Квест с привидениями

– Простите, но это совершенно невозможно. Где-нибудь в другой комнате, пожалуйста.

– Зачем мне другие комнаты? Они все жуткие! Хочу здесь!

– Нет!

– Очень глупо отказывать гостям! – надулась женщина. – Так вы растеряете всех клиентов, милочка. А я бы очень хорошо заплатила за возможность провести ночь в этих дворцовых залах! И еще сделала бы вам рекламу среди широкого круга моих друзей и знакомых. К вам бы повалили толпы. А так, боюсь, что не приедет никто!

И мама Астры, не скрывая своей досады, вышла за дверь.

Рассерженная Светлана повернулась к поварихе:

– Нашли вы свое масло?

– Очень странно. Света, взгляни, пожалуйста.

Светлана подошла ближе. Любовь Яковлевна, хоть ее и не звали, тоже. Она увидела большущую подарочную корзину, в которой помещались бутылочки с маслом. Это и впрямь был чисто косметический набор. Это было видно по нарядной упаковке самих бутылочек. Каждая отличалась от других и формой, и цветом, и рисунком, и тиснением на стекле. Некоторые масла были налиты в хрустальные кувшинчики, графинчики и завинченные золотыми крышечками флаконы. Все они предназначались не для кулинарии, а исключительно для умащивания прекрасных тел своих хозяек.

Но повариха, видимо, считала, что то, что полезно наружно, отлично сгодится и внутрь. Тем не менее, добравшись до вожделенного продукта, Софья Сергеевна не торопилась хватать корзину. Она стояла не шевелясь, просто смотрела на бутылочки.

– Что такое?

– Их двадцать три, – произнесла Софья Сергеевна.

Светлана не поняла и переспросила:

– Что?

– Бутылочек двадцать три штуки.

– И что?

– А должно быть двадцать пять, – уверенно сказала повариха. – Я точно помню, что Аннушка несколько раз назвала именно это число.

– Возможно, две штучки изначально не положили?

– Аннушка их считала. И я тоже считала. Их было двадцать пять.

Любовь Яковлевна кивнула головой. Даже сейчас было видно, что повариха права. В корзине оставались пустыми две выемки. Одна была круглой формы, вторая поинтересней. Она располагалась в центре композиции и походила на цветок. В узком ее месте должен был лежать стебель цветка, сверху на бархатной подложке устроился бы венчик.

– Две бутылочки пропали.

И повариха пристально взглянула на Светлану.

Но та в ответ лишь пожала плечами:

– В принципе, какая разница? Двадцать три, двадцать четыре или двадцать пять? Хватит вам масла для жарки?

– Нет, это важно.

– Софья Сергеевна, не будем же мы с вами поднимать шум из-за какой-то там пропавшей бутылочки с маслом? Или даже двух бутылочек? Тут еще остается достаточно, чтобы вы могли нажарить картошки на всю ораву.

– Бутылочки пропали из комнат Аннушки. А сюда никто не смеет входить, кроме меня. А я ни одной бутылочки из этой корзины не брала. Значит, что? Значит, кто-то без моего ведома входит в эти помещения и ворует!

– Софья Сергеевна, если вы намекаете на меня, то оглянитесь по сторонам. Тут картины кисти великих живописцев, бронза, фарфоровые безделушки, серебряная посуда. Один набор щеток для волос стоил столько, что у меня собственные волосы шевелятся. Неужели вы думаете, что я бы польстилась на какую-то там бутылочку масла, будь у меня намерение обокрасть вашу покойную сестру?

Услышав про сестру, Любовь Яковлевна очень удивилась. Она взглянула на Светлану, пытаясь понять, правильно ли все поняла. Но Светлана с возмущением смотрела на Софью Сергеевну, а та на нее. Эти двое не замечали никого вокруг себя. И учительнице пришлось самостоятельно пошевелить извилинами. Это что же получается? Смешная кухарка – сестра покойной хозяйки дома? Невероятно.

Сестры обычно обладают неким фамильным сходством. Значит, покойная хозяйка тоже могла быть такой коротконогой кубышкой? Любовь Яковлевна была поражена. Ей обладательница этих почти дворцовых покоев представлялась высокой, стройной, прекрасной и почему-то обязательно молодой. Хотя с какой стати ей так казалось? Даже родные сестры очень часто бывают совсем разными. А уж на возраст семейное сходство вообще никак не влияет.

– Софья Сергеевна, вы ведете себя неприлично!

– Кто бы говорил о приличиях! Нахалка!

Чтобы не стать свидетельницей некрасивой перепалки, в которую вступили Светлана с кухаркой, учительница потихоньку сделала несколько шагов и очутилась за дверью. Но это не был выход, за стеной помещалась спальня хозяйки, о чем свидетельствовало ложе, расположенное в центре комнаты и снабженное шелковым балдахином с длинными кистями. Покрывало было белоснежным, расшитым золотыми узорами такой красоты и нежности, что у Любови Яковлевны даже перехватило дыхание. На минуточку, о, совсем на коротенькую минуточку, она почувствовала, что не может так уж сильно осуждать маму Астры за тот скандал, который она устроила из-за отказа пустить ее переночевать в этих покоях.

– Какая красота, – прошептала учительница, не в силах отвести глаз от поистине царского ложа. – Это же ни в сказке сказать ни пером описать…

Она обошла вокруг кровати, силясь рассмотреть каждый завиток золотого шитья на тканях балдахина, каждый изгиб на литой спинке кровати. Каждая нитка была тут на своем месте. Каждое волокно предназначалось лишь для того, чтобы еще больше украшать жизнь своей хозяйки. Какой же счастливицей была эта жена господина Щербакова! Но Любовь Яковлевна быстро прогнала зарождающуюся в ней зависть, очень кстати напомнив себе, что случилось с обитавшей тут женщиной.

– Так что нечему тут завидовать.

Насладившись в полной мере видом роскошной кровати, Любовь Яковлевна стала осматривать всю комнату. Тут было на что посмотреть и чем полюбоваться. Дворцовые интерьеры, поразившие всех в передних комнатах, наблюдались и тут. Прогуливаясь взад и вперед по этой зале, Любовь Яковлевна впервые подумала, а каково было жить в таких комнатах?

Она за свою долгую жизнь в культурной столице побывала во многих музеях. И хорошо помнила, что во дворцах все те парадные комнаты, которые предназначались для званых вечеров и приема гостей, очень сильно отличались от покоев, в которых, собственно, и жили семьи царствующих владык. Спальни семей российских императоров были маленькими и уютными, с самой обычной мебелью, изящной, но начисто лишенной помпезности, которой было так много в парадных дворцовых покоях. Императоры бежали от надоевшего им шика к желанной скромности и уюту. А тут все было с точностью до наоборот.

– Нет, не хотела бы я тут жить! – решила она. – Даже позовите, не согласилась бы! Одно дело побывать да восхититься, совсем другое – жить в таких интерьерах постоянно. Кем же должна была быть женщина, спокойно намазывающая себя миндальным маслом в этих покоях?

Любовь Яковлевна произнесла это вслух и тут же спохватилась:

– А почему именно миндальным?

Она знала за собой эту особенность – подмечать боковым зрением какие-то детали, которые мозг потом откладывал в потайные ящички памяти, откуда эти мелочи всплывали сами по себе, без ведома и желания хозяйки. Если она сказала, что масло было миндальное, значит, видела бутылочку с ним где-то здесь. И бутылочка вскоре нашлась. Она стояла на тумбочке среди множества других баночек, коробочек и хрустальных флаконов. Крышечка была сделана в форме миндального орешка. И работа была до того тонкой, что Любовь Яковлевна сначала подумала, что на крышечке настоящий орех. Лишь присмотревшись, она поняла, что орешек-то фарфоровый.

– Красиво жить не запретишь.

Было заметно, что хозяйка уже использовала это масло. Стекло было прозрачным и сквозь него было хорошо видно, что из бутылочки уже отлили почти половину содержимого.

– Наверное, и вторая бутылочка тоже где-то тут, – сообразила учительница. – Надо ее поискать!

Но вторая бутылочка не находилась. Тогда Любовь Яковлевна осторожно взяла первую бутылочку и перенесла ее в соседнюю комнату, где Светлана с Софьей Сергеевной уже почти перешли к рукопашной.

Учительница незаметно положила бутылочку рядом с корзиной и тут же воскликнула:

– Ой! А что это за бутылочка? Уж не то ли самое масло, которое потерялось?

Спорщицы отвлеклись друг от друга и уставились на бутылочку. Причем Любовь Яковлевна готова была поклясться, что Софья Сергеевна смотрит на нее со странным выражением, похожим на ужас, а Светлана просто с удивлением.

– Как она тут появилась? – пробормотала повариха. – Ее же не было!

– Вот и масло нашлось, – беззаботно произнесла Любовь Яковлевна. – Никто ничего не украл. Светлана, может быть, продолжим экскурсию?

Светлана кивнула. И все втроем они вышли. Повариха прижимала к своей груди корзинку с бутылочками масел, початую с миндальным она тоже взяла.

– Надеюсь, вы не станете использовать это масло для приготовления пищи нашим детям? Бутылочка была вскрыта, хранилась в ненадлежащих условиях, ее содержимое может оказаться вредным для здоровья детей.

Любовь Яковлевна считала, что ничего обидного в ее словах не содержится, но повариха возмутилась:

– Считаете, что я способна кого-то отравить? Думаете, что в масле яд?

– Я хочу сказать, что оно всего лишь испортилось. Стало вредным для детского организма.

– Я вам скажу, что вредно для детского организма! Гамбургеры эти ваши с котлетами соевыми и соусами непонятными, вот они вредны! И суши эти с сырой рыбой! И кока-кола! Потому что это сплошь химия, а где не химия, там холестерин. А в натуральном масле все ингредиенты натуральные. И польза от него тоже самая натуральная!

Если бы речь шла об одной Любови Яковлевне, может быть, поварихе и удалось бы отвоевать право на владение початой бутылочкой миндального масла. Любовь Яковлевна относилась к разряду тех людей, кто не любит скандалов и споров на пустом месте. Но на беду спор их услышала мама Астры.

– Вскрытое масло! – воскликнула она. – Я так и думала, что вы планируете накормить наших детей какой-то дрянью! Дайте сюда!

И она быстро выхватила початую бутылочку из корзины.

– Вот так оно будет надежней!

Ясное дело, Софья Сергеевна в ответ на такое самоуправство возмутилась:

– Отдайте! Вы не имеете права! Это вам не принадлежит! Воровка!

– Тише, тише! – осадила повариху женщина. – За воровку можете и ответить. Получите свое масло, когда мы все отчалим из этого кошмара!

Светлана сочла нужным вмешаться, чтобы погасить конфликт:

– Софья Сергеевна, вас ждет обед. Квест с минуты на минуту закончится, у вас все готово, чтобы накормить детей?

После этого поварихе не оставалось ничего другого, как укатиться прочь. Что она и сделала, не переставая ни на минуту брюзжать и ворчать о порядках, которые некоторые завели в этом доме. Нетрудно было догадаться, что под «некоторыми» женщина имела в виду в первую очередь Светлану. И вновь Любовь Яковлевна подумала, до чего же странно складываются обстоятельства. Сестра хозяйки работает на кухне простой поварихой, а всем в доме распоряжается Светлана. И вряд ли Софье Сергеевне это распределение по нраву, если судить по отдельным ее репликам.

Потом все пошли вниз, на этот раз было решено испробовать чудо-коляску и спуститься по лестнице. Любовь Яковлевна ломала голову над загадкой личности Светланы:

– Кто же такая эта особа, что ей позволено хозяйничать во всем доме, за исключением разве что личных апартаментов бывшей хозяйки усадьбы?

– Вы совершенно правы, все это вызывает вопросы.

Мужской голос прозвучал совсем рядом. Учительница вздрогнула и повернула голову. Рядом с ней был отец Жени. Недовольное выражение уже давно сошло с его лица, и теперь было видно, что это очень привлекательный мужчина. То есть для определенной категории женщин он был и впрямь привлекателен. Сама Любовь Яковлевна не любила такие миловидные мужские лица, похожие на женские. Мелкие черты лица кому-то могли нравиться, но Любовь Яковлевна считала, что у мужчины если уж нос, так уж нос, было бы за что подержаться. Брови тоже должны быть видны даже в темноте. По ее мнению, мужская красота должна отличаться некоторой брутальностью. И на отца Жени она смотрела без всякого женского интереса. А вот он был щедр на комплименты.

– Вы умная женщина, если заметили то, на что другие не обращают внимания. Недаром Женя мне постоянно нахваливает вас.

Любовь Яковлевна про себя даже хихикнула. Ясно теперь, откуда у Жени взялась эта привычка подлизываться к людям. Это даже и не привычка вовсе, а, можно сказать, семейная черта, перешедшая к мальчику от папаши.

– Мальчик в таком восторге от вас, – пел папаша дифирамбы учительнице. – И теперь я вижу, что сын не ошибся в своих оценках.

– За что же вы меня так хвалите?

– Вы единственная заметили, что Лилия позволяет себе такие выходки, словно имеет тут на что-то право.

Любовь Яковлевна безмолвно уставилась на мужчину. В голове у нее все смешалось. О ком он говорит? Кто такая Лилия?

– Вообще-то я говорила…

– Я понимаю, вы разговаривали сама с собой. Отчего бы и не поговорить с умным человеком? А я вам в этом помешал. Извините! Уже ухожу.

Ну уж нет! Наговорил тут загадок, а теперь в кусты!

– Ой!

И Любовь Яковлевна схватилась за лодыжку.

– Что с вами? – испугался мужчина.

– Не знаю. Какая-то резкая боль.

– Позвольте, я вам помогу. До столовой доковылять сможете?

Учительница охотно приняла предложение помощи и вцепилась в руку мужчины. Теперь, голубчик, никуда не денешься. Выложишь все свои догадки, кого бы они ни касались.

В столовой было сервировано два стола. Один, побольше, предназначался для детей, он был заставлен коробками с пиццей и роллами. Также Софья Сергеевна подала детям жареные куриные ножки и картофель-фри, он еще шипел, покрытый капельками масла, которое повариха все-таки решилась использовать.

На сладкое детям были предложены пончики трех видов: с ванильным кремом в белой глазури, с клубничным джемом в розовой помадке и шоколадные в шоколадной же обливке. Пончики дети расхватали очень быстро. Но Любовь Яковлевна с огорчением заметила, что некоторые чрезмерно шустрые персоны схватили себе сразу по несколько штук, ничуть не смущаясь тем, что другим их товарищам не досталось ни одного пончика. Перед Полиной высилась целая горка из разноцветных пончиков. Зато возле Жени не было видно ни одного.

К столу для взрослых было подано запеченное с сыром и помидорами куриное филе с картофельным пюре. Если столы для детей были накрыты заранее, то стол для взрослых порадовал очередной забавой. По его центру шла длинная полоса, которая могла двигаться. И по ней из кухни приехали тарелки, гостям оставалось их лишь разобрать.

– Точно так же уедут на кухню и грязные тарелки, – объяснила всем Светлана. – Господин Щербаков обожал такие вещи, как он говорил, с изюминкой. И такой стол привел его в восторг, он сразу же приобрел две штуки, потому что не любил, когда за обедом возле него крутились посторонние и прислуживали. Поэтому он не стал долго раздумывать и купил этот стол.

– Мы с дочкой были в «Пенатах», усадьбе Ильи Репина, и видела похожий крутящийся стол, – сказала Альбина. – Но там все блюда были заранее выставлены в центре на круге, который нужно было лишь покрутить за ручку, чтобы приблизить понравившееся угощение к себе.

Все покивали головами, одна мама Астры нашла, что ответить. К самой еде она не прикоснулась, лишь презрительно расковыряла свою порцию, понюхала и тут же демонстративно отодвинула блюдо от себя подальше. Но этим демаршем она не удовольствовалась. Булькающее в ней раздражение требовало выхода.

И она злобно сказала, обращаясь к Альбине:

– И совершенно ни к чему на пустом месте выпячивать свою эрудированность. Подумаешь, «Пенаты» какие-то! Мы с дочкой тоже много куда ездили. Были и на Кипре, и в Турции, и в Египте, повидали много всяких диковин у людей, которые не чета вашему захудалому писателишке, но я совершенно не собираюсь бравировать своими знаниями.

– Браво, Лилия! Тебе и в самом деле лучше не бравировать своими знаниями, раз ты не знаешь, что Илья Репин был живописцем, а вовсе не писателем.

Эту ядовитую реплику неожиданно изрек сидящий рядом с Любовью Яковлевной отец Жени.

Мать Астры тут же отреагировала и злобно уставилась на него:

– А твоего мнения, Альфонс, никто и не спрашивает!

– Меня зовут Альфонсо! Никакой я не Альфонс! И тебе, Лилия, это должно быть известно лучше, чем кому-то еще. Или твоя куцая память не в состоянии удержать даже чье-то имя? Тогда неудивительно, что ты перепутала художника с писателем.

– Зато моя память позволяет мне помнить кое-что другое о человеке, которому никогда не стать не только живописцем или писателем, но и вообще хоть кем-нибудь, потому как он от природы полное чмо!

Любовь Яковлевна окончательно растерялась. Оказывается, это мать Астры зовут Лилия. Вот о ком говорил отец Жени, утверждая, что ей хотелось бы похозяйничать в усадьбе Щербакова в полную волю. Лилия – это мать Астры.

– Припоминаю, что у Астры есть еще бабушка по имени Роза Эрнестовна, – пробормотала Любовь Яковлевна, обращаясь к самой себе. – Роза, Лилия и Астра. В мужья таким дамам сгодятся разве что Георгин, Гиацинт и Гладиолус. А вот отца Жени зовут Альфонсо. Тоже еще то имечко.

Но главным выводом, который сделала Любовь Яковлевна, было то, что эти двое с редкими именами, судя по их язвительным репликам, были и раньше хорошо знакомы друг с другом. И не просто хорошо знакомы, но даже близки, а потом поцапались, и теперь невыясненные отношения и, возможно, взаимные обиды не дают им спокойно общаться даже на нейтральные темы. Что это все могло означать, учительница не знала. Сама она до сих пор не имела счастья общаться с отцом Жени, хотя вот уже пятый год преподавала в классе английский, а в этом году даже приняла классное руководство.

Благодаря перепалке родителей двух учеников обед прошел в несколько напряженной атмосфере. Напрасно Верочка пыталась ее смягчить, щебеча о том, что совместные трудности объединяют и сплачивают. Светлана также старалась изменить атмосферу на более дружелюбную, она была сама предупредительность. Заметив, что Альбине все еще нездоровится, она предложила ей прилечь.

Услышав это, Лилия моментально вызверилась:

– Что я слышу? Почему это ей можно разлечься в этом доме, а мне нет?

– Разве вы больны? По вам так не скажешь.

– А мои нервы? Они не в счет? Я же вся напряжена до предела! Так и вибрирую!

– Хорошо, если вам нездоровится, то и для вас найдется подходящая комната, – сказала Светлана, наверное, рассудив, что для нее же будет спокойнее на время изолировать скандальную даму от остальных гостей.

Она увела Лилию с Альбиной за собой. И вскоре вновь раздался крик Лилии, которая почему-то вообразила, что ее все же поселят в апартаментах бывшей хозяйки усадьбы. Узнав, что ей предлагают другую комнату, женщина устроила новый скандал. Любовь Яковлевна украдкой взглянула на Астру: как она реагирует на выходки своей мамочки? Но девочка словно ничего не слышала. Она спокойно копалась в своем смартфоне, изредка поглядывая на других детей.

– Похоже, такие истерические припадки у Лилии случаются настолько часто, что стали для дочери чем-то само собой разумеющимся, – сказал Альфонсо.

– Вроде как для Ксюши постоянные обмороки ее мамы, – кивнула в ответ Любовь Яковлевна. – Они тоже стали для девочки частью ее обыденной жизни.

– Сколько семей, столько историй.

Это произнесла уже Верочка, присевшая рядом. И Альфонсо тут же встал и отошел в сторону. Любовь Яковлевна могла лишь подивиться про себя его тактичности. А вот Верочка, кажется, отнюдь не была восхищена чувством такта Альфонсо.

– Куда же вы? – произнесла она с улыбкой. – Не уходите. Я не кусаюсь.

Но Альфонсо притворился, будто не слышит.

Верочке не оставалось ничего другого, как заговорить вновь.

– Ни одна семейная сага не повторяет другую. Когда люди начинают раскрывать передо мной свой семейный архив, то остается лишь диву даваться, какие удивительные истории случаются в жизни самых простых людей. Ни одна книга, придуманная автором нарочно, не способна сравниться с реальными жизненными историями.

– Согласна с тобой целиком и полностью, – вполголоса произнесла Любовь Яковлевна. – Но все-таки, Верочка, как же наша с тобой затея? Полдня уже прошло, а мы ни на шаг не приблизились к нашей цели. Посмотри на мой класс. Они как изначально разбились на четыре компании, так и сидят.

Одна компания собралась вокруг Полины. Вторая возле Жени. Третья – самая многочисленная – образовалась у Шурочки. И наконец, были трое детей, которые сели отдельно: Астра, Ксюша и еще одна девочка – новенькая, которая из-за своей стеснительности еще не завела в классе друзей.

Единственное, что хоть немного порадовало и вдохновило Любовь Яковлевну, это то, что Шурочке все-таки удалось добиться некоторой справедливости в дележе пончиков. Конечно, те пончики, что сразу же отправились в желудки обжор, она вернуть не сумела. Но все же староста изъяла у жадин по одному-два пончика, которыми и оделила неимущих. Себе девочка при всей своей любви к сладкому оставила всего один пончик. И еще половинкой с ней поделился Женя. Но его половинка так и осталась нетронутой. И Любовь Яковлевна понимала, почему. Топор войны между этими двумя еще не был зарыт.

– Даже общая трапеза их не сблизила!

Хотя с какой стати обед в усадьбе Щербакова произвел бы больший целительный эффект, чем обед в школьной столовой? Там дети тоже по возможности рассаживались компаниями. И на уроках все четыре компании занимали разные части класса. Но сегодня все должно было измениться. Верочка пообещала, что у нее есть чудодейственное средство, новомодный тренинг, призванный сплотить даже самые разобщенные коллективы. Любовь Яковлевна очень надеялась, что он сработает.

Глава 4

После обеда детям хватило самого короткого отдыха, чтобы восстановить свои силы, и они снова были готовы играть. В отличие от них Любовь Яковлевна не отказалась бы вздремнуть пару часиков в тишине и покое. На нее внезапно навалилась такая сонливость, что она не без зависти вспоминала про Альбину и Лилию, которым выделили по кровати. Счастливицы! Могут отдыхать в свое удовольствие…

«Неужели во всей огромной усадьбе господина Щербакова не найдется еще какой-нибудь кушеточки, лежаночки, тахты или диванчика для меня?» – думала она.

На худой конец, учительница была готова прикорнуть даже на канапе, хотя не очень ясно себе представляла, что оно из себя представляет. И Любовь Яковлевна, не дождавшись Светланы, самостоятельно отправилась на розыски такого укромного уголка с подходящей кроваткой.

Долго искать ей не пришлось. Она зашла в одну из комнат, которую они уже посещали во время утренней экскурсии. Комната была очередным царством анимешек. Весь дом был этим царством, но в этой комнате находился самый его сгусток, его сердце, его мозг. В этой комнате плотность героев аниме на один квадратный сантиметр буквально зашкаливала.

Но учительницу больше не трогали все эти покемоны в банданах и испускающие глазами лучи юноши, похожие на девушек. Где-то тут, среди залежей игрушечных монстров, она видела одну очень классную штуку, к которой сейчас и пробиралась. Она помнила, что она должна быть где-то здесь. Оставалось лишь найти ее. Комната была велика, наверное, когда-то хозяева планировали устраивать тут приемы, но затем отдали ее своему сыну и его хобби.

– Да где же он?

И в эту же минуту Любовь Яковлевна увидела цель своих поисков. Это был гамак! Самый лучший, самый уютный, самый замечательный гамак в мире. И плевать, что по нему скакали и носились, сверкая лазерными мечами и копьями, юные развратницы с точеными голыми ножками и фигурками хрустальных рюмочек, главное, что в него можно было забраться, славно свернуться и немножечко подремать.

– Вот так, – пробормотала учительница, оказавшись в гамаке. – Как же хорошо!

Она вытянула ноги и блаженно застонала. Потом повернулась с одного бока на другой. Прекрасно!

Гамак представлял из себя довольно плотную ткань, в которую можно было завернуться, словно в одеяло. И тогда тебя совсем не было видно, а ты оказывался как бы в коконе. В чудесном мягком и теплом коконе, который едва заметно покачивался, убаюкивая и погружая в сон. Любовь Яковлевна отдавала себе отчет в том, что спать она не должна, ведь у нее там дети носятся по дому сломя голову. И Верочка, задумавшая какой-то психологический эксперимент, сути которого так никому и не рассказала. Но учительницу так тянуло в сон!

– Пять минуточек, – пробормотала Любовь Яковлевна, погружаясь в блаженную сладкую истому. – Пять маленьких минуточек.

Она прекрасно сознавала, что пятью минуточками тут не отделаешься, минимум полчасика, но ничего не могла с собой поделать. В конце концов, с детьми их родители. По крайней мере, отец Жени точно с ними. И Верочка. И Светлана. Уж на Светлану точно можно положиться. Она свое дело знает!