Верни моё сердце

– Во мне! Я не хочу и не могу ни одну из присутствующих. Еще до знакомства с ними я вижу на них ярлык «Шлюха». Мое отношение к ним вполне нормальное в других местах, а попадая в такие заведения как это, я их начинаю презирать, ненавидеть.

– Пойдем со мной. Все проблемы решаются просто, если знать в чем ее корень, – ответил Артур, набирая номер телефона. Через минуту в комнату вошел молодой парень лет 22-24.

– Артур, я ни по этой части. Что-то ты, брат, не понял из того, что я сказал.

– По этой части у нас Виталик. Расслабься. Захочешь поставить его, поставь как надо, а нет, он сделает только то, что ты захочешь. Легче не станет, никто неволить не будет. Найдешь меня в баре.

– Вот так все и началось. Я бывал в баре один-два раза в месяц. Иногда это делалось прямо в машине. Когда Светлана начала проявлять ко мне интерес и что-то подозревать, пришлось ей заменить Виталика. Она поняла, что мне хватает того, что она делает, а у меня «нет сил» сделать то, чего она хочет.

– Ты считаешь, что мог скрывать свою наклонность долго?

– Карина, не надо делать из меня гея. Нет у меня никаких наклонностей и признаков. Что необычного, противоестественного в оральном сексе? Какая разница делал мне это мужчина или женщина? Половина страны таких как я. Не все его принимают, но это не секрет Полишинеля. Ты помнишь нашу самую первую встречу? Что-то словно щелкнуло в мозгу и екнуло в груди. Я влюбился в тебя с первого взгляда. Я почувствовал такое желание, от которого челюсти сводило, не мог уже ни о ком и ни о чем думать. Я очень боялся, что мое «хочу» и «могу» не совпадут. Ты меня не поймешь. Ничего подобного в моей жизни никогда не было. Была влюбленность, страсть, была похоть, была физиология, но сказки не было, не было того полета, не было той бездны, которая поглощала меня с тобой. Ты считаешь, что я должен был добровольно от всего этого отказаться? Мало того, Соня к тебе тянулась, наши дети подружились. Что я сделал не так? Да, у меня было прошлое. Возможно, не совсем достойное. А разве у тебя нет прошлого? Меня с Артуром последние полгода связывали только деловые отношения. Я брал у него деньги на обустройство дома. Потом предложил выкупить мою квартиру. Он долго думал, потом согласился. Сегодня эту сделку закончили. Я отключил звук телефона, когда мы были у нотариуса. Заехал в квартиру, чтобы посмотреть, что мне может из нее понадобиться. Я перед тобой не оправдываюсь, я говорю как есть. Вот договор о продаже, – он бросил на кровать папку.

Карина взяла папку с покрывала и пробежала глазами первый лист договора, обратила внимание на последний лист. Договор был подписан сегодняшним числом. Она бросила ее на прежнее место.

– Зачем ты это сделал, не поговорив со мной? – спросила она, чувствуя слабую боль в животе. – В продаже была необходимость?

Видишь, у тебя появились от меня тайны? Если ты такой белый и пушистый, зачем мне прислали сообщение? Ты мной, Александр, воспользовался. Чем ты лучше Плетнева? Тот, сделав подлость, признавал ее, но никогда не оправдывался. – Карина понимала, что услышав его «исповедь», говорит сейчас полную чушь, которая не имеет ничего общего с ее мыслями, но ее «понесло». – Дело ни в твоих прежних наклонностях, а в том, что я не смогу их принять. Я подам на развод.

– Что? Что ты сказала? – спросил Гринев. – Ты кем себя возомнила? Может ты Господь Бог? Ты вообще слышала, о чем я говорил? Я вывернулся перед тобой наизнанку, а ты мне грозишь разводом, даже не пытаясь вникнуть в сказанное мной. Не смей меня ни с кем сравнивать! – гневно крикнул он и наотмашь ударил ее по лицу. Она приземлилась на кровать и потеряла дар речи. Никто и никогда не поднимал на нее руку и уж тем более не бил по лицу. Гринев обхватил голову руками и отошел к окну, понимая, что совершил непростительную ошибку. – Ты прости меня, Карина. Прости, я не знаю, как это вышло, – сказал он, присаживаясь рядом с ней на край кровати.

В спальню вбежали, напуганные криком отца Максим и Соня.

– Что случилось? – спросила Карина, садясь на край кровати и обнимая детей. – Папа немного повысил голос. Он просто ребята расстроен. Ничего страшного не произошло. Мы не ссоримся. Там посуда осталась после обеда в мойке. Поможете? – говорила она, и голос ее слегка дрожал. Она дождалась пока дети выйдут и закроют дверь. Щека «горела». – Успокоился? Я все поняла: тебе не важен статус женатого мужчины и твое прошлое не касается нашей семьи. Мне развод не нужен, но жить с тобой я не буду. Меня устраивало все до сегодняшнего дня. Из дома я могу съехать, машину вернуть, – она чувствовала, что боль нарастает. – Видишь ли, я никогда не хотела казаться лучше, чем я есть, не притворялась, не играла роли, а главное не лгала. За это я получила в награду пощечину? Возможно, я не права, сказала лишнее, обидела тебя, но это были слова, а ты предпочел донести мне свою правду другим способом. Почему ты не сказал мне всего этого раньше? Не нашел повода или не хватало слов?

– Ты думаешь, я идиот и не понимаю того, что ты в данный момент чувствуешь? Ошибаешься. А чтобы ты сказала, если бы я получил сообщение подобного рода и сделал вывод, что Нина появилась в нашем доме по этой причине? Молчишь? Ты меня не слышишь, Карина. Тогда напряги память и вспомни, что в нашей с тобой жизни было не так? Что в моем поведении или действиях было противоестественным? Тебя все устраивало, как и меня. Зачем мне нужно было это испортить? Какой смысл? Это «письмо счастья» не что иное, как повод нас рассорить, поселить в душе сомнение.

– Возможно, ты прав. Извини. – Она чувствовала, что с ней и ребенком что-то не так, но не могла понять что. Свое состояние она не списывала на неприятный разговор, но страх уже поселился в душе. Карина поднялась, почувствовав влагу между ног, и прошла к плательному шкафу, доставая одежду. Гринев заметил у нее на подоле платья небольшое красное пятно.

– Карина…

– Помолчи! Я чувствую и знаю. Ты отвезешь меня в город или вызывать скорую? – спрашивала она, меняя платье и белье не стесняясь Гринева. Сложила в сумку смартфон и какие-то вещи. Медленно, слегка согнувшись, подошла к двери. – Ребята, мне нужно в больницу, что-то мне плохо. Слушайтесь папу и Нину. – Видно было, что слова ей даются с трудом. – Я позвоню вечером мои хорошие, – сказала она, целуя их по очереди.

– Что я могу сделать? – спросил Гринев, помогая ей сесть в машину.

– Молись! – чуть слышно ответила Карина, опуская спинку сидения.

Всю дорогу они ехали молча. Наблюдая за женой в зеркало, Гринев видел, как ей плохо. Доставив жену в клинику, он позвонил Нине и остался ждать. Взяв все анализы, Карину осмотрел доктор, а делая УЗИ, поинтересовался: где и кем она работает, как и что в данную минуту чувствует, и кто ее доставил?

– Доктор, говорите без предисловий, по существу и как есть. У Вас на лице написано, что хорошего сказать нечего, поэтому не тяните, – попросила Карина. – Я сама врач и прекрасно понимаю, что не все можно сказать больному, но иногда это необходимо для его пользы. Я потеряю ребенка?

– Карина Анатольевна, мне очень жаль. Вы его уже потеряли. Сердцебиение не прослушивается, результат УЗИ неутешителен. Судя по анализу, начался процесс разложения. Ваш малыш мертв не менее суток. Вызывать искусственные роды – нет времени. Мы должны делать либо кесарево сечение, либо, что хуже на таком сроке, аборт, чтобы не допустить заражение. Ребенка уже потеряли, можем потерять и Вас. Есть утешительный момент: неполное раскрытие матки. Мне не нужно Вам этого объяснять?

– Я Вас поняла. Делайте так, как считаете нужным, – сказала Карина чуть слышно. – Истерик не будет. У меня дома двое детей, они в таком возрасте, когда мама нужна. Работайте, – она закрыла глаза и на щеках показались две тонкие дорожки слез.

Она пришла в себя и вспомнила, что находилась на столе слишком долго. Воспоминания были короткими и обрывистыми, но она помнила, что испытывала схватки, а значит, кесарева сечения не было. Провела рукой по животу и не почувствовала признаков оперативного вмешательства. «Тогда почему я отключилась?» – подумала она и открыла глаза. Рядом с ней сидела медсестра.

– Как Вы себя чувствуете? – спросила она, глядя на свою пациентку.

– Пока не знаю, – тихо ответила Карина. – Как все прошло?

– Я приглашу доктора, и он Вам обо всем расскажет, – сказала девушка и вышла из палаты.

В палату вошел доктор, взял стул, поставил его рядом с кроватью Карины и присев, взял ее за запястье, считая пульс.

– Карина, все, что случилось, нужно пережить. Я знаю, о чем говорю. У Вас двое детей. Подумайте о них, о супруге. Сейчас каждый из них подсознательно считает себя виноватым в том, что произошло. Чем дольше Вы будете переживать гибель ребенка, тем дальше Вы будете отдаляться от детей, а они от Вас. Подумайте об этом. В том, что случилось, Вашей вины нет. Клиника просмотрела на последнем УЗИ, которое делалось три дня назад, отслойку плаценты. Это она лишила ребенка возможности дышать. Плод на этом сроке не так активен, и Вы могли не испытывать некоторое время дискомфорта, боли. Ваш организм хорошо реагирует на инфекцию, что и произошло. У Вас есть все основания подать на клинику в суд. Вашему супругу я все объяснил и отправил его до утра домой. Все посещения завтра. Для сегодняшних визитов время позднее. Теперь, что касается Вас. Вы молодец! Нам не пришлось прибегать к крайним мерам, мы очень рисковали, но все произошло естественным путем. Вы можете повторить попытку через год и родить здорового малыша. У вас нет противопоказаний. Пожалуй, самое главное для Вас – сегодняшний конфликт между Вами и мужем сыграл в данной ситуации свою положительную роль. Мозг подал организму сигнал об опасности.

– Я долго пробуду у Вас? – спросила Карина, глядя на своего спасителя.

– Минимум три дня, максимум – неделю. Будем смотреть по состоянию. Получите больничный лист на неделю. Я догадываюсь, о чем Вы хотите спросить, и отвечу – нет. Роды были, ребенка не было. До двадцати восьми недель беременности он еще ни он. Сейчас Вам поставят капельницу, и Вы сможете спокойно поспать. Я сегодня дежурю. Будет что беспокоить – звоните.

– Спасибо Вам. Мне можно позвонить домой?

– Можно, но звонок должен быть коротким. Спокойной ночи.

Карина взяла с тумбочки смартфон и взглянула на экран. Часы показывали 22:03. Она набрала номер мужа – телефон не отвечал. Нина ответила сразу, как будто ждала звонка.

– Ребята уже в постели. Поужинали плохо, ждали Вашего звонка. Александр Сергеевич приехал недавно, сидит в кабинете, – отвечала она без вопросов. – Александр Сергеевич, где Ваш телефон? – обратилась она к Гриневу, слушая Карину. – Он оставил телефон в машине. У него такой вид, будто он плакал. Как Ваши дела? Можно нам с ребятами завтра приехать?

– Нина, собери мне, на свое усмотрение вещи: пижаму, белье, тапочки. Мне придется задержаться здесь. Передай ребятам, что я их очень люблю и жду вас завтра. Спасибо тебе. – Она опять набрала номер мужа. – Саша, прости. Я наговорила тебе лишнего. Дай мне время. Не говори ничего сейчас. У меня внутри пустота и боль. До завтра. Прости.

Она отключила телефон, закрыла глаза. «Я потеряла ребенка. Почему это произошло? Почему я не обратила внимания, что он столько времени «молчал»? – думала она, всхлипывая. – Он там погибал, а я об этом не догадывалась. Ему было плохо, а я этого не чувствовала. Неприятный разговор не имеет к этому отношения. А если имеет? Если он спровоцировал кровотечение и сохранил мне жизнь? Не случись этого, я могла погибнуть вместе с малышом. Теперь могу потерять и мужа с таким отношением. Зачем я обидела Сашу? Он рассказал все, хотя ему далось это нелегко, а я, вместо того, чтобы его понять, ткнула физиономией в грязь. Чистюля! Что же я за человек такой? Для меня есть два цвета – белое и черное, без всяких полутонов. Мне пытались объяснить, а не оправдаться. Нет! Я уперлась как ослица. Пощечина – это результат моей тупости. Что мне Саша сделал плохого? Может, обидел, оскорбил, унизил? Нет. Какое мое дело, как и с кем, где и когда он занимался любовью? Это его прошлое и меня оно не касается. Если у меня не было личной жизни, это не значит, что ее не должно быть и у него, и неважно, кому он отдавал предпочтение», – сделала она вывод, вытирая заплаканное лицо. Еще полчаса Карина беззвучно плакала, пока медикаментозный сон « не успокоил» ее.

Утром, около десяти часов, Александр привез детей и няню. Дети обняли мать и вопросов, видимо с подачи Нины, не задавали. Карине удалось примирить детей с отцом.

– Максимка, Соня, раз уж вы в городе, может, стоит здесь прогулять выходной? Сходите в цирк или в зоопарк, в кафе. У меня только одно условие – не ешьте много мороженного.

– А как же ты, мама? – спросила Соня. – Будешь лежать одна?

– Я до следующего выходного поправлюсь, и поедем все вместе. Папа вас отвезет, поедет навестить бабушку Риту, а потом все вместе отправитесь домой. Вы подумайте о том, что скоро в школу и пора уже определиться с учебниками и формой.

– Мы сходим в школу в понедельник, – сказала Нина. – А сейчас мы доберемся на метро, так будет быстрее. Как закончим прогулку, позвоним и вернемся сюда. Что Вам принести?

– Спасибо, Нина, мне ничего не нужно. Я переоденусь и поем. Да, в бардачке моей машины лежит доверенность на тебя. Думаю, в город ехать рискованно, а ближе к дому можешь пользоваться, где ключи в прихожей, ты знаешь, – сказала Карина Нине перед ее уходом.

– Я тебе неприятен и ты меня отправляешь к маме? – спросил Гринев, беря жену за руку. – Прости меня.

– Это ты меня прости. Прости и за то, что я не смогу сделать вид, что ничего не произошло. Это будет ложью, – говорила она, а глаза наполнялись слезами. – Ты помнишь, я говорила тебе о судьбе? Разве я могла предположить все это? Я говорю ни о тебе и о себе, а о ребенке.

– Карина, может нам сходить к семейному психологу? – предложил Александр.

– Зачем? Мы сами должны пережить все это, выстроить заново свои отношения, оставив свое прошлое в прошлом. Я тебя, дорогой, не обвиняю и не оправдываю. Во мне говорила не столько неприязнь, сколько ревность. Я тебя, Гринев, как не странно это прозвучит, люблю, – говорила Карина, вытирая слезы. – Я стала в новом положении неуверенной в себе, убедила себя в твоей неверности, получив сообщение. Я никогда так не реагировала, даже будучи уверенной в существовании соперницы. Не знаю, чего меня понесло. Прости ради Бога.

– Ты никогда не говорила мне этих слов, – крепко сжав руку жены, сказал Гринев.

– Любовь, Саш, не знает слов. И любят ни за что-то, а вопреки всему, и ревнуют потому, что любят. Будь это не так, я обвинила бы тебя во всех сметных грехах, и в первую очередь в том, что случилось. Но я не могу причинить тебе боль еще большую, чем ты пережил, обвиняя без вины. Мне тяжело принять действительность, но и потерять тебя мне будет невыносимо больно.

Гринев обнял жену и прижал к себе.

– Пожалуйста, не плач. Мы вместе со всеми неприятностями справимся, я тебе это обещаю. Ты так мне нужна, – говорил он, глядя на нее. – Твои глаза не должны плакать. Они такие большие и красивые. Почему?

– Чтобы лучше видеть тебя, – ответила Карина бессмертной цитатой и вытерла мокрые щеки.

Глава 12

Карину выписали из больницы двадцать первого августа. Гринев привез ее домой и вернулся на работу.

– Как вы здесь без меня справлялись? – обнимая детей, спросила мать. – Я приму душ, переоденусь, мы присядем, и вы мне обо всем расскажете. – Она отсутствовала минут двадцать. – Что вы решили со школой? Я буду дома до понедельника. Мы можем поехать и все купить. Несите бумагу, будем писать, что нам нужно в первую очередь. – Нина, как Александр Сергеевич? – спросила Карина у Нины в отсутствии детей.

– Мы практически с ним не виделись, но видно, он очень за Вас переживал. Ужинали мы без него, к завтраку спускались, когда он уезжал. Он играл с ребятами перед сном, а я старалась ему на глаза не попадаться. Я многого не знала, и не знала, как себя с ним вести. Скажите мне правду: он виноват в том, что случилось?

– Нет. Его вины в этом нет. Если бы ни ошибка медиков, этого можно было избежать, приняв необходимые меры. Как ребята к этому отнеслись? Малы они еще для таких новостей. Как можно им доходчиво объяснить: что случилось и почему?

– Трудно. Максим не разговаривал с отцом, пока не увидел вас в больнице, ну, а Соня за компанию молчала. Мы были в школе, ребятам там понравились. Школа небольшая, но новая. Я записала основные моменты, – продолжала Нина и рассказала подробно о посещении школы. – Карина Анатольевна, мне, что делать в этой ситуации?

– Нина, в нашей жизни ничего не меняется, – сказала Карина, глядя на нее. – Или есть изменения у тебя?

– Нет. Я подумала, в такой ситуации супруги ищут крайнего и часто расходятся, пусть и ненадолго.

– Успокойся. Нам это пока не грозит. Ты нам нужна. Я выйду в понедельник на работу, и все, надеюсь, будет как раньше. У нас нет проблем с мужем, у нас было небольшое недопонимание. Как думаешь, когда нам лучше заняться покупками для ребят? – Присаживайтесь мои хорошие. Я хочу выслушать вас по очереди. Чуть позже мы займемся обедом и ужином, – говорила она уже детям, не услышав ответ Нины на свой вопрос.

День прошел в домашних заботах и хлопотах. Карина поняла, что собрать ребенка в школу не так просто, как это кажется на первый взгляд. Обувь в школу, на физкультуру, сменная обувь, форма, спортивная форма, рюкзак, тетради и прочая канцелярия и все это для двух разнополых детей. Кроме того, нужно проверить, не выросли ли дети из верхней одежды, чтобы к осени это не стало сюрпризом. Одним словом, после ужина голова у Карины «шла кругом», а ей хотелось еще поговорить с мужем.

– Саш, нам будет легче пережить потерю, если мы не будем о ней говорить. Исправить ничего нельзя, как и забыть, но пережить нужно. Доктор советует подать на клинику в суд, а я не знаю, как поступить.

– Он мне все объяснил на пальцах. Я чуть с ума не сошел от всего услышанного. Получается, не будь нашего конфликта, дела могли обстоять еще хуже? Я все время думаю: кому нужно было, чтобы я перед тобой исповедался? Меня одно время это напрягало. Знаешь, иногда недосказанность, хуже лжи. Кому мы «обязаны» открытию ящика Пандоры?

– Тому, кто либо знал, либо догадывался. Мне кажется, что это отвергнутая тобой женщина. Возможно, это просто повод рассорить нас, – сказала Карина. – Тебе покажется странным, но живи Марина рядом, у меня не возникло бы сомнений, что это ее рук дело, что это сделала она и неважно зачем.

– Или мужчина, который не может простить тебе замужество. Цель очень проста: поселить в душе сомнения. Дыма без огня не бывает. Пусть муж оправдывается.

– Ты меня ревнуешь к Плетневу? Женька не стал рисковать даже чужим ребенком, он не мог не догадываться, чем может все закончиться. Думаю, не стоит обращать внимание на подобные вещи. Доброжелатель, кем бы он ни был, увидит наше равнодушие и успокоится. Меня в больнице навещала Ольга Викторовна. Внучка растет, Антон работой доволен, а Плетнев сейчас в Канаде и возвращаться не собирается. В сумке у меня карточка на имя Максима, которую она мне передала.

– Максим мой сын, но я не могу запретить Плетневу участвовать в его жизни. Они друг о друге знают, и могут через время найти общий язык. Настраивать Макса против Плетнева я не буду, прежде всего, из-за самого Максима.

– Саш, я разговаривала рано утром с мамой. Война, на этот раз, между ней и Мариной серьезная. Татьяна Юрьевна лишила дочь права подписи, а позже уволила Марину Анатольевну. «Я обезопасила себя, но не подумала, как следует, о тебе. Карина, не пускай ее в свою жизнь. Она становится безумной и может дойти до крайностей», – сказала она, прощаясь. Как ты думаешь: что она хотела этим сказать?

– Не переживай, – успокоил ее муж, поцеловав в щеку. – Если ждать от твоей сестры пакости, то только с ее приездом.

Прошли почти четыре недели. За подготовкой детей в школу, поездками в город в первую неделю, время пролетело незаметно. Первая линейка, первые занятия давали повод для вечерних разговоров и о Марине не вспоминали. Она напомнила о себе сама, позвонив по телефону восемнадцатого сентября утром, когда семья завтракала.

– Марина, не думай, что мы станем менять свои планы из-за твоего приезда. У тебя дела в Москве? Ты девочка взрослая, а у нас рабочая неделя. Приедешь на такси и до выходных будешь в доме на хозяйстве. Да, не забывай, что Нина няня ребят, а не прислуга. – Нина, у меня к тебя просьба: не оставляй ребят без присмотра. Я не знаю, что на уме у моей сестры и чего она хочет, но точно знаю, что кроме неприятностей от нее ждать нечего, – говорила Карина, закончив разговор с сестрой.

– Зачем Вы тогда позволили ей приехать? – удивленно спросила Нина. – Как мне с ней общаться и что я должна знать еще?

– Я каждый раз надеюсь на то, что она изменилась, и каждый раз ошибаюсь. Она могла приехать и без звонка, нагрянуть внезапно. Не устраивать же мне скандал на пропускном пункте? Ты занимаешься своими прямыми обязанностями. В доме у нас нет прислуги, и она об этом знает. Спросит – ответишь, а развлекать ты ее не должна, – говорила Карина. – В наше отсутствие старшая в доме ты. Дай ей это понять сразу.

Карина вернулась домой с работы и застала сестру с бокалом вина у телевизора.

– Как день провела, Мари? – спросила она, снимая верхнюю одежду в прихожей. – Ну, привет! – обняв сестру, сказала Карина. – Чем занималась?

– Чуть не подохла со скуки. Надо было поехать в город. Как вы здесь живете? – недовольно спросила Марина.

– Так и живем. Мы же все при деле – работа, школа. За ужином общаемся, беседуем, потом идем спать, а на следующий день все повторяется. Мы отдыхаем в свои выходные по полной программе, – ответила Карина.

– Повеситься можно! У тебя муж мало получает, что ты сама работаешь? Сидела бы дома, смотрела за детьми и на няньку не тратилась. Я к кому в гости приехала? Потерпи меня три дня.

– В гости я тебя не приглашала, ты сама изъявила желание приехать. В гости едут тогда, когда хозяева им могут уделить время и внимание. Мы с тобой виделись полгода назад. Ты без меня скучала? Тогда почему не приготовила ужин, а ждала, когда я вернусь с работы? Денег нам хватает. Нина отличный педагог. Ты не вздумай ею командовать. Дай мне двадцать минут отдыха, и я примусь за ужин. Ноги гудят, – говорила Карина, укладываясь на диван. – Мари, рассказывай: как мама? Какие новости? Что тебя потянуло в столицу? Ты же хотела общения.

– Давай по чашке кофе с коньяком. У тебя сил прибавится. Я привезла с собой две «мензурки» хорошего коньяка, а две выпила в полете. Сейчас принесу, – сказала Марина, поднимаясь на второй этаж и через пару минут вернувшись. – Эти две пустые на выброс, а эти в шкаф. Пьем кофе?

– Нет, я не буду. За день я его литра полтора выпила, пусть и не такого качественного, как дома. Ты увлеклась спиртным?

– Что со мной будет из-за двухсот граммов? – сказала Марина, включая кофемашину и доставая две чашки. – Новостей у меня две и обе для меня плохие. С какой начать?

– Начинай с любой.

– Маман меня лишила права подписи, а потом и уволила. Теперь я безработная. Без денег она меня не оставляет, но их недостаточно. Весь свой «маленький» бизнес она завещала тебе. Боится, что бы с ней ничего не случилось, – говорила Марина, глядя на сестру. – Я не буду оспаривать завещание, зная, что ты со мной поделишься. Во-первых, я вложила в него свой труд, пусть и небольшой, а во-вторых, у тебя и так все есть.

– На данный момент, я вижу, и ты не бедствуешь? Мама тебя продолжает содержать? Что между вами произошло?

– Да этой истории больше года, – говорила Марина, наполняя чашки кофе и добавляя в него коньяк. – Ты свой прошлогодний визит помнишь? Я немного «заигралась», взяла больше, чем надо, и мне нужно было как-то выкручиваться. Мужик у нее был после смерти отца. Она решила поймать журавля в небе, а я ее опередила. Я осталась с мужиком, а она даже без синицы. Вот и нашла коса на камень. – Марина поставила чашки на журнальный столик у дивана. – Попробуй! Один запах чего стоит. – Я подумала: а не перебраться ли мне в столицу. Ты квартиру свою не продала?

– В ней живут Илья со Степаном, пока один из них не женится, – сказала Карина. – Чем же ты займешься здесь? Рядовым бухгалтером ты не пойдешь, а таких «крутых» специалистов, как мы с тобой, здесь своих хватает. Есть, конечно, знакомые тебе варианты, только ты вышла из этой категории по возрасту. Будешь в городе – сама все увидишь. Так что стало с журавлем, которого ты поймала? – спросила Карина с ноткой иронии, пристально глядя на сестру.

– Инфаркт в постели. Жалко его, но я успела вернуть матери долги и не сесть в тюрьму. А потом, как снежный ком с горы – один просчет за другим, – без сожаления ответила Марина. – Чего кофе не пьешь?