Жизнь после ревизора

Вот те раз… Куда же он испарился?

ДАМА С КЛЮВОМ. Вы, Антон Антоныч, видать, насочиняли про этого обер-распылителя, чтобы самому в ревизоры не идти. Подпишите бумаги о назначении.

ГОРОДНИЧИЙ. Как же я мог насочинять, вы же первая про этих распылителей тут растрезвонили!

ДАМА С КЛЮВОМ. Неужто важный чиновник, вы дамскими слухами пользуетесь?

Дама подняла голову вверх на своей тонкой и длинной шее и застучала клювом, видимо, выражая всеобщую усмешку. Толпа одобрительно загалдела и затопала ногами и копытами.

ГОРОДНИЧИЙ. Нет. Он здесь вот на этом штопоре стоял. (Он с усилием вытащил штопор из паркета и поднял его над головой.) Он обещал всех распылить, измельчить и перемолоть для будущих государственных целей… Только вот как он одним штопором это собрался делать?

Господин с постоянно двигающимися бровями и медным лицом словно бы не подходит, а подкатывается к Городничему на колёсиках и пробует штопор большим пальцем на заточенность.

МЕДНОЕ ЛИЦО. Шарман. /фр. Прелесть./ Экзотический штопор, в нашей губернии таких не производят. Вероятнее всего, контрабандный, откуда-нибудь из Греции.

Тут протискивается и господин с клубникой вместо головы, пачкая всех красным соком, словно кровью, отчего существо с крысиной головой со злости отщипывает кусочек от затылка клубничной головы. Правда, Клубника этого либо не замечает, либо уже устало замечать.

КЛУБНИКА. Ваше Сиятельство, надо отправлять улики в Петербург! Всенепременно. Сопроводить депешей и вымолить нового ревизора.

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. А я уже, знаете, привык жить свободным человеком. И очень даже зубами приловчился грызть. (Он опять отхватывает от Клубники значительную часть головы и улепётывает за обе крысиные щёки, шевеля усами.) Предлагаю проголосовать: кто за то чтобы оставить всё без изменений, жить без ревизоров и без прочих наблюдателей из Петербурга?

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Ну-у… (Он выплывает из толпы, словно воздушный шар, а пустые брючины развеваются под ним, как спущенные флаги.) Если честно, я тоже как-то свыкся с этим воздухоплавательным положением, и уж коли исчезнет туловище, я смогу обходиться без еды. На все эти деньги я могу закупить борзых щенков, отстроить новый особняк у пруда… Много чего можно прикупить.

МЕДНОЕ ЛИЦО. Честно говоря, я в своём положении даже нахожу некую приятность. Сами посудите, лицо плоское, металлическое, прыщей нет, волосы не растут. А в солнечный день такой блеск, что все девушки смотрятся в меня. Между нами: я бы даже не против был, кабы моя спина или живот тоже металлическими стали. Думаю, без ревизора я со временем весь буду блестеть как начищенный самовар!

Господин начинает смеяться и икать одновременно, а его брови со скрипом, словно минутные стрелки, вращаются над круглыми блестящими, как пуговицы, глазами.

Городничий замечает вдалеке тощую даму с головой-брюквой.

ГОРОДНИЧИЙ. Ну, про тебя всё ясно. Двух мужей отхватила, теперь, поди, о третьем вздыхаешь.

Дама-брюква прижимает свои тощие руки ко впалой груди и начинает кружиться по залу босиком на тонких ножках, похожих на две хворостины.

ДАМА-БРЮКВА. Да! Я мечтаю!.. Мечтаю, чтобы меня всегда волновала любовь!.. Вновь и вновь плещет кровь… Дважды два – любовь права! Трижды три – оно внутри. Четырежды четыре – оно всё шире, шире!

В дверь вваливается Анна Андреевна, она стала в два раза толще, и теперь копыта у неё даже вместо рук. Когда она говорит, то порой взвизгивает или подхрюкивает, а то и причмокивает.

АННА АНДРЕЕВНА. Хрюндюшитесь тута?.. Ну хрюндюшитесь, хрюндюшитесь… (Она подходит к мужу и отбирает у него штопор.) И што ты с этим отродьем рассусоливаешься – делай, знай, по-своему! Ежели ревизоров тута не появится, мы их всех расштопорим!.. Гррм-хррм… (Она потрясает штопором, как саблей, готовая срубить голову с плеч любому.) Сила меня распирает. Кажется, вот так вот взяла бы какого урода – и скрутила до невозможности!..

Анна Андреевна сгибает штопор пополам, перекручивает его и швыряет в сторону. Тот летит и попадает прямо в скатерть, которая висит на люстре, прямо в третий глаз у нарисованного лица.

Лицо багровеет и вдруг издаёт такой страшный вой, что все падают на пол, прикрывая руками уши и держась за голову – многим показалось, что рушится потолок. Сразу же дует сильный ветер в сторону толпы, заворачивая подолы платьев и срывая сюртуки.

ЛИЦО ИЗ ПЯТНА (говоря громоподобно и страшно, превращаясь во что-то тёмно-фиолетовое). Уроды! Падите ниц пред вашим божеством!

Все начинают тихонько подвывать, прося пощады и жалости. Ветер стихает. Городничий первым поднимает голову и на четвереньках медленно подползает к скатерти.

ГОРОДНИЧИЙ (заикаясь). Ва… Ваша Божеская Милость. Слёзно молим о прощении. Жена моя – дура набитая, свинья в юбке. Сам от неё страдаю… Порой так саданёт под ребро, аж дохнуть не могу.

ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Убери железку, червяк.

Городничий весь трясясь, взмокший так, что исподняя рубаха прилипла к спине, доползает до скатерти и пытается достать до верхнего края, где болтается железяка, при этом стараясь не коснуться самой скатерти с нарисованным божеством.

Да не трясись! Подпрыгни, увалень! (Кричит лицо, но уже не так страшно, как вначале.)

Городничий неуклюже подпрыгивает, но достать до штопора не может. Тогда к нему тихонько подбирается Господин с медным лицом и цепляется ему за спину.  А уже по ним двоим вверх забирается Дама с клювом и пытается дотянуться до железки, которая раскачивается из стороны в сторону, как поплавок на ветру, и не даёт себя поймать.

Тогда Крысиная голова и Клубника подталкивают вперёд себя Даму-брюкву.

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Что вы тут болтаетесь без дела, как верёвка на виселице. С вашим весом до потолка доскакнуть – как выпить.

КЛУБНИКА. Ежели вы, милочка, весь род людской спасёте,то ваша душа всенепременно будет на райских цветочках порхать. Уж помогите всем, будьте так милостивы!..

Дама-брюква легко взбирается на эту живую пирамиду и успевает-таки схватиться за штопор. Но женщина настолько легка и тоща, что начинает болтаться из стороны в сторону вместе с железкой, как маятник.

Анна Андреевна не выдерживает и решает подобраться к пирамиде.

АННА АНДРЕЕВНА. Разве ж можно этой жухлятине государственное дело доверять!.. Тут нужен человек с весом, с авторитетом…

Анна Андреевна встаёт на спину Господина с медным лицом и слышится глухой скрежет металла. Всем становится не по себе.

ГОРОДНИЧИЙ. Мать моя, ты бы лучше отошла в сторонку, не ровен час раздавишь людей, да ещё на глазах у Божьей Милости… Сил нету тебя держать!..

КЛУБНИКА (пытаясь сбоку поддержать Городничего). Ей-богу, я не за себя, я за голову свою боюсь. Её ведь раздавить теперь любой каблук может.

Крысиная голова пристраивается сзади Клубники, вроде бы как для помощи, но на самом деле опять оттяпывает приличный кусок клубничной головы.

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА (жуя и размазывая сок по морде). Да, такую головку беречь надо… Особенно в сезон.

КЛУБНИКА. Караул! Ах, ты морда крысиная, уже полголовы сожрал!..

Клубника отталкивает от себя Крысиную голову, но так неудачно, что вся пирамида начинает заваливаться набок. В результате Городничий, Господин с медным лицом и Дама с клювом оказываются погребёнными под тушей Анны Андреевны, которая возвышается на этой горе кверху пузом.

ГОРОДНИЧИЙ (с вытаращенными глазами). Слезьте, ради Христа!.. пупок лопнет!..

МЕДНОЕ ЛИЦО (пытаясь выбраться из-под низа). Я с удовольствием, Ваше Сиятельство… но меня Анна Андревна припечатала. Не получается никак!..

Дама с клювом лежит лицом вверх прямо под широкой спиной и толстым задом жены Городничего. Она, видимо, никак не может набрать в грудь воздуха, поэтому барахтается руками-ногами и разевает клюв.

ДАМА С КЛЮВОМ. Гах!..Дых!.. нуть…

АННА АНДРЕЕВНА. Вот идолы, я из-за вас со спины перевернуться не могу – что вы возитесь подо мной!

ГОРОДНИЧИЙ (Ляпкину-Тяпкину, говоря с трудом). Ты что же, брат, в тенёчке!.. Помог бы!.. А то ведь издохнем все… Тогда и тебе крышка.

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. А что же я своими бечёвками сделаю?

МЕДНОЕ ЛИЦО. А вы зубами его, зубами!.. Тогда гнев пройдёт и всем полегчает.

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Ну, ежели зубами…

Ляпкин-Тяпкин легко подлетает к согнутому штопору, на котором верёвочкой болтается Дама-брюква, хватает его зубами и легко вытаскивает из скатерти. Дама-брюква тут же плавно приземляется на жену Городничего, которая начинает её спихивать с себя, поэтому быстренько скатывается вниз.

Живая пирамида успешно расползается в разные стороны. Один Городничий остаётся на четвереньках перед висящей скатертью.

Проявление VI

ГОРОДНИЧИЙ. Ваше Божье Величие, ей-богу, не знаю куда старик этот подевался – обер-распылитель, извиняюсь. Даже свой дом ему оставил – бери, пользуйся!.. А от него один штопор в полу. Как корова языком слизала. О милости и снисхождении прошу, Ваше Всевеличие!

Дама с клювом приводит себя в чувство, обмахиваясь платком. Видно, что она очень зла на Городничего, который её чуть не угробил вместе с женой.

ДАМА С КЛЮВОМ. Не верьте этому толстому мерину. Он, скорей всего, старичка и распылил, а нам тут сказки рассказывает.

МЕДНОЕ ЛИЦО. Странный случай, если честно. Ни с того ни с сего испаряется важная персона. От неё, может быть, наша будущая жизнь зависела… В смысле, улучшение жизни. В смысле, ревизии негативных моментов, так сказать.

КЛУБНИКА. Я всегда был за возвращение ревизора. С первых собраний наших. Всегда ратовал за контроль и наказание.  Потому как без контроля и без наказаний государство превратится в помойную яму. И всякая харя крысиная будет мою голову жрать!..

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА (огрызаясь). Так будь здесь ревизор, у меня бы передние резцы не росли по сантиметру за день! Или ты хочешь, чтобы у меня зубы в пол вросли?

КЛУБНИКА. Так и я не обвиняю никого. Я о том же и говорю, о ревизии – порядок, чтоб.

Лапкин-Тяпкин проплывает мимо персонажей с видом победителя-избавителя рода людского от страшной напасти.

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. До чего же вы низко пали! Радели о свободе, о вольности души, а теперь опять про старое заныли. Ревизора им подавай!.. Не верьте им, Ваша Божья Милость, они ведь и нового ревизора съедят, и старого. Я вот, например, от своих слов не отказываюсь, и на божием суде могу поклясться – отказываюсь от ревизора. Не желаю никакого контроля!

Ляпкин-Тяпкин резко разворачивается в воздухе, его сюртук распахивается, и все видят, что его туловище почти исчезло, оставив только плечи и голову.

ГОРОДНИЧИЙ. Не слушайте его, он сумасшедший.  Мне по секрету сказал, хочет невидимым стать, мол, тогда будет в любой дом вхож, мол, всё вынюхивать, знать про любое пятнышко на исподнем. Хотел, нечестивец в страхе весь город держать!

Дама-брюква выплывает из сумрака с прижатыми к груди руками.

ДАМА-БРЮКВА. Господа, пусть будет так, как хочет каждый. Пусть сбудутся мечты любого.

АННА АНДРЕЕВНА. Ну да, пусть у грабителя сбудутся, у разбойника в лесу, у вурдалака из могилы тоже сбудутся… Не бывать такому!

Лицо из пятна, до этого наблюдавшее за всем безучастно, сейчас вдруг встопорщило свои кошачьи усы и сказало тоном, не терпящим возражений.

ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Ну-ка, возьмите эту откормленную бабу и уложите её на блюдо вместо поросёнка.

Городничий испуганно заюлил глазами, словно бы не понимая сказанного.

ГОРОДНИЧИЙ. Не могу в толк взять, о ком вы сказать изволите?

ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. О жене вашей, об Анне Андреевне.

ГОРОДНИЧИЙ. Вона что… А зачем на блюдо? Ежели вы её высечь желаете, то сподручней на лавке. Я сам могу привязать.

От таких слов у Анны Андреевны заходили свиные уши на голове.

АННА АНДРЕЕВНА. Ах ты, курдюк с вином! Высечь он меня собрался.

МЕДНОЕ ЛИЦО. Анна Андревна, ежели для пользы дела, то и потерпеть можно.

Клубника подкатывает к Анне Андреевне с игривым взглядом и заискивающей улыбкой.

КЛУБНИКА. Не бойтесь, я сам вас высеку. У меня рука нежная, вы даже не поймёте, что вас секут – вроде как поглаживают. (Пытается погладить пухлую ручку Анны Андреевны.)

ДАМА С КЛЮВОМ. Соглашайся, матушка, а то все будем сечь! А я так ещё и клювом тебя припечатаю!

ГОРОДНИЧИЙ (умоляюще). Пумпочка моя, ну хочешь я рядышком лягу – пусть и меня посекут. Мне оно для пользы.

АННА АНДРЕЕВНА. Вы что же, с ума все посходили? Какое-то дурацкое пятно слушаетесь! Жену городничего сечь удумали!

КЛУБНИКА (пытаясь подхватить её под локоток). Ой, Анна Андревна, и не скажите! – всё с ног на голову повернулось. Люди любую глупость готовы сотворить, лишь бы хуже не было. Пойдёмте к столу, Анна Андревна.

МЕДНОЕ ЛИЦО. Идёмте, идёмте, а то неровен час сгорим все в геенне огненной!..

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Это ещё добро, что вы в свинью воплощаетесь, Анна Андревна, а то ведь можно в такую гнусность обратиться – не дай бог!

ГОРОДНИЧИЙ. Пойдём, матушка, не будем против себя обиду заводить.

АННА АНДРЕЕВНА (с неохотой). Ну, чёрт с вами! Душегубы.

Анна Андреевна подходит к столу и видит знакомые нам две головы на блюдах, которые стараются делать вид, что происходящее к ним не относится.

А эти чего, пялиться на меня будут? Я на это несогласная.

ГОРОДНИЧИЙ (обращаясь к Пятну). Ваше Божье Величие, позвольте эти две башки отнесть куда-нибудь в чулан. Так спокойнее.

ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Нет.

ГОРОДНИЧИЙ. Отчего же так? (Видно, что Городничий опешил от такого ответа и даже стал ниже ростом.) Какой с них прок – ни есть, ни бегать, ни воровать не могут – всё равно что два кочана с глазами.

ЛИЦО ИЗ ПЯТНА (непреклонно). Я сказал – нет!

ХЛЕСТАКОВ (осмелев). Правильно. Вот состряпаем весёленький водевильчик про всё ваше непотребство – пусть народ смеётся!

ЛИЦО С УСИКАМИ (поддакивая и кивая головой). Непременно состряпаем. Ещё и песенки ввернём с душком.

АННА АНДРЕЕВНА. Смеяться над собой не позволю! Кто первый подойдёт ко мне, сразу в рожу получит! (Показывает всем своё мощное копыто.) Не сечь вам жену городничего!

ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Никто вас сечь и не собирается, мадам. Вас будут употреблять в пищу.

АННА АНДРЕЕВНА. Чи-иво? (Обалдев от услышанного.) Мне послышалось?

ГОРОДНИЧИЙ. Это не шутки, Ваше Величие. Разве ж можно живого человека!.. Я долго терпел, но терпёж мой, знаете, испаряется.

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Пусть дозреет хотя бы.

МЕДНОЕ ЛИЦО. Верно. Пока совершенной свиньёй не станет – зубы об неё сломаем.

ДАМА-БРЮКВА. Господи, это ведь так романтично! Питайтесь мной, господа!

Дама-брюква закружилась вокруг Анны Андревны, раскинув руки, пока не поскользнулась на рассыпанной каше и не грохнулась об пол. Да так и осталась лежать ничком, распластавши руки.

Слышится голос Ляпкина-Тяпкина, но его самого не видно.

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. А меня уже и кушать не надо… (Голос раздаётся где-то возле уха Анны Андреевны.) Меня вроде как и нету уже… (Тихонько хихикает.) Свобода необыкновенная, господа!

АННА АНДРЕЕВНА. Чур меня! (Отскакивает в сторону, словно ошпаренная.) Поди прочь, дурак!.. Гляньте, от Ляпкина-Тряпкина ничего не осталось!.. (Крестится копытом.) Господи, спаси, сохрани и помилуй. Неужто мы вот так все испаримся?

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. А мне очень это даже приятственно. Считаю наградой для себя. Милостью! Избавлением от обязательств и ошибок. Господа, нужно к этому стремиться, как к великому божьему покровительству.

ГОРОДНИЧИЙ. Что за ересь ты, братец, несёшь! (Он с недоверием оглядывается по сторонам, будто не веря, что Ляпкин-Тяпкин полностью исчез.) Ты ведь не выпить, ни поесть не можешь, ни денег сосчитать… Пустым местом быть не желаю!

Толпа начинает галдеть, выкрикивая: «Мерзавец! Подослан специально, чтобы всех в распыл пустить!.. Спрятался и голову морочит!.. Не желаем в пустоте плавать!.. Ишь, благодетель какой!.. Нечего и слушать его!..»

(Криво улыбаясь.) Слышишь, чего народ говорит?.. И Божье Величие такого паскудства тоже не одобряет.

АННА АНДРЕЕВНА. Иначе бы и само уже давно испарилось.

МЕДНОЕ ЛИЦО. Господа, давайте считать, что это не Ляпкин-Тяпкин, а его эхо. Отголосок.

КЛУБНИКА. Нет-нет, это натуральное привидение, господа. Ляпкин-Тяпкин умер, а его глупости остались, вот и вещают…

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Да Ляпкина-Тяпкина вообще и не было никогда.

АННА АНДРЕЕВНА. А кто же говорил-то с нами?

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Никто. Показалось. Всем показалось.

ГОРОДНИЧИЙ. Ваше Божье Величие, позвольте вам…

Городничий оборачивается к скатерти, на которой было изображено лицо с тремя глазами и кошачьими усами, и с удивлением обнаруживает, что там никого нет.

Чёрт меня дери!.. (Он вытирает рукой пот со лба.) А эта рожа с тремя глазами нам тоже всем померещилась?

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Вот именно – всё померещилось!.. Эй, Ляпкин-Тряпкин, ты ещё здесь?

Голос Ляпкина-Тяпкина отвечает откуда-то высоко сверху.

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Здесь. За вами, пустоголовыми насекомыми, созерцаю.

ГОРОДНИЧИЙ (злобно-издевательски). И где же это божество с тремя глазами?

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Испарился. Как и я.

КЛУБНИКА. Спросите у него, что же с нами-то будет? Мы тоже испаримся?

АННА АНДРЕЕВНА. Не дай-то бог!

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. С вами всё замечательно. Не испаритесь. Навечно своё место заполните.

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Что ещё за место? Можно без шарад ваших?

ГОРОДНИЧИЙ. Какое такое место?

АННА АНДРЕЕВНА. Пустобрёх!

МЕДНОЕ ЛИЦО. Ой, как неприлично всё!

ГОРОДНИЧИЙ (задрав голову кверху). Отвечай, говорят тебе.

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Про… про… щайте, господа! Улетучиваю-у-усь!..

Голос Ляпкина-Тяпкина удаляется и скоро совсем умолкает.

ДАМА С КЛЮВОМ. Что это?.. Ой, кажется, у меня ноги к полу приросли!..

КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. И я чего-то… не шевелюсь…

Городничий пытается поднять ноги, но с ужасом замечает, что они окаменели. Он поворачивается к жене да так и замирает.

ГОРОДНИЧИЙ (шевеля одними губами). Мать моя, Анна Андревна, ты как?

АННА АНДРЕЕВНА (с ужасом). Чертовщина какая-то… Ноги не слушаются… А руки-то, руки-то!..(Она тянется к мужу, но так и застывает на месте, не дотянувшись.)

КЛУБНИКА (молитвенно сложив руки и устремив глаза вверх). Господи! За какие же грехи великие наказание сие? За что?! (Он вытягивает руки и замирает, наподобие статуи.)

ДАМА-БРЮКВА. Позвольте, позвольте, я хоть дотанцевать должна!..

Дама-брюква кружится по зале, но замирает почти в воздухе с раскинутыми руками в виде буквы Т. В результате все персонажи оказываются застигнутыми врасплох, так и не докончив своих движений к цели. Они все белеют прямо на глазах, словно покрываются мелом, и совершенно превращаются в гипсовые статуи.

Крышка стола, на которой лежали две головы, разламывается на части, словно сухая доска под топором, и мы видим, что под столом были их туловища с руками и ногами целы и невредимы. Лицо с усиками и Хлестаков отталкивают от себя части развалившегося стола и встают в полный рост.

ХЛЕСТАКОВ. Поверить не могу… (Трогает себя за живот, за колени. Ужасно обрадован и удивлён.) Я ведь помню, как моя голова по столу прыгала… Откуда же это?.. Господи!

ЛИЦО С УСИКАМИ. Сам не пойму… Голова кружится… (Смотрит на застывшие фигуры персонажей.) Брат Хлестаков, они ведь застыли как в старом «Ревизоре», в конце пьесы… Только позы другие.

ХЛЕСТАКОВ. Бог с ними. Пойдёмте отсюда, пока с нами чего не приключилось.

Хлестаков торопливо идёт к двери.

ЛИЦО С УСИКАМИ. Погоди, Хлестаков! В той пьесе должно быть известие о ревизоре, а уж потом они каменеют в ужасе.

ХЛЕСТАКОВ. Значит, не ревизор их ужаснул, а совесть. Жирное пятно с тремя глазами, видать, и была совесть. Пойдёмте скорее!

ЛИЦО С УСИКАМИ. Погоди, неужто ревизора никакого нет?

ХЛЕСТАКОВ. Какая вам разница – написали комедию и трава не расти. Плюньте на всё! Идёмте!

ЛИЦО С УСИКАМИ. Погоди! Я доиграю пьесу…

Лицо с усиками поднимается по ступеням к большим входным дверям и поворачивается к залу лицом.

(Говорит выразительно, по-театральному.) Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует сей же час к себе!..

Лицо с усиками не успело договорить, так как за тяжёлой портьерой послышался знакомый гул, какофония человеческих выкриков, музыкальных фраз, похожие на шум возбуждённой и радостной толпы, которая и сама не может понять почему она радуется или же просто чему-то возбуждена.

У Клубники вдруг с грохотом отвалилась вытянутая рука, будто отлитая из гипса. Он замер с поднятой культяпкой и, кажется, навечно оцепенел от ужаса. У Анны Андреевны с хрустом подломилась окаменевшая нога и женщина тяжело рухнула оземь, словно древнегреческая колонна у храма Афины… Городничий хотел было приподнять Анну Андревну, да так и остался подле неё кверху задом, похожим на два валуна. Дама с клювом как-то сама рассыпалась, и лишь Медное лицо разлетелось по полу на какие-то части металлических листов, пружин и колпачков…

Лицо с усиками и Хлестаков с ужасом наблюдали за происходящим, медленно ретируясь к задней двери, чтобы улизнуть…

Внезапно тяжелая портьера в центре залы заколыхалась и рухнула вниз!

Огромный поток солнечного света хлынул в залу, отчего Хлестаков и его товарищ зажмурились сразу же.

Когда же пригляделись и стряхнули пыль с лица, то увидели: в огромном багете для парадных портретов красовался знакомый урод на одной ноге с колёсиками. Правда, у этого урода было уже три головы, среди которых угадывалась голова знакомого нам Старичка с железякой вместо ноги.

Лицо с усиками и Хлестаков замерли от одного взгляда на этого урода.

ЗАНАВЕС