Перевернутое сознание

Когда я начал ИХ видеть? Должно же быть начало. Отправная точка в ад. Меня сильно бьет дрожь. Я напрягаю, что есть силы все мышцы, чтобы согреться, но не слишком-то получается, поэтому некоторые буквы получаются громадные. Я лежу на свой постели у кровати Нэт. После моего рассказа ей я пока не хочу лежать с ней рядом. Мне хочется побыть одному – в неподвижности, спокойствии, чтобы никто не пытался меня унизить, оскорбить, а самое главное… убить. Небольшой кусочек времени, чтобы мне придти в норму.

«Нэт… – Сердце у меня забилось сильнее. В мозгу кто-то произнес: да на кой тебе все это. Не рассказывай ей ни о чем. Она сейчас будет ржать. Громко-громко. Безумно. Как настоящая психопатка. Ты слышал когда-нибудь, как ржут психопатки. Сейчас тебе представится такая возможность, парень. – Я хотел бы…»

«Что? – Она посмотрела мне прямо в глаза (мои лживые трусливые бельма, о, Боже, как я стал чувствовать все это внутри!). Выражение ее лица говорило о том, что она внимательно меня слушала. А мне в горло точно напихали полным-полно камней, так что я дышал-то с трудом (а что уж говорить о том, чтобы произнести что-нибудь). Натали взяла мою холодную и чуть мокрую от пота руку в свои и сжала. Волна тепла проскользнуло внутри меня. Когти, сдавливающие горло, уменьшили хватку. Сердце чуть замедлило ритм, будто взяло мини-перекур.

ЕСЛИ ЕСТЬ ТОТ, КТО МОЖЕТ ПОМОЧЬ И ХОТЬ ЧУТЬ-ЧУТЬ УСПОКОИТЬ И ПРИДАТЬ УВЕРЕННОСТИ, ТО ПОЛОСТЬ, РЫТВИНА В СЕРДЦЕ СОКРАЩАЕТСЯ – КОГТИ ТОСКИ И БОЛИ ВПИВАЮТСЯ НЕ ТАК ГЛУБОКО

«Я… это…».

«Не бойся. Говори, Дим. – У нее был такой ласковый заботливый голос. Она была единственная, кто ко мне относился хоть с какой-то теплотой, а я то и дело подозревал ее в том, что она Фрэссер. Кто бы мог подумать?! – Давай же. Смелее. Нет ничего особо страшного». – Натали провела кончиками пальцев по лбу, а затем по волосам. Нет ничего особо страшного, как легко она это сказала. Особого, конечно, не было, но могло появится. К черту!!! Я должен сделать это. Сколько времени я уже решаюсь на это. Эти УБЛЮДКИ будут ржать как шизофреники, если я сдрейфлю и не расскажу, ОНИ одержат победу – но мне не слишком-то охота дать ИМ такую фишку. НЕ ДОЖДЕТЕСЬ!

«Тебе бывает страшно? Тебя часто мучают навязчивые мысли и темные идеи?» – Произнес я с легкой дрожью в голосе.

Рука Нэт замерла у нее на животе, подобно змее, приготовившейся к нападению. По ней было заметно, что она малость ошарашена. Наверно, для нее шок был в том, что такое спрашивает парень, которые строит из себя крутого и откалывает всякие грязные шутки, так что у некоторых они могут вызвать горькие слезы (Жердина и веселая пачка презервативов).

«Стра…шно бывает. – Наконец заговорила Нэт. Я думал, она не выйдет из этого ступора (или как еще это назвать?) целую вечность. Так дерьмово, когда жаждешь услышать хоть что-нибудь, а тебе не отвечают, но когда наконец начинают говорить, то некое негодование частично проходит, и начинаешь слушать. – Но что ты подразумеваешь под «навязчивыми мыслями» и «темными идеями»?»

Меня точно кто-то толкал сорваться и чесать без оглядки из комнаты Натали.

– Может, и не стоит идти дальше? Не лучше ли стопорнуть все и не открывать ДУБОВУЮ ДВЕРЬ? Не делаешь ли ты ошибку, доверяясь Нэт?

– Заткнись. Все нормально. Отступать поздно. Я начал это. И это должно быть закончено. А ты вали отсюда. Я устал. Чертовски устал от всего. Как ты не понимаешь? Больше не могу… Очень тяжело. – На одном дыхании произнес я про себя в ответ голосу, задавшему мне все эти вопросы.

Дальше говорил в основном я. Натали лишь слушала, задавала вопросы, а в конце отвечала на мои. Когда я начал делиться с ней, что держал под замком за ДУБОВОЙ ДВЕРЬЮ. В ее глазах читалось заинтересованность, внимание, желание, возможно, помочь, но по мере продвижения моего повествования, в глазах ее уже не было больше этого.

«Под навязчивыми мыслями я подразумеваю мысли вроде тех, когда так жутко страшно, тошно, холодно и одиноко, что не хочется жить и перед тобой в ряд, точно мертвецы на балу, выстраивается множество страшных и ужасных отчаянных мыслей, порожденных твоим богатым сознанием. Каждая минута жизни кажется мучением, нескончаемой пыткой. Ты не видишь смысла в чем-либо, радости, удовлетворения. Тоска и страх все это перекрывают. В такие минуты, Нэт. Мне хочется спрятаться под несколько одеял, чтобы согреться и погрузиться в долгий сон. Но я не всегда могу сделать это, а если я засыпаю, то через определенное время, подобное секунде, наступает новый день, идентичный, ничем не отличающийся, от которого охота блевать. И подобное состояние чуть ли не всегда у меня внутри, Нэт. – Натали не сводила с меня взгляда. Она слушала внимательно. По-настоящему внимательно. – А когда это состояние чуть ослабляет свою цепкую хватку, выпуская стальные когти черной тоски, бессмыслица и безнадеги, то приходят ОНИ. Я называю их Фрэссеры. ОНИ повсюду. – Когда я стал рассказывать о Фрэссерах, то Нэт, вероятно, подумала, что я спятил. Я поднял голову и посмотрел в ее зеленоватые глаза – по ним я не заметил, что она так думала. Может, она это умело замаскировала. – ОНИ чуть ли не в каждом. ОНИ могут смотреть из окон. Возникнуть на уроке. Одним из них может оказаться учитель. Один раз таким Фрэссером даже оказался Цифроед. Когда ОНИ навещают меня, чтобы начать травить и пытаться поступить также, как Александр, то мне становится до холодного липкого от пота безумия бешено страшно – это знак, что ОНИ рядом. Фрэссеры очень уродливы и…»

«Кто такой Александр?»

«А-а.. Александр? Это мой приятель, который покончил с собой. После смерти, которого я и начал писать дневник. … – Все вокруг было сделано точно из тумана. Мне было не по себе, но я продолжал говорить: больше я на такое откровение вряд ли решился бы, а поэтому лучше рассказать обо всем сразу. Возможно, это частично убьет ИХ или же наоборот придаст еще больше сил. – ОНИ скорее начали появляться после смерти бабушки. Я тебе рассказывал немного о ней. – Натали кивнула, заправив за ухо прядь волос. – Я ее очень любил. – Перед глазами встало лицо моей бабули. УВИДЕТЬ БЫ ЕЕ! Вместо этого я могу лишь вспоминать о ней, совершать путешествия мысленные путешествия, и смотреть на старые фотографии, которых и осталось не очень много. ДУБЛИКАТ папочки не очень-то любит фотографироваться, и поэтому у нас не было фотоаппарата. А у нас ведь есть сраный закон: ВСЕ БУДЕТ ПО-МОЕМУ, ТАК КАК МНЕ НРАВИТСЯ, И СРАТЬ НА ВСЕ. – После ее смерти пришли ОНИ. После ее смерти я изменился и стал другим. Я начал бороться с навязчивыми мыслями. Эти мысли были вначале очень редко, но они набирали оборот, и сейчас их полным-полно. Я борюсь с ними каждый день. Они высасывают из меня силы, точно пиявки. Я уверен, что их посылают Фрэссеры, которые тем самым желают убить меня, как им удалось убить Александра».

«Александр их тоже видел?»

«Я так думаю. Точно не знаю. Всякий день подобен темному лабиринту, через который мне следует пройти, и если я не угожу в темную кровавую ловушку, то я счастливец на короткое время. С 16 до 19:30 ОНИ не особенно активны, но кто знает, может, скоро ОНИ будут активны все время ради достижения желаемой цели – моей кончины. А в последнее время в дневнике стали появляться странные записи. Ты ничего не писала?».

Нэт затрясла головой. Она была слегка напугана или ошарашена. Мне трудно было определить. Мне не следовало.

Она взяла мои кончики пальцев и легонько сдавила.

«Я даже не знаю. Что сказать?» – Натали сглотнула. Через пару секунд она сделала это снова. Комок в горле у нее никак не пропадал. Она волновалась. Я не удивлюсь, что она боялась меня. Можно с уверенностью почти на сто пудов сказать, что она была испугана. Она решила, что я какой-то псих.

«Думаешь, я безумец?»

ДА ТЫ ПСИХ! СРАНЫЙ БОЛЬНОЙ ШИЗОФРЕННИК, ВЕРСОВ, И ТЕБЕ НЕДОЛГО ОСТАЛРОСЬ БЕГАТЬ ОТ НАС! СКОРО ТЫ СДОХНЕШЬ, КАК И ТВОЙ ПРИЯТЕЛЬ! – Взял роль Нэт на себя мой разум.

Настоящая же Натали ничего не ответила. Мне и следовало этого ожидать. Это мой дебильный ум нарисовал картину, как Нэт поймет меня, посочувствует – К ЧЕРТУ! Все это лишь в сраных дешевых фильмаках, где все такие понимающие и могущие разрешить любую говеную проблемку! (Ха-ха-ха!!!).

ТО, ЧТО РИСУЕТ РАЗУМ, НАДЕЯСЬ ПОЛУЧИТЬ В РЕАЛЬНОЙ (ПОМОЙНОЙ) ЖИЗНИ, КОНЕЧНО, ХОРОШО, НО В ЖИЗНИ ВСЕ ЭТО РАСПАДАЕТСЯ, И ПОЛУЧАЕШЬ СОВЕРШЕННО ДРУГОЕ – ЧАСТО СОВЕРШЕННО ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ (ПЕРЕВЕРНУТОЕ), А ПОРОЙ И ВООБЩЕ НЕЧТО НЕПОНЯТНОЕ.

ЭТО ПОДОБНО КРАСИВОЙ ДЕВУШКЕ, КОТОРАЯ ВНУТРИ ВСЯ ГНИЛАЯ.

8 мая

Сильно припекало вчера. Температура поднялась до двадцати двух. Все девки были одна лучше другой, если бы вдобавок к тому, что у меня проблемы с разумом, я бы был еще и сексуальным маньяком, то не упустил бы своего шанса. Одна меня вообще прикольнула! На ней была блузка, концы которой она повязала вокруг живота. Эта блузка была почти не застегнута, так что были видны ее жирные сиськи в синем лифчике, который, наверно, и служил для того, чтобы прикрывать ее соски, а не все буфера. Естественно, я какое-то время пялился на эту шлюханскую деваху. А мой приятель ДЕМОН стал мне нашептывать разную пахабень и вещи, которые можно было бы с ней сделать. Юбка, которая спадала почти до самого копчика (или лучше сказать начиналась по-очти от самого шва ее булок) закрывала только-только ее задницу. Трусы, или лучше сказать, розовые трусики, как любят говорить бабушки или писать в некоторых книжках, полагая, что это звучит лучше, начинались от поясницы. Вероятно, она их сильно натягивала, и они оказались выше уровня юбки. Также на этой шлюхатой телке были надеты шлепанцы на высокой подошве. Я представил, что она такая, возвращается откуда-нибудь ночью (с тусовки или зависона у подруг) и хорошо если она не встретит несколько «добреньких» мальчиков, которые хорошо накачены благодаря джину-кудеснику, храбры и не прочь повеселится. И что вы думаете?! Ближе к вечеру, когда я заглянул к Серому, он мне рассказал схожую историю, которая родилась в моем больном сознании. Ее главной героиней явилась Женька Далыгина, которая тоже отличалась внешностью и поведением шлюшки, как я уже припоминал это в своем дневнике в какой-то из дней.

Серый сказал, что она лежит в больнице сейчас. Все лицо у нее напоминает отбивную, сотрясение и переломы.

«Знаешь шестнадцатиэтажки рядом с десантской частью, где еще проволокой-то все огорожено?».

«Ну. Знаю». – Ответил я.

«Там сбоку у одной шестнадцатиэтажки есть углубление, на типа впадины. Ее туда затолкнули и изнасиловали группой. Она брыкалась, но их там было около пяти. Врезали ей, чтобы не галдела и не привлекала лишнего внимания, а потом уперли фейсом в асфальт и… тыры-тыр-тыры-тыр. Каждый кинул палочку. Далыгину нашла какая-то пенсионерка, собравшаяся с утречка за молочком. На ней была лишь изорванная юбка на типа тазобедренной повязки и еще какое-то шматье».

«И прямо напротив военной части».

«Именно, Диман».

«Они, естественно, ничего не слышали».

«Я уж не знаю. Мумия мне ничего насчет этого не бакланил. Да скорее всего нет. А то бы проход Далыгиной был диаметром с трубу после помощи этим ухоровцам целой роты бравых десантников».

Потом мы с Серым набухались (не до потери сознания, но достаточно, чтобы хорошо дернуло по тыкве и чтобы наступила легкость, а боль внутри, сраное одиночество и мороз отступили). В этот день я был сам не свой. Мое место заняла Третья Личность. Я ругалась как сапожник, орал и строил из себя нечто вроде бравого солдатика. Обычно я себе такого не позволяю, но Третья Личность решила по-другому.

Использовать мат для связки слов – тупо и не в моем стиле. Если уж его и использую я, то лишь в критических ситуациях… доля устрашения и чтобы над тобой не возобладали. В этом случае я использую ограниченное количество грязных слов, но сегодня я лаялся прямо как Мумия.

Также почти забыл записать самое важное, что нагнало на меня чуток дрожжи. Серый сказал мне, что брат Нойгирова подозревает то, что это мы так подшутили над его гребаным братиком, который пока хвост не задирает. Серый сказал, что не стоит обращать внимания на эти слухи, порожденные каким-то лохом. Не показывать вида, а самое главное страха – не то просекут.

Когда мы Серым переходили через дорогу на зеленый свет, как путные законопослушные придурки (ну уже никак законопослушные, потому что оба были слегка под мухой после жестяных баночек крепенького пивка), то перед нами прямо на зеленый проехала девятка цвета металлик. Представить только – пропорол на зеленый свет! Говнюк вонючий! Серый заверещал на него, используя богатый запас ругательных слов, а я, не долго думая (вернее, не я, а Третья Личность), схватила осколок камня, лежавший на боку у фонарного столба, и чтобы было дури швыранул в сторону долбанной девятки. Я проделал это почти мгновенно. Мной завладело бешенство, негодование, а в конце концов Третьей Личности захотелось просто повеселиться. Камень угодил почти в самый низ заднего стекла и грохнулся на дорогу. На стекле осталась вмятина, и расползлись, точно паутинки, трещины. Хрен, который сидел в девятке и который, видимо, не сдавал на права и, само собой разумеется, не ведал о правилах дорожного движения, надавил на тормоза. Раздался визг тормозящих колес.

«Кажется у нас обубенные проблемы, Диман». – С какой-то весельцой в голосе произнес Серый, дернув меня за руку.

Люди стали пялиться на нас. Это были Фрэссеры. Где-то на глубоком подсознательном уровне. Я ощущал исходящую от них опасность. Но в то же самое время мне было не страшно. Мне было насрать на них. Я был выше их, сильнее, и они не могли растерзать меня. Хотя правильнее было бы сказать, это Третья Личность была сильнее и ей было срать на все, что творилось в тот момент вокруг. Из девятки вышел жирдяй с пузом в легкой кожанке и черных джинсах, вслед за ними вышел парень, который не был таким колобком. Он был в спортивной костюме, а на шее у него была цепочка. С левой руки сползли позолоченные часы. Взгляд у этого парня был офигенно злой. Если бы мы ему попались, он бы нас наверно замочил. Он был крутым это точно. И по национальности кавказцем.

«Вы щтой-то, – когда он сказал это, то сомнений, что он кавказкой национальности, не осталось, – дэлаете сучары еб…!!!» – Дальше он горланил по-страшному на своем родном чучмекском, который если бы звучал по телеку, то мы бы слышали лишь один долгий сплошной гудок.

«ЧЕШЕМ, СЕРЫЙ, НА Х… ОТСЕ-Э-ЛЬ!!!» – Вышел я из ступора и сорвался на бег. Серый следом за мной. А чучмек перестал горланить на своем родном, на котором материться было легче, чем на нашем, и погнался за нами. Колобок в кожанке и черных джинсах сделал жалкую попытку преследовать нас, но быстро сошел с дистанции. Зато парень в спорт. костюме чесал как полный псих за нами. Я включил всю свою скорость. Мы с Серым вначале неслись наравне, но потом он бежал уже за мной. В башке у Третьей Личности (или же у меня?) точно перекрыло что-то: я не слышал никаких окружающих звуков (ни криков, ни гудков машин – лишь собственное учащенное дыхание). Третья Личность, которая владела мной в то время, понимала, что если чучмек догонит ее, то он не оставит живого места на мне – они народ горячий.

Мы пронеслись по дорожке напротив торгового универмага и возле спортивной площадки шестьдесят третьей школы, а чучмек никак не отлипал у нас с хвоста. Серый уже начал понемногу сдавать, я – тоже.

«Хфто-ойте фу-у-ки-и!» – крикнул чучмек. Голос его был каким-то сиплым. В общем совсем непохожим на тот матный голос, когда он «красочно» выражался на своем родном языке, вытащив задницу из тачки.

Чучмек стал нагонять нас. Я не знаю. Наверно, у него открылось второе дыхание. От Серого его отделяло расстояние вытянутой руки, и оно каждые две секунды сокращалось. У меня внутри пробежал липкий холодок, я сглотнул противную сраносухую слюну, а если представить, что ощутил в тот момент Серый. Мы были за шестьдесят третьей школой, примерно в полутореметре от нее.

Чучмек все приближался. Серый, уже достаточно отставший от меня (нужно было ему меньше пить, курить да трахаться), мог отчетливо слышать его хрипящее дыхание. Я решил, что единственным разумным выходом в данной ситуации ( очередной черной шуточке Димы Версова, или Третьей Личности) будет бежать в Канализационную Берлогу. Мы бежали в противоположную от нее сторону. Мышцы ног у меня точно занемели, их кто-то сильно сдавливал. Мне чертовски хотелось остановиться и дерябнуться на землю, но что-то внутри (вероятно, инстинкт самосохранения и желание не попортить свою бесполезную гнусную шкуру, заложенное в меня Богом, как и в каждого человека при встрече с опасностью, угрожающей его существованию) заставляло меня продолжать бежать, несмотря на дерущую боль в горле и груди, боль в тыкве и головокружение.

За спиной раздался звук падения и трения.

«Х…нида, – прорычал чучмекский голос позади (моему сознанию показалось, что он прозвучал мне в самое ухо), – еб… урод!».

«А-а-э!» – Вскрикнул Серый, когда разъяренный чучмек в спортивной куртке и цепочкой на шее с размаху пнул его под живот.

«Нравитца швырять камни, говнук? Быть стекла? Я те покажу, пдонок!»

Я сделал резкий поворот в сторону Канализационной Берлоги. Меня занесло, и я полуупал на дорогу. Свез локоть. Почувствовал, как по нему побежала капелька крови, и его засаднило. А позади до меня доносились стоны Серого и бешеные и разъяренные крики чучмека. Чеша, что есть духу в Канализационную Берлогу в моей ломящейся от боли, давления и черной удручающей тоски тыкве произошел следующий мини диалог:

– А сделал ли бы он то же для тебя, если бы ты был на его месте, а он на твоем?

– Тут и думать не требуется. Ответ очевиден. ОН БЫ КИНУЛ МЕНЯ.

– А на кой черт ты паришься?

Когда я прибежал в Берлогу, то там был тот же разносол. Зависала и Степан изрядно надышались и обкурились. Парень в бейсболке, который дрых кайфовым сном нарка, когда Рик припадал урок Шпингалету, имел на матрасе в дупель пьяную Ритку-услыжилку, которая еще умудрялась издавать какие-то постанывания, точно надувная резиновая кукла. Шпингалет стоял в полутьме, прислонившись к стене – он онанировал.

Мне пришлось долго распиновать Зависалу и Степана, которые хихикали как полные придурки. Зависала выдал таким слащавым голоском, видно, подумав, что я Ритка-услужилка: «Отвъянь, шмара, не дам тебе мой…». Я долбанул его по затылку рукой со всего отмаха. Он застонал, крепко зажмурившись и схватившись за ушибленное место. Я портратил минут пять, чтобы втолкать в башку Степана и Зависалу, кто такой Серый, и около двух, чтобы заставить их двигать за мной на выручку Серому, этому говеному Фрэссеру, долбанутому роботу, который, должно быть, подумал, что я его кинул (что сделал бы он, вполне вероятно), или же он ни черта ни о чем не думал. Пьяная хмель у меня в тыкве прошла. Я ощущал лишь неприятный привкус горечи во рут и пустоты в желудке, а также у меня сводило зубы и казалось, словно они в сранье. Только представить: зубы в сранье. Точно я нажрался дерьма. Не очень шикарное зрелище – для настоящих крепышей. Ха-ха-ха-ха!!! ДА ПОШЛИ ВЫ, ГОВНОЕДЫ! ДОЛБАНЫЕ ФРЭССЕРЫ! ГРЕБАННЫЙ ДУБЛИКАТ ПАПОЛЧКИ!!! ХОТЬ Б ТЫ…

Пока мы в спешке шли к развилке, где нагнал Серого чучмек, Зависала все тер пах, точено у него там был зверский зуд (а может, и в самом деле был – неизвестно с кем он там сношался).

Чучмек бил лежащего на земле и прикрывающего руками голову Серого. Одежда на нем была грязной и запыленной. Футболка задрана и порвана. В этот момент я уже снова полностью перестал контролировать себя, прямо как тогда на футбольном поле, когда я чуть было не совершил то, что до чертиков хотелось господам уродства, безумия и различных граней страха, Фрэссерам, – совершил убийство.

Третья Личность в моем обличии подняла небольшой камень и швырнула в сторону чучмека. Камень просвистел возле виска этого урода. Он не слишком-то обратил внимание на это, пнув под бок Серого и начав драть его за волосы.

ЯРОСТЬ НАКРЫВАЕТ С ГОЛОВОЙ – ПЕРЕСТАЕШЬ ЧУВСТВОВАТЬ, ДУМАТЬ О ЧЕМ-ТО, КРОМЕ ТОГО, ЧТО ПОРОДИЛО ТВОЮ ЯРОСТЬ. В КОНЦЕ КОНЦОВ ПЕРЕСТАЕШЬ БЫТЬ СОБОЙ И СТАНОВИШЬСЯ РАБОМ ГОСПОЖИ ЗЛОСТИ, КОТОРУЮ НЕ ТАК-ТО ЗАСТАВИТЬ СИДЕТЬ В КОРОБОЧКЕ, ИЗ КОТОРОЙ ЕЙ ТАК ХОЧЕТСЯ ВЫПРЫГНУТЬ, ЕСЛИ ЕСТЬ ТЕПЛЫЙ КЛИМАТИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ДЛЯ НЕЕ.

НУ ДАЙ МНЕ ПОЗАБАВИТСЯ! НЕ БОРИСЬ СО МНОЙ. ДАЙ МНЕ ДОСТУП, ДРУЖИЩЕ!

Серый заверещал. Тогда Зависала схаркнул большой комок слюны, стер остатки ее с подбородка и побежал на чучмека. Тот обернулся, когда Зависала уже летел на него с вперед вытянутой ногой. Должно быть, Зависала в свободное от зависа время и трахания, успел глянуть какой-то старый фильм с участием Жана-Клода. Чем-то мне, сидящему глубоко запертым в сознании и могущему наблюдать все стороны, Зависала напомнил его. Чучмек пошатнулся, издал гортанный кашляющий стон, но не упал. Степан треснул чучмека в живот кулаком. А Третья Личность пнула его почти в то же самое место.

Чучмек грохнулся.

У Серого была разбита губа. На ней была темная кровь. Нос чучмек ему тоже расквасил. Серый открыл глаза и закашлялся. Он довольно долго бухал, пока мы втроем развлекались с чучмеком. Третья Личность сорвала с него спортивную куртку, скомкала и отбросила в сторону. Зависала таким слащавым голоском (словно ему и впрямь было жаль его) спросил у чучмека: «Хреновенько, мужичек-черновичек, а? НЕ СЛЕДОВАЛО ГНАТЬ НА НАШЕГО КОРЕША, ЧЕРОНОЖОП!!!» – заверещал Зависала и с размаху пнул чучмека в грудь.

Пока все это происходило Серому удалось оклематься, он глянул на меня (в глазах я прочитал некий упрек). Обхватив правой рукой нос и рот, точно он таксикоманил, дыша через тряпку, пропитанную клеем или еще каким-нибудь глюконатом, а не дышал из пакета, Серый стал наносить чучмеку удар за ударом. Из брови и лба у него потекла кровь. Вначале он издавал какие-то хлюпающие звуки, а потом вообще перестал подавать какие-либо признаки жизни.

Сегодня ты был по ту сторону этого кривого зеркала.

«Завязывай!» – Рявкнул я, отшвырнув ошалевшего Серого.

«Иди на х…! Я сейчас поквитаюсь с этим уродом». – Последовал новый удар.

«Довольно я сказал!».

«Не довольно! Я еще не закончил!»

«Закончил!!!» – Я пожалел, что вернулся. Нужно было оставить Серого, этого Фрэссера, временного дружка. Дать возможность чучмеку оторваться вдоволь. Хотя я, наверно, также бы хотел замочалить того, кто избивал меня, если бы представилась возможность, но сейчас я испытывал некое отвращение уже к излишней жестокости Серого. Мы позабавились над чучмеком, дали ему пару (ха-ха-ха!) зажигательных пендалей и достаточно.

КОГДА ГОВНО СЛУЧИЛОСЬ НЕ С ТОБОЙ, И ВИДИШЬ КАК ДРУГОЙ РЕАГИРУЕТ НА ЭТО, ТО ВНУТРИ ОСУЖДАЕШЬ ЕГО ДЕЙСТВИЯ, ПОЛАГАЯ, ЧТО БУДЬ ТЫ НА ЕГО МЕСТЕ, НИКОГДА БЫ ТАК НЕОСМЫСЛЕННО ИЛИ ЖЕСТОКО НЕ ПОСТУПИЛ.

Бабка с дедом прошли мимо нас, с опаской поглядывая. Они перешептывались, но дальше этого дело не дошло. А две девахи с парнем прошли, словно вообще ничего не происходило. Парень гнал какую-то веселенькую пургу этим двум идиоткам, одна из которых была в черных штанах, сползших почти до «булочной» линии, а на другой были драные джинсы (никогда не понимал, на кой… они кромсают свои джинсы; нравится ходить как бомж, что ль?). У парня были длинноватые волосы, черная легенькая кожанка и темно-синие джинсы. Бабенки были почти полностью поглощены галиматьей парня или же своими пустыми мыслями, а парень теми бессмысленными (и очень веселыми словами), с помощью которых он хотел сблизиться с бабенками, а потом подпоить (как бы между прочим) и наконец достигнуть своей финальной цели и удалиться как фантом.

«ХАРЭ, СЕРЫЙ. ГОВЕНАЯ СУКА! – Рявкнул я. Мне удалось совладать с Третьей Личностью на какое-то время и освободиться из той темницы сознания, в которую она меня заточила. – Лучше зырь сюда, пацанюга!» – Я наклонился и содрал с полуживого в пыли, грязи и крови чучмека спортивные штаны.

«Шикарно, Диманыч!» – Серый хрипло хохотнул и хлопнул меня по ладони. Мне захотелось хлопнуть Серого не по ладони, а по морде. И не хлопнуть, а врезать со всего размаху.

Содрав штаны с чучмека, я поступил как не знаю кто (трудно подобрать название, полностью отражающее всю гнусность моего действия и в то же время лаконическое название того, как я поступил; думаю, трехэтажный мат был бы здесь в самый раз, но не стоит становиться еще и большим говном, падая тем самым еще глубже в отстойную яму).

Я И ТАК ГЛУБОКО ВНИЗУ. ТАМ, ГДЕ Я: ХОЛОДНО, ТОСКЛИВО, МРАЧНО И ВОНЯЕТ СМРАДОМ. Я ТАМ СОВЕРШЕННО ОДИН. ИНОГДА ТУДА ЗАГЛЯДЫВАЕТ АНГЕЛ СВЕТА. НО МОГУ ЛИ Я ЕМУ ВЕРИТЬ?