Тайны книжных переплётов. 50 почти детективных историй

Среди других возможных соавторов «Исследования…» Лонгинов называет секретаря казённой палаты В. Протопопова, губернского прокурора И. Беляева, заседателя совестного суда И. Ильина, прокурора верхнего земского суда А. Хрущова, секретаря приказа общественного призрения М. Бенедиктова, казначея уездного казначейства И. Иванова, провинциального секретаря верхнего земского суда И. Воскресенского.

Это были по-своему талантливые и интересные люди. Видимо, Батурин знал их по службе. Но никто из них, как свидетельствуют записки Батурина, не был в числе его близких друзей и единомышленников. Хотя на титуле своей книги Батурин и указал, что сочинена она «особливым обществом», авторство «Исследования…» принадлежало, бесспорно, лишь ему одному. Более того, Батурин, по всей вероятности, испытывал душевное одиночество, готовя к печати свой труд. Не случайно в качестве эпиграфа к «Исследованию…» он избрал четверо-стишие из духовных од М. В. Ломоносова:

Хоть полк противных мне восстань;Но я не ужасаюсь.Пускай враги воздвигнут брань,На Бога полагаюсь.

Говоря о Батурине и его книге, нельзя не упомянуть о его «благодетеле» генерале Михаиле Никитиче Кречетникове (1729 – 1793). Несмотря на то, что Батурин был многим обязан екатерининскому вельможе, в биографических записках он даёт ему не очень лестную характеристику: «Генерал-губернатор Кречетников при выборе людей к местам мало смотрел на их способности к делам или исправлению должностей, на них возлагаемых; но больше на способности их угождать ему или, чтобы, по свойственным каждому качествам, могли приятно проводить с ним свободное его время, или бы имели возможность жить с великолепием и пышностью».

Стремление жить «с великолепием и пышностью» отличало и самого Кречетникова. Вступление на должность калужского и тульского генерал-губернатора он ознаменовал, например, открытием в этих городах профессиональных театров, вошедших вскоре (во многом благодаря стараниям и таланту П. С. Батурина!) в число лучших провинциальных театров России.

Когда-то, работая над книгой по истории тульского театра (она вышла в 1977 году к его 200-летнему юбилею), я совершенно упустил из вида тот факт, что Кречетников являлся воспитанником знаменитого Сухопутного кадетского корпуса в Петербурге. «Что это меняет?», – спросите вы. Да очень многое! Любой знаток истории отечественной драматической сцены знает, что Сухопутный кадетский корпус был колыбелью театрального искусства в России, а его воспитанники (все до одного!) – заядлыми театралами. Это привилегированное учебное заведение было открыто в 1731 году для подготовки дворянских детей к офицерской и гражданской государственной службе. В Сухопутном шляхетском корпусе наряду со специ-альными дисциплинами преподавался широкий круг обще-образовательных предметов, большое внимание уделялось эстетическому воспитанию кадетов, в том числе и средствами театрального искусства. В 1749 году воспитанники Сухопутного шляхетского корпуса исполнили на сцене учебного заведения одну из первых национальных русских пьес – трагедию А. П. Сумарокова «Хорев», отличавшуюся ярким гражданским пафосом, возвышенными и прекрасными страстями. Спектакль имел огромный зрительский успех и был повторен молодыми исполнителями на сцене Зимнего дворца. Вскоре кадетами были поставлены такие произведения получившего одновременно с театром популярность автора, как трагедии «Гамлет», «Синав и Трувор», «Аристона», комедии «Чудовища» и «Пустая ссора».

Примечательно, что именно в Сухопутном шляхетском корпусе пополнили художественное образование уже проявив-ший своё сценическое дарование сын костромского купца, создатель русского профессионального театра Федор Григорьевич Волков (1729 – 1763) и его брат Григорий, выдающийся русский актер, театральный педагог и летописец русского театра И. А. Дмитревский (Нарыков), сподвижник Волкова актер А. Попов.

Аналогичную батуринской характеристику генералу Кречетникову дал в рассказе «Тульский кречет» известный в своё время писатель и историк Даниил Мордовцев (1830 – 1905). В основу рассказа положен реальный факт посещения Тульской губернии в июне 1787 года императрицей Екатериной II. Мордовцев рисует Кречетникова как человека, желающего во всем угождать императрице, любителя «втирать очки», создавать видимость благополучия, организовывать пышные приемы и строить потёмкинские деревни.

Знакомство с подлинной биографией Кречетникова свиде-тельствует о том, что реальные заслуги перед отечеством он, безусловно, имел. Екатерина II хорошо разбиралась в людях, чинов и званий зря не раздавала. Она ценила Кречетникова как крупного военного деятеля и талантливого администратора. О делах генерала красноречиво свидетельствует надпись на его могильном постаменте в соборной церкви Слуцкого Свято-Троицкого монастыря, сделанная на русском, латинском и поль-ском языках:

«Российских Императорских войск генерал-аншеф, сенатор, Тульский, Калужский и новоприсоединённых областей от Речи Посполитой Польской к Империи Российской генерал-губерна-тор, начальствующий над всеми войсками тамо находящимися и расположенными в трёх малороссийских губерниях, и кавалер Орденов Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Св. Равноапостольного Владимира первой степени, Польских Белого Орла и Св. Станислава и Великокняжеского Голштинского Св. Анны, Граф Михаил Никитич Кречетников скончался 9-го мая 1793 года в Меджибоже, погребён здесь того же года августа 5 дня».

Кречетников вошёл в историю и как самый «короткий граф». В графское достоинство он был возведён за три дня до кончины – 6-го мая 1793 года, даже не узнав об этой милости российской самодержицы.

Фигурирует в рассказе Мордовцева и правитель канцелярии наместничества – сибарит и гуляка Францель Венециан – Семён Никифорович Веницеев, мастер составлять от имени наместника всеподданнейшие реляции.

Кстати! Часть этих реляций сохранилась и даже была издана в 1863 году в типографии Московского университета отдельным оттиском и в IV книге Чтений Императорского Общества Истории и Древностей Российских. В моей библиотеке имеется экземпляр отдельного оттиска под названием «Журнал реляций к ея императорскому величеству калужского, тульского и рязанского генерал-губернатора Михайла Никитича Кречетникова в 1782 – 1787 годах», а также экземпляры выпущенных в том же году отдельных оттисков «Дневных записок о движении и действиях войск русских в Великом княжестве Литовском и Польше в 1792 году, находившихся под начальством генерал-аншефа Михайла Никитича Кречетникова» и «Писем к генералу и кавалеру Михайлу Никитичу Кречетникову графа Захара Григорьевича Чернышева и других с 1769 по 1785 год». На 42-й странице «Писем», в документе, датированном 5 июня 1772 года, граф Чернышев просит Кречетникова принять от секунд-майора Батурина челобитную об увольнении от военной службы с тем, чтобы в дальнейшем, после отставки, определить его «в Пост-Мейстеры». По всей видимости, этот эпизод был связан с ранением Батурина при штурме Браилова и положил начало личному знакомству Батурина с генералом Кречетниковым.

Не могу вкратце не остановиться на некоторых подробностях личной жизни генерала Кречетникова. Интересны они, конечно, не столько сами по себе, сколько в связи с биографией великого русского поэта Василия Андреевича Жуковского. Будучи человеком женатым, Кречетников в течение многих лет вёл холостяцкую жизнь. Причиной тому стало рано проявившееся в браке психическое расстройство его жены, которая безвыездно жила в родовом имении и не сопровождала мужа в его многочисленных походах и служебных перемещениях. Свою настоящую любовь Кречетников встретил в достаточно зрелом возрасте. Его избранницей стала сводная сестра Жуковского, дочь белёвского воеводы Афанасия Ивановича Бунина (Жуковский был его внебрачным сыном, рождённым от пленной турчанки Сальхи) Наталья Афанасиевна Бунина (1756 – 1791). Юная красавица, находившаяся в то время на выданье, не только ответила пожилому генералу взаимностью, но и родила ему двух дочерей. В семействе Буниных эту связь тщательно скрывали, до поры, конечно, до времени. В связи с тем, что Кречетников был женат, узаконить отношения с Натальей Афанасьевной он не мог. По довольно распространённому в те времена обычаю Бунину выдали замуж за мелкого чиновника Вельяминова, обеспечив ему в качестве компенсации карьерный рост. Не остался внакладе и помещик Бунин: ему удалось без особых трудов приписать своего незаконнорожденного сына к тульскому дворянству. Трагической развязкой этой непростой истории стала ранняя смерть Натальи Афанасьевны от скоротечной чахотки в возрасте 35 лет.

Но вернемся к главной теме нашего рассказа. Уже в середине XIX века «Исследование книги о заблуждениях и истине» было, по свидетельству М. Н. Лонгинова, большой библиографической редкостью и дорого ценилось на книжном рынке. В наши дни замечательный труд П. С. Батурина можно встретить лишь в крупнейших библиотеках страны да в собраниях двух-трех библиофилов. Один из экземпляров «Исследования…» хранится как особая реликвия в Тульской областной универсальной научной библиотеке. Ведь это первая книга, положившая начало издательской деятельности на тульской земле.

Десять лет ушло у меня на то, чтобы отыскать у букинистов и поставить на свою книжную полку экземпляр «Исследо-вания…». Словно в подтверждение известной истины – кто ищет, тот всегда найдет – в ноябрьский день 1982 года букинис-тический отдел московского Дома книги на Новом Арбате любезно предоставил мне такую возможность. Судя по сохранив-шемуся на титульном листе штемпелю, приобретённый мною экземпляр «Исследования…» принадлежал некогда фундамен-тальной библиотеке Казанской духовной семинарии. Сохранность книги, можно сказать, отличная.

По стечению обстоятельств «Исследование…» Батурина по-явилось на свет в один год с мятежной книгой его современника А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Неиз-вестно, был ли Батурин лично знаком с Радищевым. Скорее всего, их жизненные пути не пересекались. Но эти люди во многом были близки по духу. Горячих патриотов России Радищева и Батурина роднили желание видеть свой народ свободным и счастливым, вера в силу человеческого разума, добра и справедливости.

Издано Н. И. Новиковым

Небольшую, карманного формата книжицу под названием «Христианская школа», написанную, как свидетельствует титуль-ный лист, в городе Бреславле ректором «тамошних училищ» Иеронимом Рокесом, я хранил на полке книжного шкафа без особого, прямо скажу, энтузиазма. При этом постоянно слышал упреки близких: «Носишь домой всякое старьё, хлам никому не нужный…».

Такого «старья» я находил немало, нёс в дом, отшучиваясь при этом словами Н. А. Некрасова о старых книгах из его стихотво-рения «Букинист и библиограф»:

Одно заметил я давно,Что, как зазубрина на плуге,На книге каждое пятно —Немой свидетель о заслуге.

И уж никак не мог предположить, насколько эта потрёпанная жизнью книга является редкой и интересной. Внимание к столь заурядному, как мне казалось, богословскому изданию не распространялось дальше типографской марки известного просветителя Николая Ивановича Новикова, стараниями которого книга увидела свет в 1782 году в типографии Московского университета. Но вот однажды, перечитывая книгу хорошего писателя и страстного библиофила Владимира Германовича Лидина «Друзья мои – книги», я вспомнил о сочинении Рокеса, достал его с полки и начал внимательно изучать.

А побудило к этому вот что. «К книгам, изданным Н. И. Новиковым, – писал Лидин, – у меня… особое отношение: когда я вижу его монограмму на титуле, моя рука невольно тянется к этой книге; я знаю, что издатель Новиков не обманет меня, что во внешне беззаботной книжке хранится горькое зернышко критики, или осуждения, или сатирической усмешки для посвященных, а затем, впоследствии, и для широкого круга читателей, познающих историю нашей литературы».

Издатель Новиков не обманул и меня. Книжка, построенная в форме распространенных в XVIII веке «рассуждений», оказалась весьма смелой для своего времени, а частые обращения автора к Богу и Священному писанию, которые при беглом знакомстве кажутся слишком банальными, играли лишь роль своеобразной ширмы. За ширмой скрывалось истинное лицо автора – убеждённого противника крепостного рабства, частной собствен-ности, накопительства и невежества, смелого критика современных ему нравов и пороков, которым были подвержены имущие сословия клонившейся к своему закату феодальной эпохи.

Судите сами. По твёрдому убеждению Рокеса, ненасытное стремление отдельных людей к обогащению «за самое слабоумие почитать должно». Сказано это в век, когда частная собственность объявлялась по всем законам священной и неприкосновенной. Вряд ли кому из знатных российских вельмож, привыкших запускать руку в государственную казну, наживать всеми прав-дами и неправдами состояния, могли понравиться и такие, к примеру, рассуждения автора. Обращаясь к богачам – дворянам, утешающим себя мыслями, что все их неблаговидные поступки во имя наживы продиктованы гуманными соображе-ниями, «заботой о детях и внучатах», Рокес пишет: «Что ж им в оставленных от тебя трёхстах тысячах червонцев, да в двадцати тысячах душ деревень будет? Разве ты всё великое богатство на то сгребаешь, чтобы детям да внучатам после тебя, в тунеядстве живучи, пропировать, прощеголять, в карты проиграть и другими злыми способами твоё неправедное благословение на ветре поскорее рассеять? Или бы уже при разделе богатства твоего между собою не только драться, да ножами резаться? Бывают на свете и такие развращённые детушки, что отцов да матерей своих из богатства давят и другими смертьми злодейски губят. Берегись же и ты того, несытой имения рачитель».

В другом месте книги, рассуждая о добродетели и добро-детельных людях, Рокес отмечает, что высокое положение и добродетель несовместимы, что «между блистательными и в числе славных земли» добродетелей искать не следует. «Высокие места и чины, – пишет он, – те самые горы и в житейском море скрытые камни, об которые добродетель очень скоро и часто разбивается».

Много в книге и других смелых мыслей, обличающих пороки человеческого общества, взывающих к разуму и справедливости. И впрямь не зря поставил Новиков на книге свою издательскую марку!

Как сложилась судьба этой книги? В какой мере связана она с судьбой издателя? Как мог попасть в Тулу принадлежащий мне экземпляр? Вопросы эти возникли сами собой. Они-то и стали отправной точкой начавшихся поисков…

Николай Иванович Новиков – фигура яркая, самобытная, щедро наделённая природой разнообразными достоинствами, для XVIII века – знаковая. Новиков намного опередил своё вре-мя. В этом была его заслуга, в этом – трагизм его положения. Мрачная российская действительность, коварство Екатерины II и её приспешников, душевное одиночество сделали свое чёрное дело. Достигнув полной своей силы, новиковский талант был смят, задушен, попран физически.

Судьба изданной Новиковым книги – штрих к судьбе выдаю-щегося просветителя.

Иероним Рокес (настоящие имя и фамилия Жан Эмманюэль Рок, 1727 – 1806) написал своё смелое обличительное сочинение в 1767 году. Через три года «Христианская школа» появилась в русском переводе Сергея Волчкова и была напечатана в типо-графии Сухопутного кадетского корпуса.

Нам неизвестно сейчас даже в самых общих чертах, какова была реакция русской читающей публики на этот перевод. По всей видимости, «Христианская школа» не осталась незамеченной. Оценил ее и Новиков, решился переиздать. В том же 1782 году, когда Новиков выпустил свой перевод «Христианской школы», эта книга печаталась и в Петербурге, в Сенатской типографии. Её менее значительный тираж не мог конкурировать с тиражом Новикова (900 экземпляров), однако в определённой мере ограничил рамки сбыта издания. Почти весь тираж книги был оставлен Новиковым в Москве и разошёлся по книжным лавкам города.

Летом 1787 года, разворачивая активный поход против Нови-кова и его Типографской компании, Екатерина II издала указ, запрещавший светским типографиям печатать книги церковные или «к священному писанию, к вере, либо к толкованию закона и святости относящиеся». Указ был использован в качестве повода для изъятия из книжных лавок и типографии Новикова не только изданий духовного характера (выпуск их был одной из важных статей доходов Новикова и Типографской компании), но и книг нравоучительных, и даже учебников. В типографии Новикова и московских книжных лавках были конфискованы многие тысячи книг. В том числе и 873 экземпляра «Христи-анской школы». Уцелели лишь 27 экземпляров признанного властями вредным издания, отчасти распроданных в Москве, отчасти – в провинции.

Так книга стала невольной жертвой острого конфликта между прогрессивным издателем и Екатериной II. События 1787 года нанесли просветителю не только невосполнимый материальный ущерб, но и глубокую моральную травму. Они явились предтечей разыгравшейся пять лет спустя трагедии.

Но вернёмся к книге. Осталось выяснить: как попал в Тулу уникальный экземпляр «Христианской школы», были ли у изда-теля в тульском крае друзья и единомышленники, с кем из туляков он поддерживал контакты? Отыскать ответы на эти вопросы помогло кандидатское сочинение, написанное в начале XХ века выпускником Петербургского университета поэтом Александром Александровичем Блоком. Посвящена она дружбе и деловым связям Николая Ивановича Новикова с известным деятелем русской науки и культуры туляком Андреем Тимофе-евичем Болотовым.

Знакомство Новикова и Болотова произошло в Москве 2 сентября 1779 года. В своих известных мемуарах «Жизнь и приключения Андрея Болотова…», являющихся одним из ценнейших источников изучения истории русского общества второй половины XVIII столетия, Андрей Тимофеевич упоминает о Новикове с искренней симпатией и любовью. По словам Болотова, день встречи с Новиковым стал «наидостопамят-нейшим почти» в его жизни.

«Важный человек сей, – пишет Болотов о Новикове, – был до сего времени мне совсем не знаком, и я об нём до того даже и не слыхивал. Он же, напротив того, знал меня уже очень коротко, по всем моим экономическим и даже нравственным сочинениям1, и имел обо мне и о способностях моих весьма выгодные мысли… он принял меня с отменною ласкою и благоприятством и не мог довольно изъявить своей радости и удовольствия о том, что получил случай со мной познако-миться. Признаюсь, что таковая неожидаемая и благоприятная встреча была и самому мне весьма приятна. Мы вступили с ним тотчас в разные разговоры, и как он был человек в науках и литературе не только весьма знающий, но и сам за несколько лет до того издавал нравственный и сатирический журнал, под именем „Живописца“, и можно было с ним обо всем и обо всем говорить, то в немногие минуты не только познакомились мы с ним, как бы век жили вместе, но слепилась между нами и самая дружба…».

На следующий год Болотов и Новиков начинают совместное издание журнала «Экономический магазин». Полное его название читалось так: «Экономический магазин, или Собрание всяких экономических известий, опытов, открытий, примечаний, наставлений; записок и советов, относящихся до земледелия, скотоводства, до садов и огородов, до лугов, лесов, прудов, разных продуктов, до деревенских строений, домашних лекарств, врачебных трав и до других всяких нужных и небесполезных городским и деревенским жителям вещей. В пользу российских домостроителей и других любопытных людей образом журнала издаваемый».

Издание «Экономического магазина» продолжалось в течение десяти лет. За это время вышло 40 его частей. Журнал пользовался неизменным успехом читателей, проникал в самые отдалённые губернии Российской империи. На его страницах было опубликовано немало ценных практических советов по всем перечисленным в подзаголовке направлениям. Все эти годы Болотов не только редактировал журнал, но и являлся автором большинства статей. К сотрудничеству в «Экономи-ческом магазине» он привлёк также своего сына Павла Андреевича.

В типографии Новикова выходят и отдельные литературные и научные труды Болотова, переводы западноевропейских авторов. Среди них драма в 3-х действия «Несчастные сироты» – первое в России произведение для детского театра, написанное в Богородицке в 1780 году; религиозно-нравственные сочинения «Чувствования христианина при начале и конце каждого дня недели, относящиеся к самому себе и к Богу. Сочинение одного россиянина» (1781); «Путеводитель к истинному человеческому счастию, или Опыт нравоучительных и отчасти философских рассуждений о благополучии человеческой жизни и о средствах к приобретению оного» (1784) и другие, которые настраивали и взрослых, и детей на вдумчивое чтение и размышления.

Претворяя в жизнь обширную программу «просвещения Отечества», Новиков произвел подлинную реформу книжной торговли. В начале 80-х годов XVIII столетия книги, издавав-шиеся им, кроме Москвы, распространяются еще в 18 городах России – от Архангельска до Киева и от Петербурга до Казани. Таких масштабов книжной торговли Россия ещё не знала. В этой деятельности у Новикова было немало помощников, и среди них – Андрей Тимофеевич Болотов.

В январе 1781 года, во время одной из своих встреч, Новиков и Болотов договариваются о распространении книг, выпущенных издателем, в Тульской губернии. При этом Новиков поручает Болотову найти в Туле купца, который мог бы вести книжную торговлю. Выбор Болотова пал на тульского предпринимателя И.Т.Неврева, и уже в июне Новиков присылает сюда первую партию книг на значительную по тем временам сумму 1000 рублей. 3 ноября 1781 года газета «Московские Ведомости» сообщала о том, что «в городе Туле в лавке у купца Ивана Тимофеевича сына Неврева, сидящего в красном ряду, имеются разные российских новейших изданий книги, желающие оные покупать, могут получить от него их в переплёте за такую ж точно цену, по которой они продаются в самой Москве и в Санкт-Петербурге».

«Книжные росписи» Новикова свидетельствуют о том, что торговля в Туле и Богородицке, где жил в то время Болотов, велась и в течение последующих двух лет. Вполне вероятным кажется предположение о том, что в числе прочих новиковских изданий в 80-х годах в Тулу попал и хранящийся у меня экземпляр «Христианской школы». Именно так ему удалось избежать участи московских собратьев.

Близким знакомым и одним из сотрудников Новикова в эти годы был и другой туляк – Василий Алексеевич Левшин, тот самый, о котором упоминает в 7-й главе «Евгения Онегина» А. С. Пушкин:

Вот время: добрые ленивцы.Эпикурейцы-мудрецы,Вы, равнодушные счастливцы,Вы, школы Левшина птенцы…

В примечании к главе Пушкин указывал: «Левшин – автор многих сочинений по части хозяйственной». Действительно, Левшина знали как автора и переводчика более 80 книг на хозяйственные, экономические, философские и другие темы. Известен Левшин и как один из первых русских этнографов и собирателей произведений устного народного творчества.

Из-под типографского станка Новикова вышло более 20 различных сочинений и переводов Левшина, в том числе десять частей обработанных им «Русских сказок», содержавших «Повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказывание в памяти приключения».

Василия Алексеевича Левшина принято считать первым писателем-туляком. Не только по месту рождения, но и потому, что многие произведения создавались им на тульской земле, в родовом имении. Например, «Нравоучительные басни и притчи», увидевшие свет в Москве в 1784 году. На сцене тульского театра, торжественно открытого в 1777 году наместником М. Н. Кречетниковым, ставились комические опе-ры, водевили, торжественные оды и трагедии, принадлежавшие перу Василия Левшина.

О Левшине тепло писал Виктор Борисович Шкловский. В моей библиотеке есть книга замечательного литературоведа «Чулков и Левшин», изданная в 1933 году в Ленинграде местным издательством писателей. А совсем недавно моё книжное собрание пополнилось одной из книг, составленных самим Левшиным. Это вторая часть его «Полного наставления о строе-нии всякого рода мельниц водяных, ветряных, паровых также скотскими и человеческими силами в действие приводимых, по которому каждый может оные устраивать». Издана она в 1818 году в Москве, в типографии С. Селивановского. Издание это иначе как уникальным не назовёшь. Левшин собрал, перевёл на русский язык, прокомментировал и издал под одной обложкой всё, что к этому времени было известно в Европе о мельничном деле, причём – до мельчайших подробностей, с великолепными чертежами и математическими таблицами! Судя по сохранив-шемуся экслибрису (прямоугольный бумажный типографский ярлык), книга эта принадлежала некоему Валериану Влади-мировичу Сапожникову (возможно, тверскому помещику, капитану артиллерии) и значилась в его библиотеке под №341. Видимо, она оказалась полезной хозяину, поскольку некоторые страницы и приложенные к книге чертежи содержат карандаш-ные пометки и технические расчёты.

Левшин родился 6 августа 1746 года в родовитой, но обед-невшей дворянской семье, владевшей землями в Белевском уезде. В 1765 году поступил на военную службу, участвовал в первой турецкой кампании 1768 – 1774 годов. Получив чин поручика, вышел в отставку по военной части и перешёл на службу по части гражданской. Его служба продолжалась до 1818 года, а сочинительство – почти до самой смерти, последовавшей 29 июля 1826 года.