Она не отвечает и не поворачивается, судорожно прикуривает следующую сигарету, но зад вновь заходил туда-сюда, должно быть, ускоряя приятную встречу. Что это!? Стоит ли продолжать шутку, вдруг примет всерьез. Но что не приемлемо для Вадеева, то для Кота является естественным образом жизни.
– Он тебе не пара! – в согласии с мыслями убеждает Кот. – Ты вон какая пышная, томительная и чарующая. Гони его!
– Так думаешь?
Бестолочь раздавливает в пепельнице сигарету, круто поворачивается, скрывается в своей комнате. Изнутри щелкает замок. Никто не знает, что у нее на уме, а Вредитель, прислушавшись к разговору на кухне, забывает про обжигающий окурок, самодовольно ухмыляется: Я все знаю!
Случаются чудеса в природе. Уже в начальных классах вымахала, и мама удивлялась, да и отец – тоже: Ах, как быстро растет дочь! И мозг рано сформировался, тем самым поставив точку в умственном развитии. Какая умница, опережает сверстников! Но одноклассники быстро догнали ее и… перегнали, осталась она на уровне неполного среднего образования. Воспитание продолжалось в кругу семьи, сделало ее такой, какой она стала – подозрительной, агрессивной, мстительной. Дочка, никому не спускай! – твердила мама Галя, показывая на отношениях с отцом, что такое солдафон в юбке. Отец спасся – убежал не просто из семьи, но в дальнюю деревню к простоватой и добродушной доярке.
Как и бывает обычно, конфликт между родителями не мог мешать им искренне и каждому по-своему любить дочь, души в ней не чаять. Наверное, потому, что вжились в образ талантливой девочки из первого класса, подающей большие надежды, еще из-за уважения к могучему торсу.
С годами характер у Мерзликиной не то чтобы испортился, но она становилась все более недоверчивой, всюду ей мерещились насмешки в свой адрес. Вот и теперь, лежа с Волком, она терзается мыслями о Коте. Он смеется надо мной, изгаляется. Волк прав, надо его уничтожить – сразу поймать двух зайцев. И не жилец он совсем. Комната перейдет в пользу остро нуждающихся, то есть ко мне.
Она бы еще распалялась, но Волк зашевелился, повернулся к ней, начал проявлять свои привычные поползновения, инстинктивно пробиваясь между ног. Когда он не сознавал своих действий, ей нравилось. Его осмысленность всегда казалась грязной и похотливой, а так – дело происходило, будто с муляжом. Прекрасно! Бери, милый!
Мерзликина отворачивается к стене и упирается ягодицами ему в живот. Интересно, как он обыгрывает эротические сцены, какие сам испытывает ощущения… небось онанирует. Напоить бы, изнасиловать… Все равно ничего не будет помнить. – Тут ее воображение достигает кульминации. – Зараза! Ублажает посторонних женщин, их сладостные стоны огнем прожигают ее сверху донизу, хоть уши затыкай. Ей в голову не приходит задуматься о правомерности своего недовольства.
Вскрик сексуального удовлетворения совпадает с выбросом отрицательных эмоций. Она умиротворенно закрывает глаза и забывается в утренних сновидениях. Ей нет дела до солнечных лучей, украдкой проникающих между шторами, она сама остается на заре юности – все той же удивительной девочкой из начальных классов.
Лариса болела давно и безнадежно, поэтому с особенным пристрастием относилась к сексу как основному показателю здоровья. Попыталась лечиться по книге Луизы Хэй «Исцели свою жизнь». Поскольку ее интересы не касаются общечеловеческих ценностей, то из бестселлера вынесла единственную мысль: она лучше всех, должна любить себя и свое тело, болезнь сама пройдет. И как все просто! Достаточно любить себя.
Иногда она раздевалась перед зеркальной дверкой шкафа, критически оценивала пышные формы, мяла соски, подрагивающими пальцами водила по мягкому животу, добиралась до паха. Дальше… забывала об окружающем мире, пока мастурбация не заканчивалась сексуальным удовлетворением. Она даже не догадывается о связи своей болезни с расхожим названием Лень.
Неприязнь к соседу усиливается из-за его равнодушия. Да, он не замечает ее исключительности. А где-то она читала, маленьким мужчинам нравятся крупные женщины. Теперь все происходит наоборот, из-за Кота разрушаются прежние убеждения, и покоя тоже не предвидится. Так в чем дело!? Она обязана восстановить справедливость, Волк станет орудием. Надо пробудить в нем звериную сущность, направить к цели. Ее речь в постели выглядит шедевром по своей простоте.
– Хм, он так смотрит, – бормочет Мерзликина, перетягивая одеяло.
– Как? – настораживается Волк, стараясь вернуть одеяло на прежнее место.
– Мне кажется, ему не хватает женщины.
– А те, что приходили…
– Это так… им хорошо, а ему – нет.
– То есть?
– Ну, он их удовлетворяет.
– А-а… ты при чем?
Вопрос загоняет ее в тупик. Чего она хотела достигнуть? Похоже, он не принимает ее слова всерьез.
– Что ты сделаешь, если он изнасилует меня?
Вот оно долгожданное молчание. Волк задумывается. Значит, она достала его.
– Убью! – озлобленно кричит он, вскакивает с кровати и бросается из комнаты. Вовремя спохватывается, надевает трусы и опять направляется к двери. Робкая просьба Мерзликиной остановиться только добавляет злости. Комната соседа оказывается закрытой изнутри. Он дергает ручку, кричит:
– Открой! Есть мужской разговор. Ничего не будет, всего лишь открой. – Ответное молчание распаляет ярость. – Открой, тебе говорят!
От удара ногой шпингалет отлетает вместе с шурупами, дверь с треском распахивается. Волк не привык робеть – протягивает руку, включает свет. Предстает зрелище со всеми атрибутами вчерашней попойки. Сам Кот лежит на полу – в куче сброшенной одежды, искоса наблюдает за наглым парнем.
– Зачем дверь сломал?
– А ты почему не открывал? – переспрашивает Волк таким тоном, будто его не пускали в личные покои.
– Я болею.
– Пойдем на кухню!
– Завтра поговорим, – пересаживаясь на диван, возражает Кот.
– Зачем приставал к Лариске.
– Как я могу приставать, если она мне физически противна, видеть ее не могу.
– А на это что скажешь? – показывает пальцем Волк в сторону полуголой Бестолочи, неожиданно возникшей в дверях.
Женщина восприняла указующий перст как сигнал к атаке, с воплем кинулась на Кота, но даже слабую защиту не могла преодолеть. Все-таки зацепила бра, спутала прическу, располосовала рубаху. Подобраться к лицу не удалось.
– Вот видишь! – самодовольно развел руки Волк. – А ты говоришь…
– До чего поганая квартира! – тяжело вздыхает Кот, в отчаянии хватаясь за голову.
– Думай, думай… А ты!.. – Накопленная ненависть выплеснулась в громогласных матюгах. – Пошла отсюда, сука! И никогда не заходи в эту комнату.
Она отпрянула, потом резво поддернула сползающие трусики, круто повернулась, растворилась в полутемном коридоре. Волк выждал паузу и вышел за ней следом. Чуть позже коммуналка огласилась криками. На кухне сыпалась посуда, в ванной тоже что-то рушилось. В квартире происходили естественные, почти семейные, разборки. Это для них, а Коту становилось невмоготу – появилась потребность в очистительном воздухе. Он не придумал ничего лучшего, как позвонить Интриганке.
– Милая, ты не хочешь устроить праздник в честь нашей встречи? – без окольничества обращается он к ней. – Или, например, вечер твоей поэзии. Как посчитаешь лучшим. Не скрою, твои стихи производят впечатление.
Она молчит. Должно быть, внезапный интерес к ее творчеству воспринимает с недоверием. Все-таки хочет верить.
– Приезжай, если не обманываешь.
Если Вадеев временно страдал с похмелья, то настроение Мерзликиной ухудшалось хронически: рушились надежды реализовать тезисы Луизы Хэй. Как можно любить себя не имея даже махонькой власти, окружающий мир игнорирует ее присутствие. И все-таки не просто ее сломить, она все будет делать из любви к себе и для себя. Любить себя! – вот девиз, излечивающий душу и тело. Болтовня о необходимости любви вообще к людям ничего не значит, она есть дань религии и простейший способ уживаться в коллективе. Не трудно сыграть роль: надо чаще улыбаться, говорить льстивые слова, но главное – любить только себя. Общество необходимо в качестве зеркала, через которое воспринимается собственная масштабность. А Кот не любит и презирает ее, изгаляется над ней. Что ж, ему хуже, она уничтожит его.
Мерзликина прислушивается к звукам в квартире. Уж не смех ли – в то время как ей плохо. Волк безмятежно похрапывает, и она без препятствий освобождается от его блудливых рук, встает, надевает трусики, накидывает халатик. В зеркальной дверце шкафа отражается ее величественная фигура. Я самая, самая… А что самая? Ее расстроили, заставили усомниться в своей исключительности. Терпению пришел конец. И взбалмошная женщина понеслась на кухню за сигаретой. Очень кстати подвернулся окрепший после пива Кот. Она сходу заявила:
– Мне надоело, что ты разводишь грязь!
Он в недоумении смотрит на ее искривленный рот, потом переводит взгляд на ее столик и подоконник, заваленные немытой посудой, молча поворачивается и уходит. Такой жест, не иначе как пренебрежительный, потрясает ее до глубины души. Она устремляется к себе, хлопает и без того расхлябанной дверью. Он ненавидит ее. Презирает! Трудно жить в согласии с тезисами Луизы Хэй.
Волк не проснулся даже тогда, когда она швырнула в него халатом. Перегар от вчерашней сивухи становится невыносимым, настойчиво выталкивает ее из комнаты. Отчаянно хочется материться и реветь. Тыльной стороной ладони она протирает глаза, уходит в ванную. Газовая колонка не работает, холодный душ не привлекает. Она забирается в ванну, сбрасывает одежду, склоняется под краном. Ощущая прилив сил, победно оглядывается назад, а там, в проеме двери, стоит Кот, зачарованно рассматривает ее.
Можно представить состояние зрелого мужчины, когда он пришел побриться и увидел огромные ягодицы, колыхающиеся в ритме движений взбудораженной женщины. Тут уж все конечности могут подняться выше глаз.
– Что застрял-то, – завораживающе пропела она, не меняя позы.
Застигнутый врасплох, Кот совсем растерялся. Резко закрыл дверь и, нелепо размахивая руками, под мелодичный смех, поспешил к себе. Рухнул на диван, закрыл лицо руками. Чувствовал, как болезненно сжимается сердце. Увиденное зрелище навсегда останется в памяти.
Влажное прикосновение вызывает эффект, как от электрического разряда. Он вздернул голову, и… ничего нет. Дьявольское наваждение будет преследовать, пока… А что должно произойти? Можно подумать, изголодался по женщинам. Страдает и не знает, что за дверью томится Бестолочь, никак не может решиться войти. Ее душа томится из-за нехватки мужской ласки, она знает наверняка о взаимном желании соприкоснуться гениталиями. Слышит шлепанье босых ног в своей комнате, мигом влетает в ванную, открывает кран.
– А-а, ты здесь, – хрипловато буркнул Волк, просовывая сзади руку ей в трусы. – Шастаешь голая по квартире, приключения ищешь.
– Перестань! – она отбросила его руку, распрямилась. – Они почище тебя алкают, спят за милую душу.
– Можешь опять наклониться!? – просительно, непохоже для него, простонал Волк.
– Хватит! Вчера измочалил, уже ноги не могу сдвинуть.
– Ну, это я могу, – довольно хрюкнул приятель.
Мерзликина бросает в раковину полотенце, уходит прочь. Из ванной доносятся звуки льющейся воды и мучительные сморкания хрюкача. Она берет на кухне сигарету и, в разметавшемся халате, отправляется в комнату. С пробуждением Волка соседи забились по своим углам, и все-таки пережитые волнения вызывают спазмы дыхательных путей. Она судорожно выпускает колечки дыма, смахивает с глаз накатившиеся слезы.
Чего хотела достичь? И куда устремлялась. И возможно ли. Может, вспышка страсти вызвана жаждой власти. Казалось, достаточно совокупиться с Котом, и он будет марионеткой в ее руках, его духовный мир станет ей доступным, уязвимым для ее возможностей. Она не уверена в успехе, но тем более цель становится заманчивой.
Искушенный читатель может посетовать: автор ничего нового не говорит, пересказывает старую сплетню на новый лад, проблемы коммуналок повторяются повсюду, не стоит переводить бумагу и отнимать время у доверчивых граждан, наивно верящих в возможные открытия. Но автор расширяет рамки коммунального быта до размеров большого города. Чего там города – страны! Когда на ослабленную в конфликтах территорию проникают криминальные элементы, а разногласия отдельных людей могут привести к физическим и психологическим войнам в масштабам всего общества и даже человеческим потерям. Самые достойные граждане становятся заложниками грубых и невежественных людей ввиду своей порядочности и, соответственно, уязвимости. Точно также понятием общежития можно охватить планету со всеми народами и национальностями. Всюду есть свои волки с нелепыми амбициями и неумеренными аппетитами.
Волк он и есть волк, его устраивает лежбище у подруги. В то время как органы внутренних дел сбиваются с ног в поисках особо опасных преступников, он мирно посапывает в теплой постели, развлекается с роскошным телом Мерзликиной, одновременно расчищает путь к присвоению квартиры. Звериное чутье подсказывает: Кот далеко не простачок, за скромной внешностью ощущаются накопленные знания и уверенность в своих силах, его голыми руками не взять. Человек-охотник, в то время, как самому Волку надо всегда убегать и скрываться. Очень плохо!
Да, его напрямую никто не беспокоит, но есть к нему подозрительное внимание и скрытая неприязнь. Лариске тоже доверять нельзя, она не прочь от него избавиться. Теперь для полного спокойствия надо мочить обоих. Узколобов не в счет. Вконец запуганный, старик потихоньку спивается, на глаза старается не попадаться. В туалет ходит обычно в своей комнате – на горшок. Проще всего прикормить пьянчужку. На случай неожиданной и преждевременной развязки сгодится в качестве удобного свидетеля, старика никто не обвинит в предвзятости или лжесвидетельстве.
Стратегический план, имеющий в основе спаивание старика, кажется все более выполнимым. Поэтому Волк воспользовался отсутствием Мерзликиной и Вадеева, прогулялся к знакомой старушке за самогоном, постучался к Узколобову.
– Эй! – не громко окликнул он.
– Я сплю, – отозвался робкий голос.
– Пойдем ко мне, я хочу угостить тебя.
Фраза повисает в тишине. Павел Семенович осмысливает предложение, боится подвоха. И все-таки соглашается. Пусть он предает Кота, но теперь начнет жить по-человечески, не станет бояться выходить на кухню.
– Я сейчас.
Волк повернулся и зашлепал к себе. Посмотрел на пустой стол, сходил на кухню, где из холодильника Мерзликиной выудил тощие запасы – так, для видимости. Старик явился помытый и причесанный. Лицо озаряется счастливой улыбкой. Без сомнения, приглашение он принял как праздник. Пусть Кот презирает его за малодушие, но Волк поважнее, Узколобов ему доверяет. В доказательство он, долго не раздумывая, одним разом опрокидывает в рот полный стакан самогона, слюнявит соленый огурчик.
– Извини, дорогой, но вот за это приглашение я тебя очень уважаю, – шамкает он беззубым ртом.
– Ты скажи, о чем вы разговариваете с Котом.
– О чем с ним говорить… так, молод еще, – развязно произносит старик, просительно посматривая на бутылку.
– Да жалко, что ли. Пей! – И Волк щедро плещет в стакан. – Ты хочешь со мной дружить?
– А как же! – обрадовался старик. – Я ведь добрый человек. Если ко мне с душой, то я в доску разобьюсь, но… для тебя…
В голосе Узколобова появляются сентиментальные всхлипывания, а после третьего стакана на губах лопаются мелкие пузырьки, увлажняя реденькую бородку. Такого зрелища долго терпеть невозможно, поэтому Волк торопливо наливает четвертый стакан.
– Вот, пей и топай на диван!
– Дорогой, как я тебе благодарен! – захныкал Павел Семенович. – Да я, да за тебя… и Ларисы – тоже… А здорово мы придумали!
– Мы успеем поговорить, а теперь… Ты что же, до туалета потерпеть не можешь!?
Действительно, старый человек обделался самым банальным способом, то есть не расстегивая штанов. Запах невозможный, и если бы не далеко идущие планы, то Волк не стал бы церемониться. Он стерпел подступающую тошноту, дотащил пьяницу до дивана. Чтобы приглушить гадкие ощущения, сразу же принял ударную дозу самогона.
Нервы размягчились, появились фривольные мысли. Он прилег на кровать, в приятном томлении прикрыл глаза. Только бы появилась Лариска. Он зубами сорвет с нее трусики и тут же… Воображаемая сцена кажется настолько соблазнительной, что Волк поднимается на ноги, нервно ходит из угла в угол. Останавливается у стола, поднимает стакан с самогоном, слышит хлопок квартирной двери. Судя по характерным звукам, пришла Лариска. Все получается как нельзя лучше.
VI
В то время, как в коммунальных квартирах происходят скандальные разборки или вынашиваются далеко идущие стратегические планы, Вадеев наслаждается атмосферой тишины и покоя. Он воспользовался приглашением Лидочки, хотя не испытывал особой страсти или обычного сексуального влечения. Ему хотелось простого человеческого общения. Она показала сборничек стихов, изданный в детском возрасте. Подумать только – четырнадцать лет! Покорила его далеко не детской глубиной мышления. Его комплименты не вызвали ответных эмоций. В отношениях с ним она всегда остается верной отработанному распорядку: ванная, застолье, секс и – крепкий сон. И был ли творческий праздник? Проснулся рано, тихо встал, пошел на кухню. Почти не дышал, чтобы даже воздух не шелохнулся.
В соседней комнате постанывали дети, переживая во сне прошедший день. Он крался мимо их двери – совсем чужой человек, хотя они искренне радовались его появлению, называли папой. Убеждал себя, что не имеет права на детскую доверчивость, близость с их мамой еще не повод обрекать невинные души на психологическую зависимость. Нет, они – не его дети.
Вадеев удобно располагается за кухонным столом, начинает перечитывать полюбившиеся стихи из книжки-брошюрки. Накануне прослушал вскользь, но только теперь появилась возможность осмыслить содержание. Он удивляется причудливости, с какой незатейливая шаловливость в детских стихах может со временем воплощаться в реальных поступках. Уже проявляется в жизненных комбинациях. Книга является точным психологическим автопортретом автора, от нее веет своеобразным предупреждением. Сама Лида не желает зла, но есть у нее патологическая склонность к интригам как образу жизни. Если бы не ее легкомысленность к возможным последствиям! Пусть интуитивно, но пока удавалось сохранять с ней безопасную дистанцию. А что дальше? Он раскрывает записную книжку, некоторое время размышляет и, наконец, уверенным почерком делает запись. Никакая сила не заставит меня идти к этой женщине. Я уверен, Интриганка — самовлюбленная эгоистка, культивирует свой образ жизни, несовместимый с интересами других людей. В ее понимании общество – это шахматная доска с бездушными фигурками. А сам он считается с окружающими людьми?
Отложив ручку, прислушивается. Так и есть, Лида почувствовала его отсутствие, встала с постели. На ощупь бредет к нему – на кухню, останавливается в дверном проеме, бессмысленно смотрит на него и поворачивается в сторону туалета. Именно в этот момент он увидел на холодильнике пухлый незапечатанный конверт.
Нет привычки читать чужие письма, а тут… вынул из конверта испещренный лист, адресованный какому-то Виктору. Письмо, пусть даже незаконченное, не оставляет сомнений в его направленности. Да, Лида имеет обширную любовную переписку. Смешно представить, чтобы она воспринимала его всерьез. Он, видите ли, находится в плену личных психологических поисков, она вынуждена за всем этим наблюдать и гадать, в какую степь его понесет. Она права, никому не нужен чесоточный, поэтому у нее есть запасные варианты. Но своим примером она освобождает его от каких-нибудь моральных обязательств.
На такой оптимистической ноте он закрывает записную книжку. Не дожидаясь всеобщего пробуждения, неслышно завершает свою экипировку, также тихо выскальзывает из квартиры. На ходу шепчет запавшие в душу строчки из ее сборника стихов. Жизнь не кажется скучной, Лида привнесла в нее много свежих красок. Пока есть привлекательные своими талантами женщины, всегда найдется повод порадоваться. И он почти счастлив.
При бестолковой неупорядоченной жизни дни теряют очертания, утро быстро сменяется вечером. Только что слышала брюзжание больного с похмелья старика, а теперь уже ночь.
– Марк Чэпмэн убил Джона Леннона, – тихо бормочет Волк и тут же засыпает.
– Ха-ха, – реагирует Мерзликина. – Ты что, знаешь даже это?
Послушала храп приятеля, прилегла на край постели. Фраза не дает покоя. Уж не считает ли он Кота большим человеком. Зауважал? Кот представляется все более загадочной личностью. У тебя квинтэссенция этической глухоты. Зараза! Какие-то слова… И на черта его слова! Разве он не такой же человек, как все? Ерунда!
Все непонятное пугает ее, как обычно бывает с людьми недалекими. А вдруг!? Благодаря заботам Волка по уничтожению Кота и его влиянию на старика, сохраняется уверенность в собственных силах. И вообще, она ничего не знает, но интересно, как Волк осуществит план. Главное, остаться в стороне. С нее взять нечего, и ребенок числится за ней – уже смягчающий факт.
Марк Чэпмэн убил Джона Леннона… И скажет тоже! А почему убил? Потому что не мог перенести чужого успеха? Ерунда! Моральное превосходство – вот что самое невыносимое. Коту наплевать на бытовую суету, у него каждый день масленица. И теперь по звукам в квартире понятно: он сидит у Павла Семеновича, они оба над ней изгаляются и пьют водку. Для них она пустое место.
От глубокой обиды настроение Мерзликиной вконец портится, она уже не отдает отчета в своих действиях. Встает и, как есть в трусиках и короткой ночной рубашке, выходит из комнаты, пересекает коридор, толкает дверь в комнату старика. Худшие ожидания находят подтверждение – оба соседа сидят самодовольные и мирно беседуют. Ярость искажает ее лицо.
– Зараза! Зачем ты изгаляешься надо мной! – С этими словами несчастная женщина набрасывается на Кота, опрокидывает его вместе с табуретом.
– Что это с ней? — Кот возвращается в исходное положение.
Старик молча пожимает плечами, обращает мутный взгляд на полуголую соседку. Зато Кот улавливает психологический нюанс – молчаливое взаимопонимание Бестолочи и Вредителя. Они оба ждут. Чего? Бестолочь вовремя опомнилась, заметалась, исчезла за дверью.
Уже лежа в постели, она хотела осмыслить спонтанный поступок, но всем нутром и ягодицами чувствует поползновения приятеля, удовлетворенно закрывает глаза. У него такой возможности нет, – уже победно думает она.
Несмотря на природную застенчивость, усиленную собственным воображением, Вадеев посетил больницу. Врач-женщина сразу определила чесотку. Почему-то весело рассмеялась, задала пару незначащих вопросов, выписала рецепты на таблетки и серную мазь, проводила многозначительным взглядом.
Каждый день после акта любви они выполняли обязательный ритуал – поочередно втирали друг другу неприятную на запах мазь. Процедура необременительная, в большей степени приятная, оправдывающая некоторые вольности в манипуляциях рук. И Вадеев подозревал, что Лида от его втираний испытывала немалое удовольствие – ловила кайф, но предусмотрительно помалкивала. Вот здесь, да. Чуть нежнее! Молодец! Из тебя получится хороший массажист. Теперь поцелуй меня.
Вошло в привычку при встрече снимать всю одежду, простирывать ее и дожидаться в постели, пока она высохнет. И все равно серный запах обладал устойчивостью, исчезал медленно, привлекал внимание окружающих людей – будь то на улице или в общественном транспорте. И все же ко всем неприятностям можно привыкнуть и даже над ними посмеяться.
– А я-то начала чесаться… Вроде все нормально, а потом – зуд. Смотрю на тебя, ты не шелохнешься. Ну, думаю, хитрец! Или он терпит, или здесь совсем не то. Так ведь еще и стыдно, будто я во всем виновата… Ну и подлец ты! – Она заметила его подавленный вид, поправилась. – Прости, прости!
– Каково было мне, – однажды набрался храбрости Вадеев. – Мы с тобой уже переспали, а потом я обнаружил признаки чесотки. И поздно что-нибудь исправлять.
– Мог сразу сказать! – потеплел ее голос.
