Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках

«Блин, Новый год же прошел! – ужаснулась Манька. – Что ж я теперь, весь год с покойниками и чертями буду возиться?!» И облегченно выдохнула – в предновогодний день они резали и точили стрелы.

Где-то недалеко лес наполнился гулом голосов, выкриками, смешанными с завываниями оборотней, попавших в Дьявольские ловушки. Люди шли группами, зная, что наступает полнолуние. И несли с собой оружие на тот случай, если им встретится зверь или враг, который досадил Ее Величеству, подняв руку на Матушку самой Благодетельницы. Хотя многие понимали, что они и есть тот самый страшный зверь, которого должны бояться люди. Они не могли не помнить, как просыпались голыми в лесу, возле своих жертв, а все их раны заживали мгновенно, и правосудие не знало для них границ милосердия… Так вампиры готовили человека к служению, когда ум его наполнялся зловонием зверя, и люди принимали уготованную им участь, как должное. Они еще умели любить, но ум зверя не оставлял им выбора.

Место назначения знал только зверь, который слушал голос хозяина.

– Неужели люди совсем не думают? – с тихой надеждой спросила Манька.

– Нет, не думают. Зачем им думать, когда голова набита готовыми мыслями? – ответил Дьявол совершенно спокойно. – И поэтому ночью нас будут осаждать оборотни, а днем люди. Люди такой же ум имеют, как зверь: подумал человек, подумал зверь – и кто победит? А зверь служит верой и правдой вампиру. Награда большая обещана за голову убийц Бабы Яги, можно сказать, полцарства… – он повеселел. Манька смотрела на него и не понимала, то ли он действительно рад, то ли пытается поддержать ее, внушая уверенность.

– Мои мысли мои скакуны… – пропел Дьявол, весело наблюдая, как радостные люди открывают для себя лето среди зимы. Оглянулся и тихонько свистнул.

Волки сорвались с места, как по команде, бросились к реке, переправляясь вплавь. Отряхиваясь на другом берегу, они исчезли под густыми кронами деревьев, разбегаясь в разные стороны. Дьявол подтолкнул ее в дверь, и дверь за ними бесшумно закрылась. Заметив на лавке оставленный ею лук, Манька с ужасом вспомнила, что еще ни разу не стрельнула из него, и учиться ей придется на ходу.

Глава 22. Неожиданный союзник

Человеческие голоса раздавались совсем близко, за крайними деревьями. На опушке промелькнули тени, и на луг гурьбой стали выходит люди с огромными рюкзаками и свертками за спиной, когда солнце еще не успело закатиться за вершину горы. Избушки плотнее сдвинулись стена к стене, грозно взирая на врага уменьшенными до амбразуры окошками.

Дьявол выглянул в одну из амбразур.

– Иди спать, – предложил он, налюбовавшись на многочисленное сборище. – Они еще сейчас палатки будут ставить, готовить еду, природой любоваться… Я думаю, оборотни не скоро сообразят, что мы в друзья не набиваемся. Или пообедаем?

– Не-а, – отказалась Манька, – я с чердака на них посмотрю. И потом, я не проголодалась.

– Иди, глянь, противника надо знать в лицо, – согласился Дьявол и опять пропел, второй раз за день, если не считать того, что он что-то бубнил себе под нос, когда ковал наконечники стрел. – Однажды вечером, вечером, вечером, когда мне делать абсолютно будет нечего, я выпью раз, и выпью два, и закружится голова… Пора в путь-дорогу, дорога дальняя, дальняя в даль меня манит…

Манька на его бубнение ни тогда, ни сейчас не обратила внимания. Пением он увлекался исключительно от своего имени. Было у нее такое ощущение, что Дьявола вообще не волнует несметное количество врагов. Она даже начала подозревать, что несколько приподнятое его настроение —игра, чтобы поднять ее боевой дух. Чего ему переживать, если для оборотней он не существовал. Она понимала, что стрелять и отбиваться от оборотней ей придется в одиночку. Серебро и стрелы были слабым утешением – стрелять она не умела, а подействует ли серебро, была не уверена. Сосед ее спокойно серебряные цепочки на шее носил, ничего ему не сделалось. Ей оставалось только надеяться, что Дьявольские стрелы сами найдут цель, следуя Дьявольскому магнетизму.

А Дьявол уже весело насвистывал: «Есть на свете остров, в океане есть, весь покрытый серебром, абсолютно весь!..»

Манька покачала головой, взяла лук и кусок пирога и поднялась на чердак. Окно на чердаке было шире, и просматривался весь луг. А там сновали люди, оставляя на земле следы ботинок. Как она и предполагала, никто из оборотней серебром не поранился. Чувствовали они себя замечательно, восклицая и радуясь, что попали в райское место. У Маньки екнуло сердце, прыгнуло и ушло в пятки, когда она увидела, как оборотни тащат на костер убитую лань. Она-то думала, что все звери ушли! Люди о чем-то шумели и до нее донеслись обрывки разговора.

– Ка-а-ак жахнуть…

– Это такая изба, отродясь не видел…

– А хозяин-то, смотри-ка, немногим бы захотелось с ним дело иметь…

– Помоги мне чем-нибудь закрепить…

– На подъеме они еще, дойдут только к утру…

– Отойди, серебро ведь, одень хоть варежку… перемотай руку…

– Несли они, несли, и принесли! Наконец-то, шкуру не подпортите…

– Вечная слава герою, воздвигнувшему такой монумент…

– Я же сказал, ставь палатку за тем деревом! Хрен его знает, что на этой поляне! Я к реке спущусь, рыбу наловим.

– Сеть принес?

– А, нехай динамитом. По доброте духа моего прославимся в рыбацких байках!

– Ой, смотрите, это же избушки Бабушки Яги!

– Да ну! Не может быть! Ты думаешь?

– Это кто их так изуродовал и посадил на мель?

– А ты на могиле была? Там земля такая же!

– Ее Величество была не в духе. Приказано отловить. Мы пока не знаем, с кем имеем дело.

– А как это здесь лето? Мы на курорте? Вот если бы землю тут купить: горы, озеро, река, и круглый год лето…

– Тут горячие подземные источники…

– Тут колодец какой-то… Кислота что ли? Смотри, какие волдыри, а я только до бревна дотронулся. Надо огородить…

– Разберем и завалим…

– Не понял, это что, жерло вулкана? Откуда здесь серебряное озеро?

– Это, наверное, с горы жила выходит, а внизу лава…

Люди, как люди. Нападать пока не собирались, и монумент избы пробовали пощупать, хоть и через рукавицы.

– Похоже, аллергия у меня на серебро, – объяснил тот, что старался отколупнуть кусочек. – Раньше такого не было, может еще какой-то металл?

Значит, в серебре был какой-то секрет, догадалась Манька. Золото у Дьявола тоже особенное, к обычному золоту он относился с пренебрежением.

На реке ухнул динамит.

Манька забеспокоилась, как там водяной. Перебралась к чердачному окну, которое выходило на реку. Оборотни тащили сеть, но выше оврага, по которому стекала живая вода. «Интересно, если рыба плавала в живой воде и пила живую воду, она на них подействует?» – подумала она загадывая: если вытащат полную сеть, значит должна подействовать, водяной был не глупый малый и за сундуки с копеечной валютой мог бы немного удружить.

Рыбы в сети оказалось столько, что когда ее вытянули на берег, она не выдержала и лопнула… Манька прикусила губу, прикидывая, сколько оборотней ею отравятся – получалось много!

Партизанская война началась…

На поляне и вокруг нее между деревьями запестрели палатки и костры. Простого огня оборотни ничуть не боялись. Начинало темнеть, но до луны было еще далеко. На этот раз ветви неугасимого полена, росшие в земле, света не давали, но ярко пылали ветви на крыше, освещая весь луг. Кто-то прошел к углу избы и пописал на нее, отчего в избе завитало раздражение, которое Манька уловила всем своим существом. Язык изб она не понимала, но после того, как чертей и прочую нечисть повывели, чувствовала эмоциональные вибрации. Живой избе глумление пришлось не по вкусу, но она не двинулась с места.

«Интересно, – подумала Манька, – а если их проткнуть кинжалом Дьявола, они умрут?»

– Не советую подпускать оборотня близко, – посоветовал Дьявол, как всегда вырастая из неоткуда с двумя чашками горячего чая. Три раза сплюнул через плечо и добавил: – Не приведи Бог биться с ними в рукопашную! И прыгают высоко, как будто летят. Красиво! – с восторгом восхитился он.

Манька уставилась на Дьявола, понимая, что он сущий Дьявол.

– И до чердака могут допрыгнуть? – с тревогой спросила она.

– Ну… – он высунул голову в окно, и смерил расстояние до земли, – в два приема, пожалуй, допрыгнут. Но на крышу еще забраться надо.

– Поражаюсь я тебе, если меня убьют, ты хоть чуть-чуть пожалеешь? – проворчала Манька, принимая кружку с горячим чаем из его руки.

– Некорректный вопрос, – ответил Дьявол, как всегда увильнув от ответа прямого. – На тебе живого места нет, а ты о смерти думаешь. Намедни еле-еле от костра оттащил, а сегодня вон как запела! – состроил скорбную мину. – Я не могу, Маня, я ж бессмертен, а сытый голодного не разумеет. Я пережил столько людей и нечисти, что воспринимаю смерть, как иронию судьбы смертного существа. Горько мне, что не надеешься жить вечно, как Помазанники мои, поэтому придется мне оттянуть тебя за уши от окошка, – он резко рванул Маньку за рукав. – Тебя заметили, а это уже реальный шанс попасть, или не попасть в книгу живых и мертвых, а там, как я положу, так и будет. Не видишь, они стрелять собрались ради смеха. Смешно будет умереть еще до начала битвы.

Зрение у Маньки было не таким острым, как у Дьявола, но она тоже различила, что один из подвыпивших изрядно к тому времени людей, поднял руку – и пуля ударилась о наличник сразу за выстрелом. Оборотень промахнулся. То ли пугнул, то ли не метился, то ли не умел стрелять. Пуля отскочила от гвоздя и срикошетила рядом, задев другого оборотня, который мгновенно побледнел, рассматривая простреленную ногу, а спустя минуту, после того, как пришел в себя, покрутил пальцем у виска. Еще один ругнулся, и сразу несколько пуль влетели в окно и ударились в обрешетку, пробив Дьявола навылет.

Дьявол побледнел, как оборотень, осматривая застрявшие в обрешетке пули. Потом как-то нервно ткнул пальцем вверх, обращая на пули Манькино внимание, которая и без того не могла оторвать от них взгляд.

– Вот так вот! Награда обещана за головы бунтовщиков и приказ, стрелять в любую мишень в лесу за рекой на поражение… С другой стороны, напрашивается добрый вывод: вампиры пока не догадались, кто укокал Бабу Ягу и свистнул у Благодетельницы наследство… Тебя ловили бы живьем…

– Это… а то, может, белый флаг выбросим? И напишем: у нас бомжа в заложниках? Стреляют они лучше, чем я, – предложила Манька, ткнув пальцем в пули.

Она зябко поежилась: все пули предназначались ей. Дьявол хмыкнул, нисколько не опасаясь, высунулся в окно и пересчитал противника поголовно.

– Смотри сама, тебе решать, твоя это битва… М-да, многовато их, – сообщил он, поседев в одно мгновение, когда счет перевалил за полторы тысячи. – Не приручим мы их… – скорбно покачал головой и ухмыльнулся, возвращая волосам естественный черный цвет, похлопал ее по плечу: – Наберись терпения!

Внизу собиралась толпа, показывая пальцами на окно, за которым спряталась Манька. Дьявола в природе не существовало. Для Маньки, в принципе, тоже – он стоял в окне, и она прекрасно видела через него. Но слишком резко отличались люди в ракурсе Дьявола – лица у них и вправду были какие-то двойные: лицо, а под ним размытый звериный оскал.

На душе было погано. Она понимала, что ей придется убивать людей, которые ни в чем перед ней не виноваты, и, пожалуй, не виноваты в том, что оборотни. Так случилось. Не верилось, что они будут убивать ее – она тоже перед ними ни в чем не провинилась. Шутка Дьявола, что она сможет выжить в неравной битве, была оригинальной, но не настолько, чтобы поверить в свои силы. Она не Дьявол, в ней пули застрянут. Желание выбросить белый флаг, стало почти навязчивым.

Но что это даст? Разве что выдаст себя. Оборотни сразу сообразят, что их много, а ее мало…

А кроме того, сюда пожалуют вампиры!

Оборотни раздевались, удивляясь по-летнему жаркой погоде, сожалея, что никто не догадался взять мяч, разминались, стреляя по деревьям, по избе, в подброшенные шапки и бутылки, которые осколками разлетались в разные стороны, гоняли по земле консервные банки, вытаптывая огород и поле изб, разводили костры. Манька с удивлением отметила, что ни одна ветвь неугасимого полена в костре оборотней не горела.

– Им не взять неугасимый огонь. Им и ветвь не поднять, – спокойно объяснил Дьявол, заметив Манькино волнение.

Потихоньку подтягивались отставшие, выискивая свободные места. По возгласам, которые эхом отдавались по поверхности реки, стало ясно, как оборотней много, и большая часть их сокрыта кронами деревьев.

На первый взгляд ничто не выдавало в них оборотней – люди как люди. Человек всегда себя вел на природе именно так, нисколько не сомневаясь, что природные кладовые как-нибудь сумеют справиться с хвалеными признаками цивилизованности царя природы. Конечно, рыбу динамитом глушили, помочились на углы изб, предав их осмеянию, поляну изгадили, разворотили колодец с живой водой, деревья рубили так, что лес трещал и кряхтел скрипом падающих деревьев, на костре готовилась, может быть, та самая лань, которая отдала крынку парного молока. Но все же, Маньке не хотелось воевать с ними, и она не понимала, почему не может жить среди людей.

Так муторно и тоскливо она не чувствовала себя давно. Окажись она внизу, была бы она лучше или хуже? Вот парень с девушкой целуются – она видела, как набросил он свою куртку на ее плечи, как девушка зябко поежилась от холода вечерних сумерек, как паренек вставил в ее волосы цветок ромашки, и она убрала ее, бросив под ноги.

Может, ее тянуло к людям?

Вглядываясь в их лица, Манька пытаясь понять, чем же она-то хуже, где и как они понимают, что она одно, а они другое? Она долго жила среди них, но они не приняли ее, и, может быть, ее проблема была в том, что она не умела искать радость, которую они считали радостью? Или она и в самом деле, имея комплекс генерала песчаных карьеров, так и не поверила, что нужна обществу, и дело совсем не в Благодетельнице, может быть, все дело в том, что она ищет спасение там, где его нет, и еще не поздно протянуть им руку?

Стемнело.

Только отсвет костров и неугасимый огонь, зажженный на крыше, освещал веселые и уверенные лица, которые показались Маньке много человечнее, чем ее собственное.

Она оглянулась.

Дьявол сидел на тахте, полуприкрыв глаза, и вглядывался в такую даль, которую она объяснить себе не могла. Не многие хотели бы оказаться на ее месте, рядом с тем, кого боялся весь белый свет. Для людей Дьявол был символом наказания, устрашением, угрозой. И только уверенность, что он заперт в Аду, как простой смертный, который по непонятной причине передал свои полномочия не поклонившемуся ему Спасителю, который уже две тысячи лет собирал всех в том же Аду, чтобы судить всех разом, тешили самолюбие, отодвигая Дьявола куда-то, откуда он не смог бы человека достать. Но он был, настоящий – Земля и Небо, нисколько не постаревший, как встарь, имеющий подход к каждой нечисти, играющий то в одни, то в другие ворота, паскудно издевающийся над той и над другой стороной, способный показать все царства земли в мгновение ока, затворивший врата Рая и отверзший врата Ада…

Слабое утешение, когда жизнь висит на волоске.

Она вдруг подумала, что ей нравится Дьявол, и чтобы он не говорил, она не могла представить, что он способен не любить землю, потому что земля любила его, и каждый, кто жил в его земле, жил в согласии с Дьяволом.

Кончиками пальцев Манька провела по месту, где с другой стороны застряла пуля.

«Не долго мне пришлось бы жить среди них!» – подумала она, прислушиваясь к тому, что делалось внизу. Сомнения разом оставили ее. Да, она умрет, но одного, а то и трех оборотней заберет с собой – и пусть ее ближний – вампир, который проклял ее до Судного Дня, им не будет покоя. Вряд ли она будет сидеть на могилке и охранять аршин земли, который принадлежит и будет принадлежать Дьяволу…

Крест крестов на груди пылал, пульсируя и слегка обжигая тело, но золото было холодным, как лед. Манька чувствовала, как прислушиваются к каждому движению за пределами стен избы, молчаливо и грозно. «Только бы не встали!» – подумала она, понимая, что если избы выдадут себя, то война начнется с этой самой минуты.

Может быть, еще все обойдется?

А внизу ощущалось заметное волнение. Оборотни распалились. Теперь они были хозяевами цветущего луга.

– Убить не можно, а нужно! Это ж какая свинья засела в этой груде серебра-злата? Если с наружи столько добра, то внутри сколько?!

– Чисть мои ботинки! После всего ты мне еще должен остался!.. Карточный долг – долг чести!

– Не лезь к ним, сами разберутся. Мы пришли-ушли, а они положат здесь друг друга, отвечай потом!

– Я хочу пи-и-ить! Мне принесет кто-нибудь попи-ить?

– Бери воду выше колодца. И эта зараза течет в реку.

– Может, взорвать его? Если тут строить пансионат, то колодец и серебряное озеро лучше забетонировать. Там будет лодочная станция, а там… коттеджи. Посмотри! Ну, так как, вкладываемся?

– Я посоветуюсь с Ее Величеством. Если государи возьмут на себя строительство подъемника…

– Горы? Это проклятые горы! Ты хоть представляешь, сколько там народу сгинуло? Я сама в библиотеке читала…

– Ерунда! Глупости! Горная гряда закрывает нас от холода северных и восточных ветров.

– А как ты это объяснишь, уважаемый коллега, лето? А на дворе январь!

– На Новый год? Не помню… Валялся где-то, пил где-то, сношался с кем-то…

– Не долго они его… Может, лесник? Сказано же, отстреливать всех!

– Да лешак его подери, может, сам леший был?

– Слыхал я, что Бабушка Яга водила дружбу со многими несовершенными духами. Может, за водой приходил? У Бабушки Яги такой же колодец был. Говорят, вода в нем не то она мертвая, не то живая…

– Это не живая, это мертвая! Поймали старика?

Манька прислушалась, прильнув к окну ухом, затаив дыхание.

– Думаешь, они его догонят? Как он выглядел?

– Сбежал куда-то. Не помню! Но ведь помнил же! Чудной какой-то…

– Вы про что? Куда это – они?

– Старикан тут один объявился. Сижу в кустах, и тут лосиха в трех метрах, не более, и лосенок в кустах. Я уже приладил ружьецо, а он мне под ноги сиганул, как черт. Лосихи с лосенком след простыл, ломанулись через реку, я стрелял, но в глаз что-то попало…

Манька с облегчением выдохнула – лосиха в безопасности! Она видела, как волки угоняли зверей, но лосенка течением отбрасывало назад и выносило на берег. Ниже были бобровые плотины, течение замедлялось, Дьявол велел волкам направить ее туда.

Она снова прислушалась.

– Ха-ха-ха! Ружье-то хоть заряжено? Старик его напугал! Может, штаны нам покажешь?

– Гонит он! Мы все обошли, следов много, а зверей нет. Две лани, и то по дороге взяли!

– Сейчас ребята рыбы нажарят и ушицы наварят, рыбы на всех хватит.

– Ешьте сами, я консервами обойдусь. Посмотрите, что у меня с руками! Пятеро уже лежат из-за этого колодца.

– Выше же ловят, там вода нормальная, чистая, вода, как вода. И ниже брали.

– А рыба не плавает туда-сюда? Она что, на привязи? Сказал же, эту гадость есть отказываюсь. Надо консервы открывать. И вообще это место мне кажется подозрительным. Может тут излучения какие-то.

Манька расстроилась. Во-первых, оборотни оказались умнее, во-вторых, живой воды в реке и вправду было недостаточно, чтобы неприятель отравился рыбой. Только зря продукты извели. Но теперь она знала, как действует вода на оборотней: точно так же, как мертвая подействовала бы на нее. И обрадовалась, что им не пришло в голову ничего умнее, чем мысль взорвать колодец и завалить бревнами. Убрать их труда не составит, и она надеялась, что колодец сумеет восстановить себя. Бетон оборотни прихватить не догадались.

Небольшой взрыв, который они устроили, разворотил колодец и открыл канал, и вода фонтаном поднялась на три-пять метров над землей. И еще раз расстроилась, сообразив, что не бедные люди позарились на землю, рассчитывая на прибыльность круглогодичного курорта по земноморским стандартам. Ей, конечно, в планах оборотней места не нашлось – мечта зажить тихой спокойно жизнью развалилась в одночасье.

«Ду-дуу-ду, все мы вместе, все мы рядом, ду-ду-ду…» – над поляной неслась музыка. Ночь предполагалась ясная, звездная. Луна пока не показалась, она должна была взойти около полуночи. Если судить по летнему времени, то время было не позднее. Судя по тому, что оборотни не торопились напасть, у нее было часа три.

Оборотни плотно поужинали, костры опустели, молодые люди собирались группами, кто-то достал гитару, где-то громко разговаривали и смеялись, то и дело доносился визг, где-то устроили танцы. Возле костров оставались лишь костровые, которые то и дело норовили примкнуть к общему сборищу, многие разошлись по палаткам.

Манька собиралась вздремнуть, но внезапно услышала внизу:

– Почтим минутой молчания вечный огонь.

Манька глянула вниз и заметила несколько молодых людей с инструментами. Один из них скрестил руки на груди, в скорбном молчании. Похохатывающие молодчики поддержали его частично. Некоторые загнули вверх голову, разглядывая изваяние избы в серебре с огнем на крыше. В свете живого огня изваяние было монументально зрелищным и вызывало искреннее восхищение оборотней.

– Я не надеялся найти такое сокровище в этом заброшенном лесу.

– Вот на кой оно вам сдалось, серебро? Золото бы было…

– А деньги? Продать же можно!

– Пройди триста метров и зачерпни ведром. Вон оно, кипит!

– Там земля ходуном ходит, провалиться можно.

– Надо на крышу слазить, посмотреть, что за огонь… Похоже дым из трубы идет.

Манька принюхалась. Изба жила своей обычной жизнью, и опять чего-то кашеварила, устав дожидаться ее и Дьявола. Может быть наутро, или сообразила, что спать не придется и бойца надо подкрепить. Манька бы не удивилась, если бы протопилась и баня. Дров они себе наготовили на месяц.

И вдруг она почувствовала, как изба слегка накренилась. Манька пошатнулась, и едва удержалась, успев схватиться за подоконник.

А Дьявол как будто не заметил…

Она уже хотела обратить его внимание на этот факт, но продолженный разговор оборотней отвлек ее, и спустя мгновение она передумала беспокоить Дьявола. Избы имели право устроить себя поудобнее, все же сидели в воде.

– Ночное небо, звезды, изба эта… костры. Красотища неописуемая! Пойду-ка, возьму холст, набросок сделаю. Люблю ночное время, но никогда не умею закончить картину, засыпаю и все тут! А на память не то…

– Отойди, куда ты лезть собрался среди ночи! Стена гладкая, как стекло, да и серебро ведь.

– Мне показалось, будто она пошевелилась…

– Кто?

– Да изба!

– Брось, с чего избе шевелиться? Хотя… я слышал, будто это избы Бабушки Яги, Матушки Ее Величества. Поговаривают, они живые, лучше отойти.

– Тут даже ухватиться не за что, никакого выступа нет.

– Тут надо вантузами! Встаешь и прилипа-ешь, встаешь и прилипа-ешь!

– Еще что-нибудь придумаешь, скажи! Плагиатор! В кино вместе ходили.

И вдруг Манька услышала стук… Громкий.

Стучали не в дверь, а где-то в подвале. Оборотни тоже замолчали, услышав стук, отскочив от избы и хищно присматриваясь. Двое вытащили оружие, и начали обходить избу, но в реку не полезли, а долго смотрели на воду и по сторонам, пытаясь понять, откуда идет звук.

Манька вздрогнула, переглянувшись с Дьяволом. Не обмолвившись ни словом, они метнулись в подвал, чуть ли не кубарем скатившись по лестнице.

Стук шел из-под пола.

– Кто там? – Манька нагнулась и спросила тихим срывающимся голосом.

Раздался тихий и жалобный взволнованный полушепот:

– Вы меня впустить не собираетесь? На смертном одре я, сегодня ночью оборотни мной закушают! И я оставлю о себе на память мои светлые рожки, да прыткие копытца…

Дьявол отрицательно покачал головой, но Манька заметила, что он ухмыльнулся.

– Не доверяют, – констатировал хриплый голосок. – Вот ведь беда, принесла старушка в ночь, очень царицу-дочь, абы кабы все на славу, да тут Манькина облава, словесами не меча, рубит голову с плеча… Ты, Манька, брось, изба не снесла бы яичко, если было бы злое личико! Я тут промок до нитки.

Дьявол склонился к половице и зло приветил гостя.

– Худая слава бежит, добрая в могиле лежит?! Каким ветром под избу задуло, паршивец? Перецеловался со всей нечистью, не мила она тебе что ли?

– Ты меня, Отец, сам спасал, нечисти бросал, подавиться мне хитро-мудрой матерностью твоею? Вот и отдавал, а кто как понял уже молодец, дело всему венец. Худо к Дьяволу, добро… в ту же сторону. Я не живой, не мертвый, меня ветер носит, кому горем, кому счастьем приносит.

– Богатенький стал в последнее время, – процедил Дьявол сквозь зубы. – Смотрел я, как обрастаешь лохмотьями. Из тебя, как из ведра, сыплется, а сам малюсеньким стал, не разглядишь под половицей.