Возле кладбища: одинаковые люди

Возле кладбища: одинаковые люди

Андрей Александрович Прокофьев

© Андрей Александрович Прокофьев, 2023

ISBN 978-5-4498-7502-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Старое кладбище, странное знакомство, еще более странные обстоятельства вступления.

Часть первая.

1.

– Ты знаешь Вадика Маслова? – спросил Никита.

– Это тот, что с тобой в одном классе учится? – вопросом на вопрос ответила Алина.

– Да – просто подтвердил Никита.

– И что он? – спросила Алина.

– Так ты ничего не знаешь – улыбнулся Никита, в его глазах сверкало неоспоримое превосходство.

– А что я должна знать? – несколько обижено спросила Алина.

Девочка и мальчик, которым на двоих было всего двадцать с небольшим лет, стояли возле подъезда четырехэтажного кирпичного дома, расположившегося в очень красивом, живописном месте, почти в самом центре города. К тому же местоположение дома имело очень примечательную особенность. Дом располагался на довольно значительной возвышенности, и сейчас находясь в его тени можно было любоваться очень красивым видом на старую городскую площадь, на исторические улицы, на примыкающие к ним переулки, на спешивших по делам людей, тротуары, изящные лавочки и фонари.

Жаль, что в силу своего возраста всё это не волновало разговаривающих ребят, и их разговор готовился перейти в куда более важную для них плоскость, от этого мальчик по имени Никита не выпускал из рук своего новенького телефона. Сам он был невысок ростом, сантиметров пять в этом уступал своей подруге Алине. Но если бы ему захотелось, то он мог бы похвастать перед ней длинной своих ресниц, которые отлично сочетались с выразительными серыми глазами. Только нет ничего более естественного чём то, что мальчишка десяти лет никогда об этом и не вспомнит. Да и девочка выглядела очень хорошо. Светлые волосы спускались ниже плеч, под стать им были голубые глаза, которые периодически блестели, стоило девчонке улыбнуться, обнажив красивые белоснежные зубки. Аккуратным, не имеющим права ничего испортить, выглядел её прямой нос, не уступали ему в равномерности губы, не подкачал и подбородок.

– Смотри – произнес Никита, протягивая Алине свой телефон.

– Что это? – спросила Алина, взяв в руки телефон Никиты.

– Маслов несколько дней назад снял видео. Там ужасное существо, в жутком заброшенном доме. Просто ужас. Смотри, не бойся – пояснил Никита и сам подстроился ближе к Алине, чтобы вместе с ней еще раз посмотреть любительское видео.

– Интересно – прошептала Алина.

– Смотри сколько просмотров, сколько лайков – обратил внимание Алины Никита.

– Обалдеть – вновь прошептала Алина, уже не отрываясь от просмотра.

– Мама! – закричала Алина, когда на экране появилась тень непонятного и страшного существа.

– Не бойся, Маслов успеет убежать – забегая вперед, озвучил Никита, чтобы успокоить Алину.

Через две минуты просмотр был закончен.

– Вот это да, где он мог такое увидеть. Неужели и вправду этот монстр существует, еще маленько, и он бы сожрал Маслова. Он тебе рассказывал, где он его сумел снять? – еще не отойдя от шока, изумленно, не имея возможности скрыть испуга, говорила Алина.

– Думаешь он скажет – усмехнулся Никита.

Дети продолжали оставаться на прежнем месте, возле крайнего с левой стороны подъезда. Держались они обособленно, хотя рядом с ними находилась небольшая компания их сверстников, которые пока лишь присматривались к незнакомым ребятам.

Алина была одета в голубые джинсы и легкую светлую курточку. Одежда Никиты своим набором ничем не отличалась от того, что было на Алине. Темные джинсы, спортивная куртка, а на ногах обоих были модные, современные кроссовки.

– Только я и без Маслова знаю, где он снял это видео – гордо произнес Никита.

Алина с интересом ожидала продолжения, но Никита молчал.

– Хочешь сам туда пойти, чтобы снять ролик? – спросила Алина, стараясь прочитать мысли друга.

– Можем вместе – предложил Никита, ответив на вопрос Алины.

– Нет, я не пойду. Мало ли что может случиться – не согласилась Алина.

– Нечего переживать, если Маслов сумел снять видео, то мы всяко лучше сделаем. Но если не хочешь, я пойду один – в свою очередь возразил Никита.

– А что Маслов скажет? – несколько сменив направление, спросила Алина.

– А что он может сказать? Кто хочет, тот и снимает – с деловой интонацией в голосе, ответил Никита.

– Откуда знаешь, где это страшное место? – не унималась Алина.

– Секрет – ответил Никита.

– Так не пойдет – обиженно отреагировала Алина.

– Я вчера за Масловым проследил. Он меня не заметил – вынужден был рассказать Никита.

– Он второй ролик ходил туда снимать – сделала вывод Алина.

– Только не снял ничего. Сунулся он внутрь дома и тут же дёрнул оттуда со всех ног. Я всегда говорил: он трусливый – засмеялся, довольный собой Никита.

– Видимо, что-то еще более страшное увидел – предположила Алина.

– Брось ты, он и в первый раз снял видео лишь от страха – оборвал Алину Никита и тут же продолжил: – Ну, что ты едешь со мной?

– А если родители узнают – произнесла Алина, вспомнив о том, что родители категорически запретили им уходить со двора.

Тем более и этот самый двор был для них совершенно чужим. Оказались они здесь всего два дня назад. Поселились двумя семьями в одной квартире, играя в какую-то непонятную игру, смысла которой ни мама, ни папа, Алине объяснить не хотели. То же самое касалось и Никиты, родители которого следовали примеру предков Алины. Но после того, как он сначала увидел ролик Маслова, а затем и самого автора, который жил неподалеку, Никита уже не хотел думать о том, что происходит, и почему они вместе с соседями, друзьями родителей оставили свои квартиры, перебравшись в одну на две семьи.

– Откуда они узнают, с ними самими неизвестно что происходит – ответил Никита, и этого оказалось достаточно.

– Пойдем, если недалеко – согласилась Алина.

– Две остановки – сосредоточенным голосом сказал Никита.

Может Никита правильно определил расстояние, а может не совсем. Потому что по маршруту их следования общественный транспорт не ходил, но в районе старого моста они оказались довольно быстро. Перейдя его, они остановились на несколько секунд, чтобы пропустить двигающийся в перпендикулярном направлении грузовик с длинным прицепом, когда последний оставил в покое узкий переулок, ребята продолжали стоять на прежнем месте.

– Вон этот дом, четвертый отсюда – произнес Никита, рукой указав на необходимое им строение.

– Выглядит хорошо – произнесла Алина, стараясь получше разглядеть загадочный дом.

– Только издали, давай смелее – засмеялся Никита.

Следующие пятьдесят метров они прошли молча, а когда между ними и домом осталось всего одно строение, Алина очень тихо произнесла: – Посмотри назад, там жуткая старуха. Она за нами от самого моста идет.

Никита осторожно оглянулся.

– Видишь, уже сейчас началось – произнес он тоном заговорщика.

– Сними её на телефон – неожиданно предложила Алина.

– Нет, как-то неудобно – не согласился Никита – Если б как-нибудь со стороны – оправдываясь, добавил он.

Алина не стала настаивать на своём, да и к тому же они уже находились напротив мрачного, брошенного дома, который был огражден высоким забором, но сразу, не напрягая внимания, ребята увидели два отверстия в заборе.

– Старуха остановилась и смотрит в нашу сторону – прошептала Алина.

– Наверное, свой родной дом охраняет. Они точно ровесники – улыбнулся Никита.

– А если они и вправду связаны – предположила Алина, еще раз украдкой обернувшись, осмотрев скрюченную фигуру страшной старухи.

– Давай, чего застыла – одернул Алину Никита, и они в одно мгновение скрылись внутри огороженной территории.

– Когда Маслов снимал, темно было – произнесла Алина, посмотрев сначала на Никиту, а затем на незнакомый, но уже в эти секунды враждебный дом.

– Пока осмотримся, а внутри и сейчас темно – уверенно заявил Никита, и ребята, преодолев начинающее окончательно дряхлеть крыльцо, оказались внутри брошенного дома.

Зловещий коридор и необъяснимый запах встретили гостей, как только они преодолели несколько метров. Никита не ошибся. Сразу стало темнее, а дальше освещение начало пропадать буквально с каждой секундой.

– Что происходит? – испугано спросила Алина, взяв Никиту за руку.

– Отпусти, мешаешь мне.

Никита высвободил свою левую руку, а в правой руке у него находился телефон, который уже делал то, зачем они оказались здесь.

– Совсем темно стало – еще раз напомнила Алина, но Никита ответил не сразу, а только после того, как половина коридора, в правую от входа сторону осталась за их спинами.

– Сама же говорила о том, что Маслов в темноте снимал – пробурчал Никита, и в этот момент позади них с огромной силой хлопнула входная дверь.

– Ветер? – спросила Алина.

– Не было никакого ветра – ответил Никита.

А следом за его словами появился ужасающий озноб, который, пролетев насквозь ребятишек, уперся в стену, что заканчивала коридор, и тут же вернулся к ним обратно, опутывая собой, заставляя напряжено и через раз дышать.

– Пойдем отсюда – громко произнесла Алина и во второй раз взяла Никиту за руку.

– Сейчас – еле слышно прошептал Никита, а в объектив его камеры уже попал невысокого роста мужчина в сером длинном плаще, в странных резиновых сапогах.

Профиль лица незнакомца выглядел зловеще. Небольшая острая бородка, лишь дополняла маленькие, хищные глазки, которые сверкали чем-то красноватым, тем чего нельзя наблюдать в глазах нормального человека.

– Пойдем – немея от ужаса, тихо и медленно, прошептала Алина, а странный человек прямо на их глазах начал менять свой облик.

В один миг у него удлинились руки. Он становился ниже ростом, расплывалось лицо. Еще секунда, и пропали злобные глазки. Вместо них камера телефона снимала пустые впадины, на том, что еще несколько мгновений назад было лицом, а теперь даже отдалено нельзя было использовать это слово. Следующая секунда, и отвратительная тварь двинулась в сторону Никиты и Алины.

Движение монстра прекратило видеосъемку, она превратилась в бессмысленное мельтешение темных оттенков и загнанное, испуганное дыхание ребятишек.

– Сюда! – закричал Никита, в тот момент, когда случилось окончательно непоправимое, и что-то напоминающее тень, но четко осязаемое, перегородило им дорогу к выходу.

Мгновение не успело стать реальностью, как ребята оказались в давно брошенной людьми квартире, сейчас напоминающей помойку. На полу было побросано множество разного мусора. Не было стекол в окнах. И, несмотря на полностью сгустившуюся темноту, еще можно было заметить, что кто-то выломал добрую часть половых досок в большой комнате, а вместе с ними и перегородку между бывшими квартирами.

– В окно! – закричал Никита, и они тут же оказались возле оконного проема.

Оставалось спрыгнуть, пусть было высоковато, но это лучше чем…

Только то, что открылось за окном, мгновенно охладило стремление ребят. Там был совершенно незнакомый им мир, состоящий из мрачного пустыря перед домом, из страшных черно-белых построек на расстоянии полсотни метров. Вдобавок ко всему этому явилась поздняя осень, сумевшая самым невероятным образом опередить нормальное течение времени. Сплошное месиво холодной грязи, что стало подъездной дорогой. Колючие, мелкие снежинки, которые гонял еще более неприветливый ветер.

– Нет, что это? – произнесла Алина.

– Не знаю – ответил Никита, смотря то на Алину, то на обман собственного зрения.

Послышался шипящий звук. Ребята синхронно обернулись и увидели, что в комнату очень медленно входит тот самый невзрачный мужчина в сером плаще, у которого не было человеческих глаз. Вместо них, сейчас, горели две красные точки, на посиневшем, наполовину разложившемся лице.

Какая сила явилась тогда? Чему суждено было случиться в этот зловещий момент? Но очнувшись от ступора, Никита резко закричал.

– Бежим!

И они бросились в комнату, что была рядом, затем в ту, что следовала за ней.

– Сюда! – задыхаясь, говорил Никита, открывая деревянную крышку в подполье, которого по своей природе не должно было существовать в таком доме, но было. И ребята быстро оказались в довольно просторном, но жутко затхлом подвале.

Им было хорошо видно, как в комнате появился их преследователь, как он медленно, заторможено огляделся вокруг, и как он подобно зверю, опустившись на четвереньки, начал нюхать воздух, приближаясь к ним. Через несколько секунд он их обнаружил, но от чего-то не пробовал открыть крышку странного подвала, не пытался их вытащить, а лишь издавал ужасные звуки, похожие на шипение, продолжая втягивать носом воздух, сверкая красными зрачками…

…Если бы всего год назад кто-нибудь сказал мне, что они существуют. Поверил бы я этому человеку? Не сомневайтесь, ответ был бы однозначным и звучал сдержанным отрицанием. Конечно, я не стал бы кричать и крутить пальцем у виска, разговаривая со своим собеседником. Но не поверил бы ему точно, и дело не в том, что я в свои сорок лет превратился в рационального материалиста – нет. Дело в том, что я к этому времени уже прожил свои сорок с лишним лет, в условиях нормального, хорошо нам всем привычного мира. И не буду кривить душой, если скажу вам, что на протяжении этих лет я имел возможность встречаться с отголосками странных явлений. Неоднократно с интересом слушал разные истории, обсуждал что-то необъяснимое, но опять же, я каждый раз имел возможность вернуться в свой хорошо объяснимый мир, где всё находилось на своих местах, где никому не было особого дела до старого городского кладбища, что находилось неподалеку не только от меня, но и от многих моих друзей и знакомых.

Ничем себя не проявляло. Ничем о себе не напоминало. Да и сейчас, когда бесповоротно изменился весь мой мир, я частенько ловлю себя на мысли: что всё это бред, что нет никакого мистера Полночь, что никогда не встречался я с господином Вышерядовым, и что ветер, шумящий над крышей моего дома, всего лишь ветер, а не странная энергия нереализованных воспоминаний, которые оказались нашими товарищами, которые так сильно нам помогли.

В полутьме, машинально, почти наощупь, набираю на клавиатуре ноутбука окончание этой странной, даже для меня необычной книги. Чтобы не касаться моих глаз, малость в стороне горит настольная лампа. А я, нет и нет, но ощущаю, что мой взгляд раз за разом тянется к темному прямоугольнику окна, боясь увидеть там кого-то из них.

Если бы кто-то сказал мне: что они существуют? Сейчас уже поздно, а если в детстве, когда мне было всего девять лет и так сильно поразила моё воображение история о мальчике Вадиме, который убежал из дома, после того как мама наказала его за невыученные уроки и плохое поведение в школе, и он пошел искать папу.

Я не знаю, о чем он думал. Я не знаю, понимал ли он, но он пошел к папе, который семь последних лет находился неподалеку, на старом городском кладбище. Был осенний вечер и уже быстро темнело. Вадим больше домой не вернулся. Никто его так и не нашел.

Вот и сейчас, оторвавшись от клавиатуры, я представляю, как движется он среди страшных оградок и крестов. Как впились в его щуплую фигуру своими черно-белыми зрачками стертые от времени фотографии. Как волна панического страха, став одним единственным мгновением, пробралась в его невинную душу. Как не может он вспомнить, где могилка папы, и как сильно захотелось ему вернуться назад. Но нет, уже поздно. Обратной дороги нет.

Противные мурашки покрывают моё тело. Рука тянется к кружке с уже остывшим кофе. В одно целое сливаются темные кладбищенские дорожки, исчезают проходы, появляются надгробия, которых не увидеть в дневное время. И я сам, не стесняясь и не боясь предъявить собственный страх, хочу бежать. Хочу схватить Вадима за руку. Рвануться что есть сил по одному из узких спасительных проходов, которые вновь подарил мне бледный лик ночного светила. Бежать как можно быстрее, надеясь, что и на этот раз не подведет нас, мой друг Сергей Владимирович.

Только всё не то, и я ничем не смогу помочь Вадиму. А если нам надлежит встретиться, то нам с Сергеем придется убить мальчишку вновь, чтобы избавить его душу от того, кто убил его до нас. Давно, очень давно.

Вам не верится? Тогда пойдите туда на границе между уходящим октябрьским днем и плотной завесой наступающего сумрака. Пройдите вглубь, еще и еще дальше. Не останавливайтесь, оставьте за спиной хотя бы двести метров. Можете не сворачивать в сторону. Оставайтесь там, дольше, еще дольше. Не буду продолжать.

Не ходите туда. Даже не думайте об этом, упаси вас бог.

2.

В тот год лето было непривычно жарким, можно сказать, что особенным. Потому что три предыдущих года не было и намека на что-то подобное, а напротив, серостью угнетало небо и слишком частым гостем являлся на головы и зонты горожан то мелкий, то сильный дождь. Всё это сопровождалось порывами северного ветра, а граждане, не имея объяснения немилостям природы, склонялись к размышлениям о глобальном климатическом переустройстве. Конечно, надеялись на то, что следующая неделя обязательно разродится долгожданным теплом, но этого не происходило, а редкие погожие денечки, лишь иногда объединялись в пары, чаще выпадая одиночно.

Затем незаметно пришла осень, отпали за ненадобностью размышления о непогоде. Осень в отличие от лета не предложив чего-то необычного, быстро пролетела, уступив место ранней зиме, которая первый месяц и вовсе радовала необычным теплом, пока не вернулась к привычному, но было это на самом исходе года, а новый сразу предложил иную программу. Месяц стояли лютые морозы, казалось, от них не будет спасения. Они зацепили первую декаду февраля, потом резко исчезли, уступив место сильной оттепели, которая незаметно перешла в весну, а та тоже захотела удивить, жаль, что для этого предъявила слякотную программу с обилием холодных осадков. И тогда все, включая меня, подумали, что повторения пройденного не избежать, но погода обманула вновь. Во второй половине мая установилась жара, и она не торопилась покидать наши пределы, наконец-то подарив то, о чем мы так тщетно мечтали на протяжении трех предыдущих летних сезонов.

Я, по большой части, находился в своем деревянном доме, раз за разом игнорируя, куда более удобную и комфортную жилплощадь в неподалёку расположенной многоэтажке. Вполне возможно, что в этом была виновата погода, хотя и без нее у меня было достаточно оснований, чтобы быстрее попытаться обжить, недавно доставшуюся мне в наследство недвижимость. Дело это было непростым не только в плане отсутствия элементарных коммунальных благ, но и в плане моих внутренних ощущений. Слишком огромным был контраст, слишком непривычной виделась странная тишина, слишком необычными казались запахи, слишком сильно замедлялось и само время – это и было самым необычным, что иногда перехватывало дух от застывшего в вечерней тишине воздуха. Он висел, он не двигался, а вместе с ним не двигался и я. Так и стояли, так и сидели, пока какой-нибудь посторонний звук все же не нарушал нашу странную идиллию. Обрывалось напряжение, сильнее чувствовалась стоящая на самом пороге темнота, и я мог лишь передохнуть, чтобы в очередной раз задуматься о том, что здесь всё не так, пусть близко, пусть почти рукой подать, но нет – другое, совсем другое.

Нужно добавить, что сам дом был старенький, с низкими потолками и изрядно подгнившим основанием. Давно почернели бревна сруба, облупилась многослойная краска на простеньких наличниках. На шиферной крыше можно было наблюдать зеленые островки странной растительности, напоминающей мох. Неказистой, и держащейся на честном слове, выглядела дымовая труба. Внутри дома, мало чем отличалась от неё печка. Низкие двери, неровные стены и нуждающийся в обновлении тусклый свет, от грязных, впитавших в себя всю возможную пыль, плафонов.

Еще тоскливей выглядело месторасположение моего наследства. Соседний участок был только с одной стороны, напротив стоял заброшенный дом с таким же неухоженным огородом, за моим же забором, живописно располагалась теплотрасса, за ней было кладбище.

Видимо, всё это накладывало особый антураж, проникало чем-то своим, иногда нехорошим, иногда странным, но если честно признаться, то я не старался вбирать в свою голову лишнего, по крайней мере, до поры, до времени. Конечно, частенько размышлял, что-то сопоставлял, но в течение первых трех месяцев ни разу не заглянул за трубы огромного диаметра и не захотел посетить старое городское кладбище через центральный вход, хотя и до него мне было совсем недалеко, можно сказать, что рукой подать.

Я старательно обживал дом, наводил порядок во дворе, что-то перекладывал, что-то выкидывал, бывало, что-то откладывал. Затем старательно обновлял покраску, ремонтировал забор, с ним и ворота, и часто сильно уставал. Чувствуя, что моя усталость, подобна заслуженной истоме, и ничего кроме удовольствия принести не может. Она и не приносила – она была на моей стороне, и не один раз, сидя на крыльце, я понимал, что странным образом, чем-то непонятным, но я счастлив здесь и сейчас, сидя напротив чужого брошенного дома. Видя снующих туда-сюда бродячих дворняг и слушая, как о чем-то своем, непонятном мне, завывает временами ветер в пределах давно уснувшего, притаившегося старого городского кладбища…

…Его закрыли давно, пяти лет не хватало до полувекового юбилея, с того времени. Об этом я узнал гораздо раньше, чем впервые решился посетить само кладбище. Виновницей моего просвещения стала соседка, бабушка Мария, которая частенько ожидала меня возле нашего общего, немного кривоватого забора, чтобы хоть с кем-то поговорить. Рассказать она могла многое, а я к своему стыду, был совсем не против, узнать что-то интересное и не стеснялся задавать вопросы, которые казались необходимыми для составления куда более объемной картины. Впрочем, как уже понятно из написанного выше, бабушка была только рада подобному развитию событий, потому что давно жила одна и уже редко позволяла себе отправиться в гости к своим подругам старушкам, которых у неё оставалось двое, и которые жили в нашем же районе, но в силу почтенного возраста уже не могли просто, как во времена ушедшей молодости, взять и прийти в гости. То же самое касалось и моей соседки, и хоть выглядела она для своих девяносто лет очень хорошо, но расстояние в полкилометра уже не выглядело легкой, беззаботной прогулкой, от того мой интерес к давно забытым историям, был для бабушки Марии если не манной небесной, то своеобразной отдушиной точно. Я же просто впитывал в себя объем новой, незнакомой информации, которая касалось очень уж многого, уходила глубоко в толщу лет, затем возвращалась к более знакомому времени и частенько находила общий знаменатель в виде все того же старого городского кладбища.

В его пределах продолжали существовать давно ушедшие отсюда люди. Там обитали все воспоминания о них, там они проводили дни, там они коротали ночи, и лишь изредка пересекали отведенную черту – границу, чтобы удовлетворить любопытство кого-то вроде меня, на меня похожего. Затем воспоминания старались как можно быстрее вернуться назад, спрятаться между деревьями, затаиться в густых зарослях высокой травы, которая местами была в два раза выше старых, давно некрашеных оградок, и снова ждать…

…Когда их вновь позовут на свободу. Они же, не ощущая ни малейшего сопротивления, в одно мгновение оставят позади себя черту – границу, пролетят старенькие ворота, белую каменную беседку, вырвутся на простор, помчатся туда, где их кто-то ждет. Жаль, что все реже эти кто-то в них нуждаются, и очень уж редко воспоминаниям удается быть необходимыми, и все чаще и чаще остается им обитать в пределах отведенной для них территории. Шептаться друг с другом, иногда с тем самым ветром, который по ночам налетает со стороны железной дороги, которая почти все время остается пустой, и этим похожа на смешанный лес, который находится прямо за ней, а он частенько о чем-то своем разговаривает с кладбищем, с помощью уже хорошо знакомого ветра. А иногда помогают птицы, но не вороны, что облюбовали кладбищенские деревья, а маленькие, юркие снующие то туда, то сюда. Еще ночные, от того редкие, всегда пугающие своим голосом тех, кто по совершенной случайности оказался в поздний час, если не на кладбище, то где-то рядом, хотя бы возле моего дома, который граничил, что с кладбищем, что с ветром, что с лесом, что и с воспоминаниями, которые виделись мне прямо на поверхности огромных труб. Они смотрели на меня, они от чего-то мне сочувствовали и, без всякого сомнения, хотели, чтобы и я не забывал о них, смотрел на них, думал о них, засыпая в любую из ночей, когда они неспешно и очень осторожно спускались с труб теплотрассы, подходили к забору, затем к дому и к окнам, после и к моей кровати. Но они не будили меня, они лишь хотели, чтобы я всегда оставался их благодарным почитателем…