Верни моё сердце

Оба родителя вышли на работу шестнадцатого числа, а двадцатого с утра позвонил Дмитрий Фомин.

– Карина, я прилечу на конференцию. Примете на два дня? – спросил Дмитрий.

– Из аэропорта приезжай прямо к нам. Адрес помнишь? На конференцию отправишься с Плетневым. Ждем! – ответила Карина.

– Митяй приезжает? Интересно, кого мы еще можем на ней встретить? – размечтался Плетнев.

– Возможно, Митя едет ни один. После работы зайду в магазин. Обедать вы, скорее всего, дома не будете, а вот ужин я, пожалуй, приготовлю. Митя у нас еще не был.

– Помощь моя нужна? – поинтересовался Евгений.

– Определись со спиртным, а с остальным я справлюсь. Митя не чужой и ему не важна сервировка, ему нужен теплый дружеский прием, пусть и со скромным меню.

Фомин прибыл двадцать первого в шесть утра. Если он виделся с Кариной и Максом год назад, то с Плетневым они не виделись больше пяти лет.

– Ребята, вы выглядите счастливыми, – сказал Дмитрий за завтраком. – О своей семейной жизни я расскажу за ужином. Две недели позволили отдохнуть, и мы слетали на Кипр. Максим подрос за год. Карина, ты иди на работу, а мы отведем его в сад и поедем на сборище бездельников.

– Почему так мрачно, Мить? – спросила Карина.

– Потому, что так оно и есть. Зачем я сюда приехал? Зачем меня сюда отправили? Мне покажут, как работают коллеги, или предложат самому поделиться проблемами на местах? Выслушаю я доклад, а что я из него почерпну? Организаторы поставят галочку, прокомментируют, а на местах ничего не изменится. На деньги, потраченные на данное мероприятие, больницу отремонтировать можно, а, возможно, и две, – говорил недовольно Фомин. – Скажи, что дает тебе твой сертификат, который ты должна подтверждать каждые пять лет? Ты, практикующий врач, станешь хуже работать? А может ты, заплатив деньги, узнала что-то новое, получив штамп о курсе? Они умудряются проводить занятия дистанционно, при этом пользуются материалами двадцатилетней давности. У меня складывается впечатление, что если там, на самом верху, когда и учились, то никогда не работали в муниципальных больницах. Это, как с зимой, которая приходит каждый год внезапно. Ни условий, ни зарплаты, а одно сплошное недоразумение.

– Мить, не заводись. Это разговоры для кухни. Поговорим, выпустим пар, на том все и закончится. Что ты предлагаешь, а главное, кто к тебе будет прислушиваться? Если сложить твою зарплату и зарплату главного врача, вы оба неплохо устроились. Ты подумай, как мне на все это смотреть, после Германии? – говорил Евгений. – Расскажи лучше о наших ребятах.

Утром на следующий день, Карина простилась с Дмитрием, которого в аэропорт должен был проводить Плетнев. Забрав сына из сада, она вернулась домой. Вечер прошел в ожидании Евгения. Она не слышала, когда он пришел, не слышала, когда он поднялся утром. Часы показывали десять утра. «Сколько же я проспала? Часов десять, если не больше», – успела подумать она, когда в спальню вошел Плетнев.

– Укатали Сивку крутые горки? Доброе утро! – одновременно спросил и сказал он весело.

– Мне кажется, я выспалась на три недели вперед. Вы что завтракали? Когда вернулся? Митю проводил?

– Еще не проснулась, а уже столько вопросов. Вернулся поздно, но на часы не смотрел. Рейс постоянно откладывали. Мы позавтракали и идем на прогулку, возможно, попадем в цирк. Ты нас, пожалуйста, не теряй, а будешь скучать – звони. Хотя, можешь пойти и с нами, но тогда поторопись.

– Я воспользуюсь вашим отсутствием и займусь домашними делами. Ты отлично выглядишь, – глядя на Плетнева, говорила Карина. – Максиму, много колы вредно. Ты это помнишь?

Ее мужчины пришли после двух, когда она, закончив все дела, успела сходить и в магазин. По выражению их лиц, Карина поняла, что «выход в люди» не удался, мягко говоря.

– Что случилось и что с настроением? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Перегуляли, – ответил Евгений. – Я пообедаю позже, голова болит, – сказал Плетнев и направился в спальню.

Карина прошла в комнату сына, который лежал на кровати.

– Максим, сынок, ты поссорился с папой? Что не так, родной? Не хочешь, не говори, но поесть надо. Время обедать. Ты устал и хочешь отдохнуть? Я не буду мешать. Надумаешь – приходи. Я твой пирог любимый испекла с яблоками. Я старалась, а вы оба голодовку объявили. Буду обедать одна, – сделала вид Карина, что расстроилась.

– А что у нас на обед? – тихо спросил Максим.

– Я тебе налью борщ, и в тарелку ни одна капустинка не попадет. На второе тефтели с пюре и салат. На закуску – пирог.

– Пойду мыть руки и будем обедать, – сказал Максим, направляясь в ванную.

– Вот это правильно, – сказала Карина, решив помирить отца с сыном за обедом. Она прошла в спальню, чтобы пригласить к столу Плетнева. Он спал! Лежал на спине и даже посапывал. Она вернулась в кухню, поставила перед сыном тарелку с первым блюдом. – Приятного аппетита. Давай, мы вместо дневного сна, соберем конструктор, который тебе Митя привез. У нас это дело получится?

– Получится. Там инструкция есть и детали крупные. Мама, мне кроссовки пальцы давят, – глядя на мать, сказал виновато сын.

– Почему ты молчал, когда обувал их? За лето нога выросла, вот они и стали тебе маленькие. Ничего страшного. Завтра поедем и купим новую обувь. – Карина хорошо знала характер сына. Он не мог так расстроиться из-за прогулки. Была причина, но он о ней молчал, а мать не настаивала. Она знала, Максим расскажет об этом сам и давала ему время. Убрав со стола посуду, они расположились на ковре в детской и занялись конструктором. Работа двигалась, хотя и медленно. Через два часа они собрали машину и вертолет, а посмотрев мультфильмы, Максим забыл об огорчении. Ужинали все вместе, но обычного оживления за столом не было.

– Может, ты расскажешь, что между вами произошло? – спросила Карина перед сном Евгения.

– Карина, ничего не случилось, – ответил он, не глядя на нее.

– Тогда ответь мне: почему ты не знаешь о том, что ребенку давит обувь? Он тебе говорил или ты пропустил это мимо ушей? Как можно гулять в тесной обуви и при этом быть довольным этой прогулкой?

– Слушай, это уже перебор. Он что не чувствовал этого, когда обувался? – рассержено сказал Плетнев.

– Возможно. А походил немного и понял, что давят. Ты об этом знал? – настаивала Карина.

– Знал. Знал, черт возьми. Виноват. Что я должен был сделать?

– Здесь два варианта: либо вернуться домой, посадив его к себе на плечи, либо зайти в магазин и купить новую пару обуви. Чего ты злишься, если признаешь свою вину? Ты попробуй себя представить в тесной обуви с улыбкой на лице.

– Спокойной ночи. У меня завтра днем дежурство, подменяю Фирсова, – отвернувшись от Карины, сказал он.

Утром Карина слышала, как Евгений вставал и уходил на работу. Впервые за восемь месяцев, она не встала, не накормила завтраком и не проводила его. «Что-то между нами не так. Причина здесь не в тесной обуви», – думала она, поднимаясь с постели. Позавтракав и померив Максиму зимнюю обувь, они отправились в магазин, где купили сандалии в сад и кроссовки для улицы. Теперь сидели здесь же в кафе, поедая пиццу и запивая ее колой.

– Живот не заболит? – улыбаясь, спросила Карина сына.

– Я вчера сам выпил полную бутылку, пока папа разговаривал с тетей Олей. Ой! Папа просил не говорить, чтобы ты не обижалась, что мы не взяли тебя в гости.

– Я не обижаюсь, сынок. Мне дома было чем заняться. Долго гостили? Чем занимались? – спросила Карина, и нехорошее предчувствие поселилось в душе.

– Мы сразу поехали в гости. Мы с тетей Светой сидели на кухне и смотрели мультики. Это она дала мне чипсы и колу. Папа разговаривал с тетей Олей в другой комнате. Он сказал, что разговор важный. Потом мы поехали домой из-за кроссовок.

– Вы не гуляли? – удивилась Карина.

– Нет. Мы сразу поехали на метро домой.

– Раз папа сказал, что разговор важный, значит, так и есть, – говорила Карина сыну, а у самой внутри все похолодело. Она достала свой смартфон и, подумав пару минут, позвонила Мите. – Митя, привет. Почему не доложил о том, как долетел?

– Карина, если бы я не долетел, ты узнала бы об этом из новостей. Я простился с Женькой у дома и на такси уехал сам в аэропорт. Самолет и взлетел по расписанию, и сел, – говорил Дмитрий. – Чего вас лишний раз беспокоить, я мальчик взрослый. Как Женька?

– Сегодня дежурит. Мы с Максимом собрали твой подарок. Не пропадай надолго. Звони. Наташе привет. – «Задержка рейса, важный разговор – это цветочки. Ольгу он мог встретить на конференции. Если и сегодняшнее дежурство фикция – это уже ягодки, – думала она, глядя на сына. – Как ему объяснить, что папа обманывает меня и его сюда впутывает. Женька оправдываться не будет и вину свою признает с легкостью, только я уже не смогу его простить. Трижды начинать сначала и заканчивать все по одному сценарию непростительно. Зачем я уступила ему сейчас? Особых чувств уже не было. Чего я хотела и ради сына или себя? Он казался мне искренним. Возможно, так и было. Сколько вопросов и ни одного достойного ответа. У меня было все, кроме мужчины, а теперь, вместо мужчины, у меня появилась головная боль. А может мужчина и появился потому, что у меня все было? Нет! Женька не мог так со мной поступить. А если мог? Если, он и предложение мне сделал, чтобы удержаться в Москве с максимальными для себя удобствами? Что я о нем знаю? Только то, о чем он мне рассказал. Теперь нашел более удачную партию. Кто его может упрекнуть? Даже если это и так, зачем врать? Ильина, ты наивная и темная тундра! Как рыба ищет, где глубже, так и человек стремится к лучшему. Женька понимает, что если мы расстанемся, Симонов не сможет с ним работать, а значит и Штерн примет сторону Аркадия Николаевича. Они возлагали на него большие надежды, гордились, помогали и учили. Только они не простят ему меня в память о папе. Значит, у него есть более влиятельный покровитель. О себе я думаю меньше всего. Как к уходу отца отнесется Максим?» – Едем домой? – спросила Карина сына, расправившегося с остатками колы.

– Мам, давай мы будем гулять в выходной с тобой, а не с папой, – неожиданно попросил сын.

– Как скажешь. Давай позвоним бабушке Оле и заедем в гости, – предложила мать.

Симоновы приходу гостей обрадовались. В последнее время они редко виделись. То Ольга Викторовна уезжала к Антону, потом Карина улетала в отпуск.

– Молодцы, что зашли. Будем обедать, – суетилась Ольга Викторовна.

– Мы наелись пиццы, напились колы и купили обувь.

– Как дела у Женьки? Я его после конференции не видел, – спросил Аркадий Николаевич.

– Утром ушел на дежурство, – ответила Карина.

– На какое дежурство? Мы его не ставили на выходные, – сказал он, набирая номер телефона. – Катя, Симонов беспокоит. Кто у нас сегодня дежурный врач? С утра был Плетнев, подменял Фирсова. Да Фирсов просил меня о подмене, я разрешал, но забыл. Спасибо, Катя. – Слышала? Теперь твой Женька уже дома.

– Боюсь, что нет, – сказала с грустью Карина.

– Что значит, нет? Говори, как есть. – Симонов посмотрел на нее вопросительно.

– Что-то происходит, только не знаю что. Говорил, что рейс Мити задерживается, а Митя расстался с ним у дома и прилетел по расписанию. Вчера пошли с Максимом гулять, но нигде не были, кроме как в гостях у тети Оли. Женька мне врет, – говорила Карина огорченно.

– Поговорить не пробовала?

– Не успела. Максим мне час назад рассказал о поездке в гости. Очень переживал, что выдал секрет. Я позвонила Мите и просто подвела его к разговору о полете. Не могла же я спросить у него об этом в лоб.

– Аркаша, ты думаешь…

– Я, Оля, не думаю, я знаю, что Женька всегда искал, где лучше, – перебил жену Симонов. – Он умел приспосабливаться к ситуации, которая его устраивала. Умная голова и золотые руки не гарантия щедрого и доброго сердца. Согласись, очень удобно жить на всем готовом, не особо напрягаясь. Я теперь сомневаюсь и в его искреннем порыве создать семью. Возможно, любовь и была, но не настоящая, а корыстная. Он знает, что я не дам Карину в обиду и все равно паскудит. Это значит, что не боится потерять работу.

– Не рано вы его записали в предатели? – задала вопрос Ольга Викторовна, глядя на обоих.

– Хотелось бы обратного, Оленька, но я в этом сомневаюсь. Есть в его рукаве козырный туз, иначе он себя вел осмотрительнее.

– Зря я вам все рассказала, – грустно произнесла Карина. – Если все так, как мы думаем, я его не прощу. Но, как мне быть с сыном?

– Правильно сделала. Держать все в себе нельзя, а я должен знать, кого пригрел на груди. Толк из него в профессии будет, а вот мужиком он не станет. Жил за счет женщины, ее же и обманывает. Прости, Карина, что наступаю на больную мозоль, но это факт. Могу предположить, что он на конференции и встретил Шацкую. Она теперь в городском минздраве работает. Это и другие деньги, и другие возможности. Не думаю, что он внезапно воспылал к ней любовью, но расчет верный. Не грусти, девочка моя. Ты любишь у нас правду? Вот тебе суровая правда жизни. Нового он тебе ничего не скажет, – огорченно говорил Симонов.

– Аркадий Николаевич, пока я с ним не поговорю – молчите. Он может испортить жизнь не только мне, но и вам.

– Кишка у него тонка! Я могу уже завтра уйти на пенсию. Пусть он еще сможет меня заменить. И ты не бойся. Хирургов много, а хороших хирургов мало. Тебя твой заведующий просто так не отдаст, а будет настаивать, найдем другое место. Оля на пенсию пойдет и присмотрит за Максимом. Не пропадем! Неприятно осознавать, что человек, которому ты старался помочь, плюет тебе в душу. Такова человеческая натура: одни чисты, как горные реки, другие напоминают гнилые болота.

Карина возвращалась с сыном домой в пятом часу после полудня. Погода полностью соответствовала ее настроению. Небо покрыли темные тучи, и начинал моросить мелкий дождь. Плетнева в квартире не было. Он пришел, когда Карина закончила утюжить постиранное вчера белье. Часы показывали 17:30. Она решила не откладывать разговор, но ее опередил Максим.

– Пап, мы купили новые кроссовки, а я нечаянно выдал маме наш с тобой секрет. Не сердись, он сам вырвался, когда я пил колу, – виновато сказал сын.

– Ничего страшного, – ответил Евгений. – Беги к себе, а нам с мамой поговорить придется. – Какие выводы ты сделала? – спросил он Карину.

– А ты сам ничего не хочешь мне рассказать? – спросила она, глядя на Плетнева в упор.

– О чем? – его голос звучал обыденно и не выдал ни волнения, ни настороженности.

– О том, что происходит. Я никогда не ограничивала твоей свободы и не требовала от тебя каких-либо обязательств. Почему не сказать обо всем и уйти туда, где тебе лучше? Задержка рейса, прогулка, которой не было, но был очень важный разговор с тетей Олей, дежурство, которое закончилось пять часов назад – это то, что я знаю. А чего я не знаю? – Карина говорила спокойно, чтобы не сделать Максима свидетелем разговора. – Тебе лучше собрать вещи и вернуться в ту далекую страну, откуда ты вернулся на нашу голову, как можно на дольше.

– И куда я должен уехать? – присаживаясь на диван, задал он вопрос, – а главное – зачем?

– Тебе лучше знать. Где-то же тебя принимают на короткое время. Пусть примут на длительный срок. А вот причину, ты и сам знаешь. Я не собираюсь с тобой ссориться и выяснять отношения, я просто хочу понять, что на этот раз тебя «искусило».

– Карина, мы друг друга знаем ни первый год и ты знаешь, что оправдываться я не буду. Начиная этот разговор, ты подумала о последствиях? – спросил Евгений, с чувством легкого раздражения.

– Я не жду оправдания и уж тем более не боюсь последствий. Уйдешь ты и что? Мир рухнет? У меня был свой маленький мир, в нем я и останусь. Чем ты мне навредишь, говоря о последствиях? Развод нам не грозит – мы не женаты, на алименты я не претендую. Лишишь меня работы с твоими связями? Так больниц в городе много. Опеку на меня натравишь, как сестра? Чем ты меня можешь напугать?

– Палку не перегибай! Я ни это имел в виду. Как ты все объяснишь Максиму? – спросил он, усмехнувшись.

– Объясняться с сыном придется тебе. Оправдывать тебя в глазах сына я не буду, как и терпеть тебя в своей квартире. Зачем? Мне неприятно находиться с тобой в одной комнате, не говоря уже о постели. Ты не подходишь даже на роль квартиранта. Извини, но это правда.

– А что, если это только твои домыслы?

– Жень, мы знакомы больше десяти лет, жили вместе, потом расстались, потом сходились, опять расставались. Восемь месяцев прошло после очередного воссоединения. Возможно, я не так умна, как ты, но что касается зрения, обоняния и осязания, с ними у меня полный порядок. Домыслы не пахнут духами и по три часа не спят после легкой прогулки, как после трудовой вахты, и имя есть у домысла – Ольга Шацкая. Есть еще вопросы? У меня всего один: зачем ты добивался моего расположения? Чего ты хотел?

– Зачем? Затем, что ты была для меня не чужой, а узнав о сыне, подумал: умная, симпатичная, добрая, молодая и порядочная женщина, готовый ребенок без пеленок и бессонных ночей, есть квартира, работа – это шанс создать семью. Я попытался это сделать. Я тебя не обманывал, я действительно хотел этого и даже влюбился в очередной раз в тебя. Тебя нельзя не любить, Карина. Ты хорошая хозяйка, любящая мама, а главное, я у тебя был единственный. Это, как бальзам на рану. Меня все устраивало и я, казалось, был счастлив. Возможно, мы и поженились и жили так дальше, если бы ни эта конференция. Мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться. Я эгоист, я признаю, но это моя жизнь и я хочу ее прожить так, как хочу я. Я должен был прийти и сказать, что я подлец, мне нет прощения или собрать вещи и уйти молча? Как я должен был поступить?

– Я, Я, Я! Ты и думаешь и говоришь только о себе. Значит, чувств не было, а был холодный расчет. Тем более, в этом случае, ты мог сказать: – «У меня есть другая». Ты все равно это сказал, пусть другими словами и позже, но сказал.

– Извини, но я бы и сейчас не признался, не заведи ты этого разговора. Ты знаешь, почему любят одних, а женятся на других?

– Ты мог жить на два дома? Обманывать меня и сына ради своего удобства? Я тебя ненавижу за твой цинизм.

– Мне остается исчезнуть и не попадаться тебе на глаза, так? Глупая! Я этого и добивался. Я верну тебе сердце и душу, как ты хотела. Ты достойна лучшего отношения. Я уйду, но не потому, что вы мне не дороги, а потому, что нельзя причинять боль тем, кого любишь. Я говорю сумбурно, но ты меня поймешь. Из меня не вышел ни хороший отец, ни муж. Работать в хорошей клинике, получать приличные деньги, отдыхать, не считая расходы – это преступление? Я эгоист. Через десять – пятнадцать лет, возможно, пожалею о том, что жил неправильно и обо мне никто не вспомнит, но это моя жизнь. Я меньше всего виноват в том, что приходится делать выбор. Жизнь повернулась так, что все продается, что в ней другие ценности, – говорил Плетнев ни то с сожалением, ни то с разочарованием. – Тебе квартира эта досталась за красивые глаза? Я не спрашиваю: когда и как? Но и не поверю, что даром.

– Вон тебя куда понесло! Ты своим вопросом хотел меня обидеть или оправдать себя и свои прожитые годы? Я даже оправдываться перед тобой не буду. Думай что хочешь. У тебя на этот счет свой богатый опыт, – сказала Карина и усмехнулась. – Ты умело приспосабливался к ситуации, если она тебя устраивала. В нашей ситуации меня успокаивает только то, что теперь сын знает, что у него был отец, пусть и недолго, и я его не обманывала.

– Ирония как-то не к месту. Пожалуйста, помоги мне собрать вещи, а я поговорю с Максимом, – попросил Плетнев, заходя в комнату к сыну.

Через час, прощаясь у порога, Евгений поцеловал сына и, глядя на Карину, сказал:

– Отвечай на мои звонки. Я буду приезжать после звонка в первый выходной месяца. Мы с Максимом обо всем поговорили. Прости, если сможешь, – просил он, беря в руки дорожную сумку.

– Объясни Надежде Ивановне все сам. Я не могу сказать ей всего, она твоя мама и лучше поймет тебя, – ответила Карина. – И еще, забери это, – снимая с пальца кольцо и протягивая его Плетневу, сказала она.

– Мы с тобой не были женаты, чтобы возвращать кольца. Это подарок на день рождения, – ответил он, положа кольцо и ключи от квартиры на полку в прихожей и открывая входную дверь.

– Мама, папа не вернется? – тихо спросил Максим, когда за отцом закрылась дверь.

– Он обещал, а значит приедет. Будем ждать первого выходного, – ответила Карина, обнимая сына.

Уложив Максима спать, после непростого вечера, Карина мысленно вернулась к разговору с Евгением. Было немного обиды, но больше на себя, чем на Плетнева. «Мне не стоило начинать с ним отношений, – думала она. – Можно было ограничиться его визитами к сыну, и тогда бы не пришлось пережить очередную ложь. – Она открыла створку окна и закурила. Делалось это редко и только тогда, когда принималось какое-то решение. Погасив второй окурок, она почувствовала себя как человек, отходящий от местного наркоза: все внутри словно оттаивало, заново обретая чувствительность. – Я оживаю, а это главное!»

Три месяца до Нового две тысячи восемнадцатого года пролетели быстро. Плетнев, как и обещал, приезжал в первый выходной месяца с небольшим подарком и конвертом. Его визиты были недолгими. Два-три часа, при хорошей погоде, они гуляли или он проводил их в комнате Макса. Первое время мальчик очень скучал и ждал встречи с отцом. Новый год Карина с сыном встретили вместе с Симоновыми, выехав на дачу тридцатого числа. Дача была куплена лет двадцать пять назад и представляла собой небольшой дом с мансардой на одну комнату. Две комнаты были на первом этаже. Ни Симоновы, ни братья Беловы при встрече не заводили разговоров о Плетневе. Аркадий Николаевич переживал больше за Максима, чем за Карину. Он старался проводить с ним все свободное от работы время в эти праздничные дни. После новогодних каникул в группе Максима появилась новенькая девочка, и мальчик, как будто ожил. Он каждый вечер рассказывал о новой подружке, которую звали Соня. Карина видела девочку в группе. Светлые волосы, большие голубые глаза и улыбка, от которой на щеках появлялись ямочки. В середине февраля, а точнее шестнадцатого числа, забирая Максима из сада, Карина стала свидетелем разговора воспитателя с родителями Сони. Она поняла из разговора, что в ближайшие два часа, Соню забрать не кому, а воспитатель свою смену отработала.

– Алена Викторовна, вы нам Соню доверите? Перезвоните ее родителям, спросите разрешения и назовите им наш адрес, сбросив номер телефона, – вошла она в положение воспитателя.

Карина вернулась домой с двумя детьми. Пока ребята играли, она приготовила ужин. Втроем они сели за стол, когда в дверь позвонили. Карина открыла дверь и замерла. Перед ней стоял высокий темноволосый мужчина. Если бы ни очки в дорогой оправе и легкая трехдневная небритость, которая стала в последнее время модной, можно было подумать, что на ужин к ним заглянул сам Даниил Страхов. Вид у него был виноватый.

– Простите, ради Бога. Пятница, пробки, а я в Подмосковье. Я за Соней, – сказал он, и Карина убедилась, что «ошиблась».

– Проходите, – сказала она, пропуская гостя в квартиру.

– Меня Александр Сергеевич зовут. Можно просто Саша или Алекс, как Вам удобнее, – сказал он, протягивая ей свою руку.

– Карина Ильина, – ответила хозяйка, протягивая свою руку. – Было бы неправильным забирать девочку из-за стола. Сделайте милость – поужинайте с нами, – улыбнулась она.

– Спасибо. С удовольствием приму Ваше предложение. Я сегодня еще не обедал. Где я могу вымыть руки? – спросил он, снимая куртку.

– Прошу, – вновь улыбнулась Карина, вспоминая свое сравнение отца Сони с актером Страховым. Она прибегала к такому сравнению часто, хотя не знала, откуда это у нее. «Он похож на Дьяченко, – говорила она. – Правда, рост чуть ниже, в плечах уже, глаза выразительнее, и нос, кажется, другой». В конечном итоге, образ менялся, и оставалось только «что-то общее». Плетнев у нее был внешне «похож» на Лазарева, Митя на Чернышева, а Руденко на Сафонова, хотя остальным так не казалось. Слишком мало в их внешности было общего.

– У вас очень уютно, – сказал гость, обнявшись с дочерью и познакомившись с Максимом. – Куда мне присесть, чтобы больше съесть? Пахнет замечательно. Вы сами готовите? – спросил Алекс.

– Сама. Не стесняйтесь просить добавку, если понравится.

– Уже понравилось. Соня у нас та еще привереда, а тарелка ее пуста. Вы меня сегодня второй раз выручаете, – говорил отец Сони, когда ребята уже поужинали и вышли из-за стола.

– Мне не сложно, тем более что ребята дружат. Максим с приходом Сони в группу ожил. Он каждый вечер рассказывает мне о ней что-то новое. У Вас есть мой номер телефона – звоните, если нужна будет помощь. Правда, иногда Максима забирает бабушка, но чаще я это делаю сама, – говорила хозяйка, наблюдая, как ест гость.