Гаудеамус игитур

Марк отряхнул ботинки на пороге дома. Сегодня он возвращался поздно, поэтому открывал дверь осторожно, чтобы не разбудить детей.

Он оглядел прихожую и веранду, но Лии нигде не было. Бросив пиджак на спинку стула, он поднялся на второй этаж.

Лия тоже спала, но неспокойно – нервно вздрагивая и слегка постанывая.

Марк присел рядом и тихонько положил ей руку на голову, успокаивая и гладя её по волосам.

Лия мгновенно открыла глаза. Пару секунд она не понимала, что происходит, но потом улыбнулась и прижалась щекой к его руке:

– Как хорошо, что ты дома.

– Тебе снилось что-то плохое?

– Погоди, дай вспомнить.

– Ты потеряла способность помнить все свои сны? – он улыбнулся.

– Это просто метафора для того, чтобы мысленно пробежать сон внутри себя. – Лия прикрыла глаза рукой. – Я не заснула, а просто провалилась в сон, словно в какое-то другое пространство. У меня давно так не было. Когда такое происходит – мне кажется, что я не засыпаю, а, словно попадаю в какой-то другой мир – настолько мгновенно это случается. Рядом со мной сидели дети – Маша и Петр. Но они были в виде светящихся золотых шаров. Петр рисовал, сидя за столом, и громко смеялся, Маша – сидела рядом с ним. При этом я понимала, что они спят – где-то рядом со мной. Это было так странно. Я подумала, что когда мы спим, – то наши души может быть вот так гуляют где- нибудь под покровом ночи.

– Кто знает – может когда- нибудь мы будем выглядеть именно так, как ты и сказала, – Марк притянул жену к себе и прикоснулся губами к её лбу. – Температуры нет, значит всё в порядке.

– Ни ручек, ни ножек? – Когда -то мама сказала мне именно это: «Живи Лия, живи здесь и сейчас. Чем мы будем там? Комочек энергии без ручек и ножек». И она сказала это так, будто всегда знала, что иначе и не бывает.

Глава 5

– Посмотри на твой палец. Он – часть целого?

Она не понимала, что он от нее хочет, но стыдясь признаться в этом, бойко и бодро продолжала дискуссию.

– Часть.

– Кто управляет твоим пальцем? Рука? Или голова? Или вся ты?

– Что значит: кто? Я управляю.

– Что такое «Я»? Где оно есть? В каком оно месте?

Лия злилась, но продолжала общение. Ей хотелось доказать что-то. Может, что она хотя бы что-то понимает и знает во всех этих эзотерических теориях.

– Я – внутри меня.

– Где внутри? Еще раз: кто управляет твоим пальцем? Знает ли твой палец о твоей воле? Собирается ли он ей подчиняться?

– Палец – это часть меня. Но он не существует отдельно от меня. Как он может обладать хотя бы каплей сознания?

– Сознание – это хорошее слово. Ключевое. Так как можно собрать себя в единый центр?

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь. – Лия словно билась головой об какую-то невидимую стену. Она понимала, интуитивно понимала, что есть за всеми этими словами есть некий важный для нее смысл, смысл, который не будет передан в готовом виде, как хорошо прожаренный стейк, а тот – который должен быть добыт ею самой в этой охоте за словами. Но именно его она сейчас и не могла поймать.

Лия подняла голову от дневника, в котором схематически намечала основные вехи произошедших за последнее время событий. Очень многие вещи были поняты гораздо позднее. Намного позднее. Правильно ли это было? Она не знала. Могла ведь и вообще не понять.

Она вспомнила свою первую ромашку, которую чертила, сидя на скамейке, рядом с коляской, в которой дремала крохотная Мария. Именно тогда – первый раз в жизни – количество перешло в качество, и все, что она читала тогда, стало выстраиваться в некое единство и подобие системы. Словно все, что она знала – говорило об одном и том же.

Вот и теперь – она смотрела на эти кусочки прошлого и с невыразимым удивлением постигала, что только сейчас узор этих знаний становится явным. Словно у тебя в кладовке сто лет пролежала некая книга, и вот ты достаешь ее, сметаешь с нее пыль, вроде бы без особой надежды и особых ожиданий, но вдруг, что-то привлекает твое внимание, что-то, что оказывается настолько важным, что говорит тебе о тебе самой. И ты вдруг понимаешь – что эта книга – одна из самых важных книг в твоей жизни.

Теперь на этот первый разговор с человеком, который привел ее туда, где она сейчас оказалась, легко нанизывался и Гурджиев, с его собиранием в центр, и Цветков, с его практиками молчания и отслеживания каждого действия, как осознанно желаемого, а потому выполняемого, и Бог знает кто еще. А тогда она лишь злилась. Злилась, но продолжала идти.

Пожалуй, тот месяц, был первым опытом преодоления своей собственной злости. Всегда так просто было выйти из любого общения и хлопнуть дверью. Но в этот раз все было иначе. Она чувствовала свою злость, когда та закипала в ней, словно бурлящая кислота, поднимаясь к горлу, приливала к лицу и телу становилось жарко. Но она продолжала идти вперед.

– Разложи мне ТАРО, – сказала Катя. Это случилось через два дня после разговора про этот пресловутый палец.

– Давай.

Лия не могла похвастаться своими навыками, но кое-что получалось. Как – она сама не знала. Она просто говорила то, что приходило ей в голову, соотносясь со значением карт. И почему-то в большинстве случаев угадывала верно. На середине расклада она вдруг заерзала.

– Что случилось? – Катя заглянула ей через плечо. Рядом с Лией стоял ноутбук, призывно отзвякивая новыми сообщениями.

– Этот новый кавалер очень удивлен, что я не поощряю полигамию, – Лия стиснула зубы, поэтому наше свидание от-ме-ня-ет-ся. – Она с силой пришлепнула последнюю карту расклада.

– Ненавижу, – процедила она сквозь зубы и потянулась к компьютеру, чтобы резким движением руки удалить собеседника из контактов.

– Стой! – Катя дернула её за рукав резко и неожиданно. – Стой!

– Что такое? – Лия высвободила руку, не понимая, что это нашло на Катю.

– Нужно срочно сделать еще один расклад. Я только сейчас вспомнила. На Димку. – Она держала Лию за руку и не отрывала своих глаз от нее.

– Прямо сейчас? – Лия попыталась высвободить руку и закончить то, что хотела сделать.

– Потом удалишь его. Потом. Сейчас надо срочно еще посмотреть Диму.

Лия не понимала, что происходит, но нехотя согласилась. Также нехотя она стала раскладывать карты и отвечать на Катины вопросы, которые вдруг посыпались на нее в неимоверном количестве. Она чувствовала себя уставшей – причем усталость накатила как-то резко и неожиданно – недовольной, не выспавшейся, но продолжала говорить.

– Теперь надо посмотреть отчего у меня затяжной насморк.

Рука Лии зависла в воздухе и она чуть не произнесла: «Ты что – дура?»

– Аллергия, наверное. Кать, я уже устала, второй час раскладываем. Давай потом?

– Нет, сейчас.

Лия сделала еще пару пассов, вытащила несколько карт, ляпая уже невпопад все подряд и отложила в сторону колоду.

– Больше не буду.

– А больше и не надо, – сказала вдруг Катя бодрым голосом и с чувством удачно выполненной миссии. Вот теперь можешь его удалить. Что ты кстати сейчас чувствуешь?

– Не знаю… Опустошенность. Усталость.

– Но не злость. Верно? И уж тем более не ту злость, с которой ты чуть не сломала свой ноутбук пару часов назад.

– Верно. – Лия подняла на нее удивленно глаза.

– Понимаешь… – Катя словно подбирала слова… – Ну вот появился в твоей жизни человек. Как он появился, где ты его встретила и при каких обстоятельствах – это сейчас не так важно, хотя и об этом стоит подумать. Но он категорически оказался для тебя неподходящим. Но ты искала, выбирала, общалась. И – не то. Почему?

– Не знаю. – Лия уже свернулась калачиком и стала укладываться на Катином диване, готовясь ко сну.

– Ну значит для чего-то он все же в твоей жизни был нужен. Можно было посмотреть по картам, можно было еще поговорить, а ты его – бабах! И сила – то у тебя не хилая. Прибить можешь – образно говоря.

– Разве словом можно убить?

– Можно… Просто представь. Вот ты строишь мир. Свой собственный мир. Тебе Мироздание приводит человека. Ну не нравится он тебе – скажи «не то», прошу другого и смотри, что будет дальше. А ты в своем гневе говоришь что?

– Я говорю: пошло оно все в одно место. С точным указанием этого места.

– Правильно. И еще добавляешь: больше ничего не хочу и ничего мне не надо. И вообще – жизнь – дерьмо ну и далее по списку. То есть ты берешь – и сносишь весь свой тщательно выстроенный замок. Вместо того, чтобы просто попробовать подобрать другой кирпичик.

– Мужчина – не кирпичик.

– Слушай – ну я не мастер аналогий, но тебе стоит прислушаться.

– Думаешь, если я не буду так поступать…

– Да не поступать, а ощущать. Тебе надо понять, что этот мужчина – он не досадное недоразумение, а индикатор. Того, кто ты есть и того, где ты есть. И если сесть и проанализировать…

– То вдруг случится чудо! – Лия снова начала злиться.

– Слушай – ты сама много раз просила тебя «прокачать». Хотела, чтобы тебя «двинули» вперед. Так не сопротивляйся тогда! Если ты принимаешь и делаешь выводы, то рано или поздно – ты поймешь, для чего это все было.

Лия снова оторвалась от тетради. Воспоминания всплывали разными цветными стеклышками, иногда с острыми краями, которые ранили, иногда звеня радостным смехом, но одно было несомненно: только сейчас она понимала, насколько другой стала за это время.

И это был первый кирпичик в строительство ее самой. Не мира вокруг, не чего-то призрачного в виде ожиданий, хотя тогда ей хотелось именно этого, но именно ее самой. Через преодоление, через умение собрать себя в единую точку, через постижение того, кто на самом деле управляет её жизнью. И самым неприятным откровением было то, что до этой поры – её жизнью управляла не она сама.

Глава 6

Но самое интересное, что если спросить ее сейчас – а кто руководил ее жизнью, если не она сама, то вряд ли Лия смогла бы дать однозначный ответ на этот вопрос.

– Мама, а кто будет сидеть с моими детьми, когда я буду до ночи засиживаться в Университете, – спросила Лия, когда они шли на философский факультет, чтобы пообщаться с преподавателями и задать им несколько вопросов.

– Слушай – ты еще не поступила, а уже прогнозируешь на сто лет вперед, – резонно ответила мама.

– Я просто знаю, что буду сидеть там и много – много писать, – спокойно сказала Лия.

С детства эти линованные строчки, бумаги, бланки, тетради – завораживали ее. Ей хотелось срочно заполнить эту пустоту аккуратными буквами. Занести информацию по графам, превратить чистую страницу в искусную вязь письма.

Были ли стихи, которые стучались к ней непрестанно с восьми лет, предвестниками чего-то большего? Вряд ли тогда кто-то мог это сказать. Но стихов со временем стало так много, и они совершенно игнорировали ее бытовые потребности во сне, еде и отдыхе, что приходилось записывать их там, где они приходили, например, на стене туалета.

«Мысль – это энергия», – диктовала она однокласснице Вике то, что спонтанно приходило ей в голову. «И эта энергия может перемещаться в пространстве, и таким образом её могут улавливать другие люди». Вика старательно записывала под диктовку, совершенно по-детски высынув язык. Кажется, тогда им было по двенадцать.

Сейчас ей было интересно вспоминать это – особенно ранние детские рассказы, которые как грибы стали расти вслед за стихами, и в одном из которых описывалось далекое будущее с маленькими коробочками, на которые были записаны огромные тома книг. Откуда она ловила эти строки, мысли, идеи? Может и правда они витали в воздухе, как какое-то общее поле, поле информации, о котором уже в те времена написал Вернадский, и о котором она, конечно, еще тогда по малости своих лет совсем не слышала? И выуживали из них свои идеи и прозрения писатели – фантасты, маги и гадалки всех мастей, вещатели и предсказатели?

Но гораздо более интересным было не просто вытянуть за ниточку мысль, которая крутилась в голове и просилась на бумагу, а заглянуть именно в свое будущее, которое, как ей уже тогда казалось, было непонятным образом предопределено. Все как -то таинственно и непостижимо стыковалось, срасталось и случалось. И жила она не мыслями и решениями, а неким смутным чувством, надеждами, снами и… жаждой.

Это сейчас она оценивала эту часть своей жизни, как слепой поиск своего пути, с улыбкой говоря, что тогда она еще не умела думать. И даже два высших образования за плечами не помогали ей подвергнуть анализу свою собственную жизнь или свои поступки, мысли и решения. Эта жажда, иногда как томительная нехватка, иногда как дикая невозможность находиться именно в этой ситуации в данное время и в данном месте, толкала ее к действиям – опрометчивым, необдуманным, стихийным. Но иногда единственно верным.

Она просматривала своим внутренним взором свою жизнь снова и снова в попытке понять – могло ли все быть иначе, и где же та магическая линия, на которой пересеклись однажды ее судьба и ее личная воля. Ведь если мысль материальна, то есть ли вообще в нашей жизни место судьбе? А если все предопределено – то где вообще в нашей жизни хотя бы малейший смысл?

– Одевайся! Пойдем! – Так все начиналось когда-то.

– Куда пойдем?

– Не спрашивай! Просто одевайся и идем! – он влетел словно вихрь в их палату в профилактории, с горящими глазами, веселый, радостный.

А Лия сидела, остолбенев и не могла сказать не слова. Потому что именно так она все и представляла у себя в уме. Представляла или мечтала. Что придет однажды в ее жизнь мужчина, протянет ей руку и скажет: «Пойдем!» Она спросит: «Куда? «А он ответит: «Не спрашивай! Просто пойдем» И они пойдут гулять по интересным и совсем неизвестным ей местам. Ведь это такое захватывающее приключение, – когда маршрут тебе совсем не известен.

Так значит мечты исполняются? И надо просто мечтать? И все дела?

Хотя, пожалуй, и не было у нее раньше такой всеобъемлющей мечты, – к которой хотелось бы идти и ради которой жизнь была бы интересна; но были – желания. Сиюминутные или в некотором роде долгосрочные. И в этих своих желаниях она походила на влекомый ветром поток, неудержимый ручей стремлений, стихийных и недолговечных. В своем неумении заглянуть немного вперед – хотя бы на пару шагов – она напоминала беспомощного ребенка, который стремится схватить и овладеть, но совершенно не знает, что делать дальше.

Среди этой стихийности она все время искала точку опоры и пыталась обрести почву, хотя способы эти были также зыбки, как и все, что она делала. Она верила гаданиям, шаманам и снам, потому что управлению здравым смыслом эта жизнь никак не хотела поддаваться. Сны платили ей взаимностью – снились часто и были красочными и интересными. И она цеплялась за них тогда, когда совершенно не знала, какое решение ей принять. С принятием решений вообще было сложно, потому что или жизнь заставляла идти на компромисс с самой собой, или решения эти были спонтанными, и потом она сама долго расхлебывала их результат…

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он.

– Слушай, прошло ведь так мало времени, – Лия задумчиво опустила голову. Она очень хорошо помнила афоризм своего друга: «Мужчина, целуясь на лестнице, имеет права не думать ни о чем. Женщина на это права не имеет. Она, одновременно, должна думать о том, сможет ли он прокормить её детей, будет ли он хорошим отцом, и не застукает ли их сейчас мама или сосед по подъезду».

– Ты думаешь, если мы будем встречаться раз в неделю – то лучше узнаем друг друга? По- моему это совсем глупо.

– Я подумаю, – ответила она.

Вечером они сели с Веркой гадать. По какому-то совершенно невероятному способу, проколов бумагу посередине иголкой, начертив по кругу буквы алфавита и написав слова «Да» и «Нет». Вызвать решили бабушку Лии, которая к тому времени уже несколько лет как преставилась. Иголка на полуспущенной нитке все время показывала на слово «Да», и на вопрос выходить ли Лие замуж «ответила» также положительно. Пожалуй, это был самый первый раз, когда Лия начала задавать миру, Богу и самой себе вопросы. Потому что посоветоваться больше было не с кем.

Этой же ночью Лия увидела сон. В нем бабушка сказала, что ей на том свете очень хорошо и что она очень счастлива. И посоветовала Лие выходить замуж, даже если того счастья ей суждено всего месяц. Бабушка и правда была какая-то радостная, и эта радость передалась Лие. Счастья в этом браке, однако, хватило лишь на год…

Сон – как основание для принятия решения? Ну что ж… Пусть так. Может все- таки был Путь. Предначертанный и предназначенный Путь, который ей хотелось постичь, угадать, узнать – а как правильно, а как нужно? И, возможно, сходить с этого пути – большого смысла не было. Важно было его пройти. И, наверное, еще важнее – как именно пройти. Поэтому решение о своем первом замужестве она приняла, собрав воедино свой сон, давний прогноз астролога о годе замужества и месте встречи с будущим мужем, еще парочку таких же эфемерных, но для нее и по ее внутреннему компасу единственно верных артефакта, которые «сошлись». А значит так должно было быть. Ибо было предсказано и показано.

Но вот в чем была беда, и что Лия никогда не могла ранее не предугадать, ни подсмотреть, ни узнать заранее, – так это отдаленный результат такого своего решения. Ей казалось, что оно, основанное на таких запредельных гарантиях, обязательно приведет ее к счастью. И никак у нее в голове не рождалось понимание, что счастье – это не статичная конструкция. Лето не может быть вечным…

– Мне сегодня приснился твой друг, – сказала она мужу, когда он в очередной раз собирал чемоданы после бурной ссоры. – У нее не было желания задеть его – чаша уже давно была переполнена, скорее ей просто захотелось поделиться необычным сном.

– И что?

– Я провожала его на перроне, и он уезжал куда-то на заработки. И у меня было такое чувство… – она помолчала, подбирая слова, – словно мне одновременно и очень радостно, что он есть в моей жизни, и очень грустно, что он уезжает. – Она не стала говорить ему тогда, что во сне она была влюблена и счастлива. И именно с этими чувствами она и проснулась.

И вот так, выброшенная очередным сном в новый кусочек нового отрезка своей жизни, она уже не знала, что же за чем идет: сон за явью или явь вслед за сном. Потому что потом были долгие незабываемые разговоры именно с тем, кто ей приснился. Вкусный и терпкий чай, витиеватые слова и легкое дребезжание где-то там внутри. И то странное щемящее чувство радости и одновременной грусти…

Когда она узнала, что он не так давно вернулся из поездки на заработки, которая была связана с ремонтом железнодорожных путей, – ее это уже не удивило. Скорее хотелось позже понять – почему, несмотря на этот сон, в итоге снова не сложилось? Последний вопрос был самым интересным: ошибка была в ней – её поведении, ее поступках и решении или это был всего лишь кусочек жизненного пути, который нельзя было миновать. Просто нельзя.

Глава 7

Вера безбожно опаздывала. Эта совсем не королевская привычка раньше никогда не мешала ей жить, но опоздать на самолет в Италию – это было уже как-то совсем необдуманно и бестолково.

Виною тому была длинная витиеватая пробка, в которой застряло её такси. Она нервно оглядывалась по сторонам, надеясь увидеть впереди хоть какое-то призрачное движение вперед.

Водитель приглушил музыку:

– Это не настолько важно, как вам кажется. Попробуйте расслабиться, тем более, что мы успеваем.

Вера оторопела.

– Откуда вы можете знать… – Ей было трудно подбирать слова, потому что то, что сказал водитель, звучало как самонадеянность и наглость.

– Что важно и что не важно? – он закончил фразу за нее. Вере оставалось лишь кивнуть. – Я могу сказать вам это, продолжил он, чуть медленнее и тише, словно подбирая слова, – но это знание может сильно изменить вашу жизнь.

Вера уже не знала, как реагировать на этот спонтанно возникший диалог. Обычно такие дискуссии радовали ее своей возможностью блеснуть знаниями и отточить слог, но сейчас ни время, ни место не были подходящими. Поэтому она решила просто промолчать.

– Есть только одна важная вещь – и для вас, и для каждого. И эта вещь – а точнее событие – это ваша смерть.

Вера собиралась все-таки что-то ответить, раз уж они оказались заложниками этого дорожного тупика, но поперхнулась и закашлялась.

– Вы в своем уме? – наконец почти прорычала она, – Я еду в аэропорт, а вы мне гадости говорите перед дорогой.

– Обидно, правда? – Он уловил почти детское негодование в её голосе. – Но вы не стесняйтесь, об этом мало кто умеет говорить.

– О чем – об этом: о смерти? – Вера пыталась взять себя в руки и вырулить на светскую беседу. От настроения этого человека все-таки еще зависело, как быстро она попадет в аэропорт.

– О своей смерти. Ведь вы же никогда не думали о том, что рано или поздно всё это закончится? Не так ли? Никто не думает. – Он поднял глаза и посмотрел на свою пассажирку в зеркало заднего вида. – Редкое счастье выпадает серьезно больным людям – у них иногда есть шанс подумать об этом заранее и что -то изменить.

– И тогда они выздоравливают? – Вера все еще не могла поймать главную мысль этого разговора, чтобы опередить своего собеседника хотя бы на шаг. Ей захотелось перехватить инициативу. Вся история философской мысли была к ее услугам в эту секунду – и можно было хорошо и четко аргументировать: мало кто из философов обходил тему смерти стороной.

– Совсем не обязательно, но бывает и так. Здесь важно другое: сколько бы вы ни говорили о смерти, ни читали о ней книг, не смотрели ужасных картинок с растерзанными телами и похоронными процессиями, сколько бы вы ни присутствовали в качестве провожатых на похоронах других людей вы никогда по – настоящему, до самой глубины своего существа, не поймете и не прочувствуете, что ваша жизнь однажды точно также закончится. А это – одно из самых удивительных открытий, которые стоит сделать еще в ранней юности.

– Зачем? Чтобы обречь себя на постепенное увядание? Знаете – есть такие люди, которые и в молодости уже как старики.

– Дело не в том, чтобы носить на молодых плечах седую голову. Дело в том, что только перед порогом смерти мы задаем себе самые правильные вопросы. Самый главный из них: «Для чего я сюда приходил?» – А отсюда проистекают и все остальные: «В чем смысл моей жизни?» и «Как я хочу прожить свою жизнь?» Ну и наконец: «Что мне нужно сделать, чтобы это у меня получилось?».

Он немного помолчал, а затем продолжил:

– Та беспомощность и отчаяние, которое накатывают на вас, когда вы понимаете, что времени на лишние маневры у вас уже нет, да и возможностей, на самом – то деле для этих маневров тоже нет, они способны раздавить своей мощью. Потому что… – он снова замолчал, и в эту секунду Вера вдруг поняла, что этот человек сейчас говорит о чем-то очень важном именно для него самого, об очень глубинном и личном, и ей на мгновение показалось, что ему трудно продолжать этот разговор. Но он словно взял себя в руки и продолжил: – Потому что ничего нет страшнее понимания, что уже ничего нельзя изменить и второго шанса не будет. Никогда не будет.

– Нуууу, а как же реинкарнация? Другие жизни? – На самом деле Вера совершенно не верила в эти теории, но острой гранью, блеснувшая в словах водителя его личная боль, резанула её слух, и ей захотелось хотя бы немного поддержать его.

– А это не важно. Вы же не будете ничего помнить в этой новой жизни. Поэтому для вас – ее словно и нет. Вы помните свой детский страх? У вас ведь, наверное, как и у всех, был в детстве страх – что вас закопают в земле и вы больше ничего не будете видеть. И как же мир дальше будет без вас? И как же такое может быть, что вы перестанете существовать?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.