Полная версия
На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний
В результате на ст. Палатовка, где находился штаб 2-й армии, двинулся «Второй регулярный полк» из Воронежа «на 67 вагонах» во главе с Ф.М. Веденяевым (командир Воронежской (впоследствии – 12-й стрелковой) дивизией после В.В. Чернавина).
«На первом разъезде не доходя ст. Палатовки полку по приказанию Виденяева раздавались боевые патроны… В официальных же телеграммах значилось, что к нам идет паровоз и один вагон, а в другой значилось, что к нам идет порожняк… Навстречу Веденяевскому порожняку и паровозу с одним вагоном Штабом 2-й армии на разъезд были высланы 2 бронированных поезда и сильная застава»16.
По прибытии эшелона Ф.М. Веденяев сообщил, что его полк пришел на смену армии Р.Ф. Сиверса. Начались переговоры, причем с бронепоезда обещали обстрелять эшелон, если он тронется с места, после чего «сильная застава» ушла обратно в расположение армии Сиверса.
Для переговоров в Палатовку поехал представитель Веденяева, начальник службы связи бригады Щепкин, который предложил Сиверсу предъявить свои требования. Рудольф Фердинандович заявил, что воронежцы должны «возвратить имущество и вооружение Киевского отряда, который был разоружен Веденяевым на ст. Хлевище» и произвести смену войск утром. Далее переговоры продолжились у Веденяева, причем туда ездил сам начштаба Петровский. Интересно, что Петровский курсировал и в Лиски во время конфликта с Орловским отрядом. Веденяев было заявил, что сменять не будет, поскольку у него мало сил, но
«Здесь же от меня он узнал об обезоружении его первого полка в Острогожске, и после некоторых переговоров отказался от поездки в Воронеж, и дал свое согласие на производство смены и занятия пограничной полосы. В разговоре ясно сквозило, что Веденяев боялся, что его разоружат. Во время смены, так как регулярный полк пришел без обозов и запасов, нам пришлось его снабдить всем, чем мы могли. На этом весь инцидент был закончен. Произошла сдача участка и армия отошла в Острогожск для переформирования. Из всего сказанного ясно видно, что могла пролиться совершенно ненужная драгоценная кровь, и произошло бы это только потому, что военный комиссар Иванов совершенно не на месте и ведет провокационную политику недопустимую для войск Советской власти. Веденяев в разговоре говорил, что он исполняет приказы Иванова и ничего больше, политику можно назвать гнусной. Обращаю внимание, что армия Сиверса это первая армия, которая выступила за Советскую власть в Царском Селе и взяла Ростов и беспрерывно находится в боях за ту же советскую власть. Нужно политику к этой армии переменить отдельным комиссарам Ивановым. Армия находится в настоящий момент в период переформирования, негодные элементы устраняются и можно полагать, что скоро будет сильная единица для опоры советской власти»17.
Таким образом, мы видим, во-первых, мощный конфликт с разоружением одними красноармейскими частями других, едва не дошедший до кровопролития. При этом версия Петровского, оправдывающая, конечно, действия Р.Ф. Сиверса, показывает также желание отряда сохранить собственное управление и очевидное нежелание подчиняться военспецам. Мотивацией такого поведения выступало и личное честолюбие, и стремление любых вооруженных отрядов в то время сохранить свою относительную независимость, в т. ч. и нежелание разоружаться (а переход из Украины в Россию это, конечно, предполагал). Интересно, что и в телеграммах Сиверса, и в докладе Петровского мы видим упоминания об отсутствии дисциплины в отрядах и прочих проблемах, которые так подробно расписываются в «воронежской версии». Однако все это воспринималось сиверсовцами к концу мая как относительно легко исправимые эксцессы.
Версия № 2. Воронежцы.
Воронежское командование создало свою версию этой истории. Пространная телеграмма от 28 мая 1918 г., высланная из Лисок в воронежский губисполком, а также В.И. Ленину, В.А. Антонову-Овсеенко, М.Д. Бонч-Бруевичу, начальнику евстратовского боевого участка А.В. Павлову и самому Р.Ф. Сиверсу, описывает события таким образом:
«с 22 мая после поступления второй особой армии [Сиверса] из Валуек на станцию Лиски стали появляться бежавшие с фронта эшелоны и отдельные команды из армии Сиверса. Ликвком [Ликвидационная комиссия] приступила к разоружению и расформированию дезертиров, отбирая имеющееся у них имущество, о чем был поставлен в известность Сиверс, у убежавших с фронта отрядов обнаружены большие запасы имущества и вооружения. В Лебедянском отряде взято 1 тысяча пудов ржи, около шести тысяч пудов рафинаду и сахарного песка, четыреста двадцать пять пудов крупы, семь бочек солонины, два вагона соломы и скот. В Путивльском отряде два вагона награбленного домашнего скарба, триста пудов овса и шесть тысяч яиц. Третьей батареи 4 бригады 25 голов крупного рогатого скота. Отобрано несколько тысяч винтовок, около ста пулеметов и другое боевое имущество. 23 мая утром в Лиски прибыл эшелон Орловского отряда с вооруженной командой 40 человек при двенадцати пулеметов, которые были отобраны. За 3 дня пребывания эшелона на станции Лиски в эшелон набралось 650 бежавших с фронта красноармейцев из указанного отряда, и прибыл командир отряда Загорин, настаивающий перед Начвосо (Начальник Военных сообщений – прим. ред.) Шавинским об отправке отряда на фронт. В этом ему было отказано без разрешения военкома Иванова. Сиверс стал поддерживать Загорина. 26 мая разговор по прямому проводу предложил ему преодолеть препятствия на станции Лиски, и выехать с отрядом в Острогожск. Целым рядом свидетельских показаний устанавливается, что командарм Сиверс за разоружение и отобрание имущества убежавших с фронта отрядов его армии грозился силой Орловского отряда арестовать Ликвком со штабом и препроводить в его штаб. Начальник Орловского отряда Загорин с вооруженной бандой дезертировал, совершил нападение на бывший штаб главковерха Антонова и поезда снабжения. Нападение на поезда снабжения было отражено. Штабной поезд был оцеплен, связь была прервана и в некоторые вагоны штаба вооруженные банды, ворвавшись под угрозой расстрела, отобрали у чинов штаба оружие, деньги и вещи. У комиссара связи Виноградова отобраны казенные деньги 800 (300? – М.Р.) рублей и оружие. У начальника канцелярии Панина взломан замок купе и стол, откуда похищено оружие и печать начальника штаба верховного главнокомандующего. У заведующего электрической станции, других чинов штаба отобраны инструменты, казенные и собственные вещи и деньги. Ничего из отобранного не возвращено, несмотря на заявление об этом начальнику Орловского отряда из арестантского освобождения есть заключенных из них четыре обвиняемых в шпионстве и приняты в отряд. Четыре раза делались попытки ворваться в вагон членов Ликвкома с целью производства обыска и ареста Начвосо Щавинского, которому угрожали расстрелом. Одновременно был арестован в собственном вагоне военком Иванов, отказавший отряду выехать в Острогожск и предложивший сложить оружие. Отрядом были заняты железнодорожные станции, телеграф и телефоны прервано всякое сообщение и движение. Отряд силой оружия заставил отправить в Острогожск все бежавшие с фронта эшелоны с всеми находящимися на станции Лиски дезертирами. Последний эшелон Орловского отряда вышел со станции в 3 часа 27 мая. Предлагаю Тираспольскому отряду воспользоваться их услугами и выехать в Воронеж. Тираспольский отряд от услуг отказался и отрицательно отнесся к их действиям. Все самочинно ушедшие со станции Лиски собрались в Острогожск и поступили в распоряжение Сиверса, который не только не принимает мер прекращением бесчинств, производимых его отрядами, но своими приказами поощряет и поддерживает их. От него получена телеграмма следующего содержания: “В Лисках задерживаются продовольственные поезда для войск, несущих службу на позициях резервом. Прошу категорически приказать Щавинскому и Баранову прекратить преступную комедию, иначе с ними будет поступлено, как с саботажниками и предателями. Командарм войск Сиверс”. Таким образом, Сиверс окрестил дезертиров резервами фронта [и] не только открыто покровительствует и легализирует бесчинства позорно бежавших с фронта банд, согласно донесения с мест их стоянки занимающихся разбоями, но путем запрещения фактов требует возвращения этим бандам отобранного у них неизвестно каким путем приобретенного народного имущества, поступившего в наш отдел снабжения, который этим имуществом питает армию Павлова, воинские части воронежского района, по установленным нормам уделяет часть Москве и Петрограду… Сиверс… явно провоцирует нас на вооруженное столкновение… Ликвком не располагающая силами отлично учитывая реальность угроз бывшего командарма Сиверса, окружившего себя бандами, не покинет поста и будет исполнять порученное ей дела, охраняя ценность вверенного имущества и ценности, опираясь на силу и авторитет центральной советской власти»18.
Как видим, конфликт в устах лискинских тыловиков предстает еще более серьезным, а действия Р.Ф. Сиверса, откровенно покровительствующего своим отрядам, обладающим немалым продовольственным имуществом, и не желающим разоружаться (а разоружение, как видим, происходило в весьма значительных масштабах), вызывали недовольство и тревогу.
Надо сказать, что в воронежском Совете были не в восторге от приехавших военспецов, особенно были недовольны военным комиссаром В.И. Ивановым. Протокол расширенного заседания воронежского губисполкома Совета от 20 мая 1918 г. гласит, что прибывший от Высшего Военного Совета (Л.Д. Троцкого) военный комиссар Иванов должен был организовать отпор немцам в районе Валуек и Новохоперска. Однако,
«От Военного Отдела поступило заявление об инциденте, происшедшем между Военным Комиссариатом и Военным Комиссаром Ивановым (В.И. Иванов присутствовал на заседании ИК. – М.Р.). Военный комиссариат, обсудив заявление от Иванова, который заявил, что он, как присланный из Центра и назначенный приказом Верховной власти Воронежским Губернским Комиссаром по Военным делам, имеет право реорганизовать военный комиссариат по своему усмотрению согласно декрета, а также, что он имеет право распустить даже Исполнительный Комитет, и что он никаких партий не признает, действует согласно распоряжения с выше». В ответ Военный отдел предлагал ходатайствовать «пред Исполнительным комитетом об отозвании т. Иванова из Военного комиссариата как способного вносить в дело лишь полную дезорганизацию… Ходатайствовать пред Верховной Коллегией об утверждении вместо т. Иванова Военным Комиссаром т. Горелова, как опытного и вполне соответствующего своему назначению»19.
Исполком в общем поддержал возмущение Военного отдела, хотя принятая резолюция носила примирительный характер:
«Принимая во внимание, что Центральная Власть назначает Комиссара, мы не имеем права ни отозвать, ни назначить других, а для расследования конфликта выбрать трех лиц исходя из того, что этот конфликт был между сотрудниками Военного Комиссариата и Комиссара тов. Иванова. Выбраны в Следственную Комиссию: Драгачев, Нелюбин и Григорьев».
Вместе с тем, доклады В.В. Чернавина и товарища председателя губисполкома М.С. Богуславского Совету от 30 мая 1918 г. рисуют одинаковую картину нарастающего хаоса в связи с конфликтами с армией Р.Ф. Сиверса, в борьбе с которым В.И. Иванов будет представляться уже союзником.
«Военный руководитель ЧЕРНАВИН докладывает о положении на фронте, говорит, что отряд СИВЕРСА беспорядочно отступал, некоторые части его делали грабежи и насилия над мирными жителями особенно этим отличался Орловский отряд… Вчера вечером получились тревожные донесения, что будто бы отряд СИВЕРСА решил отрезать Лиски и арестовать Ликвидационную комиссию и он избегая излишнего кровопролития снес[с]я с Высшим Военным Советом и сам лично поговорил с СИВЕРСОМ, который убеждал его, что это провокационные слухи и что его армия идет за власть Советов…
Тов. БОГУСЛАВСКИЙ – Сегодня были представители от ОСТРОГОЖСКОГО и КОРОТОЯКСКОГО Совета в Президиуме с просьбой дать ему помощь, так как некоторые части армии СИВЕРСА чинят там бесчинства и терроризируют народ. Президиумом Исполнительного Комитета была послана телеграмма в Москву Совету Народных Комиссаров следующего содержания: со времени прекращения Советской Украиной ведения войны армия СИВЕРСА не подчиняющаяся распоряжениям местным и центральным военным властям чинила всякие рода бесчинства и насилия над населением, терроризируя его и такие и над местными Совдепами парализуя всю их работу. Также случаи имели место, не считая мелких пунктов, в Валуйках, Новохоперске, Лисках, Острогожске. По сегодняшним сведениям из Коротояка отряд 1200 человек армии СИВЕРСА своими действиями парализовал работу продоргана, нарушил хлебную монополию и вследствие этого Коротоякским уездом, [в] котором находятся большие запасы хлеба, продовольственные наряды выполнены быть не могут.
Аналогичные сведения [о] действиях отрядов СИВЕРСА поступают и из Острогожского губисполкома, не имея достаточного количества вооруженной помощи, которой можно было бы разоружить бандитские отряды СИВЕРСА обращается просьбой центральной власти Советской Республики придти на помощь. Положение наше критическое, вооруженные банды СИВЕРСА прорываются к Воронежу, удержать их нет сил, Воронежу грозит участь Саратова… Товарищ Павлуновский предлагает Исполнительному Комитету выпустить воззвание и показать всем, что у нас есть твердая власть, и если в случае пришли бы такие отряды вроде СИВЕРСА, то Воронежские Советские отряды разбили бы [их] в прах»20.
Таким образом, отступавшие с Украины части стали большой проблемой, как для воронежских властей, так и для обычного населения. Вооруженные отряды, которые были в состоянии забрать все, что посчитают нужным, не встречали серьезного противодействия, тем более, что они уже обладали боевым опытом гражданской войны и выгодно отличались от формировавшейся в тылу Воронежской дивизии. Вместе с тем, продолжение существования вольницы могло стать проблемой для нее самой. Упоминавшийся в докладе Тираспольский отряд, продолжавший сохранять автономию и обладавший огромными запасами вооружения – 36 орудий и 96 пулеметов (вспомним 40 человек при 12 пулеметах в Орловском отряде), оказался захвачен восставшими казаками и уничтожен21. Характерно, что выходцы с Украины довольно успешно интегрировались в советские руководящие кадры не только губернского, но и уездного уровня (не только в Воронежской, но и, например, в Тамбовской губернии), в то время, как вооруженные отряды оттуда же предпочитали либо расформировывать, либо переправлять в другие места. К осени 1918 г. на территории Воронежской губернии действовал только отряд М.М. Сахарова (Волчанский полк). Г.К. Петров был откомандирован в Баку, И.К. Трофимовский на Восточный фронт, а Р.Ф. Сиверс отправился оборонять Царицынское направление.
Примечания1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-09-00115\19
2 РГВА. Ф. 14. Оп. 2. Д. 16. Л. 15.
3 Там же. Л. 16.
4 Там же. Л. 17.
5 Там же. Л. 17 об.
6 Там же.
7 Там же. Л. 18.
8 Государственный архив общественно-политической истории Воронежской области. Ф. 5. Оп. 1. Д. 486. Л. 11 об.
9 Боевой восемнадцатый год. Сборник документов и воспоминаний / под ред. Я.В. Леонтьева. – М.: Русская книга, 2018. С. 338–339.
10 РГВА. Ф. 14. Оп. 2. Д. 16. Л. 20 об.
11 Там же. Л. 20 об.
12 Там же. Л. 1.
13 Там же.
14 Там же. Л. 1 об.
15 Там же. Л. 1 об.-2.
16 Там же. Л. 2.
17 Там же. Л. 2 об.
18 Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. Р-10. Оп. 1. Д. 44. Л. 133–136.
19 ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 2. Л. 62–62 об.
20 Там же. Л. 75–76.
21 Грязнов Алексей Иванович. «Наши предки жили на среднем Дону» // Архив Воронежского государственного краеведческого музея. Фонд участников Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны.
«Партия должна торопиться захватом руководительства масс…»
(Роль мужа Марии Спиридоновой И.А. Майорова в левоэсеровском движении)
Леонтьев Я.В. (Москва)
Происходивший из крестьян деревни Гордеево Юматовской волости Свияжского уезда Илья Андреевич Майоров (1890–1941) вошел в историю как наиболее крупный левоэсеровский теоретик по аграрному вопросу, один из авторов «Основного Закона о социализации земли», принятого Третьим Всероссийским съездом Советов в январе 1918 г., в ходе которого произошло объединение Советов рабочих и солдатских депутатов с Советами крестьянских депутатов. Вся вторая половина жизни Майорова – вплоть до их одновременного расстрела в Медведевском лесу под Орлом – была связана со ставшей его второй женой Марией Александровной Спиридоновой (1884–1941), самым известным лидером партии левых социалистов-революционеров (далее ПЛСР).
В крестьянском хозяйстве ветерана Балканской компании 1877–1878 гг. Андрея Яковлевича Майорова (1859–1938) имелись десятина пахотной земля, лошадь и корова. Крестьянское происхождение не стало препятствием для поступления одаренного мальчика в гимназию. Еще во время учебы в сельской школе на «способного и умного ученика» обратила пристальное внимание учительница, уговорившая его отца отвезти сына в Казань для дальнейшей учебы. С 5-го класса Илья зарабатывал себе на жизнь частными уроками. Как явствует из недавно изданного дневника историка С.А. Пионтковского, в 1905 г. гимназист Майоров входил от революционного кружка в Первой Казанской гимназии в состав «Соединенной группы учащихся средних школ» – политической организации смешанного эсеро-эсдековского направления, к которой также принадлежали тяготевшие тогда к эсерам ученики Казанского реального училища В.М. Скрябин (впоследствии известный как Вячеслав Молотов) и А.Я. Аросев – другой видный впоследствии большевик, отец актрисы Ольги Аросевой1. В 1906 г. Майоров вступил в партию эсеров, и по окончании гимназии продолжал участвовать в студенческом протестном движении. Первоначально он учился на медицинском факультете, затем перевелся на юридический. Учебу он совмещал с партийной работой в качестве пропагандиста и организатора кружков для эсеровских рабочих. Незадолго до окончания университета, в апреле 1914 г. был арестован и в июле выслан на 3 года в Енисейскую губернию. В феврале 1915 г. ему удалось бежать, после чего Майоров перешел на нелегальное положение. В Казань он вернулся после победы Февральской революции и был избран в Совет крестьянских депутатов. Кстати, его отец в это время жил в родной деревне, куда, наверняка, не раз наведывался «блудный» сын. С июня по конец октября 1917 г. И.А. Майоров являлся председателем Свияжского уездного земельного комитета и уездной земской управы. Являясь сторонником радикальных земельных преобразований, 16 июня он подписал постановление земельного комитета о распределении между крестьянами помещичьих угодий, скота и инвентаря2. Одновременно Майоров стал ближайшим помощником лидера казанских левых эсеров А.Л. Колегаева и после отъезда последнего в Петроград заменил его на постах председателя «младшего» (левоэсеровского) губкома партии и председателя губернского Совета крестьянских депутатов. Раскол Казанской организации эсеров на «старший» (правоэсеровский) и «младший» комитеты, несмотря на неоднократные попытки нейтрализовать партийное размежевание со стороны ЦК партии, преодолеть так и не удалось. В итоге Казанская организация новообразованной ПЛСР стала в ней одной из наиболее влиятельных региональных организацией, насчитывая к апрелю 1918 г. три тысячи членов.
Будучи осенью 1917 г. избран депутатом Всероссийского Учредительного Собрания по Казанскому округу и делегатом Второго Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов, по приезде в Петроград Майоров стал членом коалиционного большевистско-левоэсеровского правительства, войдя в состав коллегии Наркомата земледелия. До ухода левых эсеров из правительства в знак несогласия с ратификацией Брестского мира, Майоров являлся товарищем (заместителем) наркома земледелия А.Л. Колегаева, а весной 1918 г. вместе с Л.Л. Костиным возглавлял Отдел текущей земельной политики Наркомзема. Также он входил в Исполком Крестьянской секции ВЦИК. По партийной линии на учредительном съезде ПЛСР в ноябре 1917 г. Майоров был избран кандидатом в члены ЦК, а на последующих всероссийских съездах неизменно выбирался действительным членом ЦК, продолжая оставаться таковым на протяжении первой половины 1920-х гг. Находясь непродолжительное время на свободе в 1922–1923 гг., он работал в Центральном статистическом управлении и по некоторым данным (подлежащим проверке) на короткое время вновь стал членом коллегии Наркомзема РСФСР. Формально из созданной при его самом активном участии партии левых эсеров он никогда не выходил.
В период пребывания в Петрограде и Москве с ноября 1917 г. по май 1918 г. Майоров женился на молоденькой сотруднице аппарата ВЦИК, и в 1919 г. у них родился сын Лев, живший впоследствии то с матерью в Казани, то с отцом в Уфе.
Если первоначально Майоров был горячим сторонником продолжения союза с большевиками вплоть до признания Брестского мира, то затем он резко поменял точку зрения на противоположную, причиной чего, скорее всего, могло стать одобрение ВЦИК 11 июня 1918 г., несмотря на сопротивление фракции левых эсеров, декрета о комбедах, противопоставившего комитеты деревенской бедноты Советам крестьянских депутатов. Но еще раньше, в начале мая Майоров добровольно покинул руководящий пост в Наркомземе и вместе с А.Л. Колегаевым вернулся в Казань, где они, как члены ЦК партии, координировали деятельность ПЛСР в Поволжье. Майоров вновь вошел в состав Казанского губкома, активно сотрудничал в его печатном органе – газете «Земля и Воля». В Саратове была издана его брошюра «К вопросу о нашей аграрной программе» («Практическое проведение социализации земли»), где он указывал, что «обобществление земли слагается из трех основных моментов: уничтожения частной собственности на землю, замены ее трудовым землепользованием и распределением земли на уравнительных началах по потребительно-трудовой норме».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
