Вторжение

Только что полные сил и желаний крутые пацаны валялись без сил, вздыхая и охая, как сердечники со стажем, потеряв всякий интерес к жизни в любых её проявлениях.

– Круто! – восхитился Корень. – Научишь? Раз-раз и все в ауте! Как ты это сделал?

– Потом расскажу, – тяжело дыша, слабо отмахнулся Егор. – Очень надеюсь, что это нам не пригодится.

– Ещё как пригодится, – с воодушевлением поддержала пацана Алина. – Мы же сейчас человека спасли, понимаешь? Никто не мог этого сделать, а мы… точнее ты, Егор, это сделал! Мы теперь…

– Что теперь? Народную дружину организуем? – вмешался Михалыч, в голосе которого не слышалось ни капли восхищения подвигом Егора. – Оно нам надо? Нам бы найти того, кто скажет, что дальше делать? Если у кого-то в одном месте свербит, давай, вперёд, а я за свою жизнь уже с этим дерьмом наборолся – пора и отдохнуть, раз помер. Весь мир не переделаешь!

– Как вы можете так говорить? – возмутилась Алина. – Если бы мне кто тогда помог вот так, я бы сейчас…

– Ты бы сейчас нашла ещё сотню способов отправить себя на тот свет, – не стал ждать окончания выговора Михалыч. – Думаешь, ты такая одна? Ошибаешься, девочка! Только её из петли достанешь, она топиться надумает, спасут её, вены режет! Если у тебя в башке только один способ решения всех проблем, ты и будешь всякий раз именно так избавляться от них, и никто тебя не спасёт!

– Хам! – обиделась Алина. – Сам дурак!

– Может, уйдём отсюда? – прервал их ссору Егор. – Надоело смотреть на эти рожи, если честно! Хочется к людям, к свету. И Михалыч прав – нам нужно найти того, кто всё знает, так что топаем к людям, а там, как получится.

– Клёвый план, мне нравится и, главное, думать не нужно. Прямо как у Колобка – катишься себе по дорожке и решаешь проблемы по мере их прихода. Эх, блин, сейчас бы курнуть для куража, – пацан, закрыв глаза, втянул воздух носом, словно и в самом деле затягивался косячком. – Нет, не получается. Думал, тут чудеса бывают, представишь что-то, оно и получается.

– Ага, рай для наркоманов, – подколола Алина. – Не хватало нам ещё обкуренного в компании.

– А я в компанию к истеричкам не набиваюсь, – обиделся Корень, – можем хоть сейчас разбежаться в разные стороны. Что молчишь? Давай, решай, ты же у нас умная.

– Ну, и вали, торчок противный, – лицо Алины скривилось от нескрываемой ненависти, – велика потеря! Да от таких, как ты одни проблемы, сами не живёте и другим жить не даёте! От вас в школе проходу нет, за каждым углом дурь малышам впариваете, подсаживаете на наркоту с малых лет. Ненавижу! Убивала бы таких, как ты!

– Ну, давай, убивай! Спроси у своего другана, как людей валить и убивай! Вот он я, не убегаю, даже сопротивляться не буду, только я уже сдох, и ты, кстати, тоже. И я никому дурь не толкал!

Алина, отвернувшись, замолчала, всем видом показывая, что ей гордость не позволяет спорить с таким, как Корень. А тот стоял, сжав кулаки, готовый напасть или отбиваться, в зависимости от дальнейшего развития событий. Егор махнул рукой и пошёл прочь, не оглядываясь. За ним потянулся Михалыч, на ходу поправляя портупею. Алина с Корнем постояли, наблюдая, как удаляются их друзья по несчастью, затем практически одновременно кинулись следом, перегоняя друг друга. Одному дома хорошо, а в незнакомом месте страшно и неуютно, тут любой случайный попутчик в помощь будет.

– 8 —

– А повежливее нельзя? – истерично заорала женщина в ярком красном платье, на которую неожиданно налетел Михалыч. – Оденут портупею и прут, как на танке! – выговаривала она остолбеневшему полицейскому. – Вам дороги мало? Я же видела, вы специально в меня врезались!

Одета она была не современно, но элегантно, как это было модно годах в пятидесятых. На вид не старше сорока лет, стройная и подтянутая, как спортсменка, при этом голос выдавал человека облечённого властью или близкого к ней.

– Это… я не думал… – оправдывался Михалыч, как школьник перед директором. – Обычно же ничего… а тут как-то раз и стукнулись…

– Ну, то, что вас думать не учили, это заметно, – женщина поправила съехавшую набекрень шляпку, кокетливо проверила причёску и совершенно другим тоном продолжила. – Новенький? Боже, какая прелесть! Вы служили в милиции?

– В полиции, кхм, служил, да, – поправил Михалыч. – Позвольте представиться, старший лейтенант Добров Степан Михайлович, – он от усердия даже подмётками сапог щёлкнул, как заправский гусар. – Погиб при исполнении, так сказать! – со значением добавил он, гордо выпятив грудь.

– Настоящий мужчина! – восхитилась дама, сложив элегантные ухоженные руки перед высокой грудью. – Нинель! Можно просто Ниночка! Надеюсь, ваше сердце свободно и открыто для любви?

– Для чего? – Михалыч был несказанно ошарашен. – Я же умер! – сообщил он факт, о котором Нинель, похоже, забыла.

– И что из этого? – Ниночка мило улыбнулась, от чего на её щёчках образовались милые ямочки. – Любовь в душе, она не может умереть! Разве вам этого не говорили? Ах, какая прелесть! Вы такой наивный, Степан Михайлович, прямо, как мой первый муж. Он тоже всё твердил, что есть работа и семья, а всякая там любовь совершенно лишнее.

Казалось, Михалыч скоро совершенно утонет в этих бездонных голубых глазах с длиннющими загнутыми ресницами. Он только моргал и уморительно шлёпал губами, не в силах вставить хотя бы словечко в бурную речь Ниночки.

– Степан Михайлович, познакомьте же меня со своими друзьями, – буквально приказала Нинель, по-хозяйски взяв ошалевшего Михалыча под ручку.

– Егор, программист, – представился Егор, поспешив на выручку онемевшему соратнику.

– Э-э-э, а про… программист… – это приличное занятие? Незнакомое слово, знаете ли, как-то похоже на авантюрист, ха-ха-ха, – она так мило и беззаботно рассмеялась, что у Егора даже не появилось желания обижаться за сравнение.

– В нашем времени многое делают особые машины, их называют компьютеры, а мы пишем для них специальные задания – программы, по которым они работают. Поэтому моя профессия программист не имеет ни малейшего отношения к авантюристам, – он понимал, что для Ниночки его слова звучат непонятно и абсурдно, но с чего-то нужно начинать.

– Алина, учусь в школе, – девушка сделала некое подобие книксена, оробев под Ниночкиным напором.

– Корень, ой, Корней, то есть, типа учусь тоже, – замялся пацан.

– Ах, а что это на вас надето, Корней? – Ниночка озадачилась одеждами пацана. – Как-то оно вам не по размеру, разве так удобно?

– Вообще, без проблем, самый клёвый прикид!

– Прикид? Куда прикид? – не поняла Нинель пацанского сленга. – Вы это будете кидать?

– Ну, это типа так модно, – пояснил Корней, вызвав на лице Ниночки гримасу недоумения.

– Это модно? Молодой человек, вы не знаете, что такое модно, – заявила она безапелляционно. – Вот мой последний муж был начальником областного управления торговли. Я могла себе позволить шить на заказ у лучших портних города из тканей, которые даже не появлялись на прилавках магазинов. Это было модно! А то, что надето на вас, можно сразу выбросить. Но я понимаю, что тут вы бессильны.

– В смысле? Чего это я бессилен? – надулся Корней.

– Не в этом смысле, молодой человек, просто, в чём сюда пришёл, в том и будешь до последнего часа. Понятно? – она мило улыбнулась Корнею и сразу же переключилась на Алину. – Дитя моё, вам должно быть неуютно среди мужчин в ночной сорочке?

– Это не сорочка, это платье и, между прочим, очень дорогое и модное… в наше время, – уточнила она, поджав губки.

– Ну, не знаю, вот форма, – она лёгким движением руки провела вдоль фигуры Михалыча, – форма в любое время красит человека. А всё остальное так переменчиво, так зыбко. Сейчас лето, солнце, так приятно гулять в платье, а представляете, как я себя чувствую в промозглую осень или зимний мороз? Все идут в сапогах или валенках, а я в лодочках на каблуках! Бр-р-р! Нет, мне не холодно, если вы это хотели спросить, но как-то неуютно, противно, одиноко! Степан Михайлович, коварный вы мой, так что насчёт сердца и любви? Мы можем вот так, рука об руку, вдвоём идти дальше. Каким будет ваш положительный ответ?

Совершенно растаявший от близости роскошной женщины, считающей его образцом мужественности и эталоном моды, Михалыч кивал китайским болванчиком, витая при этом мыслями где-то в небесах.

Егору его вид показался несколько странным – крепкий мужик выглядел, как кисейная барышня, разморившаяся на жарком солнышке. Если бы не крепкая поддержка неожиданной спутницы жизни, он бы вполне уже мог лежать у её ног, продолжая улыбаться столь же умильно и глупо.

– Михалыч, номер табельного оружия? – спросил Егор, заглядывая в глаза полицейскому. – Давай-давай, вспоминай, ты его должен наизусть помнить!

Во взгляде Михалыча осмысленности не появилось, он будто находился под воздействием алкоголя или наркотиков, судя по расширившимся зрачкам, слабому дыханию и отсутствию реакции на внешние раздражители.

– Молодой человек, что вы пристали к Степану Михайловичу? Со мной ему не понадобится никакого оружия, – Нинель улыбнулась широко, хищно прищурив огромные голубые глаза, отчего вид её стал похож на волка, защищающего добычу от соперников.

Добычу?! Егор схватил Михалыча за руку и тотчас почувствовал, как из него мощно потянуло энергию, словно где-то включился огромный пылесос. У Нинель затрепетали ресницы, она глубоко задышала, получая ни с чем не сравнимое наслаждение от прибавки молодой живительной энергии.

– Пошла прочь, тварь! – закричал Егор и рванул Михалыча на себя, стараясь вырвать его из цепких объятий модной хищницы. – Помогайте мне, она его опустошит до нуля, если не разорвём контакт!

Корней схватил Михалыча за ремень и дёрнул вместе с Егором, но хватка Нинель была крепче бульдожьей.

– Не отдам, он мой! Уйдите или всех уничтожу, – зарычала она, ощерившись, готовая укусить любого, до кого дотянется.

Она сунула было руку в сумку, как будто собираясь достать оружие, но передумала, решив двумя руками удерживать лакомый кусочек.

– Щенки, вы ничего не знаете, ничего не умеете, вы корм для нас и не более того! Бегите и поживёте сколько-то ещё, пока не попадётесь в зубы другому долгожителю!

Алина не стала присоединяться к Егору, она кинулась прямиком к Нинель и попыталась вцепиться ногтями в её холёное личико. Та инстинктивно закрылась руками, защищая самое дорогое, что есть у каждой красивой женщины – внешность. Корней с Егором моментально оттащили Михалыча в сторону и не отпускали из рук, пока тот не начал помаленьку приходить в себя. Алина увернулась от встречной атаки Ниночки и быстро юркнула под защиту мужчин.

– Не особо и надо было, – фыркнула Ниночка, отряхиваясь и приводя в порядок платье. – Ещё пожалеете, Степан Михайлович, что не приняли моего любезного приглашения. От вас не сильно и убыло, просто с непривычки поплохело. А я бы вас всему научила, жили бы душа в душу. Эх, не понять вам мужикам одинокого женского сердца! Городок у нас небольшой, Степан Михайлович, может, свидимся ещё.

Она гордо вскинула подбородок и неспешно удалилась прочь, делая вид, что ничего особенного только что не произошло ни с ней, ни с кем бы то ни было ещё на этой улочке. Мимо них по-прежнему проходили люди, некоторые, совершенно не замечая скульптурную композицию «Спасение рядового Райна», другие, оглядывая их с явным интересом.

Но никто не кидался к ним с предложением помощи или советом, как жить в этом новом непонятном мире, полном опасностей. Эй, ангелы, вы где заблудились? Это не ваша работа сопровождать нас в мире усопших? Молчат! Видать, нет здесь ни ангелов, ни архангелов – крутись сам, как можешь!

– 9 —

– Степан Михайлович, как вы, с вами всё хорошо? – жалобно причитала Алина. – Что ж вы так неосторожно, как же сразу не раскусили эту воровку?

– Кто ж её знал? С виду приличная женщина, никак на мошенницу не похожа, – неловко оправдывался Михалыч. – Да и расслабился я, не каждый день в такой переплёт попадаешь. Спасибо, что не бросили, – прослезился полицейский, – а то я уж думал кранты мне полные. Сил никаких, ни рукой шевельнуть, ни слово сказать, но умом-то всё понимаю – ещё бы чуть-чуть и до донышка вычерпала бы стерва. А что потом?

– Кто его знает, – нахмурился Егор, давно размышлявший над тем же вопросом. – Если рассуждать логически, то мы сейчас всего лишь душа, то есть энергия в чистом виде, разумная энергия. Если энергию забрать…

– То и нас не станет вовсе, – шёпотом, прижав ладошку к губам, закончила рассуждение Алина.

– Я, может, и двоечник, но в батарейках разбираюсь, – заявил Корней. – Мы вот ходим, бродим, что-то там шурудим-бороздим, а батарейки садятся. Так?

Егор согласно кивнул.

– Если не найдём способ, как батарейки заряжать, по-любому исчезнем без следа. Я, конечно, за своих жизнь отдам, но согласись, что из-за этой байды со старухой и ментом мы, вообще, могли в ноль выпасть. Без обид, Михалыч! Просто ещё один такой фокус и некому тебя будет подзаряжать, понял?

– Ну, мы же можем забирать энергию у всяких неприятных типов, как тогда на заброшенном заводе. Правда, Егор? Ты же можешь? Ты же нас научишь? – во взгляде девушки было столько отчаяния, что Егор напрягся.

– Хорош страхов нагонять, – прикрикнул он на Корнея. – Раз уж мы вместе, будем до конца друг друга прикрывать, согласны? – он дождался, пока кивнёт Корней и продолжил. – Та энергия, которую я отбирал у бандитов, не годится для подпитки – от неё тошнит и жить не хочется, всё равно, что тухлятины наелся.

– С голодухи и это сгодится, – не удержался Корней. – Будешь выбирать, сдохнешь! И вообще, как они с нами, так и мы с ними – кто нам мешает заряжаться от таких же, как мы? Закон джунглей, кто сильней, тот и выжил!

– Мы не они, – возмутилась Алина. – Нам совесть не позволит! Они такие же бедолаги, ищущие выход, это нечестно обирать тех, кто слабее нас. Я лучше умру, чем сделаю такое!

– Почему у слабых? – не сдавался Корней. – Мы же можем вот таким стервам, как Ниночка, устраивать засады. Только нужно заранее подготовиться, потренироваться и тогда…

– Не тронь Ниночку, – Михалыч грохнул кулаком об асфальт. – Мал ещё её судить, сопля зелёная! Ты поживи сперва столько, сколько она прожила при жизни, помайся ещё столько же здесь, а потом судить будешь. Ниночка, может быть, и стерва, но других способов выжить не знает, потому что одна в этом мире, а нас четверо.

– Ага, давайте сопли распускать, а я не хочу сдохнуть из-за ваших заморочек. Тоже мне совестливые попались! Небось при жизни, Михалыч, не брезговал по карманам шарить у таких, как я, когда на блатхатах рейды проводили? Думаешь, я не видел, как ваши это делают? И ничего, живут себе праведники, блин, – Корней сплюнул от досады и засунул руки глубоко в карманы штанов, всем видом выражая презрение к мнению собеседников.

– Нам сейчас важно остаться командой, – негромко, заставляя к себе прислушиваться, произнёс Егор. – Когда у меня родители умирали в онкологии после аварии на химкомбинате, я хотел сделать что-то, чтобы их спасти. Если бы я мог, отдал бы им свою жизнь, лишь бы они выжили. Но я мог только смотреть, как они медленно угасают. И тогда мне казалось, что, умирая, они словно отдавали мне что-то. Мы были семьёй, и они до последнего боролись за меня, понимаете?

– Я и не знала, что ты родителей потерял, – грустно сказала Алина.

– Это не самое важное. Сейчас мы решим, как нам жить дальше и будем ли мы вместе идти до конца? Как-то так получилось, я всё время командую – привычка, постоянно приходится что-то организовывать. Поэтому с вашего общего согласия беру на себя роль координатора, главного, командира – не важно, как назвать, важна суть: если я сказал делать так, вы делаете! Согласны?

Последним, явно не очень убеждённый, но не желающий идти вразрез с общим мнением, кивнул Корней.

– Мы уже играли один раз в эту игру, но тогда было как-то спонтанно, и мы ни о чём не договаривались. Сейчас я отхожу вон туда, – Егор махнул рукой в сторону киоска по продаже шаурмы, – кто хочет быть в команде, подходит. Согласие означает, член команды не будет нарушать неписаных правил – совесть, честь, честность, один за всех и все за одного. Звучит пафосно, по-пионерски, но по сути правильно. И наказание за нарушение этих правил одно – изгнание. Не хочешь жить, как принято, живи по своим правилам, но без нас. И не спешите принимать решение, подумайте, чтобы потом не говорили, что не поняли сказанного.

Егор отошёл к киоску, старательно лавируя в потоке людей. Случай с Ниночкой показал, среди обычных людей есть такие же, как они и с ними столкновения вполне реальны. Отличить одних от других он пока не умел, поэтому на всякий случай уклонялся от всех. Долго ждать не пришлось – Михалыч и Алина подошли практически следом, Корней держался чуть дольше, но, обнаружив себя в одиночестве, с независимым видом подошёл к киоску.

– Ты с нами или просто тут стоять удобнее, – язвительно осведомилась Алина.

– С вами, – буркнул Корней, – один сдохнуть ещё успею.

– Вот и отлично, – Егор, довольный результатом, улыбнулся.

Ему удалось слепить из этих практически никаких попутчиков команду, навыки помогли и в этом мире, он по-прежнему может управлять другими людьми к своей пользе, а это не может не радовать. Что бы там не светило в конце пути, лучше иметь попутчиков, готовых исполнять любой твой приказ, чем самому подставлять грудь неприятностям. Теперь немного сладкого, чтобы склеить отношения.

– Если честно, я здорово трусил, когда ушёл к киоску, – в этот момент Егор был совершенно искренен. – Но рад, что не ошибся, в тебе особенно, Корней. Не знаю, как ты жил, но в тебе есть то, чего нет в нас – ты хорошо знаешь изнанку жизни. Да-да, Степан Михалыч, ты тоже, но с другой стороны. А мы с Алиной, как бы это сказать, чистенькие и очень правильные. С нашими талантами в джунглях не выжить. И не надо дуться, Корней, я понимаю, что в белых перчатках за жизнь не дерутся, но постараться придётся.

– Ага, командир, придётся, только зачем? – не удержался от вопроса Корней. – Понимаешь, я всегда считал, что умер и всё, баста, карапузики, кончилось кино, свет погас, в землю закопали, надпись написали. А вот это сейчас зачем? Может, как-то не мучиться и сразу всю энергию занулить или отдать бедным, как тебе нравится? Мы же померли уже, зачем вся эта байда?

– Зачем-то надо, так мир устроен, – пожал плечами Егор. – Я не знаю и тебе не отвечу, но и зануляться, не разобравшись, не буду. Алина вон занулилась при жизни, это правильно, Алина? Что скажешь? Если бы снова оказалась в той же ситуации, что бы ты выбрала – жизнь, пусть и с неприятностями, или окончательную смерть?

– Жизнь, – вздохнула Алина, – тогда бы всё можно было сделать иначе, а я раз и поставила точку, не начав писать книгу жизни. Вы оказались здесь случайно, а я сама выбрала этот путь, понимаете? Знаете, что чувствуешь, когда смотришь с шестнадцатого этажа на асфальт у дома? Ещё не прыгнул, ещё не летишь, а уже проживаешь каждый метр, представляешь, как асфальт встречает твоё хрупкое тело. И всё равно отталкиваешься и падаешь, понимая, что уже ничего не изменить. Ни-че-го! А это, может быть, шанс именно изменить? Понимаете, кто-то даёт нам возможность сделать нечто, пройти какое-то испытание и начать жить заново! Вдруг?

– Ну, ты загнула, – поёжился Корней, – хотя, кто его знает? Действительно, а вдруг? Ты, командир, что думаешь?

– А что он может сказать? – заступился за Егора Михалыч. – Надо разобраться, осмотреться, людей поспрашивать, что-то и прояснится со временем.

– Не людей, а таких же мертвяков, как мы, – настырно уточнил Корней. – Люди нас не видят и не слышат, а мы их запросто? Почему? Я плотный, ты, – он ткнул пальцем Михалыча в живот, – плотный. С Ниночкой ты столкнулся, а почему мы с ними не сталкиваемся? Что могут сказать мертвяки? Если та же Ниночка столько лет здесь трётся, значит, попали мы с вами, ребятки, надолго. И меня только одно интересует, где тут заправочная станция с энергетическими батончиками?

– Тебе это точно сейчас нужно узнать? – скривилась, как от лимона Алина. – Что это нам даст? Так устроен мир! Можем и мертвяков поспрашивать, если тебе нравится так нас называть, но по мне лучше и нас тоже называть людьми. Мне лично так приятнее!

– 10 —

Они препирались уже больше часа, так как настырный Корней желал сейчас и здесь решить все вопросы, прежде чем двинуться в путь.

– Смотрите, что с ними? – крик Алины отвлёк спорщиков, готовых уже пустить в ход кулаки, как последний аргумент.

– С кем? – недовольный Корень не скрывал раздражения. – С мертвяками, что ли?

– С детьми, дурак! Вон там мальчик и девочка сидят у стенки, – она повернула Корнея в сторону кафе «Бегемот и Кошка». – С ними что-то не так!

– Ну, иди и спроси, мы тебе зачем? – отмахнулся пацан, совершенно не собираясь решать чужие проблемы.

– Все пойдём, Корней, потому что это может быть засада, – пресёк бунт на корабле Егор.

Они подошли ближе. Мальчик лет десяти и девочка не старше пяти лет сидели у стены кафе, безразлично глядя на проходящих мимо них. Но не это было странным, подумаешь, устали и решили отдохнуть. Нет, если внимательно посмотреть, становилось заметно, что фигурки словно колышутся на ветру, порой теряя очертания, превращаясь в мутные сгустки тумана.

– Они умирают, – Алина вцепилась в плечо Егора так, что тот поморщился от боли, – мы должны им помочь!

Не спрашивая ничьего разрешения, Алина кинулась к мальчику и схватила его за руку. Тот вздрогнул, во взгляде мелькнуло удивление, он задышал глубоко и неожиданно оторвал руку Алины от себя.

– Ей дайте! Олечке важнее, я подожду…

Алина схватила Олечку за руки, и та сразу порозовела, обрела плоть, задышала, глаза её раскрылись широко и удивлённо. Корней, делавший вид, что его совершенно не касается происходящее, рванулся к мальчику, готовому распасться на клочки серого тумана, схватил за руки, уже теряющие плотность. Егор присоединился к ребятам, а следом подключился и Михалыч, сам ещё не пришедший в порядок.

Дети только что не светились от обилия энергии и странное дело – ребята не чувствовали убыли её у себя. Словно некая магия наполняла их по мере помощи страдающим детям.

– Я же тебе говорил, Сидоров, найдётся жила, а ты в землю ушла, самоед её пожрал. Эх, Сидоров, нету в тебе оптимизма!

– Оптимизма во мне до хрена и больше, товарищ Ложкин, но я сторонник реализма, а не шапкозакидательства. Ежели бы эти товарищи не потянули на себя поток, хрена бы жила открылась при всём твоём оптимизме, товарищ Ложкин.

Обернувшись на разговор, спасатели детей обнаружили двух электриков самого рабочего вида – с мотками провода на плечах, клещами и небольшой стремянкой. Они спокойно наблюдали что-то через чёрное стекло, периодически записывая показания приборчика, висящего на груди одного из них.

– Что, граждане, наобнимались? Уступите место специалистам, будем жилу, вами обнаруженную, к сети подключать. Ежели есть регистрация, можете в районной конторе по этой вот квитанции получить свои проценты за находку, как положено.

– Чего находку? – почесал в затылке Михалыч. – Кабель что ли закопанный?

– В какой конторе? Что за регистрация? А сколько процентов? – от посыпавшихся на них вопросов электрики пришли в недоумение и раздражение.

– Вы читать умеете? Тут ведь русским по-белому написано, – они одновременно ткнули пальцами в плакат на стене, – что и как положено делать свежеупокоенным. Для вас, между прочим, пишут! Деревня!

Егор мог поклясться, что только что никакого плаката на стене не было, он обладал фотографической памятью, что выручало его в случаях, когда компьютер был недоступен, а нужно было отыскать проблему в тысячах строк кода программы.

– Вы бы отошли, граждане, и детишек своих заберите, не мешайте производству работ!

Что-то бормоча себе под нос, электрики деловито втыкали штыри прямо в асфальт, соединяли их проводами с неожиданно обнаруженным в сплошной стене щитком, докладывали кому-то о подключении по телефону, вынырнувшему из той же стены, как по приказу.

– Центральная? Центральная? Девушка, что вы в разговор вклиниваетесь? Дайте мне Центральную! Кто говорит? Инженер Ложкин говорит. Что значит, все заняты? А я сейчас линию рубану, и все освободятся напрочь! Ага, кто-то уже свободен? Так соединяй, чтоб тебе пусто было!

– Алло, Центральная! Жилу на Кирова подключили. Да, хорошая жила, богатая, месяца на два при экономном расходе всему району хватит. А ежели не всему? Ну, зависит от нагрузки, вы же понимаете. И это ещё, тут находчики имеются, которые жилу вытянули, так что придётся поделится с ними. Это тоже учитывайте там у себя в конторе. Ну и премию как полагается за ударный труд. Мы с Петровым всегда готовы, вы же знаете, товарищ Цымбалюк?

Услышав фамилию начальника, Петров напрягся, вытянулся в струнку, смахнул пыль с комбинезона, словно Цымбалюк мог неожиданно явиться лично и устроить досмотр персонала.