Марта

Много приятельниц было у меня за морем. Разные были: и красивые, и веселые, молодые и совсем юные. Не скрою, были и постарше, кто деньги, не скупясь, давали на попойки и игры азартные. Я всех любил. Конечно, если успевал, если не было помех со стороны. В том мире модно было хвалиться любовницами. Вот только о настоящей любви, о той, что душу греет, не только тело зажигает, ни гу-гу.

И что заметил, чем богаче господин, тем он умнее хочет казаться, тем больше у него девиц на содержании и тем сильнее гордится своей силой мужскою. А вот про любовь настоящую ни слова, все только шуточки да прибауточки.

Женятся многие по необходимости. Жена – что-то мелкое, незначительное, иногда обременяющая кошелек и раздражающая быт горластой детворой. В их жизни место занимали только молодые, горячие, которых можно в любую минуту без лишних колебаний сменить на следующих, еще моложе, еще красивее. Сейчас только понял, как заблуждаются они и я, в том числе.

Трофим притих, задумался.

― Не всем случается понять, в чем загадка любви, в чем ее истинное предназначение? Как разгадать смысл ее?

Вопрос этот, якобы наивный поначалу, сказанный будто бы невзначай, неожиданно разворошил самые сокровенные мысли, что исподволь и давно роились в женской голове. Желание высказаться по этому поводу давно исподтишка терзало ее душу, изводило своею удручающей необходимостью раскрыть тайну немудреных размышлений, что могут набирать в женском представлении самых немыслимых форм.

Марта заговорила, тихо, но четко проговаривая каждое слово, и такая уверенность звучала в ее голосе, может, потому, что слова эти выстраданные, вымученные, идущие из самой глубины ее сознания.

― Загадка любви полна благодатью и разгадать ее не так легко. Любовь – это бушующее море, которое не каждый может переплыть, и даже не всякий бросится в его пучину, имея ленивую душу или трусливое сердце. – Положила руку на плечо парня. ― Можно купить страсть, любовь купить невозможно. Она или есть, или ее нет. Страсть дает наслаждение телу, душа голодной остается, не утолить ей жажду счастья. И те, кто выхваляется, что без любви может обойтись, несчастный, сам не ведает, чего лишен в этой жизни.

Гордятся своим особым предназначением некоторые из мужчин. Божественное сходство в себе прославляя, величием своим надменно кичатся, блещут умом друг перед другом, видя в женщинах лишь служанок и рабынь. Они достойны только жалости. Кто они, что боятся полюбить? Пытаются избежать чувства светлого, подменяя его страстью животной? Жалки они, слабы духом и даже телом, от них никогда не жди потомства великого. Каждый рождает себе подобного. Сама жизнь наказывает таких за их ничтожество.

Все, что происходит прекрасного в мире этом, озаряется любовью. Она – подлинное сокровище нашей жизни, ее счастье, ее главное украшение! Кто не испытал мук ее сладких, не испробовал слез ее чистых, тот и не жил по-настоящему! Только любовь может вознести к звездам сердце поющее, и чем она больше, тем сильнее скольжение! Чем выше в небо, тем ближе к солнцу!

И кто хоть миг летал, тот уже никогда не сможет забыть хмельное блаженство этого полета.

У любви нет срока давности, со временем она еще крепче. Здесь, что отдал, то твое, поверь, я в жизни много повидала.

Глянул на нее. Она сидела прямо, широко раскрыв глаза. Еле заметная, одухотворенная улыбка коснулась ее губ. Лицо разрумянилось, глаза загорелись глубоким, восторженным огнем.

― До чего же хороша, – восхищенно думал Трофим. Тихонько сжал трепетную руку, и сказал почти шепотом.

― Сколько силы в тебе, Марта! От тебя пышет таким теплом, таким отдохновением. Ты сейчас такая необыкновенная, такая красивая, словно сама царица. Ей, Богу, царица земли!

Взлетели удивленные брови, искоса бросила взгляд свой на парня. Неожиданно успокоившись, хитро спросила.

― А, с тобой что происходит? Влюбился в кого-то?

Молча, плутовато прищурившись, пальцами левой руки лихорадочно гладил подбородок.

― Кажется, увлеклась, сгоряча наплела с три короба. Сразу и не разберешь, что к чему. Напугала словами громкими. Хотя ты тоже умеешь высказаться. И слова – то какие подбираешь, царица земли, – улыбнулась, довольная.

― Хочу тебе сказать, что чувство это уже познал, сполна. Решил, хватит уже самому мыкаться, надоело одному в мире маяться. Вот, думаю, семью завести, чтобы все как у нормальных людей было, чинно да ладно, с любовью и уважением.

― И жену себе приглядел?

― А то, как же!

― И кто, если не тайна?

― Рядом со мной сидит.

― ??

― Сразу, как увидел тебя, понял, ты мне нужна, только ты мне близка и дорога! Ты мне по сердцу. Очень! Я никого еще так сильно не любил.

― С оглядкой жить не могу. Глупенький, неужели не видишь, не пара мы. Попытайся посмотреть на нас со стороны, ты, красив, молод, полон надежд, у тебя впереди вся жизнь и счастье. А что меня ждет? У весны лето впереди, а у осени – зима холодная.

― Любовью своей тебя согрею, выстелю зоренькой жизнь твою, звездами увенчаю дни и ночи.

― Мне этот звездопад ни к чему сейчас. Жизнь моя догорает постепенно, ускользают дни, как их не держи. Не замедляется время ненасытное, чем дальше, бег его только ускоряется. Не вернуть любовь в сердце оглохшее, потухло оно для радостей земных. Не надейся, что смогу стать для тебя опорой, верной спутницей в жизни семейной. Хотела бы утешить словами добрыми, но не могу и не хочу. Мальчик мой, признайся, не лукавя, ведь ты любовь ко мне себе придумал.

― Ни о чем не спрашивай. – Отвернулся оскорбленный. -Словами горькими разбила сердце, болит оно, обиду с горечью мешает. Мне плохо, – скривился жалобно. – Как никогда!

― Мне ли тебя не понять? Не любил, значит и не страдал, душа не сохла от тоски.

― Что мне делать теперь? Я собой не владею, сойду с ума от безнадеги. Не буду больше я с другой! Знаю одно, если ты мне сейчас откажешь, не женюсь! Никогда!

― Не кипятись и не мудри, душа моя, а оглянись! Твоей любви желает каждая. Всякая девушка хочет получить лучик улыбки нежной твоей. Верь, в судьбу, любовь к тебе скоро придет, желанную свою еще найдешь.

Гладит его ласково по руке, ровно дитя несмышленое, улыбаясь мягко.

― Не обижайся, хороший мой, и пойми, я не могу иначе. Не грусти. Не всегда те, кто появляется в нашей жизни, остаются в ней навсегда, сколько мимоходом заглядывают, случайно, приходят и уходят. Наши судьбы нас не только сводят, но и разводят.

Знай, у каждой души своя звезда, свое небо. У каждого из нас свой жребий, своя тропа или дорога. Ровная или корявая. Широкая или тесная. Нехоженая или проторенная.

Со временем ускользнет в ночь и твоя кручина, уйдет вместе с обидой. И тогда грусть-тоска твоя веревочкой тонкою завьется, радостью звонкою напьется, в чистом поле ветром развеется. Вернутся пареньку дни золотые, ночи серебряные.

И твоя любовь звездочкой ясной опуститься неслышно в теплую ладонь, и согреешь ее дыханием своим горячим. Поверь, она еще в твои ворвется ночи, непререкаема и неумолима и напоит тебя такою страстью, что задохнешься от истомы своих желаний.

А в моей душе все лучшее уже остыло. Молодость моя пролетела… отгорела моя рябинушка, отцвело девичество черемухой обломанной.

Сердце ныне с совестью в ладу. Наполнить новой любовью себя я не спешу. Мое солнышко ясное, я нашла в тебе все, что искала: чистую душу, доброе сердце, преданность, искренность, понимание. Приголубить, обнять, согреть могу, но только как старшая сестра, как мать, в конце концов. Не больше.

― Сестру любимую иметь всю жизнь мечтал, но не тебя, тем более мать. Такой молодой матери мне еще не довелось встречать. Сносить слова такие влюбленному трудно, но я стерплю, сожму в комок свою волю. – Отвернулся недовольный.

― Тебя впереди ждет целая жизнь, а меня – только воспоминания. Увы, время неумолимо. Что скрывать, сегодня я не заласкана им. В сердце моем вьюжит улыбка его колкая, изморозью душу оплетают воспоминания недобрые. Я многое могу, но здесь бессильна. Время остановить не в моей власти.

― Смотрю на тебя, будто мальчик, не смея ответить словам, чтоб не обидеть невзначай, а ты все дразнишься: время, время. Пойми, мне ничего не надо, только до твоих волос дотронуться губами, только бы знать, что ты рядом; только бы слышать голос твой, видеть лучик солнца в глазах твоих, такой мягкий, игривый.

Без тебя, зачем мне вся эта жизнь и вся мирская суета? Без твоей любви что остается со мной, лишь скукота, маята, пустота! Буду тоску свою топить в стакане. …

― Счастье твое тебя еще найдет, я помогу, я все устрою, если ты сумеешь подождать, будут и любовь, и деньги.

― Хочу счастливым быть сейчас, хотя бы одно мгновение, а остальное все неважно. Марта, нрав мой может и спесив, но очень душа ранима. Что сделал я не так?

― Уверяю, ты ни в чем не виноват, не кори себя за зря. Давай посидим молча, погодим, глядишь, отступит обида от сердца, успокоишься и поймешь, что я права. Обещаю, что буду с тобой отныне рядом, но только, как подруга, как сестра.

― Нежная, жестокая, как может все в одной ужиться. Словами горькими мне сердце не утешить, болит душа, лучше я пойду. Прости на худом слове, хозяюшка, ежели, что не так, не поминай лихом.

Ушел, нервно, торопясь, словно его с позором выгнали.

***

Сожаление, что так нехорошо, так неладно все получилось, целую ночь не давало Марте покоя. Утром решила, все утрясется само собой, если на время уехать из города, тем более, Сильван просил наведаться. Быстро собрала свои нехитрые пожитки, на дорожку попила чаю, оглянулась на прощание. – Авось, вернемся еще, – подумала про себя. – Надо помочь парню, мало куда, шалопай, может снова влезть.

День был чудесный. Один из тех летних выходных, когда полно прогуливающегося народу у реки. Кто катается на лодке, кто сидит, греясь на солнышке, обмахиваясь веером. Надо бы перед дорогой повидаться с Трофимом. Предупредить, что недолгой их разлука будет, и чтобы знал, где искать надо, если что случится. А вот и сам, в окружении болтливых хохотушек, щебечущих беспрестанно, наперебой, хмурый, недовольный. Увидел, скривился кисло.

― Погодите, девочки, дайте поговорить с сестренкой. Недаром здесь, видно, что-то важное пришла сказать.

Девушки, игриво переглядываясь между собой, дружной стайкой отошли в сторону, с любопытством рассматривая неожиданную родственницу.

― Что случилось, – искоса глянул на Марту.

― Уезжаю.

Вспыхнул взгляд его тревогой. – Ненадолго, – поспешила успокоить. – Так надо, для нас двоих. Я скоро вернусь. Прошу, веди себя прилично. – Шутя потрепала по щеке.

Отчаянно сдвинул плечами.

― На прощание сказать ничего не могу, если хочешь, уходи. Нет, так и не надо. Скучать не будем. Найдем другую. Вон их сколько. Только свистни, сбегутся – не протолкнешься.

― Прошу об одном, не майся дурью. Пока меня не будет, постарайся, никуда не ввязываться. Ты мне живым нужен. Можно, поцелую тебя на дорожку, как сестра, – оглянулась на девиц, торопливо, неловко прикоснулась к щеке губами

― Не огорчайся, – шепнула, – я вернусь, не успеешь отвыкнуть даже. Будь молодцом. Побереги себя.

― Это уже, любезная, не твоя печаль. Еще пока никто, а уже лезешь в душу наставлениями. Твой осторожный поцелуй меня не манит, не дурманит, счастливого пути, сестричка! – дурашливо помахал рукой.

― Эх, ты, горе мое луковое, все бы только куражиться да языком трепать невесть что. – Она, шутя, шлепнула его по плечу. Трофим схватил за руку, – не уходи, а!

― Марта? – услышала рядом до боли знакомый голос, оглянулась и увидела Антона. – Здравствуй! – Удивился встрече нечаянной.

― Здравствуйте, – вмиг оробела от неожиданности такой. Он же от радости светился. – Как твои дела? Я думал, тебя нет в городе. Я так тебя искал!

Марта молчала. Жадно смотрела на него и молчала, растерянная.

― Как всегда, сама красивая, немного шумная, и такая славная. И как всегда ранимая! Отчего не играет смешливый лучик в озорных глазах? Они печальны от незаслуженных обид? Как ты жила, как ты живешь? Что нового в твоей судьбе?– оглянулся на Трофима, что сердито сопел рядом, всем своим видом высказывая свое явное нерасположение к неожиданному собеседнику.

― Где же ты раньше был, – выдохнула тоскливо, не удержавшись.

― Марта, я тоже очень скучал по тебе. Кто рядом с тобой сегодня? Ты не одна?

― Ты, вижу, тоже.

Рядом с ним остановилась, обеспокоенная изменившимся настроением Антона, Наина, так же недоуменно рассматривая Марту.

― Твоя жена.

― Да, будущая, скоро свадьба, – ответил быстро, будто нехотя.

Марта, спохватившись,

― Я тоже вышла замуж. – Зачастила, словно опасаясь, что ее перебьют. – Не смотри, что молод, возле молодого мужа и жена молодеет, годы ее не берут. Я счастлива сегодня. Сердце и жизнь доверила ему и так тепло мне рядом с ним, так хорошо и сладко. – Шутливо прижалась к плечу Трофима, и заторопилась нервно.– Мы спешим, нас ждет извозчик. Договорим потом, до свидания! – кивнула им, двоим.

Она заметила, как изнуряет ревность Наину, как в один миг из красивой, уверенной в себе женщины превратилась в пожилую тетку, глаза потускнели, горестно сжались губы. Женщина сердцем безошибочно определила в Марте свою сильную соперницу, почувствовала, что ее милый друг далеко неравнодушен к этой случайной знакомой и испугалась за свое будущее. Она так долго жила одна, пока не встретила свою вторую половинку.

Марта сколько раз переживала это коварное чувство отчаяния, что сушит душу своею беспросветной тоскою. Ей стало жаль бедную женщину. Схватила под руку ошеломленного Трофима, потянула по дороге.

― Погоди, – Антон взял под локоть, с безысходной мольбой в голосе, – я столько времени тебя не видел, всего пару слов сказать хочу. – К себе привлек. – Дай погляжу напоследок, загляну в глаза, когда еще придется свидеться.

Ясно-рыжеватый цвет волос, тщательно уложенных в косу, немного растрепанных на висках и на затылке. Как всегда благоухание, тонкое и нежное, подчеркивающее обаяние, влекущее к себе чарующим соблазном, что создает не только любовную, но и духовную связь между телом, что излучает его и телом, что вбирает этот аромат. Все, то же горячее дыхание, глаза дурманящие, с паволокой и губы, сладкие, родные.

― Ты думала, я глаз печальных не замечу. Не отпускай! Не потеряй! – зовут они на помощь. Твои упрямые губы лгут, что счастлива ты. Я был бы рад, что у тебя все хорошо, что все в порядке, но почему глаза твои кричат!..

Ты знаешь, я помню все! Ту ночь я не забыл! Ах, какие ты говорила слова!

Марта, завороженная его взглядом, как бы очнулась, вмиг отрезвела.

― Я себе любовь тогда придумала, мне так хотелось разворошить тебя. А теперь в моей груди другое бьется сердце, и вижу, что в новом этом сердце втроем окажется нам тесно. Разные у нас судьбы, у тебя другая жизнь. Прощай, любовь, не ставшая судьбою, мне сейчас в одну, тебе в другую сторону. Простившись со мной, себя успокой: я не страдаю, не ревную, не прошу вернуться, твои объятия меня сегодня не волнуют.

― Как мне быть теперь, я не знаю? Смешинки глаз твоих задорных так часто по ночам мне сны тревожат. Я не хочу, но думаю все время о тебе.

― Не волнуй себя напрасно, пусть остается все, как есть. Одним мгновением перевернуть судьбу нельзя, прощай!

― Встрече рад и огорчен разлукой, можно, поцелую напоследок.

Испугалась Марта, попятилась назад.

― Чего не было никогда, не воротится, разбилось то, что не сбылось. Ты не один, я не одна, с другим я нынче, ты с другой. Вон у супруга моего обиды полные глаза, я не хочу, чтоб он страдал. Отойди же от меня, люди косятся.

― Вижу, уйдешь и больше не вернешься. Ему завидую, ты с ним, ты не со мной. Сам виноват.

― Уже не важно, чья здесь вина, отпусти на покаяние душу. – Улыбнулась мягко, освобождая руки из крепких объятий.

― Знаю, того, что было, не повторить уже, не возвратить. Не буду звать, не буду ждать, но как же мне тебя забыть, любовь моя, печаль моя? – Потупил взор, и тихо-тихо прошептал. – Не надо лгать себе и мне, любимая.

Отвернулся и ушел, ни разу не оглянувшись, высокий, сильный. Наина поспешила следом, тревожная, внимательная.

Обман, если им правильно пользоваться, иногда может и пользу принести, зато свадьбе их будущей уже ничто не угрожает.

Трофим недовольный, косится в след.

― Он тебя любит.

― Может быть, но уже поздно. У него был шанс, без смущения и долгих раздумий подарил разлуку.

― Так это его кольцо ты бережешь? Значит его ты любишь? А говорила, что пустое сердце, что душа оглохла! Ты мне врала?

― Для твоего же блага, дурачок. Что толку, что люблю его? Ты видишь, разные у нас дороги и нам никогда не быть вдвоем, но это уже не беда. Я сегодня изменилась и больше не буду сохнуть. Я даже счастлива, что своего добилась, он впустил меня в сердце свое, а больше мне и ничего не надо. – Махнула на прощание рукой.

***

Шла, легкая, настежь распахнутая миру, с удовольствием купаясь в густых солнечных лучах, и восхищенных взглядах мужчин. В душе бушевало гулкое ощущение своего превосходства, власти над ними; будто бы каждый, кого видела Марта сейчас, упивается ее красотою, страстно желает ее, его неумолимо влечет к ней. В это мгновение ей казалось, что так было всегда. Ей уже казалось, что она вечно была и вечно будет, что она никогда не умрет, не исчезнет. Что ей единственной на земле дано это огромное счастье всегда быть молодой и ослепительно красивой. – Царица земли. – Вспомнила слова Трофима, и они показались ей уже не такими неимоверными.

Какое это счастье, если ты знаешь, что любима, желанна! Марта шла гордая, объятая ликующей радостью, шла, взволнованная мучительным наслаждением от прошедшей встречи, от последних слов Антона.

Как часто представляла себе это свидание! Как дико скучала, тосковала по любимому! Сколько раз появлялся ей во сне, далекий, нереальный, но такой родной! Как надеялась, что когда-то он все равно примет ее в свое сердце, и, узнав об этом, она не зарыдает, не засмеется, не закричит от счастья, не броситься исступленно в объятия мужские, даже слов, наверно, не найдет, тех слов заветных, что хранила так бережно только для него одного. И лишь к груди желанной припадет и… захмелеет от радости и горячими губами прошепчет слова признательности судьбе.

И что? Она спокойна. Она свободна! Эта любовь теперь не в тягость для нее. Она исцелена! Наконец, одолела себя в своей тоске любовной. Сегодня она гордится этой победой! Она теперь может все!

О, женщины! Каждая из нас, живущих на земле, – великая! Каждая способна в своей жизни на что-то необычное, значительное, только до поры не знает, не догадывается, на что именно.

Для этого надо суметь разобраться в себе, в своих заветных, неисполненных желаниях, в своих, порой необъяснимых, поступках, в своих стремлениях.

А познание своей сути – самое нелегкое, самое непостижимое! И только любовь имеет возможность помочь раскрыть себя, почувствовать свое превосходство.

Каждая из нас – это целый мир, огромный, светлый, неповторимый и такой прекрасный! Душа женская – нежный аленький цветочек, роза в бутоне, жемчужина робкая, перламутром переливающаяся.

Над нею тяготеет ежедневное бремя неусыпных забот, испытаний, порою бесчеловечных, мыслей, не всегда приятных.

Как часто ранит нас мужская безответственность! Как часто приходится уступать себе для чьего-то блага, в чем-то ограничивать себя.

Сердце наше без дна. Душа вся в шрамах, иногда мучительно ноющих, иногда зарубцевавшихся.

И как много чистоты и непорочности несем в себе!

Ангельского терпения!

Радости!

Сколько ласки!

И сколько силы!

Надо только суметь прочувствовать все это и дать другим ощутить свою волю.

Я – царица земли! Все, что происходит вокруг, совершается при моем непосредственном участии. Судьба человечества в моих заботливых руках. Я царица!

Нередко в самой женщине живет отрицание своего Божественного предопределения. Кое-кто из них полагает, что они никчемны, ограничены, неполноценны. Эти женщины нередко чувствуют свою ущербность, испытывают страх перед мужем, ощущая с его стороны непочтение к себе и даже презрение, словно к чему-то менее развитому, недостойному.

Какое грешное заблуждение! Женщина с рождения обречена на счастье! Она несет в себе хмельную силу любви, что дарует миру новую жизнь. Она созидает этот мир! Она – неисчерпаемый родник силы и вдохновения для многих великих мужей!

Кто совершеннее ее? Никто! Она – царица! Она – Богиня! Она – Мать! Сестра! Жена! Величественнее, прекраснее не сыщешь!

Даже в глубокой старости светится особая благодать в женских чертах, мудростью исчерченных, в ее взгляде спокойном, взыскательном и понимающем. Пред нею на колени пасть не стыдно даже величайшему из мужей. В этом сила его тела и духа!

Лишь тот велик, кто не боится склониться в глубоком почтительном поклоне, возвеличивая ее добродетели. Женщина – украшение и благословение этого мира. Лишь она, достойная, в паре с достойным, может преобразить мир, Вселенную, напоить ее любовью, чистой и прекрасной, как счастье. Возвысить до Божества жизнь земную!!!

VIII

Отравление любовью.

Под легким пологом звездного неба величественна и безмятежна летняя ночь. Нетронутой тишины оберегая покой, дремлет она, смутным томлением полна, окунаясь челом в травы росистые. Едва шелохнется ветка на дереве.

По берегу, по мелкому кустарнику еле слышно бродит ветер молодой; то припадет к воде щекой, то осторожно кусты прибрежные туманом занавесит, то в изголовье камышей бросит охапку светлячков.

Поодаль ивы задремали над водою. Редкою, нестройною гурьбою березки в платьицах зеленых, с худыми, едва прикрытыми коленками, спустились к реке. В чистой воде отражается звездный рисунок неба. Кочующие тучки бахромой разорванной пытаются нарушить этого узора вязь замысловатую.

Через ракитовые ресницы луна засмотрелась в зыбкую волну, без устали вплетая в сумрак ночи серебристые кружева. Глухо вскрикнула сова, так низко пролетев над головой, что крылья обдали ветром венок на голове у девушки. Листья на соседней березке затрепетали, зашевелились и успокоились.

Ночь пахнет тиной, мятой и любистком. И тихо-тихо, будто перед бурей, лишь только слышно, как сопя, моет прибрежные пески река.

На душе тревожно и неуёмно сердце.

– Реченька моя, река, обливные берега, я пришла к тебе, что к родимой матушке. Отчего мается сердце? Отчего волнуется кровь? Угрожает судьба любовью не ответною? Ты волной мне расчеши косу русую, от доверчивой девушки отведи сомнения пустые.

Лес, звонкий и болтливый днем, а сейчас глухой и тихий, основательно обложил реку, расплывчато выделяясь в лунном свечении жесткой хвоей обветренных сосен.

Скитается безмолвие в излучинах его крутых оврагов, запутываясь в ветвях вековых исполинов. Там ее верный друг Май тщательно охраняет дремотный мир нехоженых тропинок, болот, заросших дикими травами полянок, подолы у которых полны цветов, душистых ягод.

Здесь царство непуганых зверей и птиц. Порой звериных глаз опасное мерцание осторожно мелькнет в глухой чаще. Из дебрей дремучих выйдя, пятнистый олень спокойно обходит стадо могучих туров, столпившихся у водопоя. Ланей резвых промчится стая. Неловкий лосенок следом за лосихой торопится на тонких, непослушных ножках, все норовит изведать мох, нежнее, чем мех у зайчонка. Медведь в заводях речных ловко лапой рыбу удит. И тут же недалеко бобер хозяйственный со своим зубастым семейством занят сооружением плотины. С белкой озорной дружит давно дятел домовитый. Над рыжею лисой они вдвоем нередко подыгрывают.

А там, в самой чаще, где расступился лес услужливо, позволяя солнечным лучам упиться соком ягоды лесной, стоит терем, большой, высокий, со всевозможными резными башенками. Солнце озорует в окнах его.

Там живут они с отцом. Рядом с ними вокруг полно лесного люду. Леший в окружении беззаботных мавок. Блуд и его многочисленная семейка. Смешливые русалки и их хозяин – водяной. Вся эта лесная братия с утра до вечера крутится неподалеку.

Есть даже нявки, точь-в-точь, как дети, только немые, услужливые. Смотрят жалостно-жалостно, будто старушки. Не играют и не поют, а если и поют, то такие печальные песни и плачут при этом горько и безутешно. Лесной царь всегда был недоволен, если видел свою дочь в их кругу. Поговаривали, что они без имени, а, значит, никто, поэтому они такие невеселые.