Сон разума

– Вы пришли, – чуть улыбнулся я, заметив темную фигуру среди деревьев.

А в следующую секунду, я увидел, как на свет появилось дуло автомата, и поспешил выхватить свой револьвер.

Никаких шансов. Никаких шансов у меня, медлительного и не тренированного, не было бы, реши мой оппонент сразу убить меня. Потому я просто направил револьвер в его сторону, но курок не взводил.

– К чему это? – спросил я, разглядывая своего ночного визитера через мушку кольта.

Солдат промолчал, лишь сделал короткий шаг вперед, все еще оставаясь под защитой дерева.

– Вы один? – продолжал я, надеясь вывести человека на разговор, прекрасно понимая, что если он заговорит, то шансы у меня будут. Пусть небольшие, но будут. Если же нет… ну, тогда это совсем другой разговор.

Солдат продолжал молчать, лишь бесконечно двигал зрачками, осматривая всю видимую ему территорию.

Молчание начинало меня тяготить. Да и рука, с вытянутым в ней револьвером, начала неметь и опускаться вниз. Пальцы уже покалывало.

– Лейтенант, – позвал я, заметив его погоны.

Мужчина тут же дернулся: я завладел полным его вниманием.

Только сейчас я смог его рассмотреть. Это был высокий мужчина в форме, черные короткие волосы, недельная щетина, с серыми отливающими холодной сталью в свете прожекторов глазами. Но холод этот не был абсолютным, за ним что-то было. Что-то было не в самом взгляде, а далеко за ним. Хорошо упрятано в самой глубине его личности.

– Ты говорил, что придешь один, – произнес лейтенант.

У него был низкий, приятный голос. Он не был похож на голос убийцы.

– Я один, – ответил я, перехватывая револьвер двумя руками.

– А мне так не кажется, – продолжал солдат.

– Тут никого нет, честно.

Лейтенант хмыкнул, и я осознал, как наивно, как по-детски звучат эти слова.

– Хорошо, – наконец сдался я. – Позволите?

Я вновь перехватил револьвер правой рукой, а левой потянулся за рацией. Палец солдата с дуги, перешел на спусковой крючок.

– Я только… – Разведя руки и закрыв глаза, я нажал копку вызова. – Ты видишь нас?

– Очень отчетливо, – раздался Наташкин голос.

– Кто это? – спросил солдат, лишь секунду разглядывая рацию.

– Моя подруга. Она неподалеку.

– Вот как? И что она там делает?

Из динамиков рации раздался хорошо слышимый щелчок, чуть разбавленный помехами.

– Вам знаком этот звук, лейтенант? – спросил я.

– Щелчок затвора снайперской винтовки Драгунова, – без задержки отвил солдат.

– Вы правы, слух у вас просто отменный…

– Андрей! – прикрикнула на меня Наташка.

– Да, простите. – Я откашлялся и продолжил: – Как вы поняли, моя подруга засела где-то с винтовкой и сейчас целится в вас.

Я взглянул на свой револьвер, перевел взгляд на автомат в руках лейтенанта.

– Кажется, у нас тут Мексиканский тупик.

– Ты ведь не понимаешь значения этого термина, верно? – спросил лейтенант, не сводя с меня пристального взгляда.

– Может быть, – признался я. – Но вы у нас на прицеле, так что…

– Твой курок даже не взведен, – оборвал меня лейтенант. – А твоя подруга никогда не осмелится надавить на спусковой крючок, при условии, что она вообще разбирается с какой стороны взяться за винтовку.

Я молчал, потому лейтенант продолжил:

– Так почему бы мне не убить тебя, не завладеть тем, что у тебя есть, а затем не отправиться на поиски твоей подруги?

Вопрос лейтенанта повис в воздухе. Не могу сказать, что я сам об этом не думал. Отсюда и полтора процента.

– Об этом мне говорит тот факт, что вы не выстрелили в меня, когда был шанс. И пришли один.

Я замолчал и постарался незаметно сглотнуть слюну, которая стала ужасно вязкой.

– Может я хотел выяснить, что тебе известно и сколько вас тут, – спокойно ответил лейтенант. – К тому же, с чего ты взял, что я тут один?

Я чуть отступил. Холодный пот прошиб меня, голова пошла кругом. Целую секунду я и в самом деле слышал, как десятки сапог шуршат по траве, а их владельцы подбираются все ближе.

Я не знал, что мне делать. Не знал, как вернуть разговор в нужное мне русло. Как вновь завладеть ситуацией, если хоть на секунду представить, что я ею владел.

Единственный вариант, что я видел, был чертовски рискованным. А потому и показался мне самым заманчивым.

Я опустил револьвер и утер лоб рукой, чуть приподняв полы шляпы.

– Скажем так, я вам доверяю.

Лейтенант чуть повел головой, давая понять, что мой ответ его не устроил.

– Тогда так, лейтенант, – я взглянул ему прямо в глаза. – У меня нет другого выхода. Вы либо выслушаете меня, либо мы все и так покойники.

Я замолчал. Смотрел прямо на него, а серые глаза солдата сверлили во мне дырку.

– Ты сдурел! – долетало до нас из динамиков рации. – Андрей, придерживайся плана!

Я отключил рацию. Наташка не знала мой настоящий план. Я не решился ее посвятить в это.

– Ну что ж, – ответил лейтенант после долгого молчания. – Выкладывай.

Дуло его автомата сместилось вниз.

5

Я медленно двигался по темному лесу. Яркая полоса света осталась за моей спиной. Мысли о том, что мне удалось пройти туда, куда не смогли пробраться военные, туда, где фактически еще не ступала нога человека, совсем меня не радовали. Раньше я бы прыгал от восторга при одной только мысли, что смогу наконец-то столкнуться с чем-то иным, узнать тайну, волновавшую меня всю мою недолгую жизнь. Но все мое существо заполнял липкий, холодный ужас. Оказалось, что встреча, о которой я так долго грезил, была ночным кошмаром во плоти. Даже наши мечты вселенная воплощает крайне ироничным образом.

Я бросил последний взгляд себе за спину: стена прожекторов, пугавшая меня ранее, теперь казалась такой желанной, такой привычной для меня. Такой привычной для этого мира. То же, что лежало впереди, не принадлежало нашему миру.

С трудом оторвав взгляд от линии света, я двинулся дальше. Сперва медленными, неуверенными шагами, а затем все быстрее и быстрее, пока темнота не стала такой непроницаемой, что любое неверное движение грозило мне переломом шеи.

Включив карманный фонарик, я осмотрелся. Меня передернуло от ужаса: длинные тени деревьев и крючковатые ветви кустарников устроили бешеный танец вокруг меня. Они то уносились вперед, теряясь во мгле, то внезапно прыгали мне за спину, словно бешеный зверь, что готовится настигнуть свою жертву. Оказавшись в этом нелепом хороводе ломаных линий, я всем своим существом ощутил истинную природу одиночества. И настоящую форму природного, первобытного ужаса.

Мигнув дважды фонарик погас и долгие две секунды я обливался холодным потом, представляя как скользкая тварь подбирается ко мне сзади, нависает надо мной, готовится схватить своими длинными пальцами. Я не мог пошевелиться, не мог заставить свое тело двигаться. Не мог даже дышать.

Но вот свет вернулся и тысяча теней разом отскочили от меня. Я бешено крутился, освещая фонариком деревья вокруг себя, и за каждым из них я видел притаившегося монстра. Они стояли там, в тени, наблюдали за мной. Они лишь выжидали удобный момент.

Собрав остатки своего самообладания, я двинулся вперед, стараясь больше не оглядываться и не смотреть по сторонам. Я боялся, а страх услужливо подкидывал мне видения, картинку за картинкой, образ за образом. Одного притаившегося покойника из подвала за другим.

Но если не думать о них, если смотреть только вперед, то их как будто бы и нет. И нет страха. Лишь ребенок, что в одиночестве пробирается все глубже в лесную чащу, где его и в самом деле поджидает чудовище.

Я понял, что он заметил меня, заметил, когда я пересек границу света. Видеть он меня, конечно, не мог, он почувствовал, что кто-то проник на его территорию, словно сработала какая-то телепатическая сигнализация. Я ощутил его гнев… и удивление.

Я знал, что смогу это сделать, ведь я уже проникал в его мысли дважды: на крыше магазина и в железнодорожной цистерне. А такой опыт не может не оставить следов. Мы словно все еще были на одной волне, как две рации, настроенные друг на друга. Или как вышка, что передает сигнал и радио, что его принимает.

В этой нелепой цепи он был той самой вышкой, а я лишь меленькой радиостанцией, что посмела принять его сигнал. Я не мог ничего сказать ему, не мог послать образы. Я мог лишь принимать его мысли, и мысли эти все больше мне не нравились. Он знает, что я здесь. Он впереди. И он ждет меня. Ему нужно то, что все это время я носил в своем кармане. За этим он здесь.

Я не знал, сработает ли наш план. Я мог лишь надеяться на это. Но понял, что все в порядке, когда я пересек границу света. Я не упал как подкошенный, не принялся яростно блевать, словно желая выплюнуть наружу все свои органы, а мою голову не сдавила опоясывающая боль, но я не знал, как долго это продлится. Эффект камня мог закончиться в любую минуту.

Я поднял фонарик выше и прибавил шагу. Я не должен был позволять страху мешать мне. Слишком уж много жизней стояло на кону.

Шаги я услышал давно. Они следовали за мной по пятам, терялись в деревьях по левую руку. Я слышал, как кто-то идет по листве, загребая ее ногами, соскальзывая вниз, отодвигая скрипучие ветки. Это ощущение чьего-то присутствия нисколько не пугало меня, даже наоборот, помогало справиться с ужасом одиночества.

Но нет, стоп. Хватит о них. Я должен сосредоточиться на своей цели.

Фонарь мигнул еще несколько раз и его свет померк, чуть ли не полностью теряясь в лесной темноте. Я безрезультатно тряхнул его несколько раз, стукнул о ладонь, но каким бы удивительным фактом это ни было, ни одна их моих манипуляций не помогла. Свет постепенно умирал.

Решив не терять больше времени, я бегом бросился вперед, проламываясь сквозь кусты и огибая деревья. Ветви хватали меня, царапали лицо, шею, руки. Но я так уже привык к этому за последние дни, что все это стало казаться мне чем-то обыденным.

Бежать долго не пришлось. Не успел я запыхаться, как деревья расступились, представив мне картину столь же прекрасную, сколь и внушающую неведанный мною ранее ужас.

Я вышел на большую поляну, размерами чуть меньше футбольного поля с огромной ямой по центру. Но ужас мне внушал не размер, невесть откуда взявшейся поляны, и даже не глубокий кратер в центре, а поваленные вокруг деревья. Все они лежали, закручиваясь по спирали к центру поляны и строго по часовой стрелке. Яма же казалась пустой.

Я услышал шаги слева. Они внезапно становились, и несколько шумных листочков скатились вниз. Я оглянулся, но между деревьями зияла только тьма.

Сделав несколько шагов вперед, я наконец-то смог оторвать взгляд от уложенных причудливой фигурой деревьев и осмотрел кратер. Я не был специалистом, но он не был похож на кратер, который может оставить падающий объект. Где длинный хвост вспаханной земли, где груда обломков, по всему пути падения, и где естественная насыпь, что непременно образуется вследствие торможения, если уж объект так глубоко ушел под землю?

Ничего этого не было. Лишь широкая, ровная яма. Ее словно кто-то специально вырыл экскаватором, а затем выровнял края и укрепил стенки. К тому же, яма была пуста.

Я посветил фонариком в ее сторону, но тусклый луч света до нее не доставал. Я вновь опустил фонарик и принялся по нему стучать, продолжая двигаться в направлении ямы. Шагов через десять, мои усилия были вознаграждены и луч белого, светодиодного света, ударил мне под ноги.

Я улыбнулся и поднял фонарик. Свет прорезал ночную тьму и, повергнув меня в шок, преломился в воздухе над ямой и отразился обратно на землю. Я, раскрыв рот, рассматривал эту необычную аномалию. Свет из моего фонарика доходил до края ямы, а затем ломался. Выглядело это так, словно кто-то ножом вырезал кусок луча длинной около полуметра и сместил его в сторону. Затем он повторил такой же трюк чуть далее, а когда ему надоело играть с ножом, то просто развернул луч обратно.

Я поводил фонариком из стороны в сторону. Картинка изломов менялась, как неизменно и менялся угол отражения, ведя себя абсолютно не предсказуемо, но результат оставался прежним.

Мои губы сами по себе растянулись в легкой улыбке. Яма не была пустой. В ней что-то было. И это что-то имело оптический, мать его, камуфляж.

Я не знаю, сколько бы я стоял и смотрел на игру света, если бы скрытая от глаз конструкция не пришла в движение. Хотя и движением-то это назвать было нельзя. Я лишь ощутил легкую вибрацию земли и в пустоте, справа от меня, появился проем.

Все было совсем не так, как в этих фантастических фильмах, что так будоражили мое воображение. Не было никакого света, что лился из открытой двери, и перемигивания лампочек. Вниз не спустился трап в клубах дыма. Проем просто возник ниоткуда. Такой же черный и пустой, как и тьма между деревьями.

А затем приземистая тень скользнула наружу.

Не двигаясь, я нажал на кнопку с обратной стороны фонарика и свет погас. Щелчок, раздавшийся при этом, показался мне оглушительным выстрелом. Я долго всматривался в темноту, ожидая, когда мои глаза привыкнут, и когда смог все же различить неясные силуэты, то заметил, что тень продолжала хаотичное скольжение, словно выискивая кого-то. Меня она не заметила.

Продолжая наблюдать за существом, я двинулся вперед. Под ногами громко захрустела ветка, а увлеченный своим наблюдением, я не смог вовремя остановиться и ветка переломилась полностью. Ее треск был слышен даже в лагере военных. Так мне показалось.

Существо не среагировало и на этот звук.

Тогда я смелее стал продвигаться ближе к существу, не опасаясь быть обнаруженным. Шагах в десяти от него я остановился. Подходить ближе я бы не рискнул, будь у меня в руках даже автомат Калашникова.

Тень замерла, выгнулась, приподняв над землей свою нелепую плоскую сверху голову. Существо будто бы прислушивалось к чему-то. Но я уже усвоил, что оно меня не слышит, ровно, как и не видит.

Простояв так с минуту, тень двинулась дальше, как собака, что вынюхивает что-то на земле. Или как огромный крокодил, нападающий на свою жертву.

Я продолжал рассматривать его и вскоре поймал себя на мысли, что не просто смотрю – я любуюсь этим существом. Я оторвал от него свой взгляд и мысленно выругался.

– Где ты прячешься?! – раздалось гневное в моей голове.

Я отшатнулся. Мои мысли принялись метаться. Я еще мог что-то сделать с картинами, что возникали при мысленном контакте с инопланетным существом, как-то осмыслить их. Но голос, голос звучащий внутри твоей черепной коробки. Слова, не рожденные твоим подсознанием и принадлежащие кому-то еще – это совсем выбило меня из реальности, погрузив в бездонную пустоту, стерев границы реального мира.

Оглушенный, лишенный зрения и слуха, я стоял посреди вселенской темноты и слушал его голос. Голос, что, не переставая, звучал в моей голове. Я не чувствовал опоры под собой, не понимал где верх а где низ. Право и лево давно поменялись местами. А наполняющая мою голову легкость, лишала возможности задавать вопросы, лишала возможности мыслить. Был только голос.

– Ты сам пришел ко мне. Ты сам этого хотел. Я не звал тебя, не искал с тобой встречи. Но ты здесь… и скажи, это ведь не первая наша встреча? О да, я прав. Я вижу это в твоей голове.

В пустоте передо мной, или в пустоте внутри меня, появился образ высокой твари, что вытянувшись во весь рост, словно обнюхивала воздух перед собой. Существо медленно водило головой из стороны в сторону, а его длинные парные щупальца, безвольно волочились по земле.

– Это был ты. Там был ты. Небольшое слепое пятно. Но ты там был! Это значит, что он у тебя, верно?

Слушая его, я наконец-то осознал, что этот голос, голос которым он общается со мной, принадлежит мне. Я словно против своей воли разговаривал сам с собой. Сам же ковырялся в своей памяти, извлекая наружу воспоминания, что силой пытался подавить.

Тварь в темной комнате, повисшая на одной петле калитка, закрытая дверь в конце длинного, освещенного свечами в канделябрах, коридора. Вспышка огненных волос в толпе.

Ярость затопила мое сознание. Ярость настолько сильная, что я услышал скрип собственных зубов. Эта паскуда могла копаться где угодно, но эти воспоминания принадлежат только мне.

– Что тебе надо?! – закричал я мысленно, наслаждаясь вернувшимся ощущениям своих собственных конечностей.

Тьма начала постепенно отступать, возвращая мне возможность видеть. Пока лишь часть поляны с нелепо уложенными деревьями, но я был рад и этому.

Я видел, как приземистая фигура замерла, выгнулась, вскинув голову. Он все еще не видел меня, но действовать надо было быстро. Представив образ порхающей в пустоте бабочки, я стал подбираться к нему.

– Зачем ты сюда явился? – спокойней спросил я, все еще не открывая рта.

– Забрать то, что принадлежит нам, – наконец-то ответил он.

– И что же это?

– То, что ты у нас украл.

– Я ниче…

Тень кинулась в сторону противоположную моей, налетело на поваленное дерево, дернулось, всклочило во весь свой рост и, ухватив ствол сосны, кинуло его на добрые полсотни метров, просунув лицо между оставшимися на земле стволами.

Я замер и стал разглядывать его. Пришелец не понимал, что он ищет. Видимо что-то почувствовав, он кинулся ворошить им же уложенные деревья, в надежде найти меня в нелепо маленькой щели между стволами.

Я понимал, что он не видит, так как начисто лишен зрения, но что-то же ему позволяет ориентироваться в пространстве. Возможно, он рисует себе картину окружения посредством звуковых волн, как Сорвиголова? Или же в его случае, звуковые волны заменены на нейронные импульсы его собственного мозга, куда более развитого, чем наш?

Но одно я понял наверняка – этот пришелец не имеет ни малейшего понятия о том, как я выгляжу. Из этого можно сделать вывод, что у него нет информации о земле, ровно, как и о жителях планеты. Вероятно, за время, проведенное здесь, он встретил разные формы жизни, начиная от человека и заканчивая насекомыми, и счел их одинаково слаборазвитыми. Ведь разве станет обычный человек выяснять кто умнее – моль или таракан. Для нас они одинаково неразвитые существа низшего порядка. И тут можно сделать еще одни вывод об этом существе: он не является тем, кто может раздавать приказы, или тем, кто способен построить корабль и исследовать на нем космос.

Меня это открытие невероятно заинтересовало, и я поспешил подойти еще ближе.

– Что ты там нашел? – спросил я, забыв об осторожности.

Пришелец вскочил и всем телом повернулся ко мне. Я замер, в секунду лишившись той храбрости, что побудила меня действовать неосторожно. Возгордившись своей сообразительности, я возомнил себя человеком разумным, человеком способным победить дракона и спасти принцессу. Как в старых детских сказках. Вот только сказки эти наверняка умалчивают, сколько таких героев пожрал дракон, прежде чем принцесса был спасена.

Я с трудом сглотнул и до рези в глазах уставился на вытянутую морду пришлеца с незрячими глазами-бусинами. Я был уверен, что он смотрит на меня, что он видит меня. Но спустя долгие секунды тишины, он принялся слепо водить мордой, как старый пес, которого подводит не только зрение, но и нюх.

– Отдай! – снова заговорил он, нервно обращая голову к своему кораблю.

Мне не нравилось то, как он на него смотрит, словно готовясь сбежать в любое мгновение.

– Отдай, – повторил он.

– Что отдать? – я инстинктивно отступил назад, словно желая скрыть правду, убрать от него подальше заветный Осколок.

– То, что упало на вас с неба. Отдай.

Я подумал об Осколке, представил его мысленный образ, и волна ликования захлестнула меня с головой. Вот только это ликование не было моим.

– Это он. Отдай его мне.

Я видел, как существо протянуло руку вперед, в бесплотных попытках схватить что-то.

– Отдай!

– Что это? – не слушал я его, мысленно прохаживаясь из стороны в сторону, поглаживая камень в руках.

– Отдай!

– Зачем оно тебе?

– Отдай!

– Для чего оно служит?

Какой бы вопрос я не задавал, неизменным ответом на него было глухое «отдай» в моей голове. Меня это устраивало. Устраивало, но лишь отчасти. Я всегда был не в меру любопытен, а то, что происходит сейчас… я не мог так просто подвести агента Малдера.

– Расскажи то, что я хочу знать, и я отдам его тебе, – предложил я, не надеясь услышать хоть что-то, кроме бессменного «отдай».

Но, вопреки моим ожиданиям, ответом мне была продолжительная тишина, которая сменилась коротким:

– Что?

Я не сразу понял, что он имеет ввиду. И видимо, это красочно отразилось на моих мыслях, так как пришелец пояснил:

– Что ты хочешь знать?

Тысячи вопросов пронеслись в моей голове. Откуда ты? Как вы смогли преодолеть такие расстояния? Что для вас скорость света? Сколько еще разумных видов во вселенной? Сколько вообще обнаружено обитаемых планет? Продолжает ли большой взрыв до сих пор формировать вселенную? И если энергия большого взрыва иссякла, то, что там, по ту сторону? А если не иссякла, то, что это за энергия вообще? И справедлива ли теория о тепловой смерти вселенной?

Или самое важное: есть ли жизнь на Марсе?

Все это вспыхнуло и угасло за секунду. Как тысячи взметнувшихся в воздух искр.

Я взял себя в руки и спросил:

– Для начала, что это?

Образ камня никуда не исчезал, лишь отошел на задний план, и я вновь вытащил его на свет.

– Хранилище информации, – ответил пришелец, продолжая свои поиски, извиваясь по земле как ящерица.

– И какую информацию оно хранит?

– Информацию о десятках, тысячах, о десятках тысяч звездных систем.

Я опустил голову и вгляделся в видение призрачного осколка. Я не мог и представить себе таких объемов, не говоря уже о том, чтобы уместить все это в такой маленький камень. В мое время я мог лишь представить, что один компакт-диск, может вмещать в себя до шестнадцати песен. И это у меня еще не было никаких знаний о его вместимости и размере каждого трека в отдельности.

– Поясни, – попросил я, краем глаза наблюдая за поведением пришельца. Я чувствовал, как меня начинало мутить, но был слишком уж возбужден, чтобы придавать этому значение.

– Модуль, что разбился на вашей неразвитой планете, был исследовательским. В его задачу входило исследование отдаленных систем, как с высоким шансом появления углеродной формы жизни, так и с незначительным.

– Он исследовал систему и собирал информацию о каждой из планет, так же и для построения более точных карт, – продолжал пришелец, все ближе подбираясь ко мне, но все еще действуя вслепую.

– И что же удалось выяснить?

– Камень же у тебя, – уничижительно фыркнул мой собственный голос у меня в голове. Как же это бесило. Бесил мой голос. Бесила его интонация. Бесила его надменность.

– И ты прилетел сюда за ним? – постарался я не обращать внимания не его провокации. – Если вы такая высокоразвитая раса, то почему же упал ваш высокотехнологичный модуль?

Мерзкий, отвратительно высокий, но все же мой смех пронзил мою голову. Этим существам известно чувство юмора?

– Ну конечно известно, самовлюбленный ты примат. Высокомерие твоего народа не знает себе равных. Я вижу твои мысли, вижу твои знания. Ваша великая вера в непогрешимость собственных мыслей, собственных идей – о, она забавляет меня. Вы как муравьи, что решили, что смогли постичь все законы мира и открыли границы вселенной. А на деле, не можете осознать того, что лежит за пределами вашего муравейника. Но более того, вы не знаете даже размеров самого муравейника. Не знаете его глубины, высоты и всех его ходов. А между тем, беретесь представлять границы всего, – как вы это говорите? – сущего.

Новая порция отвратительного смеха затопила мое сознание. Но я ему не мешал.

– Я вижу картины в твоей голове, – продолжал пришелец. – Вижу то, что вы называете литературой, кинематографом, музыкой. В своем высокомерии, вы возомнили себе, что это понятия известные лишь вам. Я вижу твои воспоминания, не прячь их от меня. Победить пришельца силой музыки? Показать, что на Земле – так вы ее называете? – есть что-то, что заслуживает спасения? Искусство? Вы решили, что только вы на это способны. Способны творить, созидать. Способны любить. Какое всеобъемлющее высокомерие. Какое самолюбие. Если бы мне довелось решать, уничтожать вашу планету или нет, от нее не осталось бы и камня, как только я узнал бы вас поближе.

– Значит хорошо, что решать это не тебе, – буркнул в ответ я, впервые перейдя на привычный мне способ общения.

– Наш, как ты выразился, высокотехнологичный модуль, упал не потому, что мы недостаточно развиты, а потому, что вы планета недальновидных идиотов. Вам было мало того, что вы превратили свою планету в хранилище отходов, вы еще решили засрать и космос? Мусор на орбите – к чему вы стремитесь?

Ответить на этот вопрос я не мог. Меня снедала изнутри мысль о том, что этот отвратительный инопланетный вторженец прав. Каждое его слово било куда надо, каждое попадало в цель внутри моих собственных мыслей.