Повесть безвременных лет

Дверь открыла Мари. Она как всегда улыбалась. Разуваясь, Влас краем глаза заметил на кухне Варю, разливавшую компот из огромной банки по кружкам, и Риту, подпиравшую лоб ладонью с полотенцем.

– Привет. Что с тобой? – спросил Влас.

– Давление, – глухо ответила Рита. И правда: выглядела она неважно. Покрасневшее лицо будто бы изменило свои привычные очертания.

Влас вошёл в комнату, взял у Вари из рук все три кружки, помог донести их до стола. Та закрыла банку, подошла к нему, обхватила голову Власа и поцеловала его в макушку.

– Их сегодня на кесарево сечение водили смотреть.

– Так вот откуда ноги растут, – ухмыльнулся Влас. – И многих студентов оттуда без сознания выносили?

– Да нет, нас только четверых на операцию взяли, – ответила Рита. – Но мне не от этого плохо стало.

– Кстати да, ты так и не рассказала, отчего, – поинтересовалась Варя.

Рита потупила взгляд.

– В конце занятия преподаватель решил опросить нас. Ну и как-то неудачно пошутил, а одна язва из параллельной группы прицепилась к слову, оскорбилась и закатила истерику. И тут половина аудитории подключилась. Даже взрослые кобылы, которые второе высшее уже получают. Так стыдно за них стало. Пятьдесят великовозрастных имбецилов, которые только и знают, что мнениями кидаться, против врача. Если б эти пигалицы видели, как наш препод час тому назад одной рукой растягивал огромный разрез на животе женщины, а другой – доставал оттуда новорождённого ребёнка, они бы и рта не посмели раскрыть. Они бы поняли, какой путь к профессионализму проделал этот человек чрез тернии медицины и восхитились бы его самообладанию и выносливости. Глупцы, они не цеплялись бы к мелочи – шутке, не грозились бы докладными на имя ректора, если бы могли хотя бы представить себе, что перед ними сидит врач от Бога.

А ради чего был весь этот срач? Задетые чувства? Смешно, для студента педиатрического факультета уж точно.

И весь оставшийся день они лили на него грязь: в раздевалке, на других парах, в маршрутке по пути домой. Просто в один момент мне как дало в голову… И болит до сих пор. Ни таблетки, ни сон – ничего не помогает. Мать моя женщина, как же стыдно за них…

Варе стало грустно от этого рассказа, а Влас подумал о том, что охотно втащил бы каждому, кто со своей колокольни херит врачей и других специалистов, которые служат людям.

– Ебланский городовой, вот это дурачьё…

Универ опустел, зажглись тусклые жёлтые лампы учебных комнат и коридоров. Варя уже добралась в учебнике по отечественной истории до царских времён, когда с кафедры вышел Влас. Оставив деревянную дверь открытой, он с размаху пнул оставленный кем-то у стены пакет с вещами и чётко по слогам рявкнул:

– Бляд-ский-чёрт!

Варя, испуганно поглядела на пакет, отлетевший к лестнице.

– Нет. Ничего. Сука, с четвёртой попытки. Он ещё один пропуск поставил мне за прошлую неделю.

– Так ты ж вроде был на паре.

– В том-то и дело! – воскликнул Влас со всем негодованием, на какое был способен.

Варя приблизилась к нему, остановилась и, не зная, что ответить, сочувственно погладила Власа по руке.

– Ещё будет две отработки до конца семестра. У тебя есть шанс успеть.

Влас взглянул на неё:

– Не нравится мне это. С профильными предметами проблем никаких, но вот над второстепенными я сижу до ночи, а взамен – ничего.

Варя попыталась приобнять его, но за секунду до касания смутилась и опустила руки. Влас с иронией посмотрел на неё и мягко притянул к себе:

– Пойдём к Хрису?

– Пойдём.

—–

Тусовка сегодня не спешила сдуваться. Уже светало, но ни одного из присутствующих в сон не клонило. Лепс и Егор с девочками ушли курить, а Влас с Хрисом, Валерой и Варей развалились на ковре и завели душевную предрассветную беседу. Кто-то спросил про самый счастливый момент в жизни (удивительно, но это была не Варя), и всех прорвало на откровения о прекрасном:

– Классе в шестом я неудачно упал на льду и сломал ногу, – начал Дима. – Не ходил в школу две недели, но за то время школа сама навестила меня. Компашками по несколько человек приходили аж по два, а иногда и три раза в день. Волновались, спрашивали, как я, приносили фрукты. Говорили, что без меня на уроках скучно, учителей никто не изводит сальными шуточками, никто дрожжи в туалете не взрывает…

– Прям таки вся школа? – игриво переспросила девчонка, только что вернувшаяся с балкона, и плюхнулась в объятия Хриса.

– Нет, но, согласись, столько внимания – это очень приятно.

Тут эстафету хороших воспоминаний подхватил Лепс, появившийся из-за шторы.

– Как-то раз после двухдневных проводов друга в армию… – начал вещать он.

– Ты бы сразу сказал: после запоя, – перебила его Варя.

– Ладно, это правда. Итак, после непродолжительного запоя мы с отцом поехали за город за какой-то мелочёвкой для дома. Возвращались домой вечером. Я устал и прилёг на заднее сидение. И тут нежданно-негаданно мозги начали оживать. У отца музыкальный вкус разношёрстный: то он «Дип пёпл», слушает, то Алегрову. И тут из динамика в машине заиграла очень приятная фортепианная мелодия. Я слушал, лёжа смотря в окно на здания, которые мы проезжали. Поразительно. Каждый дом будто попадал в отдельную ноту мелодии. Как в «Гитар Хиро»12, только в тысячу раз прекраснее. Никогда не видел ничего красивее. Я тогда ещё подумал о том, как прекрасна трезвая жизнь. И зачем пить вообще, раз на чистую голову я вижу такие волшебные вещи.

– А мой лучший момент – глаза матушки, когда на свою первую зарплату я купил ей микроволновку, – мечтательно проговорил Валера, прикрыв глаза и будто находясь больше в потоке воспоминаний, чем здесь, на ковре дома у Христофорова.

– Что это за бюджетный ремейк13 «Большого Лебовски»? – усмехнулась Рита, пришедшая с кухни с большой кружкой чего-то горячего и очень ароматного. Она редко тусовалась с этой компанией. Она вообще нечасто выходила из дома куда-либо кроме института, но её присутствие всегда радовало: кто бы ещё ставил кальян, готовил вкусные омлеты по утрам, держал за волосы над унитазом перепивших девчонок и таскал им активированный уголь?

Все говорили о своих счастливых днях, часах и минутах, а Влас тем временем копался в недрах памяти. Искал. Не смог найти и с удивлением обнаружил, что лучший момент его жизни – сейчас. Сейчас, когда он слышит голоса друзей, держит за руку лучшую девчонку в своем университете, пьяно и невнимательно следит за тенями и силуэтами в рассветных бликах наступающего утра.

Пока Хрис своим ораторским голосом продолжал рассказывать о вчерашних проишествиях всем, кто находился в радиусе пяти метров от ворот (вот уж Влас не любил эту его привычку, просыпающуюся, кстати, только по утрам после попоек), мимо них, спешно поздоровавшись и мельком пожав длинной рукой пальцы Власа, быстрым шагом прошла Варя. Прям почти пробежала.

– Чего она так быстро смылась? – удивлённо уставился ей вслед Христофоров.

– Да не любит она на дыму стоять, – ответил Влас, приподняв чуть выше руку с сигаретой.

– Господи. Я-то думал, она у тебя супер-понимающая, без загонов и вообще идеальная. Вон, на разборках с тобой дерётся и бывшим не звонит, когда напивается…– заулыбался Дима.

– Сам пошутил – сам посмеялся, Хрис.

– Ладно, так мы хотя бы знаем, что она точно девчонка, а не пришелец.

И правда Власу почему-то было приятно находить в строгих маленьких заповедях маленькие прорехи: эти безобидные вредности забавляли его. Они даже получались у Вари мило и совсем не вульгарно, без всякого жеманства, чем грешат порой остальные девушки. «Тупые девки, им вообще до Вари далеко», – подумал Влас.

В половине седьмого Влас отправил Варе сообщение о том, что задержится и попросил её идти к ребятам одну. Спустя час после того, как все собрались, он появился в дверях злой:

– Ебланский городовой, когда-нибудь я разнесу эту кафедру к чертям собачьим.

Лепс усмехнулся:

– БЖД?

– Да, – угрюмо ответил Влас. Сейчас он немного успокоился и сквозь раздражение, коим его пытали несколько последних несколько часов, начала проглядывать усталость.

– А кто ведёт у вас? – поинтересовался Валера.

– Михаил Константинович.

– О-о-о-о, известный кадр, – усмехнулся Лепс. – Смотри как бы платить не заставил. Он любит деньги.

– Нет уж, после стольких отработок я лучше на пересдачу схожу, чем хоть рубль ему отдам, – Влас пнул ногой чью-то пустую банку из-под пива, Дима изящно поймал её чуть ли не налету и выбросил в мусорный бак.

– Так пересдачи он же принимает, – включился в разговор он. – Ты, кстати, видел его страничку в «Одноклассниках»?

Власу стало смешно.

– Нет, а что там?

– Сейчас увидишь.

И Хрис, посмеиваясь, полез в напоясную сумку, висевшую в коридоре рядом с курткой, за телефоном. До этого дня никому кроме него не приходило в голову искать преподавателей в соцсетях, хотя удовольствие это казалось многообещающим.

– Вот он, Долгий Михаил Константинович! – торжественно констатировал Дима, своим возгласом собрав всю компанию у экрана.

– Господи, да он и правда больной, – возмутилась Варя. – Одни записи про деньги да удачу.

И правда. Фотографии разложенных веером пятитысячных купюр и пачек, обтянутых резинкой, мелькали чуть ли через один пост. Было бы странно, если бы ум Михаила Константиновича не был занят чем-то другим, но с другой стороны будь это правдой, многое стало бы яснее.

Влас ушёл сегодня домой пораньше, чем обычно. Почувствовал острую необходимость вытрясти из учебного материала всё, чтобы старик не нашёл повода требовать деньги за зачёт.

—–

И снова, снова он сидел в этом кабинете и не знал, что рассказать о нормах и обязанностях командира ВВС при нарушении противником воздушной границы. Михаил Константинович спрашивал, отталкиваясь от самых абстрактных моментов темы, и порой казалось, что он сам не знает ответов на вопросы, которые задаёт.

– Эх, Борзенко, что ж за молодёжь такая пошла на твоём веку? Ни смекалки, ни пространственного мышления…

– Для того, чтобы точно отвечать на Ваши вопросы и не пытаться изобрести велосипед, нужна хорошая база, – спокойно ответил Влас.

– Ну и кто Вам мешал получить её в течение семестра? – вскинул брови преподаватель.

– Программа ознакомительного курса по Вашему предмету.

– Ну да, – усмехнулся Михаил Константинович, – безопасность жизнедеятельности в углублённом варианте изучения физруки точно не осилили бы.

Он замер, вероятно, желая услышать ответ, но Влас молчал, пропустив колкость в свой адрес мимо ушей, и тогда Михаил Константинович оторвал грузную спину от кресла, облокотился на стол и открыл какую-то папку.

– Давай сделаем проще.

И в углу чистого листа он карандашом написал цифру.

Влас оторопел на секунду оттого, что это всё-таки случилось, но быстро смог взять себя в руки, потому как и о таком был предупреждён заранее:

– У меня нет таких денег.

– Что, с Украины не пришлют? – издевательски спросил преподаватель.

– Я пойду на пересдачу, – отрезал Влас.

– Если бы Вы, Борзенко, интересовались моим предметом хотя бы немного, может, у Вас и был бы выбор. Но при нынешнем положении дел я Вам такого права не давал.

После этих слов Власу потребовалось сделать немалое усилие над собой, чтобы прекратить рисовать воображаемую картину того, как он встаёт с места, вздёргивает стул, на котором сидел, в воздух. Тот бьётся о стену и падает рядом с этим гнусным чёртом в военной форме. Долгий в страхе вжимается в стену, Влас резко придвигает к нему стол и начинает давить, давить, давить… «Распорядитель прав, царь и бог, мать твою. Даже к Украине нормальный предлог не подберёт, умный», – злился про себя Влас. Он еле сдерживался.

– Борзенко, Вы что, не расслышали?

Влас опомнился.

– Я же говорю, мне негде взять эти деньги.

– Ещё одно слово и повышу цену, – невозмутимо парировал Михаил Константинович.

Влас немедля встал, двинулся к выходу, но уже в дверном проёме развернулся и во всё горло рявкнул:

– Чёрт зажорный!

И вышел, услышав из коридора спокойное, но громкое:

– Десять.

—–

Варя беспокойно ходила по комнате, но не говорила ничего связного. Ситуация и её привела в замешательство. В один момент она остановилась и открыла рот, будто пытаясь достать оттуда мудрёную формулировку простой мысли, которая решила бы проблему, но этого не произошло, и Варя продолжила ходить по комнате.

– Думаю, у меня был бы шанс, если бы зачёт или хотя бы пересдачу принимал бы другой преподаватель.

– Боюсь, что так, – ответила Варя. – Но на вашем потоке всем заправляет он один. И если так, то для достижения своей цели он найдёт, к чему придраться. – И после небольшой паузы добавила: – Скажи, он тебе совсем никаких альтернатив не оставил? Может, был хотя бы намёк на то, что, мол, есть умные ребята, и они имеют шансы сдать сами?

Влас мысленно перебрал всем слова в их диалоге и ответил:

– Нет, – ответил он и снова задумался. – Пожалуй, всё-таки нет.

Варя вздохнула:

– Боюсь поверить, но тогда придётся… Если преподаватель хочет завалить, он найдёт, за что, – подтвердила Мари, выглянув из кухни.

– Ещё тебя не спросили, – с видным раздражением сказал Влас, но Варя быстрым взглядом дала понять: незачем злиться на то, что соседка признала очевидное.

—–

Вытащив все заначки из старых джинсов и свёртков со сбережениями на чёрный день, Влас всё равно не собрал нужной суммы, и позвонил Лепсу:

– Влас, дружище, ну на кой чёрт я тебе понадобился в половине первого ночи? Я ж не каждый день на тусах, – послышался из трубки недовольный голос Лепса.

– Тут дело жизни, смерти и моего зачёта по БЖД.

– А-а, старый хрен всё же просит на лапу?

– Да. И я хочу поговорить об этом с деканатом или учебной частью. Это подсудное дело, и я в него ввязывать не хочу.

– Э-э, не выйдет. У Долгого и в полиции всё схвачено.

– Что, совсем без вариантов?

– Влас, он уже больше двадцати лет так зарабатывает. Наверняка его кто-то крышует. Иначе б он уже давно сидел.

Влас через наступающий под горло стыд сглотнул и спросил:

– Тогда займёшь полторы тысячи до вторника?

—–

В этот людный понедельник, преступив порог кафедры БЖД, Влас перестал замечать гудящие толпы студентов. Теперь он слышал каждый шаг, гулом циркулировавший в ушных раковинах, заглушающий бесчисленные разговоры о предстоящем зачёте. Влас дошёл до конца коридора, до злосчастного кабинета и встал в очередь девятым. Благо, Долгий разбирался со студентами не так уж и долго: не прошло и пятнадцати минут, как Влас оказался в кабинете. Закрывая дверь, он думал о том, что на десять тысяч, лежавшие в его рюкзаке, можно было показать Варе Москву. Эти десять тысяч он мог отослать семье в знак победы над их предубеждением, мол, студент сам себя не прокормит. На эти десять тысяч в конце концов можно было скупить все пирожные и торты в кондитерском магазине на углу Городского проспекта и умереть от сахарного диабета, лишь бы не видеть этого отвратительного преподавателя, благодаря которому теперь эти десять тысяч пойдут на преступление.

– Ну что, Борзенко, наконец поддался зову здравого смысла?

Долгий глядел на него из кресла со своей неизменной меркантильной ухмылкой. Влас, молча глядя на преподавателя, сел за стол напротив него.

– Давай, быстро, – сквозь зубы проговорил Михаил Константинович, вытаскивая из ящика в столе здоровенную записную книгу, набитую купюрами.

Влас, не видев раньше таких сумм вживую, ошарашено вытащил свою стопочку из разнопёрых сотен, пятисотен и других бумажек, откопанных на просторах его комнаты в общежитии:

– Эх, Борзенко, что ж вы не могли разменять на крупные, чтобы с этой кучей не таскаться? – покачал головой Долгий, перебирая в руках купюры Власа. Казалось, он получил от этого даже некое физическое удовольствие.

Закончив пересчитывать деньги, он подравнял стопочку, постучав ею о блестящую поверхность стола, сложил всё внутрь записной книжки, к остальным деньгам, поднялся с места, обогнул кресло и направился к шкафу с ведомостями, стоявшему в дальнем конце комнаты.

– Так-так, Борзенко, вы же у нас пятая группа, верно? – спросил он, отвернувшись.

– Да, отозвался Влас, не сводя глаз с битком набитой записной книжки, оставленной на столе. Так внезапно возник шанс уравновесить ситуацию, и рука Власа медленно потянулась к торчащей из стопки пятитысячной купюре. Еле дыша, он зажал краешек пальцами и аккуратно потянул её на себя. Удостоверившись, что эта процедура не вызывает ни малейшего шума, Влас уже более смело вытянул вторую купюру и поспешно затолкал обе в карман рюкзака. А Долгий, похоже, никуда не спешил и продолжал искать ведомость. Влас даже успел подравнять стопочку в записной книжке и сменить торжественное выражение лица на нарочито безразличное, прежде чем преподаватель оторвался от шкафа и вернулся к столу с кипой бумаг. Пролистав их и найдя фамилию Власа, он стёр нарисованный карандашом вопросительный знак напротив, расписался в столбце рядом и вывел заветное, разве только во снах не грезившееся Власу слово «зачтено».

Получив то, что ему было нужно и еле сдерживая смех, студент быстро встал с места и вышел из кабинета, мысленно попрощавшись с ненавистной кафедрой.

– Проваливай, – услышал он вслед, но не ответил, потому что точно знал: в этот раз его молчание было признаком не смирения, а победы.

—–

– ДА ЛАДНО! – громче всех воскликнула Мари, чуть не подавившись вином.

– Господи, Влас, вот это удача, – упала в его объятия Варя.

– Друже, это – повод выпить, – констатировал Лепс и под всеобщее одобрение откупорил портвейн.

—–

Влас отправил сохранённые десять тысяч родителям, но те перевели их обратно с небольшой надбавкой и подписью «Молодец ». Последовавшее за тем решение оставить всё на чёрный день совсем скоро сдулось. У студентов, как известно, деньги долго не задерживаются, а найденная идея стоила того, чтобы их потратить.

Влас подумал о том, что мы с Варей никогда никуда не выбирались вместе. В смысле ни в кино, ни в театр, ни в какую-нибудь муть вроде боулинга и поэтических вечеров, куда обычно нормальные парочки выбираются по выходным. И дело даже не в скромном студенческом бюджете (когда деньги нужны, Влас включал свою суперспособность доставать их из-под земли). Его удивило совсем другое: то, что почти полгода они не замечали, что никуда не выбираются. Наверное, это всё-таки показатель того, что им вместе хорошо и без всяких дополнений.

Кстати, в начале февраля у Вари день рождения, и это – крутой повод сгонять с ней кое-куда, дальше всех кинотеатров и выставок Тюмени.

Поэтому когда на одну из тусовок Варя привела обеих соседок, и уже ближе к утру ушла спать, Влас с Ритой остались курить на балконе одни. Он решил, что доверить дело ей лучше, Мари слишком болтлива. Влас под печатью строжайшего секрета попросил соседку раздобыть ему Варины паспортные данные.

Власу было интересно увидеть, как Варя, по природе своей не склонная к экспрессии, прыгает от счастья.

И вот подкралась сессия – пока что малознакомый зверь, которому предшествовало не менее пугающее испытание – зачётная неделя. Всё начиналось с физики. Влас её понимал, но не учил. Мари – не понимала и не учила. Варя – немного понимала и пыталась учить, но чувствовала, что знаний на более-менее достойный ответ не хватает. За день до зачёта в попытке упорядочить всё в своей голове и заполнить пробелы она обложилась книгами и конспектами старшекурсников, которые ходили из рук в руки по всей группе. И чем больше Варя читала, тем яснее понимала, что далека от физики, как от северного полюса. Мари тем временем носилась по квартире, громко жалуясь на то, что где-то потеряла тысячу рублей.

– Я точно знаю, что она где-то дома! Я вчера её видела, – причитала соседка.

– А где видела? – поинтересовалась из-за учебника Рита.

– Где видела, там больше нет, – взвыла Мари. – Как я теперь после сессии к родителям поеду?

– Да не волнуйся ты так, ещё есть время найти, – откликнулась Варя с другого конца комнаты.

Их разговор прервал громкий стук в стену. Там спала Лиза после ночной смены.

– Марь, потише будь, – шепотом предложила Рита. – И Лиза проспится, и нам легче учить будет.

Мари показала язык в ответ и продолжила вытряхивать на ковёр содержимое тумбы.

– Ну чего, Хрис, учил?

– Посредственно, но троечку я бы себе поставил.

Они сидели перед входом на кафедру физики и прятали шпаргалки. Половина группы уже сидела в аудитории, и выходящих с зачёта активно расспрашивали особо волнующиеся. Даже Влас совсем немного поддался общему настроению тревоги, потому что это был первый в его жизни зачёт, и было не совсем понятно, какого уровня знаний от него будут ждать, но из мрачных мыслей его вывело то, что с кафедры вышел Али. Влас очень сильно болел за то, чтобы это парнишка показал свои способности хотя бы на зачёте, поэтому сразу подошёл к нему:

– Ну как, Али, затащил?

– Затащиль! – с довольным видом проговорил Али. – Его лицо было смешно удивлено, когда я отвечаел.

Влас усмехнулся и пожелал парнишке удачи. Он был поистине рад за Али.

И тут из-за дверей лаборант крикнул:

– Кто следующий хочет?

Али похлопал Власа по плечу:

– Я сделяль, и ты сделашь!

– Пора, дружище, – подтвердил сбоку Хрис.

Влас собрался с духом, кивнул и зашёл на кафедру.

Выйдя с кафедры с прекрасным настроением и подписью в зачётке, Влас мысленно попрощался с физикой навсегда и спустился на два этажа ниже – там Варя сейчас сдавала английский. Ждать ему не пришлось: Варя вышла с зачёта быстрее, чем успела прогрузиться мобильная версия «Майнкрафта».

– Пять?

– Пять.

– Ну я в тебе и не сомневался. Подождём Хриса и пойдём к нему? – предложил Влас.

– Да, давай. Можем и Мари с собой захватить, она вроде ещё не выходила.

Соседка не заставила скучать по себе. «Вспомнил лучик – вот и солнышко», – негромко усмехнулась Варя, увидев, как та ракетой летит с кафедры, уже по пути крича на весь коридор:

– Ты не поверишь, что только что произошло!

– Дай угадаю, на вас напало стадо диких зверей, медведь отгрыз руку экзаменатору, и он не смог поставить тебе зачёт? – с хитрой улыбкой предположила Варя.

– Сначала я чуть не заплакала, увидев свой билет, второй раз еле удержалась, когда мою зачётку передали заведующей, – застрекотала Мари. – А она открывает, смотрит туда так, будто я её говном намазала и спрашивает громко, на всю аудиторию: «Кто такая Кирова?» Я поднимаю руку, она подзывает к себе. Иду, трясусь, не знаю ничерта. Сажусь за стол, протягиваю ей свой билет и кое-как написанную работу, а она мне чуть ли не в лицо тычет зачёткой: «Что это?!» – спрашивает. Открываю, а там моя тысяча!!! Которую я вчера разве только в аду не искала.

«Это не то, что вы подумали! Я вчера эту тысячу нигде найти не могла. Она сюда случайно попала!» – я спешу оправдаться, а заведующая прямо на этих словах ставит напротив моей фамилии в ведомости «незачёт» и говорит, мол, «учи добросовестно, увидимся в феврале».

Влас и Варя чуть не померли от смеха. На них периодически оглядывались другие студенты, проходившие по коридору, но Мари не понижала взволнованного голоса:

– Расскажешь кому – не поверят!

– Н-да, Марюш, ты у нас просто человек-каламбур, – успокаиваясь, смогла проговорить Варя.

Влас бы вот не поверил, если бы это происходило не с Мари – его золотым стандартом ухоженной, но бездумной девки, ходячим концентратом всего, что он считал абсурдом. Правда, иногда она выдавала что-то непосредственно-забавное, как теперь, например, над чем можно посмеяться искренне и без злорадства. Потому на тусовках ей всегда были рады.

Перед Новым годом общежитие опустело. Влас был в неплохих отношениях с комендантом. Он знал, что ему разрешат остаться. Насчёт Вари договориться не получилось, так что дважды в день она делала вид, что уходит и приходит: утром вылезала из окна туалета на первом этаже и входила с улицы в общагу через турникет с камерами, а вечером – наоборот. Как-то раз мы с ней в развалах вещей нашли гуашь, которую когда-то стащили в магазине, где работала Ряшева, попросили ещё пару баночек краски у девчонок из нашего крыла и разрисовали руками стены и часть потолка над столом. Утром, проснувшись в горе подушек, пледов и одеял на полу, мы обнаружили, что ещё и свежий снег выпал. Красота.