Тайны книжных переплётов. 50 почти детективных историй

К последнему курсу семинарии у Сахарова накопился солидный исторический материал, который он свёл в рукописную «Тульскую историю». В начале 1830 года друзья пытливого молодого человека стали настаивать на публикации в печати некоторых наиболее значительных его находок.

Безвестному семинаристу, не имевшему к тому же за душой и ломаного гроша, трудно было рассчитывать на выпуск отдель-ной книги или публикацию собранных материалов в солидном историческом издании. Друзьям Сахарова удалось уговорить тульского книгопродавца Титова и владельца овощной лавки Назарова, часто бывавших в Петербурге и Москве по торговым делам, прихватить с собой при случае работы молодого краеведа и по возможности пристроить их в столичные журналы.

Торговцы взялись помочь краеведу. В Петербург с Титовым была отправлена копия с грамоты XVII века, найденной Сахаро-вым, а в Москву с Назаровым – отрывок из «Тульской истории». Публикация грамоты в Петербурге затянулась почти на три года. Она была напечатана лишь в 1832 году в историческом сборнике «Царствование царя Михаила Фёдоровича». Отрывок же из «Тульской истории» взял скромный московский журнал «Галатея», издателем которого был талантливый поэт и перевод-чик С. Е. Раич.

Появление майского номера «Галатеи» за 1830 год друзья и покровители семинариста встретили с восторгом. Радостную весть они разнесли по всему городу. В честь этого события в доме Воронцова-Вельяминова даже состоялся праздничный вечер, на котором присутствовал весь цвет местного образованного общества.

Первая удача ободрила Сахарова, и вскоре он посылает ряд своих статей и копий с обнаруженных исторических документов в популярный демократический журнал «Московский телеграф». Издатель журнала Н. А. Полевой с сочувствием отнесся к работам молодого исследователя и опубликовал их на журнальных страницах.

Только тульское духовенство не унималось. Велик был его гнев на ослушника. Епископ Дамаскин громы и молнии метал, грозился выгнать Сахарова из семинарии, не дать ему возмож-ности получить свидетельство об образовании. Очевидно, так оно и случилось бы, не заступись за Сахарова директор Импера-торского оружейного завода Е. Е. Штаден, благосклонно относив-шийся к работам семинариста.

В августе 1830 года Сахаров, наконец, вырвался из тяготивших его стен семинарии. После успешной сдачи вступительных экзаменов он зачисляется на медицинский факультет Москов-ского университета. Но, уезжая из родного города, краевед не порывает с ним связи. Вплоть до последних лет своей жизни (Сахаров умер в 1863 году в своей новгородской усадьбе Заречье) он остаётся верен делу изучения прошлого Тульского края.

В годы учебы Сахарова в Москве увидели свет наиболее значительные его труды по истории Тулы и Тульской губернии. В 1831 году в московской типографии Селивановского выходит отдельным оттиском брошюра краеведа «Достопамятности Венёва монастыря». В том же году «Московский телеграф» продолжает публикацию древних грамот, найденных Сахаровым. В 12-м номере журнала увидел свет ценнейший исторический источник по изучению прошлого Тулы – Писцовая книга Тульского посада.

Сахаров мечтает издать многотомный труд под названием «История общественного образования Тульской губернии». Однако материальные затруднения, которые испытывал историк-краевед, стали непреодолимой на пути к этому преградой. В 1832 году в типографии Селивановского вышел лишь первый том задуманной работы, включавший ряд интересных докумен-тов по истории Тулы и Тульского края XVI – XVII столетий, в том числе Писцовые книги Тульского посада 1624 и 1685 годов. К тому были приложены составленное Сахаровым «Хронологическое показание событий истории города Тулы», охватывающее несколько столетий, а также планы Тулы 1731 и 1831 годов и карта Тульской губернии первой трети XIX века.

Но даже в таком виде книга Сахарова не сразу и не всем тиражом пришла к читателю. В течение многих месяцев она лежала на типографском складе. Для выкупа издания нужны были деньги, а у Сахарова их не было. Когда же с помощью тульских друзей, организовавших в городе подписку, «История…» была, наконец, выкуплена и привезена в Тулу, судьба сыграла с ней злую шутку. Огромный пожар, охвативший город в 1834 году, проник и в помещение, где были сложены привезённые из Москвы книги. Из 600 отпечатанных экзем-пляров лишь 250 удалось спасти от огня.

Ныне «История общественного образования Тульской губернии» – большая библиографическая редкость. До наших дней сохранились лишь считанные экземпляры издания. Многие материалы, собранные в ней Сахаровым, не утратили познава-тельной ценности. К ним часто обращаются историки-краеведы и архивисты, преподаватели и студенты – все те, кто продолжает благородное дело изучения родного края, начатое славным земляком много лет назад.

Нельзя обойти вниманием и такие малоизвестные работы Сахарова, как брошюра «Писатели Тульской губернии», изданная в Петербурге в 1838 году, и книга «Памятники Тульской губернии», изданная там же в 1851 году. Работая в библиотеках и архивах, Сахаров установил имена 96 писателей, поэтов, учёных, так или иначе связанных с Тулой и Тульским краем. Им описаны старинные городища, курганы, земляные валы и крепостные укрепления, обнаруженные на тульской земле к середине XIX века, заповедные камни и археологические находки.

Неутомимый исследователь прошлого, собиратель произведе-ний устного народного творчества оставил после себя обширное литературное наследие. К числу основных работ Сахарова относятся «Сказания русского народа о семейной жизни своих предков» (части 1 – 3), вышедшие первым изданием в 1836 – 1837 годах в Петербурге, где после окончания университета Сахаров работал врачом почтового департамента. Большой интерес представляют опубликованные им в те же годы «Песни русского народа», а также вышедшие в 1841 году «Русские народные сказки».

Велики заслуги Сахарова перед русской культурой. Своими трудами он пробудил живой интерес русской общественности к изучению бесценных родников поэтического народного твор-чества. К работам Сахарова с уважением относился Виссарион Белинский, посвятивший разбору «Сказаний русского народа» специальную статью. Сахаров был дружен со многими видными русскими литераторами и общественными деятелями своего времени. Неизгладимое впечатление произвело на него знакомство с А. С. Пушкиным, которое произошло незадолго до трагической гибели поэта.

На моей книжной полке работы Сахарова стоят рядом с книгами его большого друга и наставника на поприще изучения истории Тульского края Ивана Фёдоровича Афремова – «Куликово Поле, с реставрированным планом Куликовской битвы в 8-й день сентября 1380 года», изданной в 1849 году в Москве, в типографии В. Готье, и «Историческое обозрение Тульской губернии», изданной в 1850 году в той же московской типо-графии.

Исторические труды Афремова открыли новую страницу в изучении прошлого Тульского края.

Сын небогатого белёвского помещика Афремов в 1808 году 14-летним юношей поступил по семейной традиции в Петер-бургский морской кадетский корпус. Окончив учебу, молодой офицер почти десять лет служил на кораблях Северного морского флота, участвовал во многих плаваниях и морских походах.

В 1828 году, выйдя в отставку, Афремов возвращается в родные края. В Туле ему удаётся выхлопотать место инспек-тора-преподавателя Александровского кадетского корпуса, гото-вившего к военной карьере детей малообеспеченного провинци-ального дворянства. Кстати, среди выпускников кадетского корпуса, учеников Афремова, было немало людей интересных, в своё время достойно потрудившихся во славу России. Одним из них, к примеру, был генерал Альфонс Леонович Шанявский (1837 – 1906), исследователь Восточной Сибири, общественный деятель и меценат, на средства которого в Москве и Петербурге был открыт ряд учебных заведений. Среди них знаменитый Московский городской народный университет, носивший его имя. Сегодня в здании этого университета частично расположены аудитории Российского государственного гуманитарного уни-верситета. Здесь я полтора десятилетия читал лекции студентам экономического факультета, не упуская при этом случая рас-сказать первокурсникам о генерале Шанявском и народном университете его имени.

Человек глубоко образованный, проявлявший интерес ко многим наукам, Афремов не ограничивался лишь своей препода-вательской работой. Он с увлечением занимался астрономией, обрабатывал полученные ещё во время службы на флоте наблю-дения за поведением морских животных.

В Туле к Афремову приходит новое серьёзное увлечение – историческим прошлым Тульского края. Не последнюю роль при этом сыграло знакомство Афремова с юным семинаристом Сахаровым. Оказывая Сахарову моральную поддержку в его работе по сбору исторических документов и местного фольклора, Афремов и сам увлекся этим благородным занятием.

С начала 40-х годов XIX столетия в газете «Тульские губерн-ские ведомости» появляются первые публикации историка-крае-веда. Много времени он посвящает изучению истории Куликов-ской битвы. На основе анализа летописных источников и изучения рельефа местности, где проходила битва, Афремов реставрирует план выдающегося сражения, за что 8 января 1847 года ему была объявлена благодарность на общем собрании членов Императорского Русского географического общества. Два года спустя в Москве выходит упомянутая выше книга Афремова «Куликово Поле», получившая высокую оценку на страницах журналов «Современник» и «Отечественные записки».

«Историческое обозрение Тульской губернии» – большая и серьёзная научная работа Афремова – явилось плодом более чем десятилетних стараний историка. Её уровень вполне соответст-вует достижениям передовой русской исторической науки сере-дины позапрошлого столетия.

В книге систематизированы все известные сведения об истории Тулы и других городов губернии, их географии, занятиях населения. Книга содержит немало интересных наблю-дений, сделанных самим Афремовым, ей предпослан добротный научно-справочный аппарат. В качестве приложения к «Истори-ческому обозрению…» Афремов опубликовал карту города Тулы 1741 года, реставрированные планы тульских крепостей 1625 и 1685 годов и Куликовской битвы, а также родословные таблицы князей Новосильских, Одоевских, Белёвских, Воротынских и тульско-уральских заводчиков Демидовых.

Книга получилась объемистой – 352 печатные страницы, не считая приложенных к ней карт и планов. Но и это было не всё, что собрал Афремов. Историк рассчитывал выпустить своё сочинение в нескольких частях и, вероятно, выполнил бы это намерение, если бы не трагическая участь, постигшая первую часть книги.

Уже будучи отпечатанным за счёт автора в количестве 500 экземпляров «Историческое обозрение Тульской губернии» попало на просмотр к известному своей ретивостью и вернопод-даничеством цензору А. Крылову. Решение было безапелляци-онным: книгу признать вредной. Весь тираж, за исключением десяти экземпляров, представленных в цензурный комитет, был арестован полицией прямо в типографии.

Формальным поводом к аресту послужило то, что в качестве эпиграфа к «Историческому обозрению…» Афремов привёл слова из критической статьи в журнале «Отечественные записки», ошибочно приписав их (статья была анонимной) В. Г. Белинскому. Сам по себе эпиграф не содержал никакой крамолы, зато имя великого критика звучало в годы жесточайшей николаевской реакции как вызов самодержавию. Появление его в печати власти считали нежелательным. Кроме того, в самом тексте книги цензор обнаружил ряд «неточных выражений», касающихся государственной и церковной власти.

Лишь через два года после смерти Николая I и через семь лет после напечатания книга Афремова «вышла на свободу», да и то лишь с поручительством тульского губернатора Петра Михайло-вича Дарагана, человека близкого к литературным кругам. Губернатор писал стихи, публикуя их в периодических изданиях. Его супруга Анна Михайловна Дараган, дочь видного учёного-экономиста и государственного деятеля, первого ректора Санкт-Петербургского университета Михаила Андреевича Балугьян-ского, была известной детской писательницей и талантливым педагогом.

Уже отчаявшийся увидеть свой труд Афремов воспрял духом. Несмотря на преклонный возраст, он сам вызвался ехать в Москву для того, чтобы доставить в Тулу тираж книги-узницы. Интерес к «Историческому обозрению…» был велик, и вскоре книга была распродана полностью. Полученные при этом деньги Афремов пожертвовал в фонд Тульской публичной библиотеки.

Афремов был в числе тех немногих людей из дворян, которые в противовес классовым предрассудкам выступали за освобож-дение крестьян из крепостной неволи с землёй и без всякого выкупа. В сентябре 1858 года Афремов подписал «особое мнение» группы тульских дворян на этот счёт. Примечательно, что рядом с его подписью стояли подписи И. С. Тургенева и Л. Н. Толстого.

Иван Фёдорович Афремов умер в 1866 году в своём родовом имении Сальницы Белёвского уезда Тульской губернии. Но имя его не забыто. Туляки чтят память об Афремове не только как о человеке, посвятившем многие годы своей жизни изучению прошлого родного края, но и как о подлинном патриоте России, активно выступавшем против невежества и крепостничества.

В 2002 году Приокское книжное издательство тиражом 5000 экземпляров переиздало книгу Ивана Афремова «Истори-ческое обозрение Тульской губернии», несколько осовременив её название – «История Тульского края». Предисловие к книге написал известный тульский архивист и историк-краевед Аркадий Аркадьевич Петухов. Держать в руках это издание и приятно, и трепетно: великолепная полиграфия, отличные иллюстрации, а главное – живёт в туляках память о прошлом, благодарные сердца бьются в унисон ритму истории, крепнет живая сила исторических традиций.

Тайны книжных переплётов

Переплёты старых книг имеют свойство ветшать, трескаться, рассыпаться, предвещая гибель издания. И тогда книголюб берёт в руки скальпель, клей и кисточку и начинает «лечить» своих питомцев. Так поступаю нередко и я, когда не требуется вмешательство профессионального переплётчика или опытного реставратора. Однако, прежде чем начать «лечить» старую книгу, стараюсь обязательно выяснить: что послужило основой для переплёта.

Интрига заключается в том, что в старину мастера-переп-лётчики, экономя дефицитный картон, часто для придания переплёту жесткости использовали обыкновенную писчую бумагу, кусочки бумажных обоев, сложенные в несколько слоев старые газеты, всякого рода бумажную утиль. Знаете ли вы, как любят палеонтологи и археологии, и вообще всякие копатели ходить после весенних паводков вдоль обрывистых речных берегов? И хождения эти часто завершаются удивительными находками: где-то обвалившийся берег вдруг откроет вашим взорам бивень мамонта, череп доисторического носорога, кубышку со старинными монетами…

Знакомство с обветшалыми книжными переплётами сродни подобным прогулкам. Периодически в газетах и журналах появляются сообщения об интересных находках… в переплётах старых книг. У меня на памяти несколько таких историй. Так, сравнительно недавно в библиотеке Пушкинского дома под переплётом книги, принадлежавшей прадеду великого поэта, был обнаружен тайник, в котором хранилось около 20 писем Абрама Петровича Ганнибала.

До поры до времени ничего интересного обветшалые переплёты мне не приносили. Однако фантазия, зажжённая яркими рассказами Ираклия Андроникова о неожиданных находках бесценных рукописей в канареечных клетках и на пыльных чердаках, давала о себе знать.

Оговорюсь сразу: бесценных рукописей и автографов великих людей под книжными переплётами мне найти не удалось, да и вряд ли когда удастся, шансы, как говорится, близки нулю. Но кое-что интересное мне все же попадалось. Однажды, например, внутри обветшалого переплёта середины XIX столетия мне попался целый набор документов из архива какого-то сенатского чиновника. Другой раз были обнаружены фрагменты полуистлевшего от старости домашнего рукописного альбома начала того же века со стихами неизвестных мне поэтов-любителей и «Гимном русского народа» В. А. Жуковского.

Об одной находке хочу рассказать особо. Перебирая как-то стоящие на полке книги, журнальные и газетные подшивки, я вдруг обнаружил, что от не безупречного хранения и частого пользования стал шелушиться переплёт годового комплекта «хозяйственной газеты» «Экономические записки» за 1854 год, выходившей в Петербурге в издательстве некоего Королева и К°. Издание это само по себе для меня представляло известный интерес. Во-первых, «Экономические записки» издавались Императорским Вольным экономическим обществом и являлись еженедельным прибавлением (в современном понимании – приложением) к учёным Трудам этого общества, содержали массу полезных сведений из различных областей хозяйственной жизни. Во-вторых, 1854 год был первым годом издания «Экономических записок». К тому же мой комплект, за исключением немного обветшалого переплёта, имел прекрасную сохранность.

Переплёт «Экономических записок» решено было «подно-вить». Преступив в один из свободных дней к работе, я обнару-жил, что основой переплёта послужил довольно качественный старинный картон. Однако поверх картона, точнее, между картоном и переплётной бумагой, имелась какая-то неровность, до этого мною не замеченная. Выяснить, что это такое, не составило особого труда. Аккуратно отделив переплётную бумагу от картона, я с удивлением извлёк на свет (словно из бумажного конверта!) фрагмент газеты «Санктпетербургские ведомости», вышедшей под номером 287 в пятницу 23 декабря 1849 года, неизвестно, как и зачем туда попавший. Еще большее удивление вызвало то, что фрагмент газеты не был случайным обрывком, а являлся вырезкой газетной публикации, простиравшейся сразу на три полосы и свидетельствовавший о весьма важном в истории России XIX века событии.

Именно в этот день, в этом самом номере «Санкт-петербургских ведомостей», «газеты политической и литера-турной», был опубликован материал, читать который без душев-ного волнения оказалось невозможным даже полтора столетия спустя. На первой полосе под рубрикой «Внутренние известия» газета сообщала о результатах следствия по делу революционного кружка Буташевича-Петрашевского. В верхней части разворота второй и третий страниц публиковался поименный список 21 государственного преступника, участника тайной организации.

Сразу вспомнились строки из стихотворения Н. А. Некрасова 1871 года «Недавнее время»:

Помню я Петрашевского дело,Нас оно поразило, как гром,Даже старцы ходили несмело,Говорили негромко о нём.Молодёжь оно сильно пугнуло,Поседели иные с тех пор,И декабрьским террором пахнулоНа людей, переживших террор.Вряд ли были тогда демагоги,Но сказать я обязан, что всё жПриговоры казались нам строги,Мы жалели тогда молодежь.

Поскольку любителю отечественной истории добраться до «Санктпетербургских ведомостей» за 1849 год проблематично, позволю себе полностью привести текст официального сообще-ния по делу кружка петрашевцев, опубликованный в найденной газете.

«ВНУТРЕННИЕ ИЗВЕСТИЯ

Санктпетербург, 22 декабря

Пагубные учения, породившие смуты и мятежи во всей Запад-ной Европе и угрожающие ниспровержением всякого порядка и благосостояния народов, отозвались, к сожалению, в некоторой степени и в нашем отечестве.

Но в России, где Святая Вера, любовь к Монарху и преданность к Престолу – основаны на природных свойствах народа и доселе хранятся непоколебимо в сердце каждого – только горсть людей, совершенно ничтожных, большею частью молодых и безнрав-ственных, мечтала о возможности попрать священнейшие права Религии, закона и собственности. Действия злоумышленников могли бы только тогда получить опасное развитие, если бы бдительность Правительства не открыла зла в самом начале.

По проведённому исследованию, обнаружено, что служивший в Министерстве иностранных дел титулярный советник Буташе-вич-Петрашевский, первый возымел замысел на ниспровержение нашего государственного устройства, с тем чтобы основать оное на безначалии. Для распространения своих преступных намере-ний, он собирал у себя, в назначенные дни, молодых людей разных сословий. Богохуление, дерзкие слова против Священной Особы Государя Императора, представление действий правитель-ства в искаженном виде, и порицание государственных лиц – вот те орудия, которые употреблял Петрашевский для возбуждения своих посетителей! В конце 1848 года он приступил к образо-ванию, независимо от своих собраний, тайного общества, действуя заодно с поручиком Л [ейб] —гв [ардии] Московского полка Момбели, штабс-капитаном Л [ейб] —гв [ардии] Егерского полка Львовым 2-м и неслужащим дворянином Спешневым. Из них, Момбели предложил учреждение тайного общества под названием: «Товарищества» или «Братства взаимной помощи и людей превратных мнений»; Львов – определил состав общества, а Спешнев – написал план для произведения общего восстания в Государстве.

У двух из сообщников Петрашевского: титулярного советника Кашкина и коллежского асессора Дурова, были также назначены, в известные дни, собрания, в том же преступном духе.

Для раскрытия всех соучастников в этом деле, Государю Императору благоугодно было учредить особенную секретную Следственную комиссию под председательством генерал-адъю-танта Набокова, из следующих членов: действительного тайного советника князя Гагарина, генерал-лейтенанта Дубельта и гене-рал-адъютантов: князя Долгорукова 1-го и Ростовцова.

По представленному Его Величеству, после пятимесячных самых тщательных разысканий, докладу Комиссии, все лица, кои оказались вовлеченными в преступные замыслы, или случайно, или по легкомыслию, посредством других, были по Высочайшему поведению, освобождены от всякого дальнейшего преследования законов.

За тем, признаны подлежащими окончательному судебному разбору 23 человека, коих Высочайше повелено предать суду по Полевому Уголовному Уложению в особой Военно-Судной Комиссии, учрежденной под председательством генерал-адъю-танта Перовского, из следующих членов: генерал-адъютантов графа Строгонова 2-го, Анненкова 2-го и Толстого 1-го и сенаторов: князя Лобанова-Ростовского, Дурасова и Веймарна.

Генерал-Аудиториат, по рассмотрению дела, произведенного Военно-Судною Комиссией, признал, что 21 подсудимый, в большей или меньшей степени, но все виновны: в умысле на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного порядка, – а потому и определил: подвергнуть их смертной казни расстрелянием; остальных же двух: отставного подпоручика Черносвитова, к обвинению которого юридических доказательств не оказалось, но обнаружившего самый вредный образ мыслей, оставить в сильном подозрении и сослать на жительство в одно из отдаленных мест Империи, а сына почетного гражданина Катенева, по случаю помешательства в уме, оставить в настоящее время, без произнесения над ним приговора, но по выздоровлении вновь передать Военному Суду.

Его Величество, по прочтении всеподданнейшего доклада Генерал-Аудиториата, изволил обратить Всемилостивейшее внимание на те обстоятельства, которые могут, в некоторой степени, служить смягчением наказания, и в следствие того Высочайше повелел: прочитав подсудимым приговор Суда, при сборе войск, и, по совершении всех обрядов, предшествующих смертной казни, объявить, что Государь Император, дарует им жизнь, и затем, вместо смертной казни, подвергнуть их следующим наказаниям…».

Далее следовал поименный список государственных преступ-ников с изложением «обнаруженных» судом «главных видов преступлений», а также «Заключения Генерал-Аудиториата» и «Высочайшие конфирмации» по данному делу.

Первыми в списке стояли имена 28-летнего Михаила Буташевич-Петрашевского, его одногодка Николая Спешнева, 27-летнего поручика Николая Момбелли.

Десятым в списке преступников значился отставной инженер-поручик Фёдор Достоевский 27 лет, приговорённый секретной Следственной комиссией к смертной казни через расстрел, заменённый на основании «высочайшей конфирмации» лишени-ем всех прав состояния и ссылкой на каторжную работу «в крепо-стях на четыре года» с последующим определением в рядовые. Вина Фёдора Достоевского определялась так: «За участие в преступных замыслах, распространение одного частного письма, исполненного дерзкими выражениями против Право-славной Церкви и Верховной власти, и за покушение к распро-странению, посредством домашней литографии, сочинений про-тив Правительства».

Начинающий литератор Достоевский, имя которого уже гремело по всему Петербургу после выхода в свет романа «Бедные люди», познакомился с первым русским социалистом Петрашев-ским, как свидетельствуют биографы писателя, можно сказать, случайно. Весенним днем 1846 года на Невском проспекте к Достоевскому подошёл некто в тёмном плаще и широкополой шляпе. Сходу задал вопрос: «Какая идея вашей будущей пове-сти?..». Это и был Петрашевский, любивший эксцентрические беседы и оригинальные манеры знакомства. Достоевский был нисколько не удивлён подобному интересу к себе. О нём писали в столичной печати, говорили в литературных салонах, с ним искали знакомства.