Полная версия
Время горбатых елей
Лида жила в Москве, одна в родительской квартире. Раньше они жили там все вместе. Отец был военным. Мать работала в плановом отделе автомобильного завода. Квартиру они получили сразу же после рождения дочери. Радовались как дети. Счастью не было предела. И дочь и квартира, все в один год. Мебель доставали с трудом, но квартиру обставили удобно и уютно. Гнездышко, да и только. И птенчик их родной в этом гнездышке. Разве не радость. Разве не счастье. Девочку назвали Лидой. Росла она без особых хлопот. Училась хорошо, родителей слушалась беспрекословно, и никто не сомневался в светлом будущем дочери. О деньгах тогда не думали. Денег было как у всех. Отец, как военный, получал по тем временам прилично. Мать тоже зарабатывала хорошо, хотя и меньше мужа. Главный предмет гордости – хорошая семья. Отношения между супругами были теплыми, любящими. Будущего никто не боялся. Счастье казалось бесконечным. Дочке они желали того же. Они думали, вот придет в их дом парень, похожий на отца молодого, и подарит их Лидочке свою любовь. И заживут они счастливо да дружно, и подарят бабушке с дедушкой внуков. С этими счастливыми ожиданиями они жили все последние годы в Москве. Годы шли, а счастливые прогнозы не сбывались. Парень не появлялся. Зато в стране начали происходить большие изменения.
Сначала умер Брежнев. Меньше чем через год похоронили его преемника Андропова. Назначенный на его место, сильно престарелый Черненко то ли от радости, то ли от страха умер почти сразу же после назначения на пост руководителя страны и коммунистической партии. Переждав череду траурных событий, и поправ соперников, в закулисной предвыборной гонке у власти оказался Горбачев. Он не задался извечным русским вопросом «что делать?», и не утрудил себя долгими раздумьями, чтобы наилучшим образом ответить на этот вопрос. Опираясь на бесчисленные советы иностранных друзей, «искренне» радевших о процветании Советского Союза, он сходу приступил к оттачиванию ораторского мастерства. Удивлял народ длительностью и разнообразием речевых оборотов. Под шум телевизионной болтовни о «судьбоносных» переменах и необходимости «перестройки» в страну уверенно вползли голод, безденежье, беззащитность, бандитский и чиновничий беспредел.
Лидин отец к этому времени был уже военным пенсионером и работал в школе учителем труда. Мать продолжала работать на заводе. Было такое впечатление, что ее работа так же, как и у других, никому не нужна. Руководители перестали следить за результатами, имея безучастный и отстраненный вид. Дисциплина сначала ослабла, а затем и вовсе пропала. А вскоре стали задерживать и выплату зарплаты.
Лидины родители относились к тому поколению людей, которые не застали ни войны, ни голода, ни разрухи послевоенных лет, ни сталинских репрессий. Все эти ужасы для них мало отличались от ужасов времен Ивана Грозного или Ярослава Мудрого. На их долю пришлось бедное детство. Как известно, дети быстро забывают плохое. В нашей стране привычным было славить светлое будущее, а не вспоминать бедное прошлое. В светлом будущем никто не сомневался. Да и что было о нем заботиться. Все было известно заранее: работящий порядочный человек с образованием и хорошей характеристикой без куска хлеба и без крыши над головой не останется ни при каких обстоятельствах. Для таких всегда есть работа и всегда есть зарплата. Вот такие представления о жизни были у людей, когда они столкнулись с невероятным для их понимания явлением, как задержка заработной платы.
Валерий Иванович, так звали Лидиного отца, пришел однажды домой с таким выражением лица, что мать Лиды, хлопотавшая на их веселой кухоньке, по причине предстоящего ужина, даже не осмелилась сразу его спросить, что случилось. Ведь за четверть века, что прожили они вместе, ни разу она не видела своего мужа с таким лицом. Присев на краешек стула, она смотрела на него с немым вопросом. А он, поняв, что обеспокоил жену, заморгал глазами и неловко заулыбался, прежде чем сообщить жене новость из их теперешней жизни.
– Леночка, а нам зарплату то не дали.
– Не дали? – обескуражено переспросила жена. – Ну, завтра дадут.
– Нет. Не дадут.
– А когда?
– Да ведь не объявили, когда.
– А что объясняют? – еще надеялась на лучшее Леночка.
– Да ничего не объясняют. Говорят, что ничего не знают. Все вопросы к директору – бормотал Валерий Иванович.
Вопросов к директору было много. Да вот ответ был на все один – «денег нет!». Для людей, привыкших к стабильной жизни, это было потрясением. У государства, нашего самого большого, самого сильного, самого справедливого, самого правильного в мире, а в этом были убеждены очень многие, нет денег. После первых потрясений сразу обрушилась волна вопросов и суждений: «нет денег?», «а где они?», «а куда делись?», «а почему раньше не приняли мер?», «а как же теперь быть?». Ответов не было. Зато были разговоры на работе, сплетни на лавочках, болтовня в транспорте и версии, версии, версии. Телевидение поражало смелостью и различных форм новаторствами, но ответов не давало. Жить без денег и прочих средств к существованию люди не умели. Они стали искать выход из положения каждый по-своему, еще не принимая всерьез последующих событий, и не веря в длительность сложившейся ситуации. Рассуждали просто: «ну, не дали зарплату, перехвачу у соседки взаймы, а там, зато много получу за весь прошедший период, все долги отдам». Так думали и те, кто брал взаймы и те, кто давал. Время шло. Задержки не только по зарплате, но и по выдаче пенсий стали обычным делом, распространенным по всей стране. Люди, так и не получив отработанных денег, стали переходить с одного места работы на другое в поисках лучшего. Кто-то удачно устраивался на платежеспособное предприятие. Кто-то становился безработным. Безработица – потрясение номер два. Слышали люди и раньше, что есть такое горе. Но где оно? Да там. Где-то далеко. За морем, за океаном. А попросту за границей. У капиталистов. У них, да. Это все по телевизору смотрели. Как же? Безработные негры, безработные арабы, да и других, бывало, показывали. Видели, видели. Но чтобы у нас. Безработица. Да что же, люди добрые, делается? Куда же правительство смотрит? Да где же справедливость на белом свете? Вот тебе и судьбоносные решения, вот тебе и перестройка.
Самый большой удар пришелся на людей старшего поколения. Они не могли, как молодежь, броситься во все тяжкие новой жизни, в которой было много и минусов и много плюсов. Не могли бросить старое, начать строить все заново, не задумываясь о последствиях. А последствия всех перемен не просто шли, не наступали, а лавиной бешеного цунами обрушивались на народ. Предприятия закрывались тысячами. Те, что работали, не платили. Люди, подъев последние запасы, оставались попросту перед угрозой голода. Так случилось и с родителями Лиды. Елена Леонидовна попала под сокращение. Попытки устроиться на новое место не принесли успеха. В новой жизни наука о планировании никому не была нужна. Планы ни у кого не укладывались в рамках. У одних они, опережая прогнозы, осуществлялись слишком быстро, у других – никак не хотели сбываться. У Валерия Ивановича ситуация складывалась иначе. Школа работала стабильно по прежнему расписанию. Это было одно из тех мест, где перемены происходили медленнее всего. Перемены эти будто кто-то поделил на хорошие и плохие. Все хорошие достались ученикам, а все плохие – учителям. Ученикам – приобретение компьютеров, а учителям – рекордно низкая даже по тем временам заработная плата. Ученикам – отмена школьной формы, а учителям – задержка даже этой мизерной зарплаты. Ученикам – отмена нелюбимых предметов таких, как научный коммунизм, например, учителям – бесконечная головная боль, как выжить в этой ситуации, не потеряв своего достоинства.
Молодым было легче. Появилась и очень распространилась форма временного заработка. Растущие, как грибы после дождя, частные фирмы и организации с радостью брали на работу молодежь без оформления, как бы временно. Эта временность иногда длилась не только годами, но и десятилетиями. Недавно появившиеся услуги компьютеризации стали сначала желаемыми, а затем и обязательными в организации работы предприятий. Места за компьютерами занимала в основном молодежь. Это были должности более высокой оплаты. На одной из таких должностей и работала Лида. Она была ведущим бухгалтером на предприятии по выпуску одежды. На всех троих ее зарплаты не хватало. Жизнь в столице становилась все труднее. Цены росли не просто каждый день, а казалось, каждый час. Родители с ужасом понимали, что сидят на шее у дочери. И часто так бывает, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Неожиданно позвонили соседи Лидиного дяди, родного брата Елены Леонидовны и сообщили о его внезапной кончине. Брат жил в доме их родителей в сибирском поселке. Жил он один и в последние годы стал сильно пить, что и послужило причиной столь раннего ухода из жизни. Родителям пришлось поехать для организации захоронения. Закончив похороны, было решено дождаться девятого дня. Первые дни по приезду на родину, горем убитая, сестра только и думала о несложившейся судьбе брата и его преждевременной кончине. Супруг Елены Леонидовны, как мог, поддерживал жену. Человек он хозяйственный и работящий. Сидеть без дела не умел. Сначала он вымыл весь дом. Затем затеял перестановку мебели. После мебели пришла очередь и двор оглядеть. Тут было огромное поле деятельности. Сложить дрова как следует, скосить траву вокруг дома, по углам крапиву выдрать, поправить забор и прополоть грядки.
Огород – вот где было целое богатство. Брат Лены, не имея постоянного места работы, всегда сажал много всего в огороде, который был его основным кормильцем. Часть продуктов шла в пищу, часть – на продажу. Когда с деньгами было туго, возил он на стареньком москвиче в областной центр и картофель, и лук и капусту, а летом еще и ягоды. Да и дачники из деревни частенько делали заказы на покупку и овощей и ягод и даже яиц. Была у него и собачка по кличке Лимон, и кошечка по кличке Мотя, и курочки с петушком, и даже кролики. Все требовало внимания. Все требовало заботы. Пока Леночка страдала, вспоминая свои детские годы и жизнь с родителями и братом, Валерий Иванович все более окунался в сельскую жизнь. Сначала он радовался тому, что все успевает, и что все у него получается. И печку истопить, и в печке кашку да супчик женушке сварить, и утешить грустного Лимона, смотревшего на людей такими сиротливыми глазами, и накормить толстушку Мотю. Все в доме ждали его заботы и любви. Здесь он был нужен и дому, и всем живущим в доме, и даже в селе. Это было именно то, чего ему не хватало последние годы в Москве. После девятого дня жена немного успокоилась. Острота горя, сдобренная обидой на горькую судьбу брата, улеглась. На смену пришла грусть, но она уже не застила глаза слезами. Наследница, наконец, увидела то, что ей осталось от родителей и брата. Дом был кирпичный и, не смотря на уже солидный возраст, все еще очень крепкий. Вокруг дома большой двор. За домом огород. За огородом овраг. В овраге полноводный ручей с большими бучагами, в которых купались местные жители. Лена с ностальгическими воспоминаниями обошла все свое хозяйство, которое стараниями мужа выглядело вполне прилично.
«Прилично, но не хорошо» – заключила хозяйка. А надо, чтобы все было просто отлично. И принялась за дело. Там постирать, там покрасить, здесь убрать, здесь почистить. Дел хватало. Погода стояла отличная. Днем пекло яркое солнце, а по ночам частенько шел дождь. Сельская жизнь явно шла на пользу. Супруги похудели, загорели, забыли о своих хворях. Да и настроение с каждым днем все более улучшалось. Здесь не было культа денег, который в столице увеличивался с каждым днем. Их просто некуда было тратить. Не надо было ездить на транспорте, платить за коммунальные и прочие услуги, покупать много еды. Здесь все было свое. А то, что покупалось, стоило по московским меркам просто копейки. С соседями отношения были хорошими. Ведь это были люди давно знакомые для Лены. Когда-то она здесь росла и многих знала с детства. А вечерами, сидя на завалинке или за чашкой чая в саду под огромной яблоней, ее жизнь в Москве была темой для долгих разговоров с соседями. Всем было интересно узнать, как же сложилась жизнь у старой подруги, и какова теперь столица. Напоминание о Москве возвращало супругов к вопросу, что делать с домом и когда ехать домой. Одолевали мысли о дочери. Как она там?
Лида звонила. Успокаивала родителей. Из ее ответов на вопросы выходило, что все у дочери хорошо, настроение отличное, дела идут. Уменьшение расходов даже позволило ей скопить денег на поездку в отпуск. Дочь мечтала съездить за границу. Эти разговоры наводили на мысли о перемене места жительства.
«Если нам здесь хорошо и все устраивает, зачем возвращаться в Москву, где вся жизнь из окна квартиры да по телевизору и бесконечная нехватка денег. А здесь жизнь на улице с утра до ночи. Телевизор, он есть, но об этом забываешь. А Лиде одной будет даже лучше. Пусть дочь устраивает свою жизнь. А в столицу будем ездить развеяться» – решили родители. Так решили и так жили последние годы. Они в Кукушкине. Она в Москве.
Глава 4
Виталий вдруг широко улыбнулся. Глаза его вспыхнули радостью и, повернувшись к директору, неожиданно даже для самого себя заявил:
– Дело для меня новое, но я могу попробовать, если помогать конечно будете. Если все вместе, то я согласен.
Все сразу встрепенулись, заулыбались, зашумели и стали кивать головами со словами:
– Да, конечно, вместе. Все вместе – подтверждали работники фермы. А Сергеич, сняв с головы ушанку и стукнув ею об колено, закричал:
– Ура! Вот молодец! Вот уважил старика. Да я на работу теперь с двойным удовольствием ходить буду. Ведь я таперича хто? Учитель! Учить тебя буду. А учить-то – не работать. Учить-то мы завсегда мастера! Правда, бабы?
– А как же, Сергеич, не правда! Конечно, правда! Ты, Сергеич, будешь молодца учить, так подскажи ему, что за доярками тоже уход нужен, не только за коровами – смеялась одна из них.
– Ой, как нужен – подхватывала вторая.
Все смеялись. У всех было чувство облегчения и надежды на хорошие перемены. Новый заведующий вместе с директором колхоза пошли дальше осматривать хозяйство. Виталий смотрел на ферму уже не из простого любопытства, а с думами о предстоящей работе.
Осмотрели два барака: коровник и телятник. Двор, пруд для воды, водонапорную башню, кормохранилище, загоны. Все было в плохом состоянии, все требовало ремонта и обновления. Радовало то, что впереди лето. До зимы можно многое успеть. После осмотра поехали назад в контору для оформления и разговора. Дорогой говорили уже более конкретно и оживленно. Директор рассказывал о том, что в Европе, да и во многих других странах, животноводство, особенно молочное – очень выгодное дело.
– А у нас условий еще больше для этого. Кормовая база отличная. Таких трав как у нас еще поискать. Вон, луга какие. Это ж не просто луга. Это ж корм для скотины. А ведь корма – это главное – горячился он. – А рынок сбыта какой. Да Европе и не снилось. В самых сладких снах им не видать такого рынка как у нас. А что мы имеем на самом деле? Слезы, а не прибыль. Надо все менять. Хорошо, что сейчас это возможно. Другие времена настают. Ты согласен со мной? – тормошил он собеседника. Виталий согласно кивал головой, на самом деле мало вслушиваясь в слова.
– Руслан Николаевич, давайте составим план моих дальнейших действий – предложил он.
– А как же. Это обязательно. Я вот как предлагаю. Ты, давай, пару деньков оглядись. Походи по ферме. Посоветуйся с коллективом. Нарисуй планчик сначала сам. А дальше мы с тобой более конкретно все обсудим. Сейчас у нас главное – ремонт. Пока скотина в полях, надо все обновить, а что-то и переделать. На это много сил потребуется – он почти ласково оглядел Виталия и добавил. – Ты тут как раз такой вот молодец и нужен. Молодой. Энергичный. С напором.
Виталий находился в удивительно приподнятом состоянии духа. С одной стороны – перспективы больших дел его радовали и обещали много. С другой стороны – он был удивлен.
«Как же он решился на это? Что же с ним случилось? Да надо ли за это браться? Да уж в своем ли он уме? Городской парень, москвич, да вдруг директором животноводческой фермы. Вот так закрутило. Вот так вывела его кривая!» И тут же, словно кто-то в мозгу подсказывал: «Да не кривая это вовсе. И не прикидывайся, будто ты не знаешь, как все да почему. «Красную шапочку» ты свою увидел. Вот это и ответ. Пока искал одно, нашел и то и другое». Все встало на свои места. Если она здесь, то и он должен быть здесь. А значит, надо устраиваться, зарабатывать и делать все, что приблизит день знакомства с этой девушкой.
Директор вышел у трехэтажного дома, сказав, что через час ждет его в конторе. Они с водителем поехали дальше в поселок. Дорогой Виталий спросил водителя, не знает ли он, что за девушка приходила на ферму к тете Насте.
– Так это же ее соседка Лида. Она на майские праздники к родителям приехала. А вообще она живет в Москве – помолчав и хитро скосившись на попутчика, добавил. – Хорошая девушка!
– Хорошая девушка Лида – продекламировал Виталий известные стихи.
– Что? Что? – не понял Василий.
– Да я говорю, стихи такие есть про девушку Лиду.
Вечером хозяйка квартиры встретила своего квартиранта охами да ахами.
– Да куда ж ты подевался-то? В поселке заблудиться негде. Уж не в лес ли, думаю, пошел? Помню, природу нашу хвалил. Вдруг, думаю, решил в лесочке прогуляться? Вот там заблудиться легко. Там местные дорогу путают. Да, выйти оттуда новому человеку не просто. День прошел. Да где ты был то? А ел ли чего? Голодный, поди ж то, ходишь?
Постоялец смеялся, кивая головой.
– Да, Нина Ильинична, поесть нигде не пришлось. Да и не вспомнил про еду за весь день. Вот только сейчас подхожу к Вашему дому и чую, чем-то вкусным пахнет. Вот тут и понял, как я есть хочу.
– А у меня еще к обеду все готово было, а сейчас я уж к ужину разогреваю. Я сейчас соберу на стол, а ты, если желаешь, можешь ополоснуться. Вода горячая есть.
Виталий благодарно взглянул на женщину и отправился в ванную. Ужин был, как и накануне, простой и вкусный. Гость рассказывал хозяйке о событиях прошедшего дня. А в конце добавил:
– А ведь я совета Вашего жду. Что Вы мне скажете о затее Руслана Николаевича поставить меня главой на ферму. Может тут что-то хорошее выйти?
Рассказ Виталия очень удивил Нину Ильиничну. Она, молча, с большим вниманием, выслушала все, что было сказано. А на вопрос ответила не сразу.
– Ты, Виталя, мне откровенно скажи, так ли уж тебе необходимо здесь в нашем Кукушкине оставаться? Ты ведь из Москвы приехал. Там у тебя своя какая-то жизнь была. А здесь все по-другому. Ты, видимо, еще не понял, как велика разница. Так ли уж плохо все у тебя в Москве, чтобы здесь все с нуля начинать? Вот в чем главный вопрос.
– В Москве, конечно, хорошо, но меня лично ничто там не держит. Из родни только сестра. У нее своя семья и проблем выше крыши. В столице, знаете, тоже не все на машинах ездят, да по театрам гуляют. А сюда я приехал из-за девушки. Я ее еще в Москве увидел. Взял и поехал за ней. Чем она меня взяла, и сам не знаю, но хочу быть с ней. Сам удивляюсь, но из-за нее я в последние дни столько необдуманных решений принял, что в итоге вся жизнь перевернулась. Вот и с Вами познакомился, благодаря ей. Сидим мы с Вами, как старые знакомые или даже родственники, а ведь если бы не она, так я Вас и не узнал бы никогда. Видимо, не все так плохо. А вдруг, дальше еще лучше будет. Может это судьба меня вела в ваш поселок. Как Вы думаете?
– Так я и знала. Есть, думаю, какая-то причина – громко вскрикнула хозяйка, хлопая ладонью по столу. – А то прямо чудо какое-то. Все от нас уезжают. А такой бравый парень взял да и свалился к нам, как снег на голову. Да еще и жить здесь собрался. Ну не чудо ли? Значит, это из-за девушки? А кто ж такая? Чья же это?
– Лидой зовут. Приехала на праздники к родителям. Больше ничего не знаю – признался Виталий.
– Лида! Так у нас одна Лида из молодых. Не модно сейчас это имя видно стало. Путать не с кем. Так она же назад в Москву уедет. А ты как же? – забеспокоилась хозяйка.
– А я останусь. Раз у нее здесь родители. Раз она хорошая дочка, то приедет еще не раз. Я с ней здесь познакомлюсь быстрее, чем дома. В Москве как из вокзала выйдет, так и растворится в толпе, как песчинка в пустыне. Там люди друг на друга внимания совсем не обращают. Мимо можно пройти и друг друга не увидеть. Суета сует. Там я песчинка никому не нужная. А здесь один день прожил, а впечатлений столько, что и за неделю не переваришь – отвечал он.
– Да, тебя уже все заметили – с довольной улыбкой сообщила хозяйка. – Бабы у крыльца спрашивают: «Нина, кто ж к тебе это приехал? Кто ж это будет?». Да, видели, что ты в контору ходил, и что с Николашкой куда-то ездил. Все спрашивают, что да как. А я ничего не отвечаю. Махну рукой да в дом. Завтра, думаю, новая атака на меня будет – она засмеялась, лукаво поглядывая на постояльца. – Ну, советуй, что мне говорить.
– А я Руслану Николаевичу сказал, что я Ваш племянник. Племянники они же разные бывают. И двоюродные, и внучатые, и еще какие-нибудь, думаю. Вот я и сказал.
– Ого, как ты быстро вопрос решил – хозяйке явно нравилось интриговать соседок. – Ну, можно и чайку попить. Ты сегодня что-то с лица сник. Устал видно. А у меня такой чаек вкусный. На земляничном листу да с ягодами. А я сейчас еще одной травки добавлю. Для сил. Надо тебе, племяш, поспать как следует. Завтра опять на ферму пойдешь, надо быть бодрым. С людьми ты познакомился. А вот коровки с телятками своего нового босса еще не видели. У тебя завтра, считай, презентация – хихикала женщина.
– Не знал я, Нина Ильинична, что у вас в поселке такие юморные пенсионерки водятся и выражаются как в столице.
– Я тебе теперь тетя Нина. Не забывай, что мы родня, это во-первых. А во-вторых, теперь у нас одно образование, что в столице, что на самом захудалом хуторе. Понял какое? – шутила хозяйка, ставя на стол варенье и конфеты, и разливая ароматный чай.
– Нет. Что же это за образование такое?
Нина Ильинична взяла в руки пульт от телевизора, и через секунду загорелся экран.
– А теперь?
– Что теперь?
– Теперь понял? – махнула она в сторону телевизора. – Вот, чем не образование. Диплома, конечно, не выдадут, а вот где и как выражаться научат. Разве не так? И всему другому, чему бы сам сто лет не догадался, тоже научат. Хорошо, когда это другое на пользу. А то частенько и во вред. Особенно тем, у кого головка слабенькая, да умишко маленький. Так что не удивляйся, что вся страна говорит одним языком.
Утром Виталий проснулся от грозного голоса хозяйки, которая сердито с кем-то разговаривала, и странного непонятного пищания. В комнате из-за приоткрытого окна было очень свежо. Пахло чем-то сладким и горьким одновременно. Вставать было неохота. Виталий всегда любил полениться, и старые привычки не желали придавать значения новым условиям жизни. Их и здесь все устраивало. И теплая постель, и свежий воздух, и этот дурманящий запах распускающихся деревьев, и уютное бормотание хозяйки за дверью. «Да, повезло мне с выбором квартиры – думал он. – Надо эту женщину на станции при случае как-то отблагодарить. Это с ее легкой руки я оказался здесь. Нина Ильинична видно устала от одиночества, вот поэтому мне и рада. Ну и хорошо, если так. Да с кем же она разговаривает в такой час?»
Он встал, быстро оделся и приоткрыл дверь в кухню. Там хозяйка громко ворчала на здоровенного серого кота, который крутился у ее ног, и время от времени цеплял ее лапой за подол халата с писклявым мяуканьем.
– На, обормот, на – поставила она миску с молоком на пол. Кот так быстро сунул свою усатую морду в миску, что хозяйка не успела убрать руку. Часть молока пролилась на пол. – Ух, паразит. Шлялка-гулялка. Три дня, шпана кошачья, шлялся неизвестно где, а теперь ему есть подавай срочно. Терпеть он не может. Голодный он, видите ли – с улыбкой на устах и умилением в глазах ворчала хозяйка, глядя на своего питомца. По всему было видно, что кот умеет из нее веревки вить. Увидев Виталия, она кивнула ему вместо приветствия и, смеясь, представила:
– Вот, знакомься. Мой кот – Элвис.
– Еще один результат телевизионного влияния? – тоже не здороваясь, перешел к разговору парень.
– Да, так и есть.
Тем временем кот с удивительной скоростью вылакал молоко и сидел, облизывая свои щеки и бороду. Огромными оранжевыми глазами, круглыми словно пуговицы, он смотрел на нового жильца.
Быстро позавтракав и одевшись, Виталий отправился на ферму. Начинать свою новую трудовую деятельность. Добираться пришлось пешком. Он шел берегом реки. В это время года она была очень полноводной. Вода, бурая на вид, стремительно неслась между заросшими берегами. Нежная листва только что проклюнулась на большинстве деревьев, но были и такие, у которых листьев еще не было. Зато черемуха уже цвела. Было еще много. Каждое деревце выделялось по-особому. Каждое было прекрасно своей чистотой и пышностью. Виталию хотелось остановиться и рассматривать каждую веточку, каждый цветок. Он сорвал маленькую кисточку и, поднеся ее к лицу, вдохнул аромат этого чуда природы, такого знакомого и каждый раз такого восхитительно прекрасного. С веточкой в руках он вошел в подлесок и, повинуясь изгибам дорожки, шел дальше. Во многих местах то желтели, то синели какие-то неизвестные ему цветы, росшие тут в изобилии. Он, давно не бывавший в лесу и как-то не очень придававший значение природе, сейчас был просто ошеломлен представшей перед его глазами красотой. После серой и мокрой Москвы он увидел столько красок и столько солнца, как не видел давно.