Дом хлеба

Люся Моренцова

Дом хлеба

Л. обожала декабрь, ещё бы, ведь это самый веселый месяц в году! Нескончаемый поток мероприятий, новые лица, театральные премьеры. Деловые встречи еще всерьез, но конструктива уже никакого, а значит, нет ничего срочного, безотлагательного – обстоятельств, обязывающих к сосредоточенности и трезвости, разве что Рождественский Пост…

– За декабрь, – подняла фужер шампанского Л. – и за победу!

Дело было на футболе в ложе Газпрома на стадионе «Зенит арена». Не подумайте, что Л. заядлая болельщица. Она ничего не смыслит в спорте, но приятная публика, море мужского внимания и любимая подружка сделали этот вечер прекрасным. Два фужера вина, 4 фотографии в Инстаграмм с шарфиком «Зенит – Спартак»; тот, чьего звонка она так ждала последние дни, позвонил дважды; по восторженным взглядам мужчин она обнаружила, что неотразима в новом коротком пальто, скроенном вплотную по фигуре – все это делало ее счастливой. Да-да, порой мир женщин не так уж и замысловат, как им самим хотелось бы думать. У Л. было все. И еще у нее был духовник. Первые дни Поста промчались в кураже, но на душе было спокойно, и наша героиня уже спешила в храм субботним вечером, радуясь предстоящей службе и возможности увидеть отца Иоанна, надеясь задать ему заветный вопрос про того самого, который не звонил…

В маленьком храме на Цветочной все было, как всегда. При входе две женщины стоят за милостынькой:

– С Прздничком, Л!

– С Праздником и вас, девочки!

«У нас все друг друга знают по именам, не зависимо от рангов и полагающихся почестей. Семья…»– ласково подумала Л.

Роспись по стенам начинается практически от входа и развивается вверх вдоль лестницы, ведущей на 2 и 3 этажи. Введение во храм Пресвятой Богородицы приводит к двери в трапезную, над ней Спаситель, благословляющий хлебы. А стена, сопровождающая подъем на следующий этаж смотрит Преподобным Сергием Радонежским, молящимся ко святой Троице. Тут у нас свой Гефсиманский сад. На ступенечках этой лесенки кто только не спал во время ночной Пасхальной службы – и народные артисты, и великие спортсмены, и литераторы, а дети с мамочками этим делом и за обычной Литургией не брезгуют. На следующем пролете можно часто увидеть кого-нибудь, стоящего упершись лбом в стену. Вы не подумайте чего-нибудь – там Валаамская, молится человек. В душном воздухе стоит людской гул, как на вокзале, и может показаться, что где-то впереди должно раскрываться более сокровенное пространство для молитвы, но храм маленький, и гул здесь всегда. Только когда батюшка говорит проповедь перед субботней службой, все стихают и стараются сердцем услышать каждое слово. Л. пробралась к солее – на свое привычное место. После общей исповеди батюшка пройдет здесь и, если повезет, накроет ее епитрахилью и сам разрешит от всех грехов. Каждую Всенощную она надеялась, что так и будет и про себя называла это место у солеи «Силоамской купелью». Так и случилось. Батюшка после общей исповеди накрыл Л. епитрахилью и тихонько слазал:

– Весь Пост на хлебе и воде. Иисусову молитву творить непрестанно.

Вот те раз! Наш самый добрый батюшка в мире, легко разрешающий послабления и в Великом Посту даже без особых к тому показаний, только что парой тихих слов перечеркнул все предпраздничные тусовки декабря, столь любимые Л. Стоит заметить, что отчасти эти мероприятия были ее работой – часто за столом легче решались вопросы, ради которых не удавалось пробиться на официальный прием в течение года. В голове закружились мысли о несправедливости и нецелесообразности такого благословения: «ведь даже монахи в Александро-Невской Лавре вкушают рыбу Великим Постом»; «всем, с кем я должна встретиться в эти дни, придется что-то объяснять, чтоб не обидеть»; «так и скажу: отец Иоанн благословил, но каждый, кто в церковной теме подумает, что я натворила нечто такое страшное, что даже наш добрый батюшка наложил на меня епитимью»; «и вообще я терпеть не могу хлеб – от него толстеют»; «но самое ужасное – это Боречка!». Боречка – это тот самый, который то звонил, то не звонил, и занимал своей персоной и своими смсками весь внутренний мир нашей героини. Одна только мысль о встрече с Боречкой могла ввергнуть ее в состояние мечтательности до вечера, а когда свидание происходило, Л. целиком и полностью принадлежала Боречке, растворяясь в его глазах, словах и прикосновениях. И несмотря на то, что между ними того самого не было, ибо Боречка был человек с понятиями и даже весьма религиозный, к тому же Рождественский Пост, эти самые его прикосновения сводили ее с ума. В ближайшее воскресенье в ресторане Боречка стал первым человеком, с которым Л. пришлось объясняться по поводу своего воздержания. И она получила всё, что предполагала: и недоумение, и явную обоюдную неловкость от того, что мужчина заказал еду только себе, а ей – лишь хлеб, и вопрос: «Что ж ты такое накосячила?!» и даже сочувствующий взгляд официантки. Своему драгоценному спутнику Л. объяснила всё, как есть, но за его сдержанностью угадала недоверие к своим словам и явную раздраженность неловким моментом в ресторане. Уже этим вечером, оставшись дома одна, Л. рыдала в подушку, понимая, что Боря, скорее всего, больше её никуда не пригласит, по крайне мере до конца Поста. До Рождества оставалось ещё 35 дней. И эти 35 дней нужно было как-то прожить, сохранив отношения. Так часто бывает в жизни – когда нам очень нравится человек, мы теряем уверенность, становимся зависимы и очень уязвимы до того момента, пока не убедимся во взаимности нашего избранника. Л. рыдала от того, что очень любила Боречку и ни в чём не была уверена. Но Бога она любила больше.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.