В сумраке зеркала

Входит Моцарт, с ним несколько человек, все веселы.

Моцарт: Оставьте Ваши тревоги, папа, разве можно думать о чём-то печальном в такой чудный вечер?! Как Вам концерт, господин Гайдн?

Гайдн: Музыка была превосходна!

Ван Свитен: Господин Моцарт, не могли бы Вы оказать мне любезность, разрешив организовать следующую Вашу подписную академию в моём доме?

Моцарт: Разумеется, барон, Вы можете располагать мною. Позвольте, господа, представить Вам моего друга и чудесного композитора Иозефа Гайдна.

Гайдн раскланивается.

Розенберг: Очень рад, господин Гайдн. Здесь, в Вене о Вас наслышаны и о музыке Вашей ходят легенды.

Гайдн: Любопытно…

Розенберг: Говорят, Вы дописали финальную часть симфонии со свечами, как бы намекая Эстергази, что пора отпустить музыкантов к семьям и князь понял Ваш намёк.

Гайдн: Вот Вы чём!

Ван Свитен: Право, эта история поучительна, ибо настоящая музыка не может не тронуть чувствительную душу. Позвольте выразить, господин Гайдн, моё восхищение.

Гайдн: Благодарю Вас.

Розенберг: Господа, Вы, верно, наслышаны о неуспехе оперы Сальери? Господин первый придворный капельмейстер обвинил в неудаче либреттиста и поклялся, что скорее отрежет пальцы, нежели положит на музыку хоть строчку стихов Да Понте. Хотелось бы знать, кто захочет заказать ему либретто?

Моцарт: Хороший поэт в наше время такая же диковинка, как и сносный композитор.

Леопольд: Господа, подобные разговоры на голодный желудок вредны и неудобоваримы.

Розенберг: Пожалуй, Вы правы.

Все уходят. Остаются Моцарт с отцом.

Моцарт: Как Вы находите вечер?

Леопольд: Я в восторге от Вашей музыки и в ужасе от Ваших речей.

Моцарт: Что же в них ужасного?

Леопольд: Прежде я думал, что Вы имеете лишь один талант – талант к музыке, но теперь я вижу, что ошибался. У Вас есть другой, не менее сильный талант – делать себе недругов. Отчего Вы не научитесь держать язык за зубами? Хотите знать, какой будет Ваша дальнейшая жизнь, если Вы не одумаетесь: Вы лишитесь друзей и покровителей, одни лишения будут окружать Вас. Следствием этого станет нищета, а затем – ужасная смерть!

Моцарт: Ужасная смерть?.. Но ведь смерть – не конец нашей жизни, и образ её вовсе не страшит меня! Я стараюсь быть правдивым и не могу говорить то, чего я не думаю. Я не могу лицемерить, разве это порицается нынче?

Леопольд: Вы, сударь, не более, чем плохой актёр из дрянной пьесы. Прощайте!(Уходит)

Моцарт садится и долго глядит в одну точку. Входит Гайдн.

Гайдн: Куда же Вы пропали? Что стряслось?

Моцарт: (как бы пробуждаясь) Это всё пустяки, а признайтесь: та история о Вашей симфонии – сплошь выдумка. Она слишком красива, чтобы быть правдой.

Гайдн: От Вашего взгляда ничто не может укрыться!

Моцарт: Я хорошо знаю наших господ, и ни за что не поверю, что музыкой можно переделать их! Однако, идёмте, чтобы не прослыть невежами. (Уходят)

7

Дома у Моцарта. Моцарт и Да Понте.

Да Понте: Предприятие не безопасно!

Моцарт: Да полно, безопасней можно лишь подняться по моей лестнице.

Да Понте: О, тут я с Вами не соглашусь – на этой сотне крутых ступеней того и глядишь свернёшь голову.

Моцарт: Не выдумывайте, там их всего 23.

Да Понте: А мне показалось, что никак не меньше полусотни.

Моцарт: Так что скажете?

Да Понте: Но пьеса запрещена к постановке в Вене!

Моцарт: Да причём тут пьеса?! Мы выбросим политические намёки, оставим лишь любовный сюжет. Это будет забавная opera-buffa…

Да Понте: Из сюжета не выбросишь того, что слуга постоянно оставляет хозяина в дураках. Моцарт: Да, выбросить это нельзя… но, если подать как шутку, смягчить музыкой… Я уже сочинил кое-что, послушайте. (Играет)

Да Понте: Замечательно, чудесно, но всё же…

Моцарт: Я давно задумал написать оперу, какой никто не писал прежде. Так вот, с Вами или без, я буду писать «Свадьбу Фигаро», но скажу откровенно: лучше с Вами, потому как считаю Вас неплохим поэтом, и Вы можете уговорить императора разрешить постановку. После сплетен, что распускает Сальери, нужно показать, кто чего стоит.

Да Понте: (задумавшись) Хорошо, я возьмусь… Думаю, к концу недели смогу представить императору первый акт, а Вам нужно сочинить ещё несколько арий.

Моцарт: В любое нужное время – почти вся партитура оперы у меня в памяти.

Да Понте: Это невозможно!

Моцарт: Мой милый Да Понте, для людей мало сведущих в музыке, доказательством её существования служат инструменты и звуки, которые те издают, для подготовленного музыканта музыка не обязательно должна зазвучать – он может наслаждаться ею, читая лишь нотную запись, но лишь для немногих прекрасных музыкантов доказательством существования музыки являются они сами: та музыка, которая рождается в них не может пропасть, потому как она и есть суть этих людей. (Немного помолчав, точно раздумывая, нужно ли это говорить) Иногда мне кажется, что я и есть музыка…

Да Понте не может вымолвить ни слова.

Моцарт: Чтобы доказать, что я не болтал пустого, к утру пришлю несколько арий.

Да Понте: Но, когда Вы станете спать?

Моцарт: Раз это нужно, значит я сделаю. (задумывается) Я более опасаюсь не того, что император не позволит постановку, другое заботит меня…

Да Понте: Что же?

Моцарт: Интриги.

Да Понте: Разве у Вас есть враги? Ведь Вы, кажется, не занимаетесь ничем, кроме музыки.

Моцарт: Вот именно, вот именно… придворные музыканты пугаются, как бы я не лишил их куска хлеба.

Да Понте: Когда мы добьемся разрешения на постановку, эти музыканты поутихнут!

Моцарт: Думать об этом скучно – будем думать об опере.

Да Понте: Вы удивительный человек!

Моцарт вдруг обнимает Да Понте.

Моцарт: Вам, верно, пора домой.

Да Понте: Да-да. Прощайте.

Да Понте выходит, Моцарт, с зажжёнными свечами провожает его. Через некоторое время он возвращается, ставит свечи, ходит по комнате, затем берёт бокал с вином и садится в кресло. Его руки и голова движутся в такт звучащей в нём музыке. Затемнение. В темноте музыка начинает звучать в полную силу.

8

Осень 1786 г. Квартира Моцарта. Сальери и Констанца.

Сальери: Неужели дела обстоят так плохо?

Констанца: Очень плохо, господин Сальери. После того, как сняли оперу Вольфганга, у нас совсем нет денег.

Сальери: А как же академии? Насколько я знаю, концерты Моцарта пользуются популярностью.

Констанца: Так и было, только когда сняли оперу, повсюду разошёлся слух, будто император за что-то недоволен Вольфи, и число господ, желающих участвовать в подписке, сильно уменьшилось. Теперь, если и удаются концерты, большая часть денег уходит на покрытие долгов, а они всё растут – мы такие непрактичные люди.

Сальери: Чем же занимается Моцарт?

Констанца: О, господин Сальери, он работает не покладая рук.

Сальери: Что же он пишет, оперу?

Констанца: Вольфи говорит, что ему вряд ли закажут новую оперу…

Сальери: Могу я взглянуть?

Констанца: Он не любит, когда роются в его бумагах, господин Сальери.

Сальери: А Вы принесите записи. Я только взгляну и сразу отдам. Ведь я – друг Вашему мужу, и потом, кто может по достоинству оценить труд композитора, как не его коллега?

Констанца: Ну, хорошо, только Вы ничего не говорите Вольфи, а то он станет сердиться.

Констанца входит в кабинет и почти сразу выходит. В руках у неё несколько листков, которые она передаёт Сальери.

Сальери: Невероятно… Это совершенно против всех правил, так не пишут музыку! (Смотрит дальше) Однако, какое смелое решение.

Слышен шум входной двери.

Констанца (шепотом): Это Вольфи… (быстро относит записи и возвращается. Появляется Моцарт) У нас гости…

Моцарт: А, синьор Сальери, извините, что заставил ждать.

Констанца: Не правда ли, господин Сальери так любезен, что посетил нас?

Моцарт: После того, как сняли мою оперу, друзья-музыканты перестали бывать у нас.

Сальери: В самом деле?

Моцарт: Государя нашего озаботила пущенная сплетня, что «Фигаро» – политическая опера. Что за вздор прислушиваться к чужим мнениям!

Сальери: Мы не можем судить императора, хотя бы нам и казалось, что решения его не вполне справедливы! У него столько забот…

Моцарт: Конечно, синьор Сальери! Однако, вот что любопытно: заботы не мешают императору снять оперу, но эти заботы не позволяют ему видеть, что даже после того, как оперы нет в репертуаре, вся Вена распевает арии из «Фигаро».

Три четверти часа назад я зашёл в трактир, чтобы выпить немного вина. Там старик-скрипач наигрывал арию «мальчик резвый, кудрявый»… Играл он скверно, но посетители – обыкновенные, простые люди – вдруг запели. Никто из них, конечно, не знал слов, они пели мотив… Тут император ничего не может поделать!

Сальери: Прошу меня извинить, мне пора! Благодарю Вас, Констанца.

Моцарт: До свидания, синьор Сальери.

Констанца: Позвольте, я провожу Вас.

Уходят. Моцарт ходит по комнате, потом садится в кресло и задумывается. Входит Констанца. Моцарт улыбается ей.

Констанца: Отчего ты так говорил с господином Сальери? Ведь вы, кажется, друзья.

Моцарт: С чего ты взяла?

Констанца: Господин Сальери сам об этом сказал.

Моцарт: Называла лисица петушка дружком, да и слопала беднягу. Все эти господа итальянцы в глаза чрезвычайно милы… Знаем мы их! Интересно, что ему было нужно?

Констанца: Господин Сальери расспросил о нашем положении и огорчился, когда узнал о наших несчастьях.

Моцарт: Скользкая змея! Уверен: история с «Фигаро» не обошлась без Сальери.

Констанца: Зачем ему это нужно, Вольфи?

Моцарт: Страх, обыкновенный человеческий страх!

Констанца: Чего бы ему пугаться, ведь он имеет всё?

Моцарт: Господин Сальери никогда не имел выдающегося музыкального таланта! Он не может привнести ничего нового в музыку и всегда будет последователем; но, синьор Сальери опытный музыкант, и должен понимать, что «Фигаро» – это опера, где прививается новая традиция, и, если традиция эта приживётся, вся старая глюковская опера, а стало быть, и музыка господина Сальери развеется по ветру. Тогда не будет ни денег, ни славы, ни почёта! Вот почему я опасаюсь, когда он записывает меня в друзья.

Констанца: Я ничего в этом не понимаю… Ты не станешь сердиться, если я тебе скажу?

Моцарт: Разве я могу сердиться на свою маленькую птичку?

Констанца: Твоя опера кажется длинной, слишком умной и скучной. Помнишь, мы слушали оперу «Редкая вещь» – вот там музыка понятная и совсем-совсем простая. Она всем нравится! Напиши такую же оперу, и у нас опять будут деньги.

Моцарт: Под эту музыку хорошо жевать мясо, но ей нельзя наслаждаться.

Констанца: Я глупая, да?

Моцарт: Давай обедать.

Констанца: Тебе придётся подождать…

Моцарт: Я пока поработаю.

Констанца выходит. Моцарт приносит из кабинета записи, просматривает их, что-то напевает, что-то наигрывает на клавесине, иногда делает пометки в записях. Вдруг он вскрикивает и хватается руками за голову. В дверях появляется Констанца.

Констанца: Что случилось?

Моцарт: Эта музыка… иногда она делает больно. Всё уже прошло!

Констанца: Ты совсем не бережёшь себя. Приляг, отдохни немного.

Моцарт: Я не хочу отдыхать! Работать для меня менее утомительно, чем бездельничать.

Констанца: Что с нами будет, Вольфи, что будет с нашими мальчиками?

Моцарт: Всё образуется, поверь мне, всё будет хорошо! Вот послушай.

Констанца садится. Моцарт играет ей.

9

1787 г. Кабинет в доме Да Понте. Моцарт и Да Понте.

Да Понте: Так ли замечательна Прага, как о ней говорят? Правда, что там тьма красоток?

Моцарт: Из Вашего любопытства я могу сделать вывод: Вы сейчас в работе.

Да Понте: Сальери и Мартин заказали либретто.

Моцарт: Вы становитесь знаменитым, Да Понте. Что же увлекло маэстро Сальери?

Да Понте: «Тартар» Бомарше.

Моцарт: О-о-о, первый капельмейстер Его Величества пишет оперу по пьесе Бомарше? Он не пугается, что император запретит оперу?

Да Понте: Расскажите о Праге. Я заработался… любая новость для меня, как час отдыха.

Моцарт: Ах, Да Понте, после удушливой Вены, Прага – точно глоток чистейшего воздуха! Люди там иные: все улыбались, были радушны, чрезвычайно любезны. Но что более всего радовало – это любовь к моей музыке. Эти люди с удовольствием плясали на балах под музыку «Фигаро», переделанную в контрдансы и немецкие танцы: ничего, кроме «Фигаро» не играют, не поют, не насвистывают… Опера наша пользуется там настоящим успехом!

Да Понте: Это прекрасно!

Моцарт: Это великолепно, но это не всё! Мне заказали оперу, причём я волен выбирать сюжет. Опера на вкус автора!

Да Понте: Я Вас поздравляю.

Моцарт: Нас, Лоренцо, нас! Я намерен именно Вам заказать либретто.

Да Понте: Но я очень занят…

Моцарт: Перестаньте притворяться, Лоренцо! Чего Вы пугаетесь? Опера пойдёт в Праге – мы никому не перейдём дороги, к тому же, в сюжете не будет ничего предосудительного, даже с придворной точки зрения. Вспомните, как прекрасно поработали мы над «Фигаро», и Вы отлично знаете: в том, что оперу сняли – нет нашей вины. Теперь же, определённо будет успех, поверьте мне! Вся Прага ждёт, и мы будем глупцами, если не сумеем использовать столь благоприятные обстоятельства.

Да Понте: И какой будет сюжет?

Моцарт: Меня занимает история Дон Жуана…

Да Понте: Дон Жуан? Что же интересует Вас: наказание или исправление распутника?

Моцарт: Помилуй бог! Не желаю выступать моралистом. Я хочу написать весёлую драму…

Да Понте: Я ничего не знаю о подобном жанре.

Моцарт: Это неудивительно, ведь его нет! Мы будем первыми, кто напишет такую оперу.

Да Понте с изумлением смотрит на Моцарта.

Моцарт: Мораль оставим второсортным авторам, мастерящим балаганные представления.

Да Понте: Чего же Вам нужно?

Моцарт: Острые ситуации, яркие образы, столкновения характеров и контрасты, контрасты… Понимаете, Да Понте?

Да Понте: Не вполне.

Моцарт: Не нужно обличать порок или утверждать превосходство нравственности, конфликт будет иного рода: радости жизни, её веселью противопоставляется отнятие самой жизни, уничтожение её, смерть. Дон Жуан ощутил полноту жизни, но ему этого мало: он начинает играть со смертью, зовет её, притягивает, подобно магниту. Это персонаж искромётный, весёлый, его не волнует общественная мораль, он наслаждается жизнью. Но за всё нужно платить, даже за радость жизни, и плата эта – смерть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.