Власть и рынок: Государство и экономика

2.2.5. Полезность ex post

Мы убедились, что на свободном рынке люди максимизируют ожидаемую (ex ante) полезность и что агрессор получает выигрыш в полезности за счет потери полезности его жертвами. Но что можно сказать о реализованной (ex post) полезности? Принимая решения, люди рассчитывают на выгоду, но действительно ли они получают ожидаемую выгоду? Остальная часть этой книги посвящена анализу того, что можно назвать «косвенными» последствиями работы рынка или вторжения в функционирование рынка (в дополнение к проведенному выше анализу прямых последствий). Мы рассмотрим цепочки причинно-следственных связей, которые недоступны непосредственному восприятию и могут быть выявлены только в ходе аналитического исследования.

На пути от замысла (ex ante) к реализации (ex post) всегда случаются ошибки, но свободный рынок устроен так, что ошибки сводятся к минимуму. Прежде всего, существует очень быстрый и безошибочный тест, показывающий, удается ли предпринимателю или получателю дохода удовлетворить желания потребителя. В случае предпринимателя, который несет основное бремя адаптации экономики при изменении желаний потребителей, этот тест действует быстро и безошибочно – прибыль или убытки. Большая прибыль говорит о том, что он на верном пути, убытки свидетельствуют о неверном выборе направления. Таким образом, прибыли и убытки подстегивают процесс подстройки к изменениям потребительского спроса. Одновременно они выполняют функцию перемещения денег из рук неудачливых предпринимателей в руки успешных. Тот факт, что успешные предприниматели процветают и увеличивают капитал, а бездарные удаляются с рынка, обеспечивает гладкость приспособления рынка к меняющимся условиям. Сходным образом, хотя и в меньшей степени, земля и труд в соответствии с желаниями их собственников перемещаются туда, где они получают более высокий доход и более производительные факторы получают более высокое вознаграждение.

Потребители на рынке также принимают на себя предпринимательский риск. Многие критики рынка, подчеркивая компетентность капиталистов-предпринимателей, оплакивают невежество потребителей, из-за которого последние ex post не получают той пользы, на которую рассчитывали ex ante. Вот типичный пример. Уэсли К. Митчелл озаглавил одно из своих знаменитых эссе следующим образом: «Устаревшие способы расходования денег». Профессор Мизес обратил внимание на парадоксальность позиций многих «прогрессистов», которые настаивают на том, что потребители слишком невежественны и необразованны, чтобы разумно выбирать товары, но одновременно восхваляют достоинства демократии, где тем же самым людям доверено выбирать политиков, о которых они ничего не знают, и принимать конкретные политические решения по вопросам, в которых они ничего не смыслят.

На деле верно совершенно обратное. Потребители, конечно, не всеведущи, но у них есть прямые критерии, с помощью которых они приобретают знание. Они покупают какой-нибудь готовый завтрак, и если он им не нравится, то они больше никогда его не покупают. Они покупают определенную модель автомобиля, и если она им нравится, то и впредь они будут выбирать автомобили этой фирмы. В обоих случаях они делятся приобретенным опытом с друзьями. Существуют также исследовательские организации обществ потребителей, которые регулярно информируют публику о достоинствах и недостатках различных товаров. Но во всех случаях у потребителей есть прямые критерии, направляющие их поведение. Так что фирма, успешно удовлетворяющая запросы потребителей, процветает и расширяется, а та, что не способна на это, вынуждена уходить с рынка.

С другой стороны, участие в выборах политиков и формирование решений государства – это совсем иное дело. Здесь не существует прямых критериев успеха или неудачи – нет ни прибылей, ни убытков, ни потребительского удовлетворения, ни неудовлетворенности. Чтобы глубоко понять последствия – особенно косвенные – государственных решений, необходимо разобраться в длинной цепочке праксиологических рассуждений, подобных развиваемым в данной книге. Очень немногие способны заинтересоваться таким анализом или имеют подготовку, позволяющую его осуществлять, особенно, как отмечал Шумпетер, когда речь идет о политических вопросах. Ведь в политических вопросах незначительность влияния, оказываемого одним человеком на исход дела, а также кажущаяся отдаленность результатов действий может вызвать у людей утрату интереса к проблемам или аргументам[26]. Не имея прямого критерия успеха и неудачи, избиратель склонен голосовать не за тех политиков, которые предлагают наиболее эффективную политику, а за тех, кто лучше «продает» свою пропаганду. Без логического анализа средний избиратель никогда не сможет выявить ошибки, совершаемые правителями. Представим, что государство пошло на инфляционную эмиссию денег, которая ведет к неизбежному росту цен. Государство может обвинить в росте цен бесчестных спекулянтов и других участников «черного» рынка и, если публика не знакома с основами экономической теории, она не поймет лживости этих обвинений.

Есть ирония в том, что те самые авторы, которых раздражают хитрости и уловки рекламы, не направляют стрелы своей критики в организаторов политических кампаний, где их обвинения были бы действительно уместны. Как отмечает Шумпетер, «так, портрет красивейшей из девушек на обертке в конечном счете не сможет поддержать на неизменном уровне продажу плохих сигарет. В области политических решений столь же эффективных средств защиты нет. Многие решения жизненной важности носят такой характер, что общество не может позволить себе на досуге поразмыслить и поэкспериментировать с ними. Даже если это оказывается возможным, суждение не так просто вынести, как в случае с сигаретами, потому что здесь не так просто оценить последствия»[27].

Могут возразить, что хотя средний избиратель не имеет подготовки, необходимой для праксиологического анализа политики, он, как это принято и в любом частном деле, может нанять экспертов – политиков и чиновников, которые и возьмут на себя принятие решений. Но дело-то как раз в том, что государственное управление – это не рынок, и здесь у человека нет прямых личных критериев, которые бы позволяли ему судить об успешности действий нанятых им экспертов. На рынке человек прислушивается к тем экспертам, чьи советы оказались наиболее успешными. На свободном рынке хорошие врачи или юристы получают вознаграждение, а плохие – нет; процветание специалиста, нанятого частным образом, пропорционально его профессиональным достоинствам. В области государственной политики нет прямой возможности оценить успешность действий специалистов. В силу этого избиратель не в состоянии оценить компетентность человека, за которого он должен голосовать. Особенно сложно приходится избирателям в современных условиях, когда все кандидаты держатся единого мнения по всем важным вопросам. В конце концов, когда речь идет о конкретном вопросе, избиратель может, если у него есть желание и способности, разобраться в деле и принять решение. Но что может даже самый умный избиратель знать о действительном уровне компетентности, или квалификации, отдельных кандидатов, особенно если им не приходится занимать позицию по принципиально важным вопросам? Тогда избирателю приходится полагаться только на внешнюю оболочку, «упаковку» личности и имидж кандидатов. В итоге, голосование за политиков оказывается еще менее рациональным, чем массовое голосование по конкретным политическим вопросам.

Более того, внутренние особенности самого государства обусловливают неверный отбор экспертов и должностных лиц. Ведь доходы политиков и всего государства зависят не от услуг, добровольно покупаемых на рынке, а от принудительного налогообложения населения. В силу этого у государственных деятелей отсутствует материальная заинтересованность в том, чтобы наиболее адекватным и компетентным образом выполнять свои служебные обязанности. И что еще важнее, в сфере государственного управления и на рынке используются различные критерии «соответствия». На рынке главное – это способность оказывать услуги потребителям; в сфере политики главное – это умение прибегать к насилию и демагогическими приемами завоевывать симпатии публики.

Есть еще одно важное различие между рынком и политическими выборами: отдельный избиратель, к примеру, обладает только 1/50-миллионной долей влияния на выбор руководителя страны, который – вполне бесконтрольно – будет принимать жизненно важные решения вплоть до следующих выборов. Зато на рынке человек обладает абсолютно суверенной властью принимать решения, касающиеся своей личной жизни и собственности. На рынке в ходе принятия абсолютных решений в отношении своей собственности человек постоянно демонстрирует свой выбор – он покупает или воздерживается от покупки, продает или не делает этого. Избиратель, голосующий за определенного кандидата, демонстрирует только свои относительные предпочтения по поводу одного или двух других потенциальных правителей и вынужден делать это в рамках принудительного правила, согласно которому ты можешь и вовсе не голосовать, но один из этих людей непременно будет руководить страной в течение следующих нескольких лет[28].

Итак, свободный рынок располагает эффективным механизмом превращения ожидаемой (ex ante) полезности в реализованную (ex post). Свободный рынок всегда максимизирует также и социальную полезность ex ante. В политической жизни, напротив, подобный механизм отсутствует. Особенность политического процесса состоит в том, что любые ожидаемые выгоды реализуются с задержкой и в меньшем объеме. Более того, расхождение между выигрышем ex post, получаемым посредством государственного вмешательства и в условиях свободного рынка, еще глубже. Нам предстоит убедиться в том, что в каждом случае государственного вмешательства косвенные последствия бывают таковы, что многие из сторонников первоначального вмешательства начинают горько жалеть о том, что когда-то одобряли эту политику.

Итак, свободный рынок создает выгоды для каждого участника и максимизирует социальную полезность не только ex ante, но и ex post, так как действует в направлении реализации ожиданий. В случае государственного вмешательства одна группа выигрывает исключительно за счет другой, так что увеличения социальной полезности не происходит. Достижение целей скорее блокируется, чем обеспечивается. А косвенные последствия, как мы увидим, таковы, что многие участники вмешательства теряют в полезности ex post. Эта книга посвящена главным образом анализу косвенных последствий различных форм государственного вмешательства в хозяйственную жизнь.

Глава III Трехстороннее вмешательство

В соответствии с данным выше определением трехстороннее вмешательство имеет место, когда агрессор принуждает пару людей осуществить обмен или запрещает им это. Так, интервент может совсем запретить продажу определенного товара или запретить продавать его по цене ниже (либо выше) установленного уровня. Можно выделить два вида трехстороннего вмешательства: регулирование цен, определяющее условия обмена, и регулирование производства, направленное на товар или производителя. Регулирование цен сказывается на производстве, а регулирование производства – на ценах, но два этих вида регулирования имеют разные последствия и легко могут быть изучены по отдельности.

3.1. Регулирование цен

Интервент может ограничить либо минимальную, либо максимальную цену – товар не должен продаваться по ценам ниже первой и выше второй. Он может также заставить продавать товар по фиксированной цене. При любом варианте регулирование цен может быть либо эффективным, либо неэффективным. Оно будет неэффективным, если не будет оказывать текущего влияния на рыночные цены. Представим, например, что все автомобили продаются на рынке по цене примерно 100 унций золота. Государство выпускает указ, запрещающий под страхом серьезного наказания продажу автомобилей по цене ниже 20 унций золота. При заданных условиях этот указ будет совершенно неэффективным, поскольку и без него ни один автомобиль не продается по цене ниже 20 унций. Все регулирование свелось только к бессмысленной деятельности чиновничьего аппарата.

Но регулирование цен может быть и эффективным, скажем, оно может изменять цену по сравнению с ценой, которая сложилась бы на свободном рынке. Рассмотрим график на рис. 1, где изображены кривые спроса и предложения (SS и DD соответственно) для некоего товара.

Рис. 1. Последствия установления потолка цен

FP – это цена равновесия, установленная рынком. Теперь предположим, что интервент ограничивает максимальную цену значением ОС, и продажа по более высокой цене становится незаконной. При этой цене равновесие рынка нарушается и спрос на товар начинает превышать предложение на величину АВ. В условиях возникшего дефицита потребители стремятся купить товар, который по этой цене отсутствует на рынке. Некоторым приходится обходиться без данного товара, другим – обращаться на рынок, возродившийся в виде «черного», или незаконного, рынка, уплачивая премию за риск наказания, которому теперь подвергаются продавцы. Главным видимым следствием установления потолка цен является очередь, бесконечное выстраивание в очередь за товаром, которого не хватит тем, кто стоит в хвосте очереди. Люди, стремящиеся заполучить дефицитные товары, прибегают к всевозможным ухищрениям: торговля «из-под прилавка», взятки продавцам, припрятывание товара для постоянных клиентов и т. п. – все это непременные черты рынка, ограниченного потолком цен[29].

Следует отметить, что, даже если создан солидный запас товаров на будущее и кривая предложения вертикальна, все равно возникновение искусственного дефицита со всеми сопутствующими явлениями неизбежно. Чем «эластичней» предложение, т. е. чем больше ресурсов будет выведено из производства, тем, при прочих равных, сильнее будет дефицит. Если регулирование цен носит «избирательный» характер, т. е. затрагивает всего один товар или узкую группу товаров, искажение структуры экономики будет не столь выраженным, как при всеохватывающем регулировании. Но искусственный дефицит товаров в конкретных секторах будет ощущаться особенно болезненно, поскольку производственные мощности и другие факторы производства будут переключены на производство и продажу другой продукции (прежде всего субститутов). Когда «избыточный» спрос будет перенаправлен на субституты, цены на них поползут вверх. В свете этого факта типичные аргументы, используемые государствами для оправдания избирательного регулирования цен, – «мы должны регулировать цены на эти товары до тех пор, пока их производство недостаточно» – выглядят просто смехотворными, потому что реальная ситуация прямо противоположная: регулирование цен создает искусственный дефицит товаров, и он сохранится ровно до тех пор, пока цены будут регулироваться. На самом деле дефицит будет усугубляться по мере того, как ресурсы будут перемещаться в производство других товаров.

Прежде чем продолжить анализ последствий общего регулирования максимального уровня цен, посмотрим, к чему приводит ограничение минимума цены, т. е. фиксирование цены на уровне, превышающем рыночный (рис. 2).

Рис. 2. Последствия ограничения минимума цены

DD и SS – это соответственно кривые спроса и предложения. ОС – установленная законом минимальная цена, а FP – рыночная цена равновесия. При законодательно фиксированной цене спрос на товар меньше его предложения на величину АВ. Если установление потолка цен создает искусственный дефицит, то ограничение минимальной цены порождает искусственный избыток. АВ – это нераспроданный избыток. Нераспроданный избыток будет существовать, даже если кривая SS вертикальна, причем чем эластичней предложение, тем больше, при прочих равных, усугубляется ситуация с избытком товаров. Здесь также рынок не находится в равновесии. Искусственно высокая цена привлекает дополнительные производственные ресурсы, но одновременно отпугивает покупателей. В случае избирательного регулирования цен ресурсы будут уходить из других отраслей, где они приносят больше пользы своим владельцам и потребителям, и концентрироваться в отраслях, в которых это лишь усугубляет перепроизводство и убытки.

Приведенный рисунок иллюстрирует то, каким образом вмешательство сбивает работу рынка и создает убытки для предпринимателей. Предприниматели в своей деятельности ориентируются на определенные рыночные критерии – цены, процентные ставки и пр., установленные свободным рынком. Искажение этих критериев в результате вмешательства нарушает адаптацию, ведет к убыткам и неверному (относительно удовлетворения желаний потребителей) распределению производственных ресурсов.

Всеохватное регулирование максимальных цен всегда полностью искажает структуру экономики и лишает потребителей возможности обращения к субститутам. Утверждается, что предельно допустимые цены устанавливаются для предотвращения инфляции. Это происходит всякий раз, когда правительство осуществляет масштабную инфляцию, обесценивая имеющиеся денежные остатки. Введение потолков цен на все товары эквивалентно ограничению минимального значения покупательной способности денежной единицы, РРМ (рис. 3).

Рис. 3. Последствия установления потолка цен на все товары

Пусть OF – денежная масса; DmDm – спрос на деньги; FP – устанавливаемая рынком равновесная покупательная способность денежной единицы (см. рис. 3). Устанавливаемый минимум величины покупательной способности денег (ОС), превышающий рыночный уровень, разрушает уравновешивающий механизм рынка. При значении покупательной способности, равной ОС, денежная масса превышает спрос на деньги. В результате у людей образуется «нераспроданный избыток» денег GH. Они пытаются «продать» свои деньги путем покупки товаров, но не могут этого сделать. Их деньги «нейтрализованы». В той мере, в какой государству удается поддерживать ограничения цен, часть принадлежащих населению денег оказывается бесполезной, потому что их не удается обменять на товары. Возникает неизбежный ажиотаж, поскольку каждый пытается найти применение своим деньгам[30]. В итоге общество получает очереди, взятки и т. п., а также давление в пользу возникновения «черного» рынка (т. е. собственно рынка) в качестве канала применения избытка денег.

Политика ограничения минимальных цен на все товары эквивалентна установлению верхнего предела покупательной способности денег. Возникает неудовлетворенный избыточный спрос на деньги, проявляющийся в форме нераспроданных запасов товаров во всех секторах экономики.

Последствия регулирования максимальной и минимальной величины цены одинаковы для любых цен, идет ли речь о потребительских товарах, инвестиционных товарах, земле, оплате труда или о «цене» денег, выраженной в других товарах. Возьмем, например, регулирование минимальной заработной платы. Когда закон о минимальной заработной плате эффективен, т. е. когда он навязывает заработную плату, превышающую рыночную ценность определенного вида труда (т. е. превышающую дисконтированную предельную производительность труда), спрос на трудовые услуги начинает отставать от предложения, и это «нераспроданное избыточное» предложение труда принимает форму вынужденной массовой безработицы. В отличие от общего выборочное ограничение минимальной заработной платы создает безработицу в отдельных отраслях, а приток рабочих рук, привлеченных более высокими ставками, консервирует эту ситуацию. В конце концов работникам придется согласиться на менее оплачиваемую работу. Кто бы в действительности ни установил эффективный минимум заработной платы – государство или профсоюзы, – результаты одинаковы.

Как блестяще показал Мизес, анализ последствий регулирования цен приложим и для регулирования цены («обменного курса») валют (одной валюты, выраженной в другой валюте)[31]. Частично это проявляется в законе Грэшема, но мало кто понял, что этот закон представляет собой просто частный случай последствий общего закона регулирования цен. Возможно, это непонимание было следствием вводящей в заблуждение формулировки закона Грэшема, которая обычно звучит так: «Плохие деньги вытесняют из обращения хорошие деньги». В таком виде это звучит как парадокс, свидетельствующий о нарушении рыночных законов, в соответствии с которыми победа принадлежит более совершенным методам удовлетворения запросов потребителей. Даже сторонники свободного рынка использовали эту формулировку закона как оправдание государственной монополии в чеканке золотой и серебряной монеты. На самом деле закон Грэшема следовало бы формулировать так: «Деньги, переоцененные государством, вытесняют из обращения деньги, недооцененные государством». Когда государство произвольно определяет ценность одних денег в других деньгах, оно тем самым вводит эффективный нижний предел цен на одну валюту и верхний предел цен на другую (здесь «цена» – это курс обмена одной валюты в другую). Такова природа биметаллизма. При биметаллизме государство признавало денежным товаром и золото и серебро, но устанавливало принудительный курс (т. е. их цену). Если, что неизбежно, этот официальный обменный курс не совпадал с рыночным (а величина разрыва со временем только увеличивалась, потому что рыночные цены менялись, а официальный обменный курс оставался неизменным), одни деньги оказывались относительно переоцененными, а другие – недооцененными. Представим для наглядности, что роль денег в стране выполняют золото и серебро и государство установило обменный курс: 16 унций серебра за 1 унцию золота (возможно, в этот момент соответствующий рыночной цене). Из-за накопления изменений со временем рыночная цена меняется до 15: 1. Что произойдет в этом случае? Серебро окажется произвольно недооцененным государством, а золото будет переоценено. Иными словами, в соответствии с установленным государством обменным курсом покупательная способность серебра по отношению к золоту занижена, а золота по отношению к серебру – завышена. Таким образом, в соотношении золота и серебра государство ограничило максимальную цену серебра и минимальную цену золота.

Это ведет к тем же последствиям, что и любое эффективное регулирование цен. При установлении потолка цен на серебро (и нижнего предела цен на золото) спрос со стороны тех, кто хочет обменять золото на серебро превосходит спрос со стороны тех, кто хотел бы обменять серебро на золото. Происходит отток серебра в другую страну или в ту сферу, где оно может быть обменено на золото по цене свободного рынка. Золото, напротив, начинает притекать в страну. Если бы биметаллизм имел международный характер, тогда все серебро ушло бы на «черный» рынок и вся торговля шла бы только с участием золота. В силу этого ни одна страна не имеет возможности создать устойчивую систему биметаллизма, поскольку один металл непременно будет либо переоценен, либо недооценен относительно другого. И переоцененный металл всегда будет вытеснять из обращения недооцененный.

Государство может декретировать переход от металлических денег к неразменным бумажным деньгам, что, собственно, и сделали все государства мира. В результате каждая страна обзавелась собственными деньгами. На свободном рынке бумажные деньги будут обмениваться друг на друга в соответствии с колебаниями паритетов покупательной способности. Но представим, что государство установило произвольный курс обмена своей валюты Х на валюту Y. Пусть на свободном валютном рынке 5 единиц валюты Х обмениваются на одну единицу валюты Y. Теперь допустим, что правительство страны Х решило сделать свою валюту более дорогой и установило курс 3Х:1Y. Что получится? Для валюты Х были установлены нижний предел цены в валюте Y и потолок цен для валюты Y в валюте Х. Все неизбежно ринутся обменивать деньги Х на Y по низкой цене, чтобы получить прибыль по сравнению с обменным курсом свободного рынка. Возникает избыточный спрос на Y в обмен на Х и избыточное предложение Х в обмен на Y. Вот вам объяснение внешне загадочного «дефицита долларов», поразившего Европу после Второй мировой войны. Все европейские государства установили завышенный курс своих денег по отношению к доллару. В результате регулирования цен доллар оказался в дефиците при обмене на европейские валюты, а последние стали излишком и безуспешно пытались найти доллары.