Италия и итальянцы

С тех пор многое изменилось, и публика стала гораздо серьезнее и солиднее. Нарядные люди важно заполняют зал, оживленно переговариваясь, но не во время представления. Да и голоса оперных итальянских певцов славятся на весь мир. Правда, зрелищная часть занимает важное место в представлении, и дело не только в ярких декорациях. Важен весь процесс похода в оперу: себя показать, людей посмотреть, быть в курсе событий.

Трудно сказать, что стало определяющим, но у итальянцев сложилось зрительное восприятие мира. Интересно проявляется это в одном тайном национальном пристрастии – разглядывании витрин. Англичане называют это действие – «window shopping», буквально – «витринный поход по магазинам» (хотя в русском языке есть теперь и просто термин «шопинг», то есть можно сказать «витринный шопинг»). Это когда ты ничего не покупаешь, а просто разглядываешь витрины, прицениваясь к вещам, мысленно их примеряя и прикидывая, насколько эта покупка для тебя была бы удачна.

Итальянцы достигли в этом вопросе больших высот. Особенно любят заниматься этим парочки, которые могут посвятить этому приятному времяпрепровождению целый вечер, а то и несколько вечеров подряд. Они подолгу стоят у витрин закрытых магазинов, рассматривая находящиеся там предметы, серьезно обсуждая и обдумывая увиденное. Часто этот важный процесс проходит в задумчивом молчании, состоянии редком для итальянцев. Скорее всего, такое сильное увлечение витринами происходит из-за привычки к восприятию мира прежде всего глазами, через зрительные образы, и в этом проявляется своеобразное поклонение красоте. Тем более что витрины итальянских магазинов часто действительно очень красиво оформлены.

2. Италия и мир

Италия в географическом плане представляет собой замкнутую систему. Окруженная почти со всех сторон морем, она соединяется на севере с европейским материком, одновременно отгораживаясь от него Альпами – самыми высокими горами Европы. Великий итальянский поэт XIV века Франческо Петрарка восклицал: «Чтоб нам тевтоны угрожать не смели, | Природа возвела | Спасительные Альпы…»[3] Спасительные Альпы, правда, никогда не могли защитить Италию от разного рода вторжений: колонизаторов, завоевателей, путешественников, туристов.

Италия и Европа

Изолированность итальянского полуострова всегда носила исключительно географический характер и никогда – культурный. Как хорошо известно, продвижение Римской империи не сдерживали никакие препятствия географического характера. Ганнибал со своими знаменитыми слонами перебрался через альпийские хребты, не говоря уже о нашем Суворове.

Море же всегда представляло собой удобный транспортный путь. Каждый народ, имеющий выход к морским водам, осваивает их с какими-то конкретными целями. Греки увлекались изучением земель, норманны пользовались морскими путями для грабежей, англичане – для завоевания новых земель и расширения территории, исландцы – для ловли рыбы. Для жителей итальянского полуострова морской путь всегда был прежде всего торговым. Еще древние этруски торговали со всем средиземноморьем и за его пределами. В более поздние эпохи развитие торговли дало жизнь двум крупнейшим торговым европейским центрам – Генуе и Венеции.

В XV веке итальянские мореплаватели добирались в поисках торговых контактов аж до севера Норвегии. Этот малоизвестный исторический эпизод весьма характерен для понимания особенностей итальянского характера. В 1432 году венецианец Пьетро Кверини оказался у далеких норвежских Лофотеновых островов, расположенных за полярным кругом. Официально история по сей день выглядит следующим образом. Итальянский корабль заблудился в Северном море, и его течением вынесло к Лофотенам.

Кверини провел на острове полгода и пришел в восхищение от знаменитой местной сушеной рыбы, которая, будучи помещенной в воду, по вкусу неотличима от свежей. Секрет изготовления подобной рыбы был известен только жителям Лофотеновых островов. Уезжая, венецианец захватил с собой на дорогу «образцы» замечательной рыбы. В скором времени итальянцы стали главными импортерами норвежской сушеной трески (и остаются ими по сей день). Так вот «случай» привел к развитию торговых отношений. Норвежцы до сих пор верят в подлинность этой истории. Хотя ее коммерческий итог, подробный отчет, который позже составил Кверини, а также знание хитроумия итальянцев в торговой сфере вызывают закономерное сомнение в случайности этого происшествия. Интересно, что итальянцам было проще ввозить рыбу, покупая ее у норвежцев, чем заниматься самим масштабной рыбной ловлей.

Исторически Италия всегда представляла собой смешение культур, причем самых разных: начиная от упомянутых выше древнейших племен, живших на территории современной Италии, и заканчивая различными пришельцами, среди которых были представители самых разных народов – греки, норманны, галлы, лангобарды, арабы, немцы, французы, испанцы. Все эти прошеные и непрошеные визитеры не просто приходили и уходили, они всегда оставляли в Италии частицу своей культуры, а может быть, и души. Очень сильная и цельная итальянская культура всегда имела две взаимосвязанные особенности: впитывать и «переваривать» другие культуры и, в свою очередь, одновременно воздействовать на них и преображать их.

Яркий пример тому дает биография императора Священной Римской империи Фридриха II (1194–1250) из рода Гогенштауфенов.

Сама по себе Священная Римская империя, к названию которой при сохранении «Римская» было добавлено уточнение «германской нации», представляла собой интересное явление. Она возникла в 962 году, когда германский король Оттон I короновался в Риме, претендуя таким образом на возрождение славы и величия древнеримской державы. Последующие германские короли стремились к сохранению и титула, и господства над всей Европой. Причем обязательной составляющей полноты и полноценности этой власти было присутствие какого-нибудь итальянского компонента: владение Италией или хотя бы частью ее, или возможность короноваться в Риме, или, в конце концов, хотя бы сохранение итальянской частицы в титуле.

Фактически именно эта всепоглощающая страсть германских императоров ко всему итальянскому и подорвала их империю. Она заставляла их снаряжать один разорительный поход в Италию за другим, лавировать и открыто бороться с папством, с итальянскими городами, с независимыми феодалами, со всеми, кто препятствовал заветной цели, нередко ради нее забывая о родных немецких землях и о других завоеванных народах. Это в какой-то мере и привело к тому, что, сохраняясь формально до начала XIX столетия, империя фактически потерпела крах в середине XIII века, как раз при Фридрихе II. Италия, завоевание которой дало толчок к созданию Священной Римской империи, стала и причиной ее разрушения.

Фридрих II, безусловно, был личностью удивительной. Сын императора Генриха VI и Констанции Сицилийской, внук знаменитого Фридриха I Барбароссы и короля Сицилии норманна Рожера II, он вырос на юге Италии и с рождения впитал итальянский дух. Его дед по материнской линии, норманн Роджер, завоевал в 1130 г. Сицилию и стал королем острова и всей той континентальной части южной Италии, которая обозначалась как Апулия. Покоренный итальянской культурой, бытом и нравами местных народов, Роджер принял свою новую страну такой, какая она была. Его правление, так же как и его сына и внука, отличалось редкой религиозной и культурной терпимостью, а возглавляемое им государство стало одним из самых передовых для своего времени. Маленький Фридрих вырос в окружении высокой культуры, прекрасных произведений искусства, интеллектуальных бесед, яркой сочной повседневной жизни южной Италии.

Вот как описывает 14-летнего Фридриха в частном письме неизвестный современник: «…Упражнениям то с одним, то с другим оружием он посвящает весь день до наступления ночи, а затем еще несколько часов – чтению исторических сочинений.

Его поведение выдает королевское достоинство, а выражение лица и властная величественность подобающи властителю. Его высокий лоб и весело сверкающие глаза притягивают взоры гостей, воистину люди ищут его взгляда. Пылкий, остроумный и восприимчивый, он, правда, ведет себя несколько неблагопристойно, но это не столько исходит из его натуры, сколько является следствием общения с грубыми людьми.

…Однако его усердие опережает его возраст настолько, что, еще не став зрелым мужем, он уже обладает мудростью, достигаемой обычно лишь в течение многих лет. Так что не суди о нем по числу прожитых лет и не жди его полного совершеннолетия, ибо он уже по разумению муж, а по величию правитель»[4].

Фридрих был провозглашен в разные годы: королем Сицилии, королем Немецким, королем Иерусалимским, императором Священной Римской империи. Решать политические конфликты он предпочитал дипломатическим путем, а не силой оружия (именно так им был взят Иерусалим, что многие посчитали хитростью, недостойной высокой цели крестовых походов). Он прославился как гений дипломатической интриги. Если было необходимо, а в то время, да еще на его месте, это было неизбежно, много и энергично воевал. Был замешан во многих политических интригах того времени. Неоднократно предавался анафеме папой римским. Умер внезапно в 56 лет от кровавого поноса. На его смерть английский современник написал в своеобразном «некрологе»: «И в это время умер Фридрих, величайший из князей мира, вызывавший удивление мира (stupor mundi) и чудесный преобразователь (immutator mirabilis)».

Активная политическая жизнь Фридриха II протекала бурно, как и подобало государственному деятелю подобного масштаба, но сердце его было отдано Италии и ее культуре. Он стал одним из самых образованных людей своего времени, сам увлекался науками и покровительствовал другим. Фридрих знал по крайней мере восемь языков – сицилийский, латынь, арабский, греческий, древнееврейский, французский, провансальский, немецкий. Увлекался математикой, физикой, медициной, астрономией, философией. Написал книгу о соколах и трактат «Об искусстве охоты с птицами». Занимался сельским хозяйством, по его указанию на юг Италии были привнесены новые виды растений, такие, как финиковая пальма и сахарный тростник. В 1224 году основал высшую школу в Неаполе, своего рода первый «государственный университет», готовивший кадры для государственного управления.

Фридрих был поистине разносторонней личностью. Помимо увлечения науками он писал стихи, да такие, что великий Данте называл его «отцом итальянской поэзии». Собрал огромную библиотеку. Прославился как алхимик, астролог и чародей. И это при том, что будучи итальянцем по духу, если не по крови, больше всего он любил радости жизни – хорошую еду, приятную дружескую беседу, красивых женщин (браки он заключал из политических расчетов, но, по слухам, имел чуть ли не гарем для удовольствия). В его прекрасных замках постоянно устраивались праздники, представления, пиры с песнями и музыкой. Остается удивляться, как только у одного человека хватало времени на все.

Фридрих не мыслил своей жизни без Италии, и Италия теперь непредставима без него. Большую часть своей жизни этот немецкий император провел в этой стране, покидая ее лишь вынужденно и крайне неохотно. До сегодняшнего дня на юге страны сохранились многочисленные замки, выстроенные по его указанию. Один из самых странных из них – Кастель-дель-Монте, находящийся недалеко от Бари. До сих пор его архитектура является неразрешимой загадкой для ученых. Замок представляет собой геометрически совершенно ровный восьмиугольник с восемью выступами, в которых располагались жилые помещения. Для чего надо было возводить столь сложную в строительном плане геометрическую структуру, совершенно неясно, наиболее смелые авторы высказывают предположение о каких-то мистических целях короля-алхимика.

Подобного рода замков Фридрих II оставил на удивление много – в Бари, где он перестроил здание, начатое его дедом, два под Флоренцией, где он пытался укрепиться для военных целей, некоторое количество в родной Сицилии, а больше всего на юго-восточном побережье, вокруг города Бари, эти места были особо любимы императором. Неприметный сосед шумного и значительного города Бари, портовый городок Трани достиг пика своего могущества как раз при императоре Фридрихе. Тогда же была построена и крепость из светлого камня, спускающаяся прямо в море. Сегодня она доминирует над маленьким и тихим портом, где население ловит рыбу для своего потребления и пьет кофе для удовольствия, где днем замирает вся жизнь, а туристы рассматривают огромный храм, посвященный Николаю-пилигриму, малоизвестному святому, избранному, видимо, в пику все тому же Бари, хранящему мощи Святителя Николая. Жизнь и деятельность Фридриха – прекрасный пример плодотворного взаимодействия культур на итальянской земле.

Влияние Италии вне ее земли прослеживается столь же ярко, сколь и на ее земле. Здесь история в качестве иллюстрации подарила нам совершенно иную судьбу, и в иное время. Знаменитая флорентийская семья Медичи дала много заметных и ярких личностей, оставивших свой след в истории. Среди них две стали королевами Франции – Екатерина и Мария. Впрочем, след последней, ставшей женой короля Генриха IV (первой женой которого была известная всем, не в последнюю очередь благодаря Александру Дюма, королева Марго, кстати, дочь Екатерины Медичи), хотя и заметен, но не слишком ярок, не считая того, что она подарила Франции короля Людовика XIII.

Екатерина же Медичи (1519–1589) была личностью талантливой. Став женой французского короля, она все силы своей души отдала новой родине, но характер и привычки сохранила итальянские. Осиротевшую во младенчестве ее воспитывали родственники, монахини монастыря, куда она была отдана во время волнений в родной Флоренции, воевавшей с ее дядей, папой Климентом VII. В 14 лет она была выдана замуж за юного Генриха, сына французского короля Франциска I, и больше никогда не вернулась в родную ей Флоренцию.

Дальнейшая ее жизнь – достояние истории, причем французской. Ее образ, дошедший до потомков, крайне противоречив. Одни считают ее монстром, отдавшим приказ о начале Варфоломеевской ночи, травившей и убивавшей всех, кто мешал ее амбициозным планам, не жалевшей даже родных и близких. В искусные коварные отравительницы записал ее и Александр Дюма. Знаменитый французский писатель обладал удивительным талантом навешивать ярлыки, часто ничего общего не имеющие с исторической действительностью, на самых разных исторических деятелей и события. Армии серьезнейших историков и менее талантливых писателей никакими обстоятельными трудами не могли потом опровергнуть точку зрения Дюма. Так и остался, например, Ришелье в сознании потомков неумным интриганом-обольстителем, и сделать с этим уже ничего нельзя, пока школьники предпочитают романы Дюма учебникам истории.

Так вот, Александр Дюма черными мелодраматическими красками рисует Екатерину Медичи. Он также пустил в обиход расхожую фразу о том, что ее зять, Генрих Наваррский, будущий Генрих IV (тот самый, который согласно популярной песенке «славный был король, вино любил до черта, но трезв бывал порой…»), в те дни, когда теща ему улыбалась особенно ласково, питался только яйцами, собственноручно сваренными в воде, которую он сам доставал из Сены.

Есть среди историков и другое мнение, делающее Екатерину крупным политиком и дипломатом, выдающимся политическим деятелем своего времени, ловко лавировавшим между различными партиями в сложное для Франции время. Во всех случаях все особенности ее характера дружно приписываются ее итальянскому происхождению. Заметим, что сами итальянские историки предпочитают видеть в ней прежде всего верную жену и заботливую мать.

Жизнь Екатерины Медичи была непростой даже для ее сложного времени (было ли когда-нибудь в истории «простое время»?). Личная жизнь, важная для любой женщины, складывалась непросто. Во-первых, девять лет Екатерина оставалась бесплодной, что, помимо всего прочего, было катастрофой в ее положении – вскоре после заключения брака умер брат Генриха, и последний стал наследником престола. Возник вопрос о разводе – Франции нужны были дальнейшие продолжатели королевской династии, законные наследники. В этот момент, как будто в результате нечеловеческого усилия воли, а многие поговаривали, что не без помощи колдовства, Екатерина забеременела. В последующие 11 лет она родила 10 детей, 7 из которых выжили, а три стали впоследствии французскими королями. Трагично то, что, несмотря на такую внезапную плодовитость, дети Екатерины стали последними в роду династии Валуа и не оставили потомства, а трон перешел к ненавистным ей Бурбонам. Екатерина умерла незадолго до этого, но судьба династии уже была к этому моменту предопределена.

Ее муж, Генрих II, относился к ней с уважением и, видимо, был по-своему привязан. Но в мировую историю любовных романов он вошел благодаря своей непреодолимой страсти к Диане де Пуатье, обольстительнице, которая была старше его жены на 20 лет (а следовательно, и его самого, так как он был немногим старше Екатерины). Диане мало было любви мужа, ей нужно было еще и унижение жены-соперницы. Так что вплоть до гибели мужа (Генрих погиб на рыцарском поединке, пораженный копьем в глаз) гордая флорентийка подвергалась постоянному унижению от соперницы и двора, принявшего сторону последней. Кстати, после смерти мужа Екатерина, хотя и отобрала решительно у соперницы все, принадлежавшее ранее королевской казне, сохранила ей ее владения и не преследовала ее, опровергнув миф об особой итальянской мстительности.

Можно по-разному оценивать вклад Екатерины в политическое развитие Франции, но ее влияние на французскую культуру не вызывает сомнения, хотя и обросло легендами. Французский двор встретил Екатерину без особого восторга, прежде всего потому, что она происходила из рода Медичи, а Медичи, несмотря на их богатство и власть, были торговцами. Для французской аристократии брак сына короля с представительницей буржуазии был очевидным мезальянсом. Вместе с тем флорентийский быт того времени, в котором выросла Екатерина, существенным образом отличался от французского, причем отнюдь не в пользу последнего.

Можно себе представить, какое впечатление произвел на юную итальянку королевский двор Франции! Вилки с четырьмя зубцами, вошедшие в флорентийский обиход еще в XV веке, введенные Екатериной во французский королевский быт, вызывали грубые насмешки. Здесь по-прежнему предпочитали есть при помощи ножа и рук, вытирая их о скатерть. По-прежнему был распространен обычай ставить одну тарелку на двоих, давно изжитый во Флоренции, где каждому полагался индивидуальный прибор во время еды. Суп же чаще всего ели вообще из общей супницы.

Ванные комнаты в Италии появились еще в XVI веке, французы же еще несколько столетий мылись в тазах и ушатах. Еще Фридрих II в XIII веке оборудовал в своих замках удобные туалеты, французы не делали туалетов даже в королевских дворцах. Сын Екатерины, Генрих III, даже вынужден был издать указ, чтобы залы дворца убирались от нечистот каждое утро до подъема короля.

Не лучше была ситуация вне дома, в городе. Во Флоренции еще с конца XIV века наиболее грязные службы – бойни, красильни, кузницы – выносили на окраины города, а на центральных улицах и площадях запрещался проезд телег и торговля отдельными товарами, «дабы не нарушать красоту места». Для украшения и оздоровления города в это же время здесь разбиваются сады и общественные парки. В XV веке во Флоренции начинают устанавливать фонари для освещения улиц. Каменные здания к этому времени преобладали уже над деревянными. Екатерина выросла в каменном дворце Медичи, украшенном мрамором и прекрасными фресками.

В Париже в это время ситуация была гораздо менее приятной. Нечистоты выливались прямо на улицу в канавы, испускавшие зловоние и служившие источником заразы. Помои часто выливали прямо на голову прохожим, запретили эту практику в Париже только во второй половине XVIII века. Несмотря на запреты, горожане держали скот прямо в городе, так что свинья, расположившаяся посередине улицы, была не редкостью в этом столичном городе. Какое бы то ни было освещение, кроме луны, отсутствовало вплоть до XVIII века, а дома были преимущественно еще деревянными.

В таких условиях юная Екатерина Медичи оказалась после замужества. Ее влияние на французскую культуру теперь трудно определить точно, и невозможно отделить правду от вымысла. Достоверно известно, что выписанные ею художники украсили своими произведениями французские королевские дворцы. По ее приказу было сооружено новое крыло в Лувре и началось строительство Тюильри. Ее личная библиотека была одной из крупнейших во Франции в то время. Считается также, что именно она ввела в употребление при французском дворе вилку и усовершенствовала примитивную до тех пор сервировку стола. Говорят, что именно ей, заядлой и ловкой наезднице, женщины обязаны особым женским седлом. Любительница духов и благовоний, она привезла из Флоренции неиссякаемый запас, познакомив с ними французское общество. Наконец, любительница вкусной еды, Екатерина выписала из Италии когорту итальянских поваров, научивших французов готовить изысканные блюда. Впрочем, последнее мнение поддерживают прежде всего итальянские исследователи. Французские с ним не согласны.

Конечно, не стоит преувеличивать влияние одной Екатерины Медичи на всю французскую культуру. Франция жила и развивалась по своим законам и в скором времени стала европейской законодательницей моды. Но, безусловно, не без итальянского влияния. Кстати, большим поклонником всего итальянского был еще свекор Екатерины, Франциск I, собравший при своем дворе самых разных итальянских художников. Достаточно упомянуть, что он оказал покровительство Леонардо да Винчи, который умер во Франции, завещав ей свой шедевр Мону Лизу, ставшую украшением Лувра.

Итальянская культура не только влияла на другие народы, но и, как было сказано выше, сама подвергалась влиянию других. Надо отметить, что только сильные и ярко выраженные культуры не боятся заимствований и воздействия извне. Они как бы перемалывают все новшества, перекраивают их на свой лад, забирая понравившееся и отметая чуждое. Именно так итальянская культура поступала со всеми многочисленными внешними воздействиями, расцветая и укрепляясь. Вопреки распространенному мнению, даже многочисленные иноземные завоевания не только не уничтожили основ итальянской жизни и быта, не растворили итальянский характер, а лишь расцветили их дополнительными красками. Италия, подобно тютчевской весне, «лишь румяней стала, наперекор врагу».

Современная Италия продолжает находиться в непрерывном взаимодействии с другими странами и народами. Новые, мирные набеги совершают сегодня миллионы туристов, жаждущих прикоснуться к красотам и чудесам этой прекрасной страны. В Европе нет равных ей по притягательности. По древности цивилизации ее превосходит только Греция. Но она как бы застыла в далеком прошлом, а Италия дала и богатейшую средневековую культуру. Франция богата Средневековьем, но в ней нет древности и солнечной погоды круглый год. В Англии есть красивейшие сады и парки, но нет всего означенного выше. Словом, одна Италия из европейских стран сочетает в себе все: древность, Средневековье, мягкий климат, много солнца, морские побережья, цветущие сады, прекрасную еду, свое вино, шедевры культуры, самую знаменитую оперу. Если добавить к этому заметно улучшившийся в последние годы сервис – замечательные автострады, опоясывающие всю страну, сеть гостиниц для людей с самыми разными финансовыми возможностями, прекрасно организованные музеи, то становится ясно, что сегодняшняя Италия – просто рай для туристов. Число их растет год от года и плохо поддается учету. Открытые границы между странами Шенгенского соглашения не дают возможности учесть всех тех, кто приезжает сюда из других европейских стран. Поэтому, видимо, столь разнятся цифры, приводимые в разных справочниках, – от 15 до 40 миллионов человек в год.

Сами итальянцы относятся к этому новому нашествию, как и всегда, спокойно. И, как и всегда, извлекают из него свою выгоду. Конечно, толпы мятущихся людей, говорящих на непонятных языках, нарушающих все возможные правила и установления, пьющих капучино, о ужас, в любое время дня и ночи, надевающих спортивные костюмы в музеи, а иногда и в театры, не могут не раздражать. С другой стороны, туризм сегодня является одной из важнейших статей дохода страны и источником обогащения многих индивидуумов. Так что можно и потерпеть.

Конечно, в оживленных туристических центрах в пик сезона местные жители могут быть и не слишком любезны, а уж надуть глупого туриста и вовсе дело святое. Но в целом отношение итальянцев к иностранцам довольно доброжелательное, хотя и отстраненное. Они как бы создают свой особый замкнутый мир, отстраняясь от всей этой суеты и толпы. Поэтому столь разителен контраст между оживленными центральными туристическими улицами, кишащими людьми, и боковыми проходами, живущими своей особой, размеренной, упорядоченной жизнью, определенной задолго до дня сегодняшнего.