Шут и слово короля

– Рад видеть вас в добром здравии, лорд Кан, – сказал король, а королева просто приветливо улыбнулась, оглядываясь по сторонам с искренним, каким-то детским любопытством.

Принц Эрдад тоже не забывал смотреть по сторонам, но на его лице застыла недовольная, даже брезгливая гримаса.

– Я также чрезвычайно рад, ваше величество, – любезно ответил Граф, – жаль только, что не могу принять вас в главном зале этого маленького замка, там все еще нет одной стены. Бесконечно счастлив, что могу поприветствовать вашу супругу и поздравить ее, – граф говорил приветливо и сердечно, и даже очень внимательный слушатель не заметил бы в его тоне никакой двусмысленности.

– Благодарю вас, лорд Кан… граф Верден, – у королевы был приятный, звонкий голос.

Король, пожалуй, имел привлекательную внешность: был высоким, стройным, широкоплечим, с курчавой темно-русой бородкой и карими глазами. Королева Астинна, невысокая, тонкая, темноволосая, тоже была очень хороша, ей шло темно-красное с золотом платье и темный бархатный плащ, подбитый пушистым белым мехом. Но все равно, даже в королевской одежде она выглядела совсем девчонкой. Меридита говорила как-то, что королеве семнадцать – то есть она старше Эдина на каких-то четыре года.

– Я не привез вам привета от матушки, королевы Кандины, лорд Кан, но лишь потому, что эта встреча… как бы сказать… не планировалась. Но моя матушка, как всегда, чрезвычайно к вам расположена.

– Благодарю, ваше величество. Передайте мой сердечный привет её величеству королеве Кандине.

Королева тем временем не сводила глаз с Аллиель.

– Это ваша дочь, дорогой граф? Та самая?.. – она оглянулась на мужа.

– Да, это моя дочь, ваше величество, – подтвердил Граф. – Ее зовут леди Аллиель Кан. Ваш супруг, как известно, взял на себя труд устроить её будущее.

Побледневшая Аллиель поклонилась королеве, та смотрела на неё с жалостью, а губы короля сжались в жесткую линию.

– Да ваша дочь просто красавица, граф! – заявила Астинна. – Я хочу, чтобы она была моей фрейлиной. Я позабочусь о ней.

– Вы очень добры, ваше величество, – Граф поклонился, – просто девочке повезло в том, что она похожа на свою мать. Но ей, увы, только одиннадцать лет. Согласно уложению о придворной службе, фрейлине не должно быть меньше тринадцати лет.

– Да? – Астинна нахмурилась и опять оглянулась на мужа.

– Да, это так, дорогая моя, – подтвердил тот. – Леди Аллиель должна еще два года проучиться в монастырской школе, а потом она, конечно, станет фрейлиной. Ты же понимаешь… именно я должен буду устроить её будущее.

В эту минуту Эдин, кажется, возненавидел короля, а Граф – тот лишь безмятежно улыбнулся.

– Именно так, ваше величество.

Тут король обратил внимание на Эдина.

– Так это тот мальчик, о котором нам рассказывали в Калье? Которому благоволят ваши семейные привидения, граф?

– Получается, так, ваше величество, – ответил Граф. – Его зовут Эдин… Вентсивер. А семейные привидения – увы, лично ко мне они не очень-то благоволят, я не видел их никогда в жизни.

Король шагнул к Эдину, приподнял рукой его подбородок.

– Гм. Благородные черты, я бы сказал. Это ваш родственник, лорд Кан?

– Нет, ваше величество. Но я имею все основания считать его происхождение благородным.

– Это понятно. И черты лица, и сложение, вы только посмотрите! – король поднял руку Эдина, держа её за кисть. – А длина голени – ну-ка, покажи ногу! – Эдин отставил в сторону ногу, недоумевая, что там можно рассмотреть, – лорд Кан, давайте откровенно, кто его родители?

Граф улыбнулся.

– Ваше величество, ваше умение разбираться в статях породистых лошадей всегда меня восхищало. Сам я в этом профан, как известно.

Король удивленно посмотрел на Графа, как будто решая, рассердиться или нет, и вдруг раскатисто рассмеялся, и Граф тоже, их смех подхватили придворные – как будто случилось нечто чрезвычайно забавное. Королева лишь неловко улыбнулась, и Эдин был ей за это благодарен, сам он не видел в происшедшем ничего смешного. Аллиель, кстати, тоже не смеялась, она подвинулась к Эдину и взяла его за руку.

– Так чей это бастард, лорд Кан? – отсмеявшись, повторил король. – Конечно, бастард, и наверняка с хорошей кровью. Вы известный лис, дорогой граф, так в чем же дело? Что вы задумали на этот раз?

– Бастард? Нет-нет, мне об этом ничего не известно, ваше величество. Но я вижу несомненные достоинства этого молодого человека, и попытаюсь дать ему некоторое воспитание и возможность преуспеть там, куда приведет его судьба. А все мои мысли, конечно, только об одном: чтобы жизнь моей дочери сложилась счастливо. О чем же еще задумываться старому больному отцу?

Потом люди короля притащили громадную тушу кабана, которого его величество, оказывается, собственноручно завалил на охоте, и бочонок с вином – подарки. Из бочонка тут же выбили пробку и разлили пахнущее медом золотистое питье по чашам. Граф сразу предложил выпить за процветание Кандрии, потом за королеву Астинну, и король первый поддержал его, зато после уже никто не предлагал тоста за короля – потому что за короля полагается пить первую чашу, а не последнюю.

Про Эдина забыли. Королева отвела в сторонку Аллиель и разговаривала с ней, граф беседовал с королем, придворные переминались вокруг, можно было незаметно уйти. Эдин поднялся в свою комнату и лег на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Странное смятение больно ворочалось в его душе, а почему оно и отчего – кто знает? Как будто он что-то терял, и терял безвозвратно, что-то неизмеримо ценное, лишь недавно найденное. Терял и ничего не мог с этим поделать. Да и что тут поделаешь, если он даже не понимал толком, в чем состоит потеря?

А король ему не понравился, хоть он и вполне красивый, мужественный и все такое – настоящий король. Наверное, из-за того не понравился, что так обошелся с Графом и Аллиель, а теперь Граф вынужден с ним любезничать. А королева… что ж, она красивая и, кажется, добрая. Она хочет заботиться об Аллиель, но что она может сделать против слова короля?

А если сможет? И Эдину следует распрощаться с зыбкой надеждой получить Аллиель… когда-нибудь? Хотя он сам еще толком не решил, рад ли этой надежде, и насколько ему нужна эта светловолосая задавака? Любовь – это, вообще, что такое? То, что Аллиель ему так нравится, кажется лучше всех – это же не любовь, нет?..

А может, дело вовсе не в королеве и Аллиель?..

Скоро в комнату пришел Граф, сел рядом.

– Эй, мальчик мой! Тебе взгрустнулось, что ли?

Эдин быстро повернулся.

– Нет, Граф, конечно нет.

– Ты ведь не обиделся, когда король решил оценить твой экстерьер? – Граф улыбался, – брось, кто же обижается на короля! Это дело заведомо глупое.

– А разве вы сами не обижены на короля, Граф? – не удержался Эдин.

И получил спокойный ответ:

– Нет. Точнее, уже нет.

– Вы помирились с королем?

– Помирился? Не думаю. Во всяком случае, мое положение не изменилось, если ты об этом.

– А зачем король вообще сюда приезжал? Если не для того, чтобы помириться с вами?

– Зачем? – удивленно переспросил Граф, – из любопытства, видимо. Взглянуть, как поживает старый филин, ощипанный и без когтей. А скорее, его жена пожелала увидеть Аллиель, дочку графа, которую выдадут за шута – диковинка, верно? Теперь она её жалеет и мечтает повлиять на короля и поменять его планы. Но всем, кроме королевы, известно, что это бесполезно. Юные жены первое время переоценивают свои возможности.

– Но она не заберет её ко двору?

– Надеюсь, пока нет.

Взгляд Графа остановился на книге про шахматы, лежавшей на кровати.

– Ты стал лучше играть, мальчик мой. Всё чаще держишь меня в напряжении. Скоро переиграешь бывшего королевского министра, который слишком много о себе воображает.

– Мне уже и не верится, Граф, – в сердцах сказал Эдин. – Скажите, а что это за значок на книге – вздыбленный конь? Такие есть и на других книгах в библиотеке.

– Это герб баронов Калани, семьи моей матери. Библиотека была частью её приданого, так что больше половины книг в библиотеке Верденов имели такую метку.

– У Димерезиуса много таких книг.

– Неудивительно. Библиотеку разграбили. Я сам не раз находил свои книги на рынках разных городов.

Граф ушел, и вскоре явилась Аллиель. Как обычно, сбросила туфли и забралась на кровать рядом с Эдином. Села, скрестив ноги, и сообщила, загадочно понизив голос:

– А знаешь, что мне пообещала королева Астинна? Что сама выдаст меня замуж за знатного человека. И вообще, меня скоро возьмут ко двору – здорово, правда? Мне ведь уже скоро двенадцать, между прочим. Вот бы не ехать больше в монастырь, как же мне там надоело!

Непонятное смятение в душе Эдина уже утихло, поэтому его улыбка получилась даже насмешливой.

– Рад за тебя. Поздравляю.

– Но мы же навсегда останемся друзьями, правда? У меня еще не было такого друга, как ты.

– Конечно, останемся.

– Или лучше давай будем как брат и сестра? Согласен? – она протянула ему руку.

– Договорились, сестренка, – он легонько пожал ее пальцы.

Вскоре после злополучного визита короля произошло событие, совершенно этот визит затмившее, по крайней мере, для Эдина: он выиграл в шахматы у Графа. Старик был странно рассеян. Во всяком случае, он проморгал маленький и ловкий маневр Эдина в дальнем углу поля, и когда тот вдруг переставил ладью и объявил шах королю, лишь недоуменно взглянул на эту ладью и подвинул короля. Кажется, теперь он не отвлекался, но дело было сделано – Эдин уже точно знал, каким будет его следующий ход, и следующий, а потом и мат. Или, в крайнем случае, мат ещё через пару ходов…

Короче говоря, он выиграл.

Граф довольно долго смотрел на поле, потом улыбнулся и просто сказал:

– Я очень рад.

– Давайте повторим, Граф? – сразу предложил Эдин.

Ему не верилось – это раз. Такая, случайная, победа даже не слишком радовала, Граф задумался и перестал следить за полем, что же это за победа? А два – Эдину пришел в голову другой способ выиграть эту партию. Еще один маленький отвлекающий маневр… но не может же быть, чтобы Граф снова попался?

– Давай повторим, – согласился Граф, – но не жди, что на этот раз я оплошаю.

Они поменялись фигурами, расставили их на поле, и Граф первый передвинул вперед свою пешку. Эдин сразу, осторожно, исподволь, ход за ходом стал строить ловушку для «вражеского» короля, прикидывая, как в решающий момент расчистить к нему дорогу, и попутно развивая обманную деятельность в другой части поля. Неужели Граф не замечает?..

Старик теперь вел себя, как обычно, его взгляд был острым и внимательным. Он не спешил и думал подолгу, но все равно замысел Эдина понял слишком поздно, когда мат был неминуем.

Неужели?..

Да. Эдин опять выиграл у Графа.

Старик встал, подошел к окну и долго смотрел куда-то вдаль. Потом опять сказал:

– Я очень рад. Ты молодец.

– Граф, я… Что с вами случилось?..

– Со мной? – он слабо улыбнулся. – Со мной все в порядке, мой мальчик. Так и должно быть. Ты быстро учишься и быстро взрослеешь. Насчет обещанного приза – по-прежнему хочешь эту фигурку или выберешь что-нибудь еще? Может, денег? Что?

Деньги, конечно, были искушением. Но Эдин уже получал от Графа деньги, даже не все ещё истратил. А фигурка была такая одна…

–Да, я хочу ее. Но пусть она останется на своем месте, – сказал он. – Иначе набор будет испорчен. Мы будем и дальше играть им, так ведь? Я просто буду знать, что она моя.

Граф с хитрой улыбкой вынул из ящика для фигур сверточек, развернул – это была еще одна шахматная фигурка. Тоже фигурка женщины, но другая. Граф поставил ее перед Эдином.

– Узнаешь?

Эдин вгляделся в черты статуэтки, и глазам своим не поверил.

– Королева Астинна?!

– Вот именно, мой мальчик. Я уже давно заказал фигурку в Вердене, к счастью, мастер неплохо справился с работой. Труднее было найти для него портрет королевы. Хочу потешить свое испорченное придворной службой чувство юмора, что мне еще остается? На кого похожа эта фигура, ты не заметил? – Граф поставил рядом с королевой короля.

Шахматный король был стройнее короля Герейна и без бороды, потому Эдин поначалу и не заметил сходства.

– Эти шахматы мне подарил король Юджин, – объяснил Граф, – а сам он получил их в подарок от гринзальского посла. Помнится, мы очень смеялись тогда. Светлые фигуры изображают двор Юджина, то есть король – он сам, королева – его супруга Кандина, остальные – его ближнее окружение. А темные – это двор Герейна, тогда еще принца-наследника. Та, которая тебе понравилась, сделана с Элвисы, первой жены Герейна и матери его сыновей, – рассказывая, граф поочередно выставлял фигуры в ряд перед Эдином. – Кстати, Элвисе нравились цирковые представления.

– Нет, я не помню, чтобы встречал ее, – Эдин мотнул головой, – мне кажется, что я видел её во сне.

– Возьми, – Граф поставил фигурку Элвисы перед Эдином. – Её место на шахматном поле, как и в жизни, займет Астинна. А Элвиса пусть будет талисманом, который принесет тебе удачу.

У себя в комнате Эдин поставил статуэтку на столик у кровати и долго смотрел на неё. Тонкие черты юной и нежной женщины нечем не напоминали яркую красоту Виолики, но именно ее почему-то вспоминал Эдин.

Мама…

Она была доброй, заботливой, веселой. Любила звонко хохотать. Несколько раз, на его памяти, шумно ругалась с дядюшкой Биком, часто с ним спорила – она не была ни тихой, ни покорной. Эдину с ней было хорошо. Воспоминания о раннем детстве, с Виоликой, были теплыми, как хороший сон.

Она умерла, промучившись болями в животе несколько дней. И даже лекарь приходил, его после долгих споров с Биком позвала Мерисет…

Мама много работала, в каждом представлении и всегда, как только выпадала возможность. Когда она успела так задолжать Бику, что отдала свое кольцо? Теперь уже не узнаешь, хозяин насчет таких вещей не откровенничает. А вот кольцо Эдин поищет, конечно.

Всю следующую неделю Эдин не выиграл ни разу, лишь однажды у них получилась «ничья». А как-то утром он проснулся от странной мысли… точнее, догадки. Вспомнил Графа в тот день, когда случился первый выигрыш, и как он играл, как смотрел…

Вдруг Граф специально ему проиграл?

А ведь Эдин тогда почувствовал себя совершенно по-особенному, словно у него крылья выросли. И его сразу осенило, как выстроить для себя следующую партию… вторую выигранную им партию.

А первую?.. Первая была обычной, без «крыльев». Поначалу – без.

Когда они с Графом в этот день сели за шахматный стол, тот сразу спросил – такой уж человек, насквозь видит всё и всех:

– Что тебя тревожит?

И Эдин сказал, как есть.

– Граф, прошу, не сердитесь, но мне подумалось, а не нарочно ли вы мне проиграли тогда?

Сказал, и сразу почувствовал, как щеки налились жаром. Ждал, волнуясь, что старик ответит. А тот не спешил, смерил Эдина долгим взглядом исподлобья.

– Когда тебе пришла в голову эта мудрая мысль?

– Сегодня утром. Так что же, Граф?..

– Мальчик мой, – Граф вздохнул, – ну конечно нет. Я всегда играю честно. Ты выиграл. Причем по-настоящему изумил меня, когда выиграл второй раз. Второй раз я совершенно не собирался тебе уступать. Что ж, приступим? Мои светлые.

В этот раз у них опять получилась «ничья». А выиграл Эдин лишь два дня спустя. Он хотел этого настолько, что ни о чем не мог думать, только об игре. Даже поссорился с Аллиель, которой надоел его отрешенный взгляд и ответы невпопад. А в один прекрасный момент махнул на всё рукой – ну нет так нет! И сразу выиграл. Причем поразился, как это получилось легко, он как будто угадывал наперед все ходы Графа.

– Молодец, – уронил граф, улыбаясь своей еле заметной довольной улыбкой, которая иной раз была больше слышна, чем видна, – чтобы тебя снова не начали мучить сомнения, даю слово чести, слово Кана – я не подыгрывал.

– Спасибо, Граф, – Эдин был счастлив.

Для счастья ведь, на самом деле, так немного нужно.

Глава 6. Встречи и расставания

Дни шли один за другим, как им и положено, а если оглянуться назад, лучше сказать – бежали, нет – летели. В Развалинах отпраздновали Новый Год, с пирогами, подогретым вином и медовым сбитнем, с горой жареного мяса, с большим костром, который горел во дворе весь день, и, конечно, с музыкой и танцами. Музыка была своя – сыновья Меридиты играли на дудках, и получалось у них очень ладно. А уж плясали, конечно, все, даже Граф разок вышел в круг – примета такая, хоть немного, насколько сил хватит, а нужно сплясать в такой праздник.

На Новогодье еще все ходят в гости, но в Развалинах веселились только свои – гостей не ждали, а нежданные не завернули на огонек. Барон Корренжи в знак внимания прислал бочонок вина, телегу дров и кабанью тушу, все пригодилось как нельзя лучше: вино выпили, причем Граф сам поднял чашу за здоровье барона, мясо съели, а дрова пошли в праздничный костер.

И где-то теперь цирк Бика, у какого новогоднего костра рокочет бубен хозяина, танцует Милда, показывает свои немудреные трюки медведь Вудуду? Эдин по ним скучал. Хоть бы ненадолго свидеться…

В Вердене, конечно, развернулась большая ярмарка, Эдин с Якобом и Аллиель ездили туда верхом. Было весело. Они купили несколько поленьев и бросили их в огромный праздничный костер на площади, потом зашли в храм, зажгли светильник на алтаре. В храме по поводу праздника было людно. Эдин поискал глазами старуху-нищенку – не нашел.

И цирк в Верден приехал, как же иначе, стоял на рыночной площади напротив праздничного костра – большой, богатый, незнакомый. Яркий разноцветный шатер из желтых, зеленых и красных полотнищ издалека был виден, так и притягивал взгляд – мимо не пройдешь.

– Якоб, мы ведь зайдем? – сразу загорелась Аллиель, – ну пожалуйста!

У шатра как раз зазывала был в бубен, крича, что представление начнется вот-вот. Когда-то и Эдин этим занимался, и Дик, а вообще они с братьями-акробатами тянули жребий, кто будет зазывать сегодня, а кто-завтра…

– Почему бы нет, леди, – согласился Якоб. – По виду, так цирк должен быть неплох.

Странно Эдину было сидеть в цирке зрителем. И почему-то сердце билось чаще от этого своего, привычного, на которое теперь можно было смотреть со стороны. Соскучился?..

Он и смотрел не так, как другие, потому что многое сам умел и прекрасно знал, в каком месте начинает опасно ходить под ногой туго натянутый канат, как нужно правильно раскачать трапецию. Он сам это переживал – совсем не то, как если просто смотреть.

Как зрители смотрят – это отдельный разговор. Бывает, красивый пустяк принимают грохотом аплодисментов, а когда за этим идет что-то на самом деле затейливое, трудное – жалкие хлопки от тех, кто понимает. А понимает мало-мальски лишь тот, кому самому приходится не только посиживать в кресле, гоняя слуг с поручениями. Смешнее всего, когда какая-нибудь богато разряженная леди на все, что ей ни покажи, лишь снисходительно кивает, лучась самодовольством, а заставь её саму пройти не по канату даже, а по широкой доске, невысоко поднятой – будет визжать, хвататься за что попало и звать на помощь…

Аллиель оказалась замечательным зрителем, то и дело восхищенно ахала и хлопала в ладоши. И когда ученая собака складывала и вычитала в пределах двадцати, и когда огромный чернобородый детина ловко кидал ножи в цель. Хотя почему-то здешний метатель человека у цели не поставил. А зря, успех был бы много больший. Что касается собаки – все просто, собака, конечно, считать не умела, просто дрессировщик щелкал чем-то в кармане. И таем он не был, иначе ни к чему щелкать, просто мысленно давал бы собаке команды. Эдин щелчков, как и зрители, не слышал, он понял это, потому что услышал собаку – изнутри услышал, как тай. И еще подумал: а может, раздобыть смышленого пса и тоже сделать такой номер? И почему раньше не догадался?

Потом на круг вышел здоровяк в зеленом костюме, рыжий, бородатый и почти квадратный, с тремя огромными литыми гирями, которые поставил в ряд и предложил желающим попробовать сдвинуть или хотя бы качнуть. Желающие, разумеется, нашлись и не преуспели, после чего сам рыжий принялся жонглировать гирями, словно они были, по меньшей мере, деревянными. Вглядевшись в лицо рыжего, Эдин чуть не подскочил. Он его помнил, это был знакомец мамы, навещал её когда-то в цирке Бика.

Когда номер силача закончился, на круг выбежали танцовщицы в длинных оборчатых юбках, а Эдин тихонько встал, радуясь, что сидел на скамье с краю – можно незаметно уйти.

Он обошел ряды зрителей и нырнул за кулису, никто не остановил. Здесь было множество закутков, отгороженных пестрыми, латаными тканевыми ширмами – так же, как в любом цирке, и если бы рыжий нырнул в этот тесный лабиринт, искать его было бы непросто. Но Эдину повезло, рыжий просто сидел на табурете недалеко от выхода и не спеша пил что-то из чашки. Эдин подошел. Силач взглянул на него, особенно не удивляясь, этак вскользь и сквозь.

– Да, сударь.

– Прости, имени твоего не знаю. Ты помнишь Виолику? Из цирка Бика?

Вот теперь рыжий посмотрел внимательно.

– Я Гвен. Чего ты хочешь?..

– Я её сын.

Рыжий, кажется, не сильно удивился.

– А, вот оно что. Вырос, значит, – он протянул Эдину руку для пожатия. – А это что такое? – широким жестом он показал на одежду Эдина, на короткий меч у него на поясе.

– Это я служу у одного лорда… временно, – не придумалось ничего лучше.

– А, тогда понятно, – протянул рыжий Гвен. – Про Виолику я знаю, что нет её больше. Мир ее памяти, хорошая была девочка. Светлая. А так-то ты где, у Бика всё?

– У него, конечно.

– А значок уже получил? Нет пока? – он нашел взглядом правое запястье Эдина, на котором ещё не было знака Цирковой гильдии. – Бик, конечно, не так уж и плох, но и не настолько хорош, чтобы за него всю жизнь держаться. Получишь значок – уходи.

– Это да, я понимаю, – быстро согласился Эдин, – я про маму спросить хотел. Что ты знаешь о ней, что помнишь? Мне бы хоть что-нибудь. Она в тюрьме была, мне сказали – это же неправда?

– А, вон оно что, – протянул рыжий и опять посмотрел на него изучающе. – Ну, я-то про Виолику тебе много не скажу, парень – не знаю. Не интересовался, да и к чему было в душу лезть? А совет дам. Про город Лисс слышал? Запомни, Лисс. Это туда, к востоку, – он махнул рукой, примерно обозначив направление. – Неподалеку от города замок, тоже Лисс называется. Там нужно спросить госпожу Лейту Рени, супругу начальника замковой стражи. Она из наших, из цирковых. Но тебе не она, а ее матушка нужна. Вот у неё про мать и расспроси, она её с детства знает. Я ей от Виолики письма передавал, и после тюрьмы этой они, знаю, виделись. Была она в тюрьме, да. Только не от того, что злодейка и воровка. Бывает так, что выхода нет, вот и приходится через себя идти. Понял?

– Понял, – кивнул Эдин.

Значит, всё-таки это правда, про тюрьму.

– Ты так-то на круге с чем работаешь? – силач смерил его заинтересованным взглядом.

– Фехтовальщик. Дерусь на мечах, с сеткой, ножи бросаю немножко, из лука стреляю…

– А… И давно работаешь с этим? – поднял бровь Гвен. – Так это хорошо. И денежно. Да вот хоть бы и к нам приходи, или еще куда, многие возьмут. Вызовы на пари, конечно, не принимаешь, мелковат пока, ну да это дело времени…

– Вызовы не принимает, – подтвердил как из-под земли возникший Якоб, кладя руку Эдину на плечо. – А так он уже ничего. Я его учу. Мир тебе.

– А, Якоб Страшный! – вдруг обрадовался Гвен, протягивая руку Якобу, – так я ж знаю тебя, видел! Помнишь, в Гардане, на большой ярмарке три года назад? А с парнем мы давненько знакомы, только я его последний раз вот таким видел! – он показал на локоть от земли. – С тобой-то он не пропадет, да. Так вы у местного лорда, значит. Неплохо. А почему на время? Насовсем, что ли, не берет? Это тебя-то? В цене не сошлись? – он захохотал.

И Эдин прыснул. Про прозвище Якоба он уже как-то слышал, но чтобы вот так, в лицо назвали – первый раз. И какой же Якоб страшный, если на то пошло?..

– Разольем быстренько по маленькой, за встречу, – предложил рыжий Гвен. – А то приезжайте вечером, в таверне посидим, поговорим, нам тут стол накрывают. А?..

– Хорошо бы, да не выйдет вечером, – отказался Якоб, – давай сейчас, на двоих.

Эдину он сказал:

– Ступай, за леди присмотри, негоже её одну оставлять.

Эдин уже узнал, что хотел. Замок Лисс возле города Лисса. Ему нужна матушка Лейты Рени, теща начальника замковой стражи. Не забыть бы…

Гвен принес чашки и медный кувшинчик с пряным подогретым вином, разлил. Они удобно устроились на низких табуретах, молоденькая девушка-танцовщица подала нарезанные пироги, с мясом и яблоками.

– Отличное вино, – похвалил Якоб. – Что ж, хорошей вам работы, хороших сборов!

– И тебе чтобы везло, – подхватил Гвен.

Поговорив о том о сем, Якоб перешел к тому, ради чего, собственно, и согласился пить «по маленькой».