Золотая Орда. Освобождение

Запах лекарств, холод, исходящий от стен, насмешливые разговоры медсестер, приглушенные стоны рожениц, и осознание того, что, кроме меня, никто не пройдет этот путь, все окутало меня с головы до ног.

Схватки в очередной раз напомнили о себе, и я вцепилась в кровать. Пытаясь дышать, как учили на видео, я наивно надеялась, что мне это поможет.

Но ближе к рассвету все изменилось – схватки сталь столь сильными, что мое горло и легкие разрывало от крика. Я окинула предродовую палату затуманенным от боли взглядом – две женщины, что были здесь, уже благополучно разродились. Я же – продолжала находиться в подвешенном состоянии, не понимая, когда же придет и мой час встретиться с ребенком.

Я снова закричала, хватаясь за железную кровать столь сильно, что на моих руках вздулись вены.

Боль была слишком сильна, а я, судя по всему, слишком слаба. В короткий момент передышки между схватками, я устремила затуманенный взор в окно – там начинался рассвет.

– Тимур, где же ты, – еле выдохнула я, а потом, боль снова накрыла меня, заставляя еще сильнее закричать…

Сквозь звуки телевизора, показывавшего передачу «смак», которую смотрели где-то там, послышались женские голоса. Они стали различаться все громче и громче. Наконец, нарушив мое затянувшееся одиночество, в палату зашли врач и медсестра. Последняя – прикрепила к моему каменному животу датчики.

– Ктг хорошее, – изрекла рыженькая медсестра, окидывая меня теплым взглядом. Она отошла в сторону – и очередная схватка скрутила меня столь сильно, что я снова закричала.

– Что уж, так больно? – вопросила врача, ощупывая живот своими прохладными пальцами. Боже, прохлада была сейчас самое приятное – потому что мое тело горело от боли.

– Больно, – не узнавая свой осипший голос, ответила я.

– Ой, а с мужиком спать не больно, а рожать больно, – в голосе врача сквозило осуждение, – Ирина! Давайте капельники поставим, пусть женщина отдохнет.

Прохладная жидкость потекла по моей правой руке.

– Это – промедол. Сильная вещь, его применяют военные, так что, поспишь, отдохнешь, а потом – на кресло, рожать.

Врач и медсестра снова ушли. Я прикрыла глаза, окунаясь в забытье. Я честно надеялась, что промедол подействует. Но мое желание проконтролировать ситуацию, не упустить чего-то важного, не позволили мне – ни уснуть, ни забыться сном, ни, тем более, отдохнуть. Я снова горела в агонии боли.

Когда на пороге замаячили люди в яркой медицинской одежде (и я поняла, что они с реанимации), я готова была побежать за ними (насколько это было вообще возможно в моей ситуации). Я знала – они пришли за мной. А это значило лишь одно – впереди ожидало кесарево сечение. Но мысль об операции не пугала меня. Лишь бы дочка родилась живой. Лишь бы эта боль закончилась. Сквозь приглушенный гул я услышала старческий, женский голос:

– Вы чего девчонку мучаете? Неужели нельзя было поставить капельник? Так, Ирина, давай попробуем.

Все закрутилось – завертелось вокруг меня. Люди из реанимации исчезли. Я каким – то образом оказалась уже в родовой палате. Минута, две… Усилия, вздох, снова усилия, и молитва, которую отбивало сердце: «Господи, помоги».

Пасмурный день наполнился криком. Но уже не моим криком – кричала наша с Тимуром дочь.

Тимур

Я услышал щелчок. Потом еще и еще. Болгарин пытался сделать невозможное.

– Ты подписал себе смертный приговор, лживая тварь, – спокойным, будничным голосом вынес я свой вердикт.

Болгарин швырнул пистолет в меня и попытался убежать, но одного выстрела оказалось достаточно, чтобы пуля, вошедшая через затылок, разорвала его лживую морду.

– Ты был кидальщиком, и сам себя кинул, – брезгливо произнес я.

Мы скинули тело в овраг, поросший кустарником. Даже если его найдут, опознать не смогут. А волки с заповедника сделают свою работу. В этом мы были похожи: они – санитары леса, а мы – городов.

Мы выехали из города, и я, наконец, мог позвонить любимой. Гудок, второй, третий – Камила не брала трубку. Я, немного обеспокоившись, набрал Ильнуру.

– Ильнур, у вас там все в порядке?

– Ну, как в порядке. Вроде в порядке. Камилка рожать пошла. Сам понимаешь, нас туда не пускают. Мы рядом с роддомом, – голос Ильнура был виноватый.

– Номер роддома? – я чуть сильнее сжал телефон.

– Второй.

– Хорошо, будьте там.

Я позвонил своему человеку и попросил его узнать, как обстоят дела с родами Камилы – его жена работала там врачом. Не получив ясного ответа, я уже потребовал проконтролировать этот процесс. Я заметил, что волнуюсь – всякие глупые мысли стали закрадываться мне в голову. Я вспомнил молитвы, и какое-то время повторял их. Не выдержав тишины, Рустем спросил:

– Все в порядке?

– Думаю, да, моя рожает, – максимально спокойным голосом сообщил я. А внутри – бушевала буря.

– Понятно, – Рустем, как всегда, был краток. И только по его ухмылке было понятно, что он рад.

Я сделал звонок Султанчику.

– Алло. Вылетай, клиент ждет. По прибытию дам координаты.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Камила

Стоял пасмурный вечер, когда мне, наконец, принесли мою дочку. Ключевое слово – наконец-то! Я не могла успокоиться, все эти 4 часа, пока была без моей малышки в послеродовой палате. И хотя мои соседки – болтушки пытались меня отвлечь (да-да, у меня не было виповской палаты, ведь это был старый, еще советского образца, роддом), мое сердце не знало покоя.

До тех пор, пока я не взяла свою дочь на руки.

Все вокруг замерло, перестало существовать, как тогда, в первый раз, когда малышку приложили к моей груди, в родзале. Длинные, темные реснички, чуть розоватая, еще сморщенная кожа, густые волосы изумительно красивого, кофейного оттенка. Я смотрела на нее и не могла поверить, что именно я смогла родить столь прекрасное создание. Ощущать себя творцом – было восхитительно, непередаваемо.

– Добро пожаловать в этот мир, Ясмина, – прошептала я, с благоговением целуя дочку в мягкий лобик.

Не буду вдаваться в подробности, как проходили мои первые сутки в роли матери и роженицы. Обработка швов, болезненные уколы – которые ставились всем нам, нелестные замечания детской медсестры, добрые слова врача, что «все получится». Попытки расцедить налившуюся грудь, негативные, столь давящие и раздражающие, комментарии соседок по палате. Усталость и боль. Сомнения в себе, подкрепленные отсутствием молока у других мамочек. Мои тихие молитвы, а еще – ожидание, когда же мой Тимур даст о себе знать. Да, он звонил еще утром, однако я была не в состоянии ответить. Я могла бы позвонить братьям, но…

Хотела, чтобы любимый сделал это сам – чтобы именно он позвонил мне. Снова. Я нуждалась в нем – в его поддержке, его внимании. Мне казалось – стоит только услышать родной голос, как все печали отступят от меня, как молоко, вдруг, наконец-то пойдет, что боль стихнет, что… Многое что.

Ясмина, перестав терзать мою грудь (именно терзать, ведь молоко все еще не шло), уснула. Я аккуратно положила ее. Замерла, любуясь дочкой. Она спала мирно, сладко. Моя маленькая, родная кровиночка. Я грустно улыбнулась – если к утру не придет молоко, то дочку будут еще больше докармливать смесью – ведь она значительно убавила за эти 2 дня – была 3900, а теперь – 3650. Я переживала и чувствовала себя никудышной матерью. Господи, пусть у меня получится кормить доченьку грудью! Меня абсолютно не волновало то, о чем беседовали две соседки по палате – что форма груди станет ужасной, что это жутко неудобно – ведь ребенок будет привязан исключительно к тебе, источнику питания. Я имела свой, отличный от них, взгляд на материнство.

Внезапно, тихая, стоящая на минимуме, мелодия раздалась с моего телефона. Еще даже не взглянув на дисплей, я знала, кто звонит.

Тимур.

Мои руки, как тогда, год назад, дрожали, когда я брала телефон. Волнение окутало меня с головы до ног. Сглотнув, я произнесла:

– Да?

– Джаным, как ты? – его голос был таким желанным, родным, любимым!!!

– Я… хорошо. У нас родилась дочка, – я снова сглотнула – хотелось плакать.

– Подойди к окну.

Я, с замирающим сердцем, подошла к окну 3 этажа. В темноте, под деревом, я разглядела мужской силуэт.

– Это ты? – спросила я.

– Это я, – махая светящимся телефоном, ответил муж.

– Я так ждала тебя, Тимур, – на меня нахлынули чувства.

– Я тоже ждал нашей встречи. Вот я. Как наша Ясмина? – голос Тимура источал тепло – и это было так долгожданно для меня.

– Она хорошо. Такая большая родилась. 3900. И на тебя похожа – такая же красивая, как ты, – я улыбнулась, а по щекам побежали слезы, – только у меня пока молока нет.

– На меня? Очень приятно. Не знал, что я красивый, – голос Тимура был веселым, – ну, так мы ж с тобой читали, что молоко не сразу появляется. У тебя-то, джаным, точно все получится. Ты ж моя, моя смелая, моя сильная, и молока, вот увидишь, даже мне хватит. Дашь попробовать?

Я рассмеялась – легко, так, будто с души убрали тяжелый груз. Соседки покосились на меня, как на ненормальную. Но мне было все равно. Только что я получила то, что так ждала. Силу и поддержку от Тимура.

Тимур

Я смотрел на нее – ее силуэт я отличил бы из тысячи других. Она стояла одна у окна, с косынкой на голове. Я не видел ее глаз, но голос из трубки телефона создавал впечатление, что мы стоим рядом – лицом к лицу. Свершилось. Я стал Отцом. Признаться, я не так часто представлял себя в этой роли. Но мне хотелось стать ЛУЧШИМ отцом для своих детей и воспитать их достойными людьми. Именно сейчас, я полюбил свою жену еще сильнее, чем прежде. А ведь думал, что сильнее любить невозможно.

Попрощавшись, я вернулся к своим делам. Азамат и Айрат сменили Ильнура и Наиля. Теперь, я был еще больше уязвим. И мне требовалось быть предельно бдительным. Несколько звонков заграницу и своим людям – и все опять закрутилось-завертелось, требуя моего личного присутствия.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Камила

Выписка с роддома прошла самым простым образом. Мне не нужны были ни фейерверки (набравшие популярность в нашем городе за последние 2 года), ни лимузин, ни охапки цветов.

Домой.

Я просто хотела попасть домой – смыть с себя больничный запах (да, да, в роддоме не было душа, всего лишь жалкая комнатка с большим окном без штор – смотрите, наслаждайтесь). А потом, лечь на нашу кровать. Я, доченька и Тимур. И говорить-говорить. Чувствовать единение, только нам принадлежащую близость и любовь.

Мне не нужны были понты.

Мне нужна была тишина и уединение с моим любимым.

Получилось почти так, как я хотела. Всего три джипа – тонированные, черные – отполированные до блеска, мама, глаза которой сияли от радости и одновременно тоски, а так же – пытающиеся вести себя тихо, братья – Ильнур, Наиль, Рустем, Азамат и Айрат.

По глазам мужа я догадалась, что приехать хотело значительно больше народу. Но как, же хорошо, что этого не случилось. Мы и так приковали к себе слишком много внимания. Брутальные красавцы, мой Тимур – само хищное спокойствие (кстати, откуда, у него синяк на левой скуле???), крутые «тачки» за окном… Та самая врач, говорившая со мной на родах не самым добрым образом, нервно отвела взгляд в сторону, когда увидела к кому я пошла.

Неужели она думала, что я собираюсь расквитаться с ней? Напрасно. Стоило мне только увидеть родное лицо мужа через стеклянные двери, я уже не помнила об ее грубости.

Момент, когда Тимур взглянул на нашу дочь…

Мое сердце навсегда запечатлело это. Было в этом что-то восхитительное, особенно трогательное – видеть, как мой муж – сама сила, власть и жесткость (временами) – с особой нежностью берет из рук медсестры нашу дочь. Его мужественное лицо озарила улыбка. И я улыбнулась, утопая в нахлынувших на меня чувствах.

А потом этот взгляд, который Тимур перевел с дочери на меня: в нем была такая любовь, что у меня перехватило дыхание…

Тимур

Я находился на первом этаже роддома, в зале для выписки. Римма Ибрагимовна стояла поблизости, вытирая глаза носовым платком. Братья разместились в сторонке и пялились на медсестричек в халатиках, закидывая им шуточки, неестественно подергиваясь в их сторону. Казалось, эти девушки возбуждали их больше, чем стриптизерши на шесте в нашем клубе. У них было больше одежды, которые братья, видимо, хотели снять. Лишь Рустем холодным взглядом посматривал в окна и попутно осаждал их дерзкими замечаниями.

Наконец, в коридоре, за стеклянными дверьми появилась медсестра с кульком в руках. Я не сразу сообразил, что несут мою дочку.

Лишь когда я увидел, как медсестра на ходу поправляет чепчик, до меня дошло – это – моя дочь! Почти сразу, позади, не спеша, шла моя жена. Было видно, что ей тяжело идти. Видимо, роды прошли не так просто, как мне хотелось думать. Она улыбнулась мне – как-то измученно, и я почувствовал, что мне жалко ее и одновременно я проникся гордостью, что у меня такая жена. Ведь я уже знал, что она не стала отвлекать меня своим горем. Моя маленькая, сильная девочка.

Я, встречая, подошел к медсестре и принял своего ребенка на руки. Я с неким страхом посмотрел на свою кровиночку. Чего опасался – я не знал. Может, боялся напугать ее. Или навредить неаккуратными движениями. Но через секунду я успокоился. Я смотрел на это маленькое личико, на эти щечки и смешные губки и чувствовал себя каким-то другим. Обновленным, что ли.

Я поднял глаза на Камилу – я любовался ей, несмотря на то, что она была в простой одежде, я видел в ней самую прекрасную и единственно желанную женщину.

Она подошла ко мне, взволнованная, такая ожидающая каких-то особенных слов от меня. Но все что я мог сейчас сказать, это было:

– Джаным, поехали домой, я соскучился.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Камила

Я тихонько прикрыла дверь из ванной комнаты и медленно, по привычке, а еще по причине дискомфорта, направилась в нашу спальню. Наконец-то мы одни! Как хорошо, что гости не стали задерживаться и уехали по домам. Нет, я их по-прежнему любила, просто очень хотела тишины. Я замерла у двери. Сердце учащенно забилось. Нервничая, я поправила на себе халат (он так отличался от одежды в роддоме!) – он был красивый, нежно-голубого оттенка, снизу – чудесная сорочка для кормящей мамочки – женственная, радующая глаз. Но то, что было под ним…

Каждая рожавшая женщина меня поймет. Это было не самое красивое зрелище. Мое тело изменилось – это факт. Жалела ли я об этом? Зная причину этих перемен, я не испытывала этого чувства. Но, конечно, во мне были сомнения – как любимый воспримет новую меня?

Да, о физической близости речь, безусловно, еще не шла. И все же, то, что Тимур мог увидеть вблизи… Я шумно вздохнула, ощущая, как смятение подкрадывается ко мне. Я хотела быть красивой, но понимала, что прежней меня нет.

– Камил, ты, что там застыла? – приглушенным голосом поинтересовался муж.

Я зашла в спальню. Ласковое тепло окутало, как одеялко, мое сердце. В кроватке мирно посапывала Ясмина, а ее папочка с задумчивой улыбкой, сидел возле нее.

Тимур поднялся на ноги и шагнул ко мне. Он по-прежнему улыбался, только теперь по-другому. Теперь, его улыбка выражала смесь самодовольства и еле прикрытого желания.

– Она не просыпалась? – взволнованным голосом поинтересовалась я, кивая в сторону кроватки.

– Просыпалась, я покачал дочку на ручках, и она уснула, – муж еще шире улыбнулся, – как видишь, мы с ней нашли общий язык, все-таки не зря я с ней в животике общался.

Муж медленно провел ладонью по моей руке – от плеча, вниз, до запястья. Теплые пальцы обвили мою ладошку и нежно сжали.

– Ложись, поспи, – с легкой хрипотцой в голосе, произнес Тимур. Его глаза источали ласку. Я робко улыбнулась в ответ. А потом, случилось это – мой любимый порывисто обнял меня, зарываясь лицом в мои еще влажные, после душа волосы.

– Наконец-то ты дома, – прошептал он.

Я задрожала, охваченная волнением, раненая его признанием и нежностью, что исходила от прикосновения Тимура. Глубоко вздохнув, не без удовольствия уловила родной аромат любимого человека. Я подняла глаза, внимательно разглядывая мужественное лицо Тимура. Густая щетина – почти борода, все те же шрамы, глубокая морщина, что пролегла меж бровей, и… синяк на левой скуле.

Сердце сжалось от страха. Мой муж не был из тех, кто вот так, «ловил», тем более, по лицу.

– У тебя синяк, любимый, – прошептала я, не сводя взгляда с Тимура. Ленивая, такая чисто самоуверенно-мужская улыбка изогнула его губы.

– Надуло, я такой чувствительный последнее время, – в его голосе улавливались издевательские нотки, и я не стала уточнять, каким образом это так «надуло». Самое главное, что Тимур был жив. Наша дочь жива. И я тоже.

Об остальном – не время думать. Хотелось просто, наконец, побыть слабой. И теперь, в объятиях любимого мужчины, я могла себе это позволить.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Тимур

Случилось. В нашем доме появилось маленькое чудо, которое сикало, какало и не давало спать, требуя внимания даже после смененного подгузника и кормления грудью. Каждый раз, после того, как Ясмина наедалась, я прогуливался с ней, легонько похлопывая по спинке, ожидая ее отрыжки. Кто бы мог подумать, что ночью я буду иногда именно мечтать об этом звуке – это означало, что я могу вернуть дочку в кроватку, которую я уже на следующий день полу разобрал и придвинул к нашей кровати, со стороны Камилы. Теперь ей не нужно было без конца вскакивать, чтобы покормить Ясмину. А дочке было спокойнее от тепла и запаха мамы.

Иногда меня посещали страшные мысли, что что-то пошло не так, какие-то кошмары о болезнях и прочем не давали мне покоя. Наверное, я слишком сильно переживал о жене и дочке.

Но мне не давал покоя еще одно дело, которое мы до этого делали с завидным постоянством. Но Камиле было еще нельзя. А я начинал нервничать и считать дни. Как в армии стодневку. Ничего, скоро «дембель»!

Как хорошо, что у нас появились некоторые проблемы, которые отвлекли меня, и я смог направить накопившеюся энергию в другое русло. Попутно я занялся вопросами переезда. Я решил воспользоваться перспективой развития бизнеса в эмиратах. Вот жена обрадуется!…

4 недели спустя

Камила

– Я не хочу уезжать, – довольно решительным тоном сообщила я Тимуру. Хотя то, как я выглядела сейчас – полусонная, с растрепанными волосами (хотя ведь собирала их в косу), с грудью, требующей подключения молокоотсоса – вряд ли я была похожа на уверенную в себе женщину.

Муж скользнул по мне дерзким взглядом, намеренно задерживаясь на линии декольте – отчего мои щеки защипало – привет, стеснение. Я порывисто отвернулась, делая вид, что нужно заняться дочкой – но Ясмина, как нарочно, сейчас не особо-то нуждалась в моем внимании – она лежала, с интересом разглядывая игрушки, подвешенные сбоку. Эх, где ее интерес к ним, когда я одна с ней, и мне нужно срочно посетить туалет…

Я тяжело вздохнула, понимая, что своими словами вряд ли убедила Тимура. Одно дело отдыхать в эмиратах пару недель, и другое – переезжать туда с грудным ребенком. Я не знала ни языка, ни их закона (а лишь слышала, что он довольно жесткий). У меня не было там друзей, знакомых, и тем более – родных. Мне стало страшно.

– У тебя еще есть время морально подготовиться к переезду, но всё: жилье, документы уже готовы, так что – прими это, – вроде дружеским тоном приказал муж. Я, ошеломленная его словами, не нашлась, что ответить. Я и так раньше не слишком быстро соображала, а теперь казалась себе совсем глупой. Да не мудрено такой стать, когда в твоей голове 95% мыслей о ребенке – сколько сменено подгузников, не слишком ли много она срыгивала, выкладывала ли я ее на животик, не пора ли ей более уверенно держать головку… и тысячи других вопросов, которые не оставляли меня в покое.

– Давай поговорим об этом позже, – произнесла я, бросая на Тимура усталый взгляд.

– Яры (ладно), – смилостивился он, – пойду, сделаю тебе чай. Поди, пить хочешь.

Я благодарно улыбнулась ему – да, жажда была моим частым спутником. Каждый глоточек Ясминки грудного молока – и я все сильнее хотела пить. Но, когда чай был готов, я уже снова кормила дочку – и мне пришлось допивать его остывшим. К этому времени Тимур уже уехал по делам. Я тяжело вздохнула.

Признаться, я сильно устала за эти недели – и физически, и духовно. Да, все было хорошо – слава Всевышнему! И все же, недавние несчастья и мои глубокие переживания не прошли бесследно. Я стала нервной. Могла проснуться среди ночи и, трясясь от страха, слушала – дышит ли моя дочь. Я боялась ее потерять. Любой ее звук – и я уже была тут как тут.

Сон урывками, внутренний дискомфорт, тоже делали свое дело и не способствовали моему хорошему самочувствию. Да, Тимур помогал мне – на нем была ответственная задача – купание Ясмины и, теперь лишь иногда, ношение ее после кормления «столбиком».

Но этого было мало. Потому что у меня не хватало сил даже на то, чтобы расчесать свои волосы. Да. Это правда. Малышка, видимо, получившая от меня долю переживаний в животике, была не самая спокойная. И даже если она была сыта и в сухом подгузнике, дочка нуждалась в том, чтобы я находилась рядом. И самое лучшее – чтобы носила ее на руках, или же, клала с собой на большую кровать.

Я окончательно перестала принадлежать себе.

Тимур

Я, как мог – мягче, поставил Камилу в известность, что мы едем жить в эмираты. Жарко, скучно, но нужно. Я собирался начать там свой новый бизнес. Небоскребы и бунгало – все росло в эмиратах, как грибы после дождя. И никто не мог предугадать, какие услуги здесь понадобятся завтра. Несколько моих хороших знакомых уже обосновались в этом регионе, и неплохо себя чувствовали. Никаких налогов – одни возможности!

Пару дней мне понадобилось для того, чтобы подготовиться к отъезду и оставить все на братьев. Рустем, как и прежде, был моей правой рукой – и я не сомневался, что он справится.

Единственное – мне оставалось предупредить своих бизнес – партнеров, и генерала с полковником в том числе. Для этого я посетил их лично, вместе с Рустемом, передавая ему эстафету.

– Классно, нас ждут большие перемены, – обнажив белые зубы в улыбке, произнес Ильнур.

– Надеюсь, про перспективы за бугром ты говоришь, а не про мой отъезд? – усмехнулся я, чистя оружие после активной стрельбы в нашем тире.

Остальные братья рассмеялись, предвкушая что-то новое. Рустем выглядел спокойным, но я знал, он реально волнуется. Ответственнее и хладнокровнее человека, чем он, в нашем братстве не было.

– Расслабься, Рустем, я тут, рядом, если что, – похлопывая по его каменному плечу, сказал я, – самолеты еще летают, а ваши стволы должны быть всегда заряжены. Правила не меняются, тропа натоптана, враги раздавлены, плавно переходим на легальный курс.

Все снова заржали, и я уже тоже, понимая, что нет-нет, да ствол стрельнет или нож блеснет.

– Где-то я это уже слышал, – улыбнулся Наиль.

– Мы же не хотим до старости в войнушки играть, пора действовать по-новому, я начну, вы – на подхвате, и ничего, что это другая страна. Там все еще проще, – я засунул пистолет в кобуру. Надеюсь, что сегодня он мне не пригодится.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Камила

– Да, удивительно, такая темненькая, – мама тепло улыбнулась, – хотя, что я говорю – Тимур-то у нас не блондин.

Моих губ тронула задумчивая улыбка. Смотреть вот так, на свою маму, которая держит твою дочь – было в этом что-то трогательное, вечное. Странно, душевно.

– И все равно, твои черты лица, безусловно, есть, красавицы мои, – мама посмотрела на меня – в его светло-карих глазах сияла нежность. – А Тимур сам не приедет?

– Чуть попозже, он по работе поехал.

Мама отвела взгляд в сторону, не желая показывать мне свое отношение к работе моего мужа. Этот вопрос был закрыт для обсуждения – и она знала об этом. Ясмина же, издавая смешные звуки, с интересом смотрела на свою бабушку. Я переживала, не будет ли дочка плакать у нее на руках, но, видимо, мое спокойствие, передавшееся малышке, способствовало ее благоприятному общению с бабулей.

За все эти 5 недель мама была у нас всего пару раз – на выписку, и когда Ясмине исполнилось ровно месяц. Даже не верится, что моей дочке уже целый 1 месяц! Как быстро пролетело время, и, одновременно, эти недели показались мне длиной в целую жизнь.

Столько всего я нового узнала о материнстве, и сколько еще мне предстояло узнать…

– Камилка, – в комнату заглянул Ильнур, его черные глаза тепло заблестели, когда он посмотрел на Ясмину. – Тимур подъезжает, сказал собираться.

– Хорошо, – я улыбнулась брату и послала маме извиняющийся взгляд, – видимо, чай попить не получится.

– Ну, ладно, время – то уже вечер, – согласилась она, – давай наряжай нашу Ясмину. Кормить будешь?