Перевернутое сознание

Я представлял, что меня ожидает впереди, но ничего не мог увидеть. Не мог представить. Я смотрел на мутно-синеватое небо, заходящее багровое солнце, которое каким-то чудесным образом успокаивало, продолжал дописывать последние строчки – еще более опустошенный, выпотрошенный, подобно жертве маньяка-потрошителя, пытающийся как никогда задавить в себе чувство брошенности, никчемности, а самое главное… злобы. На кого? До скорее на самого себя.

«Если хочешь винить кого-нибудь, то начни с себя» – всплыли в моем мозгу слова любимой бабули, спящей смертным сном.

Потом я не мог больше писать. Сердце больно сдаваливало. В горле стоял комок, а по щекам текли теплые солоноватые слезы. Перед глазами заплясали строчки. Я не мог больше писать.

Голова кружилась, я уже хорошо накирялся. Все, что я был в силах сделать – это накиряться пополной и вырубиться. Травка здесь вроде ничего. Мягкая зеленая трава, подобная той, на которой лежали Тимон, толстячок Пумба и Симба, хорошо наевшись сытных жучков и рассуждая о прекрасном звездном небе, созданном Господом Богом.

16 июня

Воскресенье. Пооклемался от побивки этих двух омразин (ты знаешь, о ком я, не делай такой задумчивый фейс). Я потом долго не мог пошевелиться так, чтобы все тело не пронизывала безумная колючая боль. Сломали мне ребра, как в тот раз, когда эти говнюки меня так же поколотили. Так же сломали мне ребрышки. Долго пришлось ходить с эластичной повязкой, которую наложил один гнида, который так же носит белый халат, как док Психоз, и латает нас, психов и чокнутых, когда ему до нас есть дело (хотя дела нет никогда, ха и пошли вы!). Когда же это было? А да, вспомнил. 13 мая. Ни о чем не говорит? Ты не веришь в меня, я знаю. Но стоит, потому что осталось совсем немного. 13 мая, ха! Некоторые бы стали высматривать в этом числе таинственный смысл, но никакого смысла на фиг нет! Это все равно утверждать, что в слове «говно» есть скрытый, таинственный смысл – хрена с два! Просто 13 мая кое-что произошло. Ты думаешь одно, но на самом деле… другое. Вспомни. Ты знаешь как.

13 МАЯ

В основном денек прошел спокойно. Большую часть времени проспал.

Потом заходили и унесли мой «предмет для нужд», в котором я оставил коричневого червячка и из-за чего в комнатушке стоял суперзапах. Наверно, из-за этого я дрых большую часть, Версов, а? Как думаешь? Надышавшись говном, заснул крепким сладким сном?

Не забудь: 13 мая.

18 июня

Я проснулся ранним утром от холода. На улице было прохладно. Я проспал все это время на земле. Вероятно, засунул на качеле, а потом просто рухнул. Часов у меня не было, но судя по всем признакам, сейчас было около шести (может, 5:35). День только зачинался (как написали бы в какой-нибудь старой книжонке). Облака были бледно-белыми, через них проходили лучи света, а вдалеке на небе, которым я так хорошо вчера полюбовался, была блекло-красная полоса, точно перед закатом – довольно-таки красиво.

Башка гудела. Желудок сводило, и был позыв блевануть. А что еще ожидать после всего этого? А еще подумал о мягком, прохладном одеяле (когда я о нем думал и как им укрываюсь, то мысленно передо мной возникло деревеснкое поле ранним утром, которое покрыто росой) и как было бы круто им укрыться, чтобы унять дрожь в теле.

Я поднял рюкзак, так и стоявший в позе-полупьяного мачо, прислоненного к железной трубе каркаса качели, на которой закемарил и с которой грохнулся.

Пока плелся, мысленно унесся в деревню. Эта размеренная, нешпяшащая, особая жизнь привлекала меня. Может, потому что там жила бабушка, которую я очень любил и которая была моим… моим другом?

Мне надо туда съездить. Возможно, это придаст мне сил еще пожить некоторое время, а потом ОНИ добьются своего. Я был намерен претворить их тлетворное влияние в жизнь. Существовать мне надоело. Я плыву в тумане страха, одиночества и грусти. Я поганый говнюк, я знаю. И если почитать мой дневник (самое начало, где начинается про Александра, покончившего с собой), то я писал большую часть всякую гадость, какую думал, делал или намеревался претворить в жизнь – поэтому я засраниц. И что самое смешное ото всех этих гадостей и пакостей я получал удовольствие. Конечно, все мои пакости почти никогда не касались бесзащитных людей и не причиняли кому-нибудь серьезный вред по сравнению с теми беспридельщиками, которые шляются по улицам Альпвилля в настоящее время и которые могут изувечить лишь из-за того, что у тебя не оказалось сигареты. Жизнь и так говно, а с такими подонками повсюду хочется лишь забиться, как говеная крыса, в домик и не выходить, а лучше просто не видеть этого никогда. Все, что этим бесам хочется, так это кого-нибудь избить, ширнуться, потрахаться – и все. СУЩЕСТВОВАНИЕ, ИСПОЛНЕННОЕ ВЕЛИКОГО СМЫСЛА! На жизнь животных и то приятнее посмотреть. Я не говорю, что мое существование, которое я стараюсь описать на этих говеных клочках бумаги, лучше животного, но хотя бы получше чем то, которое ведут Зависало, Рик и прочие козлы. Не намного лучше, но все же. ХА!

Куда попадешь, если идешь по пути, который ведет никуда?

Что можно получить от того, что ничего не содержит?

Какой смысл в бессмыслице?

19 июня

Нашел скомканный клочок бумаги, лежавший поверх вчерашенго листка, на котором осталось немного места пописать. Это был Вансинн. Я уверен, а уже надеялся, что он оставил меня. Он все описывал, что с ним произошло за день – такой же дневник, точно он вел его параллельно со мной. Он упоминал 13 мая. Я не помнил, что произошло тогда. Когда я нашел на дне рюкзака уже довольно загрязнившийся и местами порванный хороший дневник и открыл его. Найти запись об этом дне было трудновато, потому что он было помечено 14 маем. Я писал этим днем о вчерашнем. О том, когда на нас налетили эти ублюдки, ДЕТКИ НОЧИ, и избили из-за голимого сотовика, но хоят на самом деле ведь не в этом была причина, просто несколько обкурышам захотелось почувствовать запах кровушки и помордовать кого-нибудь, а тут мы как не кстате попались под руку.

Я это точно помнил. А потом я ходил с этой повязкой, которую наложил доктор, которого Рик так хорошенько обработал по-нашему. Вансинн пишет, что его избили и что он ходил с такой же повязкой, после того как его избили две омразины (неужели он говорит о Громиле и Пикаче? Этого быть не может). Как он пишет, это произошло 13 мая, меня избили то же 13 мая. И что с того? К чему он ведет? Неужто он хочет сказать, что…? Нет, быть не может. Да и вообще откуда появилась эта страница? Черт! Я не знаю! Это ОНИ подложили мне. Я знаю, они могут. Вансинна нет, но ОНИ хотят заставить меня, что он есть. Все это странно. Все, что я о нем знаю, так это из клочков бумажек (некого подобия дневника), который он точно помогает мне вести.

Жутко разболелась после этого башка. Боль шла изнутри и распространилась по всей черепушке, подобно маленьким паутинкам, которые потом разрастаются, сплетаются между собой и образуют плотный ком.

Мне показалось, что за мной следят, когда шел по тихой улочке (я не запомнил название, потому что был в разбитом состоянии и с трудом соброжал). По телу пробежал холодок, мне стало жутко холодно. Это чувство холода я бы сравнил (если бы некто попросил меня описать) с тем холодом, который чувствуешь, находясь на улице в дождливую погоду и видя в домах огни квартир, где сухо, уютно и тепло; это чувство холода можно сравнить с тем чувством, когда глядишь на календарь, видишь последние числа августа, и внутри у тебя что-то падает, становится немного страшновато, потому что понимаешь тот мир, который был летом, та обстановка – они закончены и настоет иной мир, мир рутины, тоски и однообразия, от которого не скрыться полностью (такое чувствоу меня бывало, когда я любил учиться, это было в классе пятом, когда была жива моя бабуля). А после этого чувства холода наступил момент, когда в моей башке точно проснулся кто-то и заорал мне: «Беги! Беги! Беги! БЕГИ-И-И!!!». Я побежал. И бежал, пока хватало сил. Пронесся по дороге вдоль шестьдесят третьей школы (это точно помню) и несся до самого торгового универмага, где было больше людей и где ни ОНИ, ни их приспешники не могли заграбастать меня и сожрать.

Я так устал от этого напряжения, постоянной опаски, я вымотался. Я помню, как я писал, что у них есть часы, когда они спокойны, и часы, когда на улице лучше не ошиваться (с четырех до половины восьмого) – это все хрень белобрысая! Фрэссеры могут сделать выпад в любой момент, ОНИ мутируют, становятся сильнее, приспосабливаются, точно гребаный вирус гриппа.

Остаток дня провел в неком ступоре. Заходил на квартиру к ДУБЛИКАТАМ родителей около четырех. Папочки не оказалось, зато была мать. Не хочу описывать то, что видел. Это разврат и, по мне (с «моими высокими чистыми нормами морали!»), такой вид не позволителен женщине, разве что шлюхе. Ну так ведь это ДУБЛИКАТ, черт тя дери! ДУБЛИКАТУ нравится втаптывать человека, которого я любил в грязь, он захватывает власть над телом, точно паразит, а потом захватывает власть над телом, самое главное мозгом, а дальше становится самим собой, собстывенной, новой личностью, а тот человек умирает. В квартире был чрезвычайный срач, вонь и затхлость. Я взял из распахнутой хлебницы остаток черно хлеба и сжевал. В желудке стало приятно. Я покупал себе пакетик чипсов, но ведь эту срань, сготовленную каким-нибудь идиотом, не сравнишь с хлебом! Чайник был почти пуст и в нем, когда я заглянул, плавала муха (я бы отнес ее к разряду помоешников – вроде тех, за которыми я любил налюдать на скучных уроках). Я выплеснул воду в унитаз, на стенках которого изрядно поналипла дерьма, а потом вскипятил немного воды.

Когда я пил чай, прожевывая кусочек колбасы (нашел его в холодильнике за кастрюлей, точно кто-то его заныкал на черный день), то ощущал некую злость. Мне хотелось ворваться в спальню и задушить пьяный ДУБЛИКАТ. Потом покончить и с собой! Но стоп! Ведь ОНИ этого и хотят!

Я выходил из квартиры с грязноватым рюкзаком за плечами, чуть покачиваясь. Мне нужно было поспать. Я решил наведать к Серому. Я что-то давненько не слышал о нем ничего. Он тоже их марионетка, мне нужно быть поэтому очень осторожным. Я чувствую, что что-то навигается. Некая развязка. Кровавый энд, черт тебя возьми, который выпрыгнет, подобно злобному чертику из табакерки с огромными клыками, точно бритва, и проглотит тебя, перед этим превратив тебя с помощью своих зубьев-бритв в кровавую кашу.

Не знаю почему, но я передумал и не пошел к Серому: что-то подсказывало мне, что не следует мне к нему идти. Я пошел к Лому. Он был дома.

«Привет, как дела?» – выдавил я. Говорил через силу. Все, что мне хотелось, так это соснуть немножко – так, чтобы меня не тормошили, чтобы я побыл в тиши сна.

«Нормально. Что не скажешь про тебя. – Лом был в черной майке навыпуск и сером трико. – Заваливайся».

Я был безумно благодарен ему за это приглашение. Снял обувь и прошел на кухню. Я увидел там у стола стул, на который мне обязательно нужно было опуститься. Внутри у меня все то сжималось, то расжималось. К Лому я чувствовал такую благодарность за то, что он меня впустил, словно он мне чуть ли не жизнь спас. Странно довольно-таки.

«Ну и что стряслось?»

«Да я и не знаю. Трудно ответить. Я домой не могу идти». – Я опустил голову и вздохнул (ощутил свое теплое дыхание на шее). Лому я мог сказать, будучи уверенным, что он не начнет трепать, у него сохранились хоть простые человеческие принципы.

«Давно это?».

«Давно. Я просто не говорил особо. Предок, хотя он уже и предок, а кое-что страшнее», – я ухмыльнулся, а потом ни с того ни с сего у меня вырвался смешок.

«Что ты имеешь ввиду?» – Лом сидел напротив меня и теперь его взгляд был направлен прямо на меня. Мне с трудом давалось сдерживаться и сохранять спокойствие. Меня подмывало заорать и бежать, каазлось, что по всему телу водили иглами одновременно – не так, чтобы поранить, а лишь вызвать неприятное чувство жжения и жуткого дискомфорта.

«Мы с ним подрались… по-настоящему. – Я пропустил его вопрос мимо ушей. – Он бы убил меня. Я воткнул ему в ногу нож… и мне удалось закрыться у себя в комнате. Потом он заявил, что если я не свалю, то он точно меня убьет. И я знаю точно, он бы притворил бы это в жизнь. Я до этого-то жил, соблюдая все меры предосторожности, чтобы он и ОНИ не попали, а тут он мне такое сказал».

«Дим, кто ОНИ?».

«Не столь важно. Я, верно, оговорился. И знаешь, что самое смешное, в тот момент я хотел его убить. Но теперь…– я сглотнул, – все прошло. Я к нему ничего не чувствую, словно он уже мертв, этот ДУБЛИКАТ».

«Дубликат?»

«Да. Но ведь он не мертв. И иногда даже приходит мысль о том, чтобы он меня убил. – Лом смотрел на меня с пониманием, пусть он и молчал, но я знал, что он понимает, он слушает, он не считает сраных мух, образно говоря. У него был взгляд, как в тот раз, когда он мне сказал те слова («Сегодня ты был по ту сторону этого кривого зеркала»). – Ты чувствовал себя когда-нибудь в полной жопе, Лом. Ты думал о смерти?»

Он, ничего не сказав, лишь мотнул головой из стороны в сторону типа: Нет. Это был Лом, который вращался с братиком Ильи Мерпина, занимался иногда кражами и еще другими темными делишками, видя жестокость, бессмысленность и безысходность, и он не задумывался. Он ведь не глуп, довольно не глуп. Мне было трудно это понять.

«Если хочешь, можешь пожить у меня немного. Родител      ей не будет какое-то время».

«Спасибо. Этой займет немного времени. Мне нужно совсем чуть-чуть. – Наверно у меня эти слрва получились как-то трагически, если Лом на меня так взглянул. Мне было по фигу. – У именя был поганый сон. Можно мне где-нибудь прикорнуть?».

«Конечно. Иди. Я принесу покрывало».

Я проплелся в его комнату. Я был точно космонавт, передвигающийся по поверхноси Луны. Глаза слипались.

«Держи» – Лом протянул мне серое одеяло, которое сбоку было порвано, но это ничуть не портило его, а придавало даже какое-то очарование, подобно какой-нибудь вашей вещи с трещиной, пятном или еще чем-нибюудь, уже давно прилежно служащим вам, как старый верный слуга.

«Спасибо. Презираешь меня?»

«Что?» – Лоб Лома исказили морщины, а глаза сузились.

«Если ты против того, чтобы я был здесь, я пойму».

«Заканчивай хрень пороть. Думаешь, что все враги, и никто не способен оказать помощь? Не могут все прогнить до корня». – Сказал он напоследок и вышел, прикрыв дверь, которая со щелчком закрылась.

Комната погрузилась в тишину. Я вздохнул полной грудью. Ощутил спокойствие. Потом вдруг увидел уродскую рожу на потолке, с которой свисал обгоревший кусок кожи. Два глаза были направлены на меня. Я зажмурил глаза, сердце бешено забилось.

ИХ новая попытка. Очередной ход. Этого нет. Нет. Представь, что ты с бабулей, любимой бабулей. Вы идете в огород, чтобы нарвать лука к салату, а также мяты к вечернему чаю. На улице прохладно. Сейчас будет крутой ужин: варяная картошка, салат, селедочка, душистый чай и пирог, изготовленный бабулей, а после этого, ощущая доволство, спокойствие и мир, можно посмотреть какой-нибудь фильм по НТВ или ТВЦ.

…УХОДИ-И-ТЕ!

Когда открыл глаза, то на потолку ничего не оказалось. Потом мне удалось уснуть. Сквозь сон я различил звуки дождя. Мне захотелось подняться, но я уже был большей частью в паутине сна, – поэтому не смог подняться и поглядеть на дождь.

Мне приснилось, что я был привязан к койке, к голове было прикреплено множесто разных липучек с проводами, и мне пронизывала жуткая боль с перерывами в секунд двадцать, чтобы я мог чуточку придти в себя. За это время какая-то тетка, которая воняла потом и страушечьим запахом, поправляла что-то у меня во рту (что-то вроде плоской палочки) и скрывалась снова.

После пробуждения я какое-то время молча лежал. Спать мне не хотелось, но мне доставляло удовольствие просто лежать, смотреть на потолок, где совсем недавно я видел уродскую рожу, и размышлять. Я размышлял о моем существовании, старался найти выход из этого, но не мог, и в этот момент казалось, что все расставлено по полочкам, я могу разрешить это. Я подумал о бабуле. Ощущение у меня было сродни тому, которое я испытывал после того, как пробившись над задачкой по математике или примером (когда-то я их все-таки решал!), все-таки решал ее. Или же то чувство спокойствия и удовлетворения, которое я чувствовал, можно частично сравнить (по крайней мере, я так полагаю) с тем моментом наслаждения, который испытываешь, пробуждаясь и видя на другой половине девушку, которая мирно спит, с которой ты женат, и которая тебя любит. По подушке разметаются ее пушистые волосы, по которым аккуратно проводишь кончиками пальцев, дотрагиваешься до ее шелковистого теплого плеча, и осознаешь, что это не иллюзия, понимаешь, что она твоя, она не сбежит с первыми лучами солнца, и она та, которая разделяет с тобой как тяжелые чувства, наполненные слезами, так и чувства радости. Когда я переспал с Анькой Харповой, с которой встречался до Нэт, то я почувствовал нечто подобное. Это как мастурбация – кажется так привлекательно, но потом чувствуешь себя дерьмом говеным. А с Харпиной было то же. Я уже писал об этих чувствах. В общем, когда все было завершено, я чувствовал зло на нее, она представлялось мне вонючей ведьмой с бородавкой на верхней губе, которая и навлекла на меня все эти черные давящие чувства. Вывод из этого всег следующий: когда идешь против правил, делаешь не так, как правильно, то, как бы не затаптывал совесть (она у всех разная: у кого тормозная, а у кого просыпается сразу же), но почувствуешь запах содеянного, т.е. дымящегося говна. Поэтому уж лучше довольствоваться тем, что есть, и не переступать черты, и как бы привлекательно зло не казалось, не следует давать ему схватить тебя за яйца и водить на поводке, говоря, что делать, точно роботу.

Мои мирные размышления нарушил Лом. Я на него не был зол. Ведь в конце концов не стоит плутать в мечтах слишком много, не так ли?

«Ну как ты, парень? Пришел в себя после доброго старого сна?» – Лом улыбнулся, а затем подмигнул.

Я улыбнулся в ответ, а потом ответил:

«Кажется».

«Ладно. Давай поднимай свой жирный зад. Поедим да посмотрим фильмаки. У меня есть немного».

«И про что? Надеюсь никакая-нибудь мокруха из Интернета?»

«Не-а. Это оставим для Зависалы и Илюши Нойгирова». – Мы дружно хохотнули, потому что при упоминании имени этого говнюка у нас у обоих перед глазами всплыл он с привязанными к дереву руками и голой жопой.

«А что же тогда?»

«Ужастики, как тебе?»

«Сойдет. После хорошего сна, еды и чашки крепкого сладкого кофейку – это самое то».

Лом предоставил мне право выбора. Дал мне несколько видеокассет. На одной я прочитал:

1) Пожиратель мозгов 1:25 (ужасы)

2) Плавленое тело (ужасы)

А на другой (надпись была сделана фломастером во всю длину наклеенной полоски): УЖАС АМИТИВИЛЛЯ (суперужасы).

Другую кассету я смотреть не стал, чтобы в итоге (если вдруг окажется, что на ней какие-нибудь названия фильма привлечет меня, не выбирать между ним и этим).

«Давай вот эту – я протянул кассету. – Думаю стоящее».

«Врубай. Она мне тоже чем-то приглянулась. А те остальные, наверняка, дерьмо полное, если не считать привлекающих внимание и воображение названий. Я мигом еду принесу».

«Так все уж готово?» – спросил я с удивлением.

«А ты думал, пока ты спал, я в покер резался?» – Я улыбнулся, вытаскивая кассету (УЖАС АМИТИВИЛЛЯ) из коробки.

«Ногу убери» – Велел мне Лом, пододвигая стул, на котором дымились макароны с колбасой, тушеной морковкой и подливкой. Разумеется, я не ел нормально уже значительное время, и у меня потекли слюнки.

«У меня язык к небу прирос. Комплимент понимаешь?»

«А то!». – Ответил Лом, удаляясь из комнаты.

Вернувшись, он принес другой стул со своей тарелкой, на которой также еще был кусок черного хлеба (Суворовского) и белого, а также две чашки кофе, от которых исходил душистый аромат.

«Тебе какого хлеба?»

«Черного».

«Держи. Если бы ты сказал белого, я бы велел тебе заткнуться». – Мы с Ломом рассмеялись.

Фильм был нормальный, даже можно сказать классный: если ты становишься частью происходящего, как бы еще одним персонажем, переживая все это точно в действительности, то это значит, режиссер достиг своей цели, сценарист написал хороший сценарий, и вся остальная киношная группа, включая актеров, поработала на славу. В общем сюжет фильма заключался в следующем: семья переезжает в дом, где раньше были совершенны убийства; они, естественно, не придают этому должного значения. Но потом в доме начинают происходить странные вещи. Мужу слышатся голоса, подстрекающие его замочить всех; девочка разговаривает с какой-то девчонкой, которую никто не видит, кроме нее. А потом когда обстановка нарастала, а муж все больше входил в состояние психопатии, его жена сеъздила в библиотеку и узнала из архивов, что раньше здесь один священник измывался над индейцами, а потом сам себе глотку перерезал. В итоге с трудом семье удалось вырваться из этого населенного демонами дома и спасти также мужа, который даже сам в конце велел жене и ее детям спасаться не то он их убьет. Но они его оглушили, уложили в лодку, и все уплыли. Потом муж пришел в себя и был нормален (действие дома на него закончилось). В конце показывают девчонку мертвую, которую раньше застрелил парень из семьи, которая жила здесь прежде, и который и застрелил ее. Она громко вопит.

«Что скажешь?» – Задал я вопрос.

«Один раз можно посмотреть, но этот раз стоит того. Еще кофе?»

«А-га-а!» – Я зевнул.

Лом вернулся минуты через две, пока я все это время размышлял о фильме, он произвел на меня впечатление, и где глубоко внутри было желание продолжать смотреть его, чтобы не было конца, или перекрутить бы его назад, стереть себе память и поглядеть вновь.

«Лом, а ты сам веришь вот во все эти…– я чуть замялся, – странности, ужасы… демонов? Или ты думаешь это просто дерьмо собачье, глупый вымысел?».

«Почему? Нет, – он сделал хороший глоток кофе, так что и я не удержался, – ведь на каждый вымысел должен быть действительный факт, откуда он и произошел, а также его производные с некоторыми преобразованиями».

Я ничего не сказал, лишь кивнул головой, показывая, что согласен с ним.

«А как думаешь, человек может воочию видеть таких вот уродов, как были показаны в фильме?»

«Да, полагаю. Демоны способны на все. Мне кажется, подверженные их влиянию люди видят все эти ужасы или нечто подобное. Или же люди, которые это видят просто-напросто психи, сошедшие с ума, понимаешь?». – Лом сделал очередной глоток кофе, глядя мне в глаза, в которых читалась лишь пустота, я точно улетел в далекую страну.

«Да. Понимаю». – Произнесли мои губы, но мозг при этом продолжал быть где-то далеко.

«Я иду на боковую. А ты как?»

«Думаю, еще посижу».

«Захочешь чего-нибудь, не стесняйся, бери. – Лом почти вышел из комнаты, когда вернулся вновь, – Ты, чай, слышал про Рика?».

«Нет, а что?»

«Он нарвался на одного пацана на последнем футбольном матче, его зовут Гномом, потому что у него нос немного набок, точно ему врезали по нему и свернули, – пояснил Лом,– и тот его здорово отделал, кровищи столько было, у-ужас!» – Лом присвистнул.

«А из-за чего вообще все началось-то?»

«Там была чикса Гнома, и она помешала Рику, когда он выбегал с мячом на поле, это уж было к самому концу матча, ну она ему и помешала как-то, а он еще принял изрядно, да к тому же проигрывала его команда, вот он ее и назвал «подоношной подстилкой». Это услышал Гном и понеслось. Как я слышал, у Рика сломано сколько-то ребер, челюсть, выбито пять передних зубов и трещина в черепе. Гном сейчас задержан».

«Ни фига-а! А что же никто не остановил его?»

«А кому это надо, Диман. Все ведь лучше просто посмотреть, как стаду баранов, а полезешь разнимать авось и сам схлопочешь, просекаешь, что хочу сказать? – Я кивнул, глянув на почти пустую чашку с кофе. – Да и тем более все произошло очень быстро. Гном схватил какой-то осколок трубы и пошел орудовать. Бывай. Я пошел кемарить».

«Погоди. Я хотел спросить, не мог бы ты мне одолжить сотню с небольшим, может тридцать. Мне не хочется воровать, а поэтому неизвестно, когда я смогу вернуть тебе должок, так что если не дашь, Лом, то я пойму». – Я говорил все это, смотря куда-то всторону.

Лом скрылся за дверью комнаты. Он вернулся минуты через две и подал мне сотню и полтинник.

«На. Вернешь как-нибудь, когда будут лучшие у тебя времена, или же окажешь мне, – Лом сделал на «мне» словесное ударение, – любезность помощи, когда я буду в этом нуждаться».