Седьмая жизнь. 28 жизненных рассказов

Сейчас Машка уже не помнила, как выглядела пару лет назад. В сентябре они с Мишей собирались ехать в Питер, чтобы проколоть переносицу, достойные мастера были только в культурной столице. Друг сказал, что на такой поступок могут решиться исключительно смелые и неординарные люди. Он был именно таким: прекрасно учился в школе – для него это было принципиально, увлекался робототехникой и однажды даже победил в международной олимпиаде. Учителя смирились с его внешним видом – успеваемость от этого не страдала.

– Маня, а я красивый? – застав однажды Машу врасплох, выпалил он.

– Конечно, – смущенно ответила девушка.

– Что ты!? У меня уши торчат, – возбужденно сказал Мишка. Он стал хлопать себя по карманам, нашел фонарик и вручил Маше. – Включай фонарь и свети мне в ухо!

– И че?

– Видишь тонкие хрящики моих локаторов? Они стали томатно-красными, – зловеще прошипел Мишка. – Выглядит отвратительно! А я хочу нравиться девочкам.

– Я ни разу не замечала твоих локаторов, тем более в темноте.

– Правильно! А все потому, что я работал над этим. Вот слушай: сначала сделал в мочках тоннели – думал, что под их тяжестью уши станут прямее. Но это не помогло, кольца были слишком легкие. Потом решился на пирсинг хеликса, но сережка на верхушке уха оттопыривала его еще больше. И наконец, о боги, мне пришла в голову идея – сделать ухо частью композиции большой татуировки, – победоносно заключил Миша и замер в ожидании Машиной реакции.

Действительно, драконы, кусающие себя за хвост, обрамляли Мишкины уши и делали их менее заметными.

– Гениально, – восторженно произнесла Маша. – Уроборос. Кажется, это так называется? – сумничала она.

– Это древнейший китайский символ цикличности природы: жизни и смерти, созидания и разрушения, – таинственно произнес Мишка.

– Какой ты умный.

– В том-то и дело, дорогая Манечка. А я хочу, чтобы меня хоть кто-то считал еще и красивым, – Мишка залился звонким смехом.

Девушка покраснела и ничего не ответила. Она смотрела на него глазами, излучавшими вселенскую любовь и ласку. Какая ей была разница, что у него там с ушами.

– А переносицу пробьем, дабы эстетически уравновесить модификацию головы, – важно заключил Миша.

***

Через два дня начинали принимать документы во все вузы страны. Маша сгорала от нетерпения. Ей хотелось быстрее закрыть эту тему. «Можно, конечно, пойти учиться сразу в два института, – размышляла она. – В архитектурный – как и хотела, и в институт МВД – это дело принципа».

Когда она озвучила эту идею родителям, мать схватилась за голову:

– Машунь, ты хочешь сдохнуть, обучаясь в двух институтах?

– А что такого? Многие так делают.

– А как же твоя мечта?! Ты бредила архитектурным. Я все понимаю, гибель Миши повлияла на твои планы. Но не до такой же степени.

– Мам, давай не будем это обсуждать. Вас никогда не смущали мои даже самые бредовые идеи. Что же изменилось?

– Сейчас решается твое будущее!

– У меня нет будущего без Миши, – отрезала Машка.

Мать зарыдала. Отец молча закурил папиросу.

Как всегда, в самый неподходящий момент вошла бабушка.

– Допрыгались, воспитатели хреновы? «Наша дочь – самостоятельная личность», – кривляясь, сказала Нина Андреевна.

– Бабушка, тебя только не хватало с нравоучениями, – предвидя полуторачасовую беседу, сказала Маша.

– Я бы тебя удавила еще тогда, когда ты в языке дырку сделала. Надо мною все подруги смеются. Не внучка, а пугало огородное.

– Ба, заколебала ты со своими проповедями.

– Вот лишу вас квартиры, тогда посмотрим, кто кого заколебал! – перешла на крик Нина Андреевна.

– Началось в колхозе утро! – возмущенно проревела внучка.

В конце концов, конфликт привел бы к семейной драме, если бы с книжной полки не упал Мишкин портрет, перевязанный черной лентой. Маша схватила его дрожащими пальцами, бережно прижала к груди и ушла в комнату. Казалось, она уже выплакала все слезы. Но нет, до кухни стали доноситься тихие всхлипывания. Отец схватился за папиросы и стал выкуривать одну за другой. Мать принялась нервно стирать хлебные крошки со стола. Бабушка же расхаживала туда-сюда, сложив руки за спиной. Наконец, она решительно двинулась к комнате внучки.

– Деточка моя, хотела тебе сказать, что я звонила в институт МВД дяде Паше. Помнишь, он как-то заезжал ко мне по делам? Так вот, Паша сказал, что у тебя есть все шансы на поступление: медаль, спортивные достижения и все такое. Только там медкомиссию нужно будет пройти. И психолога. А он не даст заключения о твоей психической адекватности: ты со своими тоннелями и пирсингами неконкурентоспособна, – выпалила бабушка и застыла в ожидании реакции.

– Ты? Звонила? – перестала скулить Маша.

– Я, конечно, многого не понимаю, может, в силу своего возраста и воспитания. Но это не значит, что я тебя не люблю.

– Помощь пришла, откуда не ждали, – зло пошутила Маша.

– Не хочешь – не принимай, – спокойно ответила Нина Андреевна.

– А какой у тебя интерес? Еще пятнадцать минут назад ты лишала меня наследства, – не веря в искренность слов бабушки, заявила внучка.

– Во-первых, не тебя, а родителей. Во-вторых, я еще собираюсь немного пожить, – раздраженно произнесла бабушка, но тут же спохватилась и добавила спокойно: – Я тебе дурного не посоветую.

– Хорошо, ба, я тебя услышала, – сказала Маша.

Нина Андреевна вышла из комнаты внучки и, ничего не сказав родителям, удалилась в свою.

На следующее утро Маня направилась к хирургу – зашивать дыру в ухе. «Слава Богу, татуху не успела набить», – с чувством облегчения подумала она. Вернувшись домой после несложной процедуры, Маша развела в специальной мисочке краску и закрылась в ванной.

Через час в кухне появилась миловидная девушка с каштановыми волосами. На ней еще были надеты растянутая майка, гольфы в полоску и высокие черные ботинки, но они уже не гармонировали с новым образом. Маше не понравилось отражение в зеркале – слишком бледное. Однако бабушка сказала, что это дело привычки.

– Быстро ты переметнулась в другой лагерь, – заявил прикуривающий очередную папиросу отец.

Маша опешила:

– Что ты имеешь в виду?

– Предательница ты, дочка. Бабка тебя обработала, а ты и повелась, – заключил он.

– А тебе, бать, прямо удалось поддержать человека. Спасибо и низкий поклон, – язвительно произнесла Маша. Она хотела разрыдаться, но передумала: много чести.

– Я вот твоей матери после свадьбы сказал, что ни под кого прогибаться не буду. Сколько времени она уговаривает меня бросить курить? А я, как кремень, – заявил отец.