если это сделал один человек, значит, должен быть другой, способный устранить проблему.

Не могут уйти в иной мир? Нужно научить их делать это! Если как-то сумели привязать, должен быть способ чистой отвязки. Как там обещали им? При уничтожении система вернёт всем начальные метки, и некто свыше увидит их! Так давайте делать это, чёрт бы вас побрал!

Он не замечал, что противоречит самому себе, мечтавшему забыть о кошмаре прошлого и не видеть ничего, происходящего вокруг. Сейчас в нём горела обида, он видел перед собой тех, кто, пусть и отчасти, был виновником трагедии, ему нужно было добиться справедливости ради памяти погибших друзей.

– Что мы можем сделать, находясь здесь, в ином мире? – разозлился Фёдор. – Легко рассуждать, будучи живым – можешь звонить в колокола, призывать общественность, что-то требовать. А что можем мы? От кого требовать? От этих?

Он обвёл рукой местный Арбат, на котором продолжалась вакханалия нападений и замен. В силу близости к эпицентру или большей загруженности людьми, особенно молодёжью, пешеходная улица пользовалась повышенной привлекательностью для призраков. Пройдёт несколько дней и большинство изменённых вольётся в жизнь, получив другую начинку. В городе творится абсолютный беспредел, до которого никому нет дела, точнее, никто даже не подозревает о его наличии, не видит, пока не почувствует на себе.

– У вас же была полиция, где она? Вы можете организовать хотя бы защиту населения! Нет? Какого чёрта вы тут бродите и стонете о своей неудачной судьбе? Они там и вы там же, так действуйте, чёрт бы вас побрал!

Егора не смущала разница в возрасте, он выговаривал двум взрослым людям, словно имел на это разрешение в силу старшинства, большего жизненного опыта, права более знающего. Они раздражали его собственной инфантильностью, обречённостью, нежеланием активно бороться с тем, что сами же и создали. Один их вид вызывал у него зубную боль, желание грязно выругаться, а то и ударить, отомстив за пережитое и гибель друзей.

– Во-первых, не у нас, а у них, потому что мы тут люди пришлые, как и ты, – выкрикнул в ответ Фёдор. – Никем мы управлять не можем. А во-вторых, все куда-то исчезли после взрыва. Мы сами бродим в полном неведении, что творится и что будет дальше? Ещё предложения?

– Федя, он ведь нас видит и слышит, – совершенно неожиданно вклинилась Вера, переводя взгляд со спутника на Егора.

– И что из этого? – раздражённо отмахнулся Фёдор. – Есть с кем поболтать? Ты же видишь, он сейчас озабочен исключительно своими переживаниями, ему ни до чего нет дела. Он нас не слышит, Верочка, разве ты не понимаешь этого?

– Ты не понял, Федя, через него мы можем достучаться до тех, кто принимает решения.

– В смысле? До кого ты хочешь достучаться? – он откровенно не понимал, куда она клонит.

– Федя, остынь, вспомни, кто меня к вам послал? Ну! Умница! Через него я могу выйти с ними на связь, а это шанс, не находишь?

– Не знаю! Что они могут, если у них ничего нет в руках? Ты понимаешь, для работы понадобятся инструменты, которых у них, скорее всего, нет? Думаю, генерал своевременно всё попрятал так, чтобы не досталось никому, кроме него.

– Федя, если вариантов нет, нужно использовать этот шанс, как единственно возможный.